Детство. Повесть в рассказах. Один файл

Аннотация:
Все мы родом из детства.
  Оглавление
 1. Новая баня
 2. Окорок по-чёрному
 3. Шофёр
 4. Заяц
 5. Пробки
 6. Майонез
 7. Электрик
 8. Накормил
 9. Воспитательная мера
10. Снайперы.
11. Кила
12. Чарка
13. Петух
14. Сумасшествие
15. Золка
16. Амур
17. Я сетями не ловлю
18. Утка
19. Накормил 2
20. Клады

  1. Новая баня!
 
  Без бани прожить в деревне невозможно! Посудите сам в те времена о которых я вспомнил, не было в деревне газу, чтоб согреть воды побольше, для стирки, и душа, чтоб совершать омовения не по разу на дню. И вот свершилось!!! Ценой неимоверных героических усилий, у нас появилась..... новая баня!!! О строительстве в эпоху развитого социализма умолчу - это отдельно! Но баня красовалась на огороде свежим срубом, шиферной крышей и железной трубой, из которой валил дым.
  Все торжественные пуски у нас тогда приурочивались к всенародным праздникам. Баню торжественно решили открыть Седьмого Ноября, никто тогда не называл его, годовщиной Октябрьского переворота. Он ещё носил своё нормальное имя - День Великой Октябрьской Социалистической Революции.
  Баньку жарко натопили, позвали на событие друзей родителей и закупили энное количество, известного в народе, напитка. Поскольку друзей у отца было немного, для испытания первого пара взяли и нас с братом. Мужчины заняли полок распарили веники, открыли раритетную тогда ... книгу Русская баня. Поддавая парку углубились в мысли великих о русской бане, не забывая и тосты в честь провозглашать. Как обладающий феноменальной памятью одну мысль приведу, хоть и не уверен, что её автор Ф.И. Шаляпин:
  Вошка блошку полюбила,
  Блошка банюшку топила,
  Вошка парилася,
  С полка сваливалася!
  Всё шло благопристойно и в традициях русской бани с окунанием в снег и возвращением на полок. Однако финал мы с братом не увидели. Потому как угорев, он первым, как будто, заснул. Я как старший взял его в охапку и понёс домой. Остальных участников доставали из бани жёны всей командой. Сигналом к этому послужил шум, который я устроил в сенях дома грохнувшись вместе с братом в обморок от угара.
 
  2. Окорок по чёрному. Быль.
 
  Дед мой, по маминой линии, слыл большим выдумщиком, не отличался скудной фантазией и отец. Однажды они решили закоптить целиком хрюшку и побаловать семейство окороками.
  Засолили мясо в кадушке. Вскоре в доме пахло непередаваемо, но не сказать, что очень уж приятно. Через три недели, мясо усолело, или укисло, не знаю какой эпитет уместней. Встала неожиданная проблема, а коптить - то где? Наша новая баня топилась по белому и это не соответствовало процессу. Но эту проблему решили быстро. Невдалеке от нас жил мой крёстный отец - Николай у которого баня соответствовала всем параметрам копчения.
  И процесс пошёл. С утра окорока развесили в бане и затопили её исключительно ольховыми дровами. В средине дня меня откомандировали проверить как процесс, так и его исполнителей. Исполнители ещё вполне уверенно держались на ногах и угостили меня свежим продуктом. Я умял солидный ломоть окорока с краюхой домашнего хлеба. От самогона отказался и пошёл с докладом домой. Однако через некоторое время прибежала жена крёстного и сказала, что там что-то не так Дескать процесс вышел из под контроля.
  Когда мы собрались и прибежали на место процесс уже завершался. Пожарные сматывали рукава и грузились в машину. Исполнители кляли друг друга вынося из бани обгоревшие остатки поросячьей туши. Дед как проштрафившийся в одиночку ел неделю окорок пока ему на помощь не направили двух наших собак. В этой истории пожалуй только я не остался обижен судьбой отведав, пусть не совсем готового, но настоящего окорока.
 
  3. Шофёр
 
  Мне исполнилось лет, наверно, шесть, когда в семье появилась машина, горбатый "Запорожецъ". Именно так было написано на его капоте. Какое это счастье ездить на нём по полям и весям. Про дороги я не говорю, их в ту пору практически не строили, а ездили где можно проехать. Однажды мы решили навестить родственников в деревне. Сами мы жили в довольно большом селе. По дороге в деревню папа умудрился заехать в громадную лужу, посреди неё машина застряла.
  Мама оставила мне, совсем ещё маленького брата, и вышла подтолкнуть увязший автомобиль. Однако это ничем не помогло его вызволению. Тогда папа пришёл ей на помощь, наполовину руля, а наполовину толкая машину . Эти действия также не принесли успеха. "Запор" сидел плотно.
  Родители приуныли. На этой малопроезжей дороге помощь могла прийти неизвестно когда. Можно и несколько часов прождать, можно и сутки. Тогда в голове папы возникла идея. он решил посадить за руль меня, а сам толкать "Запора" в полную силу. Сказано - сделано.
  Усадив меня на водительское место, он объяснил, как и что нужно делать. Не по годам сообразительный я вскоре уже мог тронуться с места. Определяли это по дико вращавшимся в грязи колёсам. Потренировав меня для уверенности несколько раз родитель убедился, что я всё понял.
  Мама с папой упёрлись В машину сзади и дружно крикнули мне: трогай! Мотор отчаянно заверещал, колёса закрутились и машина поехала медленно из лужи. Выехав на сухую дорогу я совершенно ничего не предпринял. Впопыхах папа забыл меня научить останавливаться.
  Машина тем временем набирая скорость устремилась в поле, благо канав на полевых дорогах нет. Родители остолбенели и пока ступор у них не прошёл, я отъехал уже метров на тридцать, и продолжал удаляться, набирая скорость. Родители кинулись вслед за мной и наверно развили рекордную скорость, потому что догнали они машину довольно быстро. От страха я уже ревел дурным матом, вцепился в руль и бросил все педали. Мотор заглох Запрожецъ остановился. Мама кинулась успокаивать меня, а отец изрёк:
  - Шофёр родился.
  Проще всех рождение шофёра пережил двухлетний брат, он так и не проснулся и спокойно продолжал посапывать на заднем сиденье.
 
  4. Заяц
 
  В далёком детстве меня, ещё школьника, брали старшие друзья на охоту. Главным образом, на зайцев. Наша собака прекрасно гоняла бедных зайчишек, а я был при ней вместо приложения. Иногда собаку не брали и гоняли голосом. Это такой вид охоты, когда компания охотников, поделившись пополам, делит и обязанности. Одна команда стоит на номерах, в предвкушении добычи, другая гонит добычу на них через небольшой лесок, у нас называемый - сколок. Если встающие на номера не нашумят, и зайчик в сколке есть, то в участи его мало завидного, разве что, стоящие на номерах промажут, тогда мазила гоняет две очереди.
  В этот раз охотились без собаки. Во времена, о которых я пишу, заяц был немногочислен и, прогоняв почти весь день, мы ни одного не взяли. Решили прогнать ещё один сколок и возвращаться домой. Зайчик сидел в сколке, о чём говорили следы на входе и их отсутствие на выходе. Встали на номера. Гонщики залаяли и заулююлюкали на разные голоса и волна гама, шума и выстрелов холостыми, специально для этого заряженными патронами, стала приближаться. Четверо, стоящих на номерах, увидели зайца одновременно, но почему - то не стали стрелять. Заяц, увидев такой либерализм, сел и стал оглядываться. Из лесу вывалила толпа загонщиков и все медленно приблизились к сидящему зайцу, окружив его кольцом. Заяц сидел, не шелохнувшись.
  Посовещавшись, решили открыть кольцо с одной стороны, в поле, и дать выстрелить главному аксакалу охоты - деду Семёну, он как раз находился в нужной для стрельбы позиции. Двое из номерных потихоньку разомкнули кольцо. Заяц сидел. Тогда дед Семён, не придумав ничего лучшего, заорал на зайца:
  - Кышшшш! - что не произвело на животину должного впечатления.
  Дед обратился к нам с вопросом:
  - Может, он глухой? Давайте, подсобите!
  Пара охотников со стороны деда дико заверещала, а сам он опять крикнул:
  - Кышшшш!!!
  До зайца наконец дошло, что от него хотят. Он развернулся от прохода и дико скакнул в сторону деда и кричавших. Пролетел у деда между ног и благополучно скрылся в лесу. Никто не стал стрелять в сторону охотников. Вся команда громко хохотала. Только через пару минут дед обрёл дар речи, выразившись по поводу спасения весьма витиевато, но непечатно.
  Последним выражением: - Бог с ним, пусть живёт! - завзятый атеист, он ещё добавил настроения.
  Так, пересмеиваясь, и отправились восвояси, и дорога домой показалась совсем короткой.
 
   5. Пробки
 
   Память не сохранила начало этой игры. Да, наверно, и невозможно найти её зачинщика, как и во всех других мальчишеских играх. Они возникают ниоткуда и принимают характер эпидемии, и противопоставить ей какое-то лекарство, если игра антисоциальна - невозможно. А по-большому счёту, все мальчишеские игры антисоциальны, если связаны с деньгами или собственностью. Наверное, правильно наказывать за участие в них, но...бесполезно. Игры появляются и исчезают от одной до другой как болезнь. Сколько таких игр проживает пацан в детстве - сказать трудно. Хорошо, если это спортивная игра, а случались и такие. Помню с каким упоением мы всей окрестной ребятнёй рубились в лапту, а немного попозже в городки. Откуда-то вроде сами собой приходили незамысловатые правила, изготавливался на коленке нехитрый инвентарь и...всё - с утра до вечера мы гоняли самодельный мяч или швыряли такими же самодельными битами, вышибали в три удара самую хитрую фигуру городков - письмо! С окончанием лета и началом школы, игры переходили в её коридоры, да чего греха таить, и на уроки.
   Так возникла и эта игра - пробки. В ту пору магазины, особенно в селе, не изобиловали бытовой химией и парфюмерией. Несколько одеколонов, духов и других жидкостей под пластмассовыми пробками пользовали в основном наши родители. Да изредка работники в учреждениях. Колхозники же употребляли парфюмерию чаще вовнутрь. Для нас же главной деталью парфюмерии стали пробки. Обычные пробки от флаконов. Они не изобиловали слишком большим разнообразием. Мгновенно каждой из них присвоили название и главное - стоимость. Стоимостный эквивалент выражался в очках или очах, как их называли на мальчишечьем сленге. Царил обмен одних пробок на другие. Можно бы и купить пробки у тех, кто их копил, но денег у нас не водилось, разве что по пятачку в день, которые нам выдавали родители на булочку с чаем - перекус в большую перемену в школе. На этот пятачок стоила самая простая и непритязательная на вид пробка - Ромашка. Все остальные стоили уже дороже. Правила игры, как во всех детских играх, отличались редкостной простотой. По жребию первый бросал на землю свою пробку в зоне досягаемости второго, и тот должен был со своего места попасть своей пробкой в лежащую на земле пробку соперника. Поначалу, как в пристенке, точного попадания не требовалось, главное - дотянуться растопыренными пальцами одной руки до пробки соперника от своей. Но вскоре малышня смекнула, что старшие, ладони которых больше, имеют незаслуженную фору и не стала играть с ними. Только точное попадание одной пробки по другой считалось победой.
   Мгновенно, как во всех детских играх, возникла, как бы сегодня сказали - инфраструктура. Нашлись добытчики пробок, их коллекционеры, менялы и, конечно, корифеи - игроки.. Игры иногда приводили к нешуточным столкновениям и дракам, как, впрочем, и любые другие увлечения мальчуганов. Пробки добывались всеми правдами и неправдами, включая откровенное воровство или покупку ненужной парфюмерии с последующим выливанием её на землю. Мамы иногда с удивлением обращали внимание на то, что на их любимой туалетной воде или духах - пробка от лекарства или вообще они незакрыты. Особенно ценились пробки с различными изысками. Они попадались в руки ребят редко и стоили иногда безумно дорого. Главной пробкой считался Цветок - огромная пробка от чего, я сейчас уже не упомню, но скорее мифическая, потому что почти никто её не видел и стоившая поэтому - семьсот очей. Сумма баснословная.
   Конечно, игра не прошла и мимо меня. Наловчившись неплохо попадать по пробкам, я стал не последним игроком. Иногда везло, и я выигрывал за день приличную пригоршню пробок, иногда проигрывался в пух и прах. Однажды мне улыбнулась удача. В разгаре лета, в июле, у мамы праздновали День рождения, и папа подарил ей дорогущий набор духов - Малахитовая шкатулка. Три флакончика лежали в бархатной изнутри коробке снаружи оклеенной бумагой - под малахит. Мгновенно разглядев подарок, я пришёл в восторг. Каждая пробка стоила в нашей иерархии сто очей. Мама, конечно, долго не хотела расставаться с чудесными пробками, стилизованными под самоцветы, как и сами флакончики, но одну я всё таки уговорил её поменять на обычную пробку. С сокровищем, зажатым в руке, я и выкатился во двор. Но пробки равного достоинства, наверное, не нашлось бы и на всей моей улице. Ребята рассматривали её с придыханием, а сыграть по-крупному оказалось не с кем. Пробка стоила слишком дорого. Тогда кто-то из друзей и сказал, что можно обменять её на несколько пробок меньшего достоинства, и меняла живёт очень недалеко - в переулке с нашей же улицы. Менялу я прекрасно знал, его звали Лёнька. Он учился классе, наверное, в пятом, и мы, первоклашки, для него интереса не представляли. Я двинул к нему. Лёнька без лишних слов рассмотрел пробку и, понимая, что я знаю цену, предложил за неё три Офицера по тридцать очей и Слоника - по десять. Этого хватило бы мне на день сражений в своём дворе. Но Лёнька не спешил расставаться со своими пробками и сказал:
   - Сыграем? Если выиграешь у меня, то я покажу тебе Цветок.
   Какой бы мальчишка смог устоять перед тем, чтобы увидеть полумифическую пробку? Я, не раздумывая, согласился. Читатель сам легко догадается, чем игра закончилась? Старший пацан в несколько минут выиграл у меня все выменянные пробки, а я сел на скамеечку перед его домом и заплакал. Видя такой поворот событий, Лёнька, сходил в дом и вынес своё сокровище. В огромной коробке у него хранились сотни пробок, поверх которых лежала огромная светло коричневая пробка, на верхней стенке которой и в самом деле красовалась выштампованная ромашка. Лёнька дал подержать мне пробку в руках несколько секунд. Слёзы высохли, и я бегом рванул домой рассказывать ребятам во дворе об увиденном. Эта игра оказалась в моей карьере пробочника последней. Больше я не стал играть, и два флакона в маминой шкатулке так и остались с настоящими пробками. Да и сама пробочная эпидемия вскоре сошла на нет.
 
   6. Майонез
 
   Теперь трудно представить времена, когда мы понятия не имели об этом городском продукте. Я не говорю уже, что без него наш традиционный новогодний Оливье совсем не салат. А шашлык, замаринованный без этого соуса и не шашлык вовсе, а так мясо, обожжённое на углях. Да просто от лени, с голодухи, берёшь кусок хлеба и толстенько мажешь его сверху "Провансалем" и всё, голод уморён. А были времена, когда этой диковинной приправы никто в деревне, выросшей на натуральных: масле, молоке, сметане и яйцах в глаза не видывал. Да разве такие времена знала наша история? Как ни странна человеческая память, но всё время подсовывает мне эту картинку. Мы совсем ещё маленькие, я нянчусь летом с братцем. Потому что маленькие громилы так увечат свой родной детский сад за год, что каждое лето его ремонтируют месяца по два, а то и больше. Воспитанники в эту время омрачают жизнь старших у которых самая приятная в школе пора - каникулы. Родители на работе и все заботы лежат на мне. Умыть, накормить, одеть и гулять с этой гирькой на ноге пока кто-нибудь из взрослых не вернётся. Газа ещё нет в деревенских домах и кормёжка не изобилует изысками. Всё что съедобно продукт русской печи, этакого аналога современных мультиварок. Мамы утром ставят в печь всё, что будет потом потребляться семьёй весь день. Это каши и похлёбка. Рацион порядком надоедает своим однообразием и братец на моём попечении постоянно канючит, вроде как голодный, а ест плохо, надоело всё одно и то же. И тут происходит событие так надолго врезавшееся в память. Папа в одну из поездок, из города привозит две стеклянки размером много меньше известных нам поллитровок. Мы не видали такой чудной посуды. В посуде под металлическими крышками покоится что-то похожее на сметану но цвета немного не сметанного. Надпись на этикетке гласит что это - майонез "Провансаль с тмином". Папа с гордым видом и словами: - Теперь наши отпрыски будут любое блюдо лопать с удовольствием. - вручает банки маме. Одна из банок незамедлительно открывается и мы суём свои любопытные носы в содержимое. Пахнет приятно - укропом, что такое тмин нам неизвестно. Майонез тут же по полной ложке добавляется в чашки с похлёбкой, только что вынутой из печи. Проба городского продукта, оказывается первой и последней. Похлёбка, в которую его добавили, так не съеденной отправилась в собачьи миски, но и собаки не стали её доедать. Банки, одна из которых, так и не открыта ещё долго валяются в самом холодном месте дома в сенках пока содержимое не меняет цвет и не выбрасывается вместе с посудой на помойку. Вот так в первый раз мы попробовали продукт без которого нынче невозможна сама жизнь.
 
   7. Электрик
 
 
  Ура! Новый год! Папа принёс ёлку и мы, с мамой и братом её нарядили. Красотища!
  Как она сверкает игрушками, а когда на ней зажигаются огни гирлянд, восторг! Гирлянды самодельные, их спаял папа из мелких мелких лампочек и тонюсеньких проводков. Когда они включены вся ёлочка усыпана огнями и они многократно отражаются в зеркальных игрушках. Можно завороженно смотреть на них часами. Но, но хорошего понемногу.
  Я сижу дома с маленьким братцем. У меня каникулы. Почему братец дома, а не в садике - мне непонятно, но это омрачает: с ним надо возиться, а я люблю почитать и у меня полно книжек на каникулы. А он ноет: то покатай его вокруг ёлки на велике, то в мячик с ним играй, а вот посидеть, послушать - ни за что. И ёлку, как назло, не включишь. Он бы смотрел на неё - так папа не велел и, зная мой характер, сделал так, что даже, если щёлкнуть выключателем, она не горит.
  Стоп, а почему она не горит? Что-то он там утром делал с проводками, когда уходил на работу, думал я сплю. Нетушки. Ага, а вот он что придумал - разъединил один провод! Счас мы всё вернём в исходное состояние и этот балбес будет пялиться на ёлку, как она переливается.
  - Эй ты, иди сюда! Я сейчас соединю провода и тебе крикну. Нажми выключатель, да только раньше не включи, понял?
  - Понял, понял! А папа потом не будет ругаться?
  - Нет, мы же обратно всё сделаем - он и не заметит.
  - Залезай на табуретку и держи руку на выключателе, как я соединю - крикну. Включай!
  Братец вскарабкался на табурет и положил руку на клавишу. Я взял оба оголённых провода в руки и хотел уже их скрутить, но засомневался, и на всякий случай крикнул брату:
  - Пока не включай!
  Брат услышал, почему-то, только последнее слово...
  Я очнулся от ёлки в двух шагах, сидящим у печки на полу спиной к ней. На пальцах были чёрные точки в тех местах, где я держал провода. Братец громко ревел.
  Вскоре пришли на обед родители и папа, ничего не спрашивая, сказал:
  Ну, надолго запомнится, как электричеством бьёт! Думаю, больше не полезешь. Как он догадался? Я думал, ёлку сразу уберут, но родители не стали этого делать. Папа просто соединил, изолировал провода и разрешил включать гирлянды. Интерес к ним, правда, ослаб. Ёлка благополучно достояла до Старого Нового года.

                8. Накормил

 В ту пору мотопила в деревне была редкостью, сравнимой разве что с телевизором. Жители помоложе пилили дрова двуручной пилой, которая в отличие от мотопилы - "Дружба - 2" называлась в шутку - "Разлука - 2" или "Тяни - толкай". Пенсионерам же заготовить дрова на зиму так уже не хватало сил и они приглашали пильщиков, устраивая так называемую - "помочь", когда почти вся деревня готовила им дрова. Кто-то пилил, кто-то колол, а мы ребятишки носили готовые дрова в сарай и складывали там. Обычно за полдня работы дров заготавливали старикам на всю зиму. С появлением мотопил процесс оживился и ускорился. Владельцы пил ходили по дворам, по очереди пилили дрова, а уж расколоть и сложить - гораздо более простая работа. Заготовка шла веселее. После работы всю команду хозяева угощали. Водку в то время не пили, а обходились "флягой браги и тазом пельменей" - так шутили в деревне. Но чем угостить пацанву? Магазина в деревне не было и дедушки с бабушками выкручивались как могли. Проще всего решали задачу пенсионеры, державшие пчёл. Мёд с краюхой чёрного хлеба на протяжении детства оставался главным лакомством ребятишек. Так мы однажды заготавливали дрова пенсионеру Терентию, которого в деревне никто не звал по иному, как - Терёха. Дело близилось к концу и пчеловод - Терёха сказал: - Сейчас пару рамочек достану для ребятишек, пусть попробуют свежего медку. Народ, занятый делом не обратил внимания на его слова и продолжал усердно каждый своё. Терёха снарядился и пошёл к ульям, они стояли на огороде у речушки, довольно далеко от работавших и ничего не предвещало неожиданного. Но, слегка пьяненький пчеловод, нечаянно уронил крышку, ударив ей по открытому улью. По самонадеянности, мол своих не трогают, он не оделся, как положено и полез к ульям налегке, в рубашке и накинутой сетке Пчёлы взвились и дали "прикурить" - сначала хозяину. Поминая всевышнего он пролетел по огороду в баню, успев крикнуть: - Робяты, спасайтесь! Из-за шума работающей пилы никто его крика не услышал, но в несколько секунд работнички почувствовали на себе, что такое растревоженный рой. Пчёлы начали жалить всех без разбору. Пильщик бросил пилу и помчался в речку, некоторые его ассистенты успели запрыгнуть в машину и задраить стёкла. Ребятня с дикими воплями понеслась по улице. Кто - то пытался скрыться на велосипеде, но замешкался и ему досталось больше всех он, бросив велосипед посреди дороги, побежал за остальными. В это время на дороге появилась машина и водитель, не знавший, что произошло вышел убрать валявшийся велосипед. Его очень удивило, почему с воза с сеном сдуло человек шесть женщин, которых он вёз с покоса. Но тут ему тоже досталось, и он с матом залез обратно в кабину, не зная, что делать. Велосипед валялся так, что не объедешь. Терёха сидел в бане и отмахивался от пчёл вениками. Пчёлы вскоре успокоились, он надел халат и сетку, достал рамки и закрыл улей. Все собрались около кучи дров и кто со смехом, кто со слезами, вспоминали приключение. Больше всех смеялись над одним из ассистентов пильщика - Исаем, неведомо как оказавшемся на чердаке дома и просившем, чтоб принесли ему лестницу, как он забрался туда - никто не видел и не мог понять.
 
   9. Воспитательная мера
 
  Я рос ребёнком любознательным и шкодливым. Моя тётка, как-то заявила отцу:
  - Не привози его больше, что-нибудь да натворит!
  А творили мы всякое: то пятаки положим на рельсы под поезд, чтоб они расплющились, то голубей наловим, а они изгадят все сени в доме, то стёкла побьём из рогаток. Ну, пацаны - без пригляду.
  Дома мы тоже не отличались спокойным отношением к жизни, но дома и наказывали по-другому. Что могла тётка? Только поругать, иногда взять за ухо и не более. Дома же в ходу был ремень. Однажды у нас гостили соседские близняшки Таня и Оля. Играя, мы с братом разбили стекло мячом, зная, что играть им дома нельзя. Пришли родители, девчонки не уходят. Мама спросила:
  - Девочки, вам домой не пора?
  - Нет, не пора, мы хотим посмотреть, как Лёву с Герой лупить будут! - ответила одна из близняшек.
  Но я, как всегда, увлекаюсь. Рассказать я хотел вот о чём.
  Папа взял меня с собой к другу на работу. Друг токарил на предприятии, называемом в селе - Дорожный. Они договорились, что после работы съездят в лес, зачем - уже не помню, наверно, посмотреть норы. Оба были заядлые охотники. Папа ушёл к дяде Вите в токарку, а я остался в машине, предоставленный сам себе, видно дядя Витя ещё не закончил работу и родитель задержался. Разве можно усидеть, если кругом столько техники и всякого хлама. Я вылез и забрался в снятую с трактора кабину, которая стояла на земле. Представив себя трактористом я начал: включать тумблеры*, дёргать оставшиеся рычаги и реветь, как двигатель. Случайно один тумблер отвалился и я сунул его в карман.
  Тут подошли папа с другом, мы уселись в машину и поехали в лес. По дороге я вспомнил про тумблер и стал им играться, включая и выключая его. Как аппетитно он щёлкал - душа радовалась. Я уже думал, куда его пристроить дома. Дядя Витя спросил:
  - Ну-ка покажи, чем ты там играешься?
  Я отдал ему выключатель.
  - Где взял? - спросил отец.
  - Да там, пока вас не было, в кабине от старого трактора.
  - Кто-то разрешил?
  - Нет, там не было у кого спросить, сам взял.
  Отец остановил машину, высадил меня. Отъехали мы уже довольно далеко.
  - Иди обратно и положи туда, откуда взял! - сказал отец тоном, не допускающим никаких пререканий.
  Машина уехала. Я постоял посреди дороги, сглотнул слёзы и поплёлся в Дорожный. Отдать тумблер оказалось некому, а пристроить его на место не получилось. Я оставил тумблер на бетонном блоке рядом с кабиной, на видном месте и потихоньку отправился домой, ничего хорошего не ожидая для себя вечером.
  Вопреки ожиданиям отец ничего вечером не предпринял, только спросил:
  - На место положил?
  На что я честно всё рассказал. Отец улыбнулся.
  - Понял, что брать чужое нельзя?
  - Да, - ответил я.
  Урок запомнился на всю жизнь. Сейчас, работая в школе я каждый день сталкиваюсь с тем, что дети, по-мелкому, воруют всё, что лежит без пригляду и не под замком, особенно инструмент в мастерской. На вопрос:
  - Зачем? - я иногда слышу ответ:
  - Папка велел принести, у нас дома нету.
  Я думаю, что страна, где с детских лет папки так воспитывают своих чад - обречена.
   * Тумблер - разновидность выключателя.
 
   10. Снайперы
 
  Мальчишеское детство жестоко. Я работаю в школе уже много лет и вижу это постоянно. Если ребёнок стал изгоем, над ним потешаются все и никакое заступничество не поможет. Поэтому, когда я слышу разговоры о том, что человек будет меняться и изменит своё отношение к окружающему миру, несильно в это верю. Мы все родом из детства и вряд ли возможно изменить то, что вложено в нём. Но, но если в детстве нашлись люди, способные подкорректировать устремления, то это надолго меняет неокрепшую психику, желание быть жестоким и другие качества. К сожалению, сейчас таких людей всё меньше и перспектива измениться у человека становится всё иллюзорнее.
  Наши предки, видимо, подспудно чувствовали это и развивали в будущем человеке позитив, безжалостно загоняя звериное туда, где оно и должно находиться. Показательны в этом отношении - розги. Человек, воспитанный на них, прекрасно понимал, наказывая другого, что переживает нашкодивший. И, если сейчас у нас нельзя даже отшлёпать провинившегося ребёнка, не рискуя тем, что его заберут из семьи, я вижу, что это приведёт в конце концов в полнейший тупик. Рассуждения о том, что телесные наказания несут вред - абсолютная чушь. Недаром говорится: если не можешь донести нужное через голову, оно хорошо усваивается через задницу. Прекрасно знал и показал это Леонид Гайдай, когда: Демьяненко - Шурик "воспитал" хама, лодыря и тунеядца Смирнова - Федю при помощи традиционного русского метода. В каждой шутке есть доля шутки. Но я отвлёкся.
  Творчеством десятков поколений мальчишек на свет рождено совершеннейшее оружие всех времён и народов - рогатка. Изобретатель катапульты, Архимед, немало бы погордился тем, как живуче его изобретение, которое мальчишеская мысль приблизила к совершенству. Бесшумная, легко умещающаяся в карман катапульта - непременный атрибут мальчишеской жизни. Мальчишка, не стрелявший из рогатки - это непроходимой тупости ботан, пусть у него в остальном заслуги народного героя.
  Рогатка при наличии исходных материалов изготавливается за двадцать минут при минимуме инструмента. Материалом служит любая автомобильная камера, кусок кирзового сапога, немного проволоки и, собственно, рогулька из любой древесины - порок дерева, когда один ствол по неясной причине разделяется на два.
  Уже старшеклассников, нас захлестнула волна увлечения рогатками. Мы ходили на охоту и могли сделать, и делали самопалы, а вот поди ж ты?
  Сделав рогатку, мальчиш сразу меняется на глазах и я сейчас с ужасом думаю, что произойдёт в стране, если разрешат свободную продажу оружия. Мальчиш преображается и вся мутная агрессия из его души теперь может быть спокойно выплеснута. Куда - вопрос праздный. На разрушение. Чего? А вот тут - дело случая. Сначала, конечно, предметов, наиболее бесполезными из которых служат: консервные банки и пустые бутылки. Вторые предпочтительнее, они от попадания разлетаются вдрызг.
  Изготовив с братьями рогатки, мы прошли все стадии становления снайперов. Научились владеть ими в совершенстве и маскироваться, и прятаться в засаде, и врать, и изворачиваться, в случае обнаружения неблаговидных деяний. Набрав однажды пустых бутылок, ничего не придумали лучше, как бросать их в котлован с водой и бить из рогаток, пока бутылка не утонет. Мастерство было таким, что бутылка должна была коснуться воды, раньше стрелять нельзя, так как бутылка разлеталась в воздухе и тонула мгновенно, а плавающая служила мишенью дольше.
  Бить бутылки вскоре прискучило и со стройки мы отправились домой. Путь пролегал мимо заброшенной колхозной фермы. С целыми окнами сама ферма была в аварийном состоянии, после погрома её столкнули бульдозерами в овраг. Но сейчас стёкол было много, а нарезанные на небольшие квадраты и по восемь штук вставленные в рамы, они были превосходной мишенью. И мы устроили пиршество рогаток. Стреляли из всех положений и по разному "закрывая" мишени, то подряд, то в шахматном порядке, то без всякого порядка.
  Разгул продолжался до уничтожения последнего "врага"! Довольные собой, мы вернулись домой и обсуждали во дворе, чем бы ещё ублажить разыгравшийся азарт. Но недолго музыка играла. Колхозные доярки видели наш разгул и рассказали о нём дядьке, которого мы звали папа Шура. Папа Шура пас колхозных коров. Коров доили в полдень и он, пользуясь перерывом, приехал домой на лошади. Не слезая с неё, прямо во дворе, отходил нас хорошенько кнутом, которого страшились колхозные быки, ни слова не сказав. Мы молча снесли наказание. От кнута на теле оставались красные рубцы, долго болевшие. После экзекуции тяга к рогаткам как-то очень быстро испарилась, а ещё быстрее пришло осознание вины. Больше в жизни ни один из нас не брал рогатку в руки, чтобы шкодить. Сейчас я пользуюсь рогаткой, которую подарили на пятидесятилетие, для... прикормки рыбы и каждый раз, когда беру её в руки, с благодарностью вспоминаю урок дяди, давно уже ушедшего.
 
   11. Прабабушка
 
   ***
   Старушки в староверских деревнях много умели такого, что не укладывается в сознании, если бы я не оказался очевидцем одного события, никогда не поверил бы, что всё происходило именно так. Наша прабабка Вера Семёновна ничем не отличалась от деревенских старух. Одетая как все, затрапезно, она не получала от государства никакого пособия, а чтоб не быть обузой, до самой смерти что-нибудь делала по дому. Пока могла, ухаживала за скотиной, а как силы стали не те, занималась рукоделием, в чём слыла искусницей. Вязала нам варежки и носки, шила лоскутные одеяла и много ещё чего умела, но рассказать я хочу не об этом. Она исцеляла всех родственников и тех, кто обращался к ней. Однажды у меня заболел зуб. Взяв кухонный нож, она стала водить им мне по щеке, что-то приговаривая себе под нос. Боль успокоилась и самое интересное, что зубы у меня с той поры никогда не болели. Ещё она лечила домашнюю скотину и, если в деревне у кого-то заболевала корова или свинья, приглашали её. Однажды соседский огромный бык, разворотив хлев и ворота убежал в деревню, где распугал всех своим диким видом. Деревня словно вымерла. Норов у быка был крутой. Мужики, прибежавшие с тока, не смогли с ним поделать ничего. Он встал посреди улицы и попытки согнать его с места трактором не привели ни к чему, а подходить в открытую никто не решился, даже хозяин. Хотели уже просто застрелить его. Вспомнили о бабке и решили, попросить совета. Бабка подхватилась, взяла пучок сена и отправилась к быку, который дико ревел и стоял, как вкопанный, посреди единственной улицы. Мы, пацанва, прячась огородами и дворами, припустили за ней. Она спокойно подошла к быку и протянула ему сено. Он потянулся за ним губами, но бабка спрятала сено за спину и когда бык нагнул голову, ловко ухватила его за ухо, и он, не сопротивляясь и перестав реветь, дал себя увести в починенный уже хлев. Но я опять уклонился. Самое яркое воспоминание осталось от такого случая. В староверских деревнях не принято, чтоб кто-то посторонний пользовался предметами и утварью деревенских, поэтому на колодец каждый ходил со своими вёдрами и одним, пристегнув его к цепи, наливал остальные. У них и посуда делилась на чистую - в которой готовили и мыли голову и грязную - для других нужд. Один раз бабка отходила деда ухватом за то, что тот вымыл ноги в чистом, только что купленном тазу. Посуда для скотины тоже считалась грязной. Подгулявшие мужички из соседней деревни везли муку с мельницы и, захотев водицы, остановились у колодца. Бабушка, как раз, набрала воду и взяв вёдра на коромысло пошла к дому. Посуды, чтоб добыть воды у мужиков не имелось, кроме ведра из которого поили лошадей и они остановились у колодца в растерянности. Бабушка крикнула им, что сейчас вынесет ведро, когда воду выльет. Но видимо так уж у них горело, что один, не дожидаясь, схватил ведро, из которого поили лошадь, зацепил его и набрал воды. Мужики припали к ведру и напились. Бабушка с ведром опоздала и подойдя к мужикам, лишь сокрушённо покачала головой, что-то сказав торопыге. С тем они и уехали. На другой день мужик пришёл к нам. Попросил позвать бабушку. Походка у него вызвала у нас недоумение, словно он нёс в штанах зажатую меж ног гирю. Я сбегал за ней на огород, где она полола грядки. Только я открыл рот, как она, опередив меня, воскликнула: - Что, горемычный, вернулся? Я выкатил в изумлении глаза и смог лишь сказать: - Да. - Ну пошли,- сказала бабушка и отправилась к воротам. При её появлении, здоровый мужик, упал на колени и заревел как младенец, пуская сопли. Это так нас поразило, что мы мелюзга остолбенели, открыв рты. Вера Семёновна! Освободи, Христа ради - освободи! Прости дурака! - простонал мужик. - Да чего уж там, иди с миром. - сказала бабка и перекрестила его двумя перстами. - Смотри, не делай так больше, из колодца-то люди пьют, а не скотина, да и ты ведь человек. - Мужик поднялся, отёр рукавом сопли, поклонился бабушке и сорвавшись с места, семеня, бегом рванул от нас, как от огня. - Баб, чего это он? - Да так ничего, водички попил без спросу. Теперь, верно, спрашивать будет. - ответила бабка. Только много позже я узнал, что приключилось с тем, кто набрал воду "лошадиным ведром" когда мужики уехали. Приехав домой он испил ещё вина и завалился спать. К ночи, однако, сон у него пропал, а мужские причиндалы распухли до огромных размеров. Все попытки как-то облегчить страдания ни к чему не привели и мужика повезли в районное село к хирургу. Тот осмотрев достоинство, с присущим ему юмором, заметил: - Слон позавидовал бы! Мужик уже лез на стену, на грани сознания, вопя от боли и шуток не понимал. Выслушав рассказ, что произошло накануне, хирург рассмеялся и сказал, что максимум, что может сделать, это отрезать всё под корень. Мужик, заорал дурным матом. Вкатав ему в зад лошадиную дозу болючей но-шпы он напутствовал мужика так: - Поезжай туда, где нашкодил, что хочешь делай, и говори, но чтоб тётка Семёновна тебя освободила. Кила у тебя и медицина тут бессильна. Да впредь думай, прежде чем руками-то суетить. Случай этот единственный, когда бабушка использовала свой дар во зло, в чём я теперь не уверен, во зло ли?
 
   ***
   Рос я в большой семье, не в смысле нашей, где я с братом, да отец и мать, а в смысле всёй родни. Я до сих пор не в силах разобраться, кто, кому, кем. Я ещё не учился в школе, когда случилась эта история. С нами жила прабабка Вера Семёновна, точнее существовала. Ей перевалило за девяносто, она плохо ходила и в основном лежала, что-то бормоча себе под нос. Зрение, слух и память ей однако не изменили. Она иногда даже штопала, или вышивала. Главное в другом. Одну способность её все знали и частенько ею пользовались. Она видела будущее. Женщины приходили к ней, она раскидывала карты и гадала им довольно точно предсказывая грядущие события. Теперь, по прошествии лет, я понимаю, что карты она раскладывала только, чтоб не пугать своим даром женщин. Она и без них прекрасно обходилась. Очевидцем же я стал, такого события. Бормоча, как всегда, для фона, она вдруг громко вскрикнула: - Тонька, зараза, выпала, ведь замёрзнет, беспутая! Мы с ребятишками окружили её и стали спрашивать, что случилось? Она ответила: - По дороге ваша тётка Антонида вывалилась из саней и уснула на снегу. Потом махнула рукой и сказала: - Да ничего с ней не будет, протрезвеет. Оказалось, что наши родители и тётки с дядьками, поехали в соседнюю деревню, встречать Рождество. Там естественно выпили бражки, а на обратном пути действительно потеряли тётку Антониду. Через несколько километров они её хватились, вернулись и нашли на дороге... мирно спящей. Она и не помнила, что её теряли, когда на другой день обсуждали происшествие. Прабабушка вскоре померла, но сейчас встречаясь, изредка, с тёткой мы этот случай вспоминаем, и она рассказывает и другие подобные истории.
 
 
   12. Чарка
 
   Леонтий - мой прадед, слыл человеком суровым, но справедливым. Моя память не сохранила его в воспоминаниях, но бабушка много рассказывала о нём и несколько историй я запомнил, а участником одной оказался сам.
   Мы с братьями выкопали картошку и бабушка решила угостить нас церковным винцом, припасеным у неё в сундуке. Накрыв на стол, она бросилась на поиски посуды для вина. Дом, некогда многолюдный и гомонящий муравейник, опустел. Кроме бабушки в нём уже никто не жил. К концу семидесятых, как-то так получилось, что народ потянулся из деревни и она на глазах захирела. Нас не обошла стороной волна бегства и мы в последний раз собрались в доме, где прошло детство. После уборки огорода его продадут и бабушка навсегда покинет родное гнездо. Всё мало - мальски ценное уже вывезли по родным и знакомым оставив минимум необходимого, в том числе и посуды. Вынув из настенной полки пару стаканов, бабушка призадумалась. На нас троих посуды не хватало.
   Бабушка вернулась к сундуку и вытащила из него чудной предмет сервировки. Стопка, не стопка - великовата, стакан не стакан - маловат, на кружку не тянет, ручки нет.
   - Лявонтий, будешь пить из дедовой чарки, - напутствовала меня она, наливая в чудную посудину Кагор.
   - Да что уж такие жертвы, я могу и в очередь с братами, - ответил я.
   - Нет, дед порадовался бы на своих правнуков, а тебе верно разрешил бы и выпить из его оберега.
   - Я взял в руки странный сосуд, чокнулся с братьями, что-то брякнул, как старший, про завершение сельхозработ и выпил. Чарка разочаровала меня, в неё при внушительных размерах входил один глоток, хотя впечатление создавалось, что она объёмная. Рассмотрев чарку , я понял хитрость её устройства.
   Хрустальную, зернистую снаружи дно так перегораживало её, что ниже него оставалось пустого места больше, чем для вина. Но когда в неё что-то наливали, то иллюзия, что в ней жидкости много, создавалась полнейшая. Емкость же составляла, едва ли, тридцать граммов. Тяжёлая посудина ложилась в руку, как влитая и, казалась очень прочной. С одной стороны на зернистой, как мелкий горох бочине, был скол в два три зёрнышка.
   - Бабушка, а откуда она и почему край сколот? - спросил я.
   - Эту чарку привез прадед твой, Леонтий Семёнович, с Империалистической. Отчаянный рубака он однажды спас командира своей роты, отбив его, когда в рукопашной на него навалились несколько австрийских солдат. Деда наградили Георгиевским крестом, а ротный подарил ему на память свою походную чарку. Дед говорил, что командир не пожалел семейную реликвию. Такие тогда были люди. "Георгия" дед выбросил, чтоб не репрессировали после Гражданской, а посудину оставил и пил всегда только из неё, и никогда не бывал пьян.
   - Баба, а сколота она на войне пулей?
   - Нет это уже здесь. Командир показал деду, как его прадед этой чаркой развлекал своих ратников. В избе, когда они стояли где-нибудь на отдыхе, он, выпив чарку, с размаху бросал её в дверь и входная тяжёлая дверь открывалась в любой избе. Дед перенял трюк и иногда, собравшись с мужиками и выпив, показывал его. Однажды он попал в дверную железную скобу и чарка чуть-чуть повредилась. С той поры он никогда этого не делал, слишком она была ему дорога.
   Мы ещё выпили и я испросил у бабушки разрешения попробовать повторить, что делал дед. Посмотрев на мою хлипкую фигуру бабушка улыбнулась.
   - А попробуй, чего там!
   Размахнувшись насколько возможно, я запустил чаркой через горницу в дверь. Тяжеленная дверь открылась. У братьев вытянулись лица, они захотели тоже попробовать, но бабушка отобрала чарку и спрятала в сундук.
   На все мои просьбы и уговоры отдать раритет мне, она ответила:
   - Я уеду и стану жить в людях, эта диковина - единственная вещь, что держал в руках отец, пусть она до смерти побудет со мной. Я согласился.
   Бабушка умерла через много лет и о чарке я подзабыл. Её забрал мой двоюродный дед и, скорее всего, после его смерти она осталась у моих тёток. Когда-нибудь я навещу их и найду прадедовскую чарку. Я не верю, что такой неубиваемый раритет может исчезнуть бесследно.
 
   13. Петух
 
   Соседский петух, вальяжный красавец, имел характер несносный. Как все алкаши, он страдал перепадами настроения. Оно зависело от состояния, в котором он пребывал и представляло собой или пьяную эйфорию с созерцанием окрестностей с забора и песнопениями, или в ожидании опохмела петух искал, на ком выместить агрессию, сдерживаемую в состоянии один. Тут уж он не знал другого авторитета кроме своего. Бабка Елешиха сама его побаивалась, но не могла нарадоваться, как он топчет курей, а те несут яйца буквально на износ. Кур она держала немного, и петуху быстро надоедали свои прямые обязанности. Другой скотины старушка не заводила, и петух бросался в атаку на всё шевелящееся, что оказывались в поле его зрения.
   Взрослые в дневную пору работали, и только детвора от мала до велика копошилась на улице и для петуха являла желанную цель. Сколько раз нам, пацанам, приходилось отбивать у него зазевавшихся сестрёнок и их подружек - считать никто не пытался. Здоровенная птица наносила нешуточные раны своим огромным клювом, и в округе никто из детишек не минул огневого контакта с ней. Доставалось и взрослым. Однажды наш дед что-то сделал для соседки, и она вынесла угощение для него во двор. Дед сел на лавку за вкопанный стол и выпил соседского продукта. Завязалась беседа с соседкой, и тут петух в благодушном настроении завертелся у него под ногами. Дед угостил его кусочком хлеба, который птица проигнорировала.
   - Ты обмакни его в рюмку-то, - напутствовала соседка.
   Дед с изумлением увидел как петух склевал "пьяный" хлеб, отошёл в тенёк и завалился, откинув лапы. Продолжая разговор, собеседники о петухе забыли. Бабка подливала деду, не забывая и себя. Петух тем временем оклемался и, подлетев к деду сзади, от души долбанул его клювом в лысину. Дед грохнулся со скамейки, и гордая птица заняла его место, к удовольствию старушки, распушив хвост. Мы, наблюдавшие эту картину, хохотали до колик в животах. Дед обиделся на всех и, матерясь, пошкандыбал домой.
   Мы много раз жаловались родителям, но им, уставшим после работы, не хотелось вступать в разборки с вредной и сварливой старухой, да и мужики зависели от неё. Жалобы она парировала одной фразой:
   - Не собака же, на цепь не посадишь!
   - Так на что ты его спаиваешь? - вопрошала какая-нибудь из женщин, и получала в ответ:
   - А чем его кормить? Сухое не жрёт!
   Так и тянулось наше босоногое детство рядом с этим стихийным бедствием, и ничего мы поделать не могли, да и не пытались, отбиваясь от него подручными средствами.
   Елешиха варила самогон, и петух попробовал однажды отработанный материал, одёнья от браги, которую она перегоняла. Куры на дух не переносили вонючее перебродившее зерно, а их предводитель пристрастился. Обойки от очистки зерна давали в колхозе на трудодни для прокорма домашней скотины, но бабка нашла им другое применение. В любое время дня и ночи мужик или посланная им жена, за рубль могли взять в специальном окошке, проделанном предприимчивой бабкой в сенях, вожделенную поллитру. Ни магазина, ни других признаков цивилизации в нашей деревне не существовало, да и выпивали покупное тогда крайне редко, по праздникам да на поминках.
   Протест против насилия зрел в наших юных душах, но ничего поделать мы не могли. Со злом, когда оно постоянно, человек свыкается, но вот прощает его или нет - дело характера.
   Кончилась спокойная жизнь петуха, когда он отметелил приехавшего на каникулы из районного посёлка моего брата Олежку. Воя и размазывая слёзы и кровь, он вопил на всю улицу:
   - Убью гадёныша!
   Над этим мы неприкрыто ржали. Мысль убить вредоносную птицу давно копошилась в наших мозгах, да как это сделать - мы не имели понятия. Мы знали и видели, что взрослые рубят курицам головы, а ушлые, вроде меня, видели как умерщвляют поросят к великому тогда празднику Октября. Но самим нам это не позволялось, да мы были маловаты для этого. Но голь, как известно, хитра на выдумку. И месть осуществилась.
   Соседкин внук Пашка, старше нас на пяток лет, тоже частенько страдал от своей же птицы. В пятнадцать лет уже законченный алкаш он, однако, мирился с её выходками, закусывая краденный у бабки самогон сырыми яйцами.
   План созрел в голове продвинутого Олежки. В разговоре с Пашкой, который похвалялся перед нами, что всю ночь "Светлану" тянул, братец брякнул, что у нашей бабки Веры подошло пиво. Пашка за деревенское пиво да ещё с похмела, продал бы, верно, последние штаны. Он завопил:
   - Ребя, всё для вас сделаю, только тырните хоть ковшичек.
   - Паш, а слабо петуху вашему башку свернуть? - подначил Олежка.
   - Неси! Сейчас я его, гадёныша, прикончу, мочи уже нет терпеть.
   - Лады! Мы счас пиво стянем, а ты ползи к нам за баньку в лес, там и похмелишься. По грабкам?
   Пашка упёрся в избу, а мы, недолго раздумывая, раздобыли в клети бидончик литров на восемь и, что делали уже неоднократно, отлили ковшом из каждой из семи или восьми корчаг*, стоящих в сенках по ковшику пива, не забывая доливать в посудины воды.
   Наша баня стояла за огородом в лесу. Каждый раз, когда мы топили её, материли дядьку, поставившего её в двух сотнях метров от ключа. Таскать воду на огромную семью приходилось полдня. Но зато сразу за баней начинался лог, где мы спокойно прятались от наших бабушек, и те даже не пытались нас искать, зная о бесполезности затеи.
   Сейчас мы не спеша развели костёр, грохнули прекрасного деревенского пива сами и стали строить планы, как расправимся с петухом. Продвинутый поселковский братец откуда-то знал рецепт, который мы ещё не опробовали. Голубей, что мы били из рогаток и луков, мы жарили на вертеле, а тут птица солидная.
   - Нужно глиной его облепить и кинуть на угли, когда костёр немного прогорит, - раскрыл ужасную тайну новоиспечённый кулинар.
   - А попробуем, авось что выйдет, - ответствовал я.
   Вскоре пришёл огородами Пашка, таща что-то подмышкой в тряпке. Как взрослый, он запасся всем необходимым, даже гранёным стаканом, солью и ножом.
   - Всё ребя, втихаря сделал, никаких следов. Наливай?
   Пашка протянул стакан, воняющий одеколоном, который незамедлительно наполнили. Выпив пиво и крякнув, как взрослый, он приступил к обработке "туши". Мы аккуратно подбирали перья и жгли их в костре. К нашему изумлению тушка у петуха оказалась чуть побольше голубиной.
   - И этот шибздик всю округу в страхе держал?! - протянул Олежка с изумлением.
   - Сам знаешь, в драке главное - понт, - заметил Пашка, потроша тушку.
   Опалив и натерев её солью, облепили петуха глиной, разведённой в тазу, притащенном из бани и бросили в костёр на угли. Главный вынул из-за пазухи фигурный флакон с длинным горлом, открутил пробку и картинно приложился к нему:
   - На помин души! - произнёс Пашка манерно, явно кого-то из взрослых копируя. Мы заржали.
   - Петух оказался неимоверно вкусен, не то что голуби недопечённые внутри и обугленные снаружи. Уничтожили его мгновенно. Даже пиво и одеколон остались. Летом мясо в рационе у нас оказывалось редко, холодильники в деревне появятся много позже.
   Последним воспоминанием стало вече с вопросом, как отоврёмся? Договорились, что ничего не видели и не слышали. Но и тут изворотливый, как уж, Пашка сказал:
   - Да чо дурью маяться, навру бабке, что продал заезжим геодезистам, они тут недалеко стояли, и концов нема.
   - Так она же с тебя деньги стрясёт.
   - А это что, у неё же "занял". На три "Светки" хватит - заржал начинающий алкаш, показывая засаленную трёшку. На том и разошлись. Пашка в магаз, в соседнюю деревню, а мы, прибрав следы разгула, на пруд - купаться.
   Никто нас не расспрашивал, куда делся петух? Он надоел не только детям. Пашка на другой день показал рубцы на спине и похвалился, что вовсе и не больно. Верилось с трудом, но ему вечно пьяненькому, действительно терпелось легче.
   Лет через десять, когда деревня наша совсем распалась и только в нескольких домах доживали век старушки, приехав на уборку картошки, мы повинились перед соседкой за содеянное в детстве. Елешиха, прослезившаяся, что её не забывают и помогли выкопать картошку, поставила на стол бутылку своего "продукта", метнула деревенской закуски и как её, покойный уже, непутёвый внук, налив себе рюмку-напёрсток, подняла её и со словами:
   - На помин души, - выпила.
   Никто из нас не стал уточнять чьей, а просто выпили молча.
 
   *Корчага - полутора - двухведёрная глиняная крынка.

              14. Сумасшествие

    Каждый человек хранит в своей памяти первое воспоминание детства. Я не исключение, только не в состоянии определить хронологию событий, отложившихся в памяти. Скорее всего то о чём я расскажу не первое, но выделить именно первое едва ли возможно, пусть первым станет моё сумасшествие.
    Мы жили в довольно глухой деревушке со смешным названием - Чистоканы. Родителей в раннем детстве я не помню, они работали в колхозе. Вставали затемно и так же затемно возвращались. С нами детворой, коей летом набиралось много водились бабушки и прабабушки.
    Сейчас понимая какая это выматывающая "работа" нянчась с внуками я не припомню почему оказался один на попечении родной бабушки. Обычно за нами приглядывали две бабки и за всеми сразу. Видно бабке надоело это и несколько дней я жил в гордом одиночестве. Скучно неимоверно и заняться нечем. Игрушек в ту пору мы вообще не знали кроме самодельных, что делал нам дед.
     Бабушка пошла поутру доить корову, я в это время ещё спал. Проснувшись в одиночестве я решил исследовать одно изобретение деревенских жителей имевшееся почти в каждой избе - калёнку.
      Калёнка это то же самое, что буржуйка. Жестяная печка для приготовления пищи в дождливую погоду. Когда погода хорошая пищу готовили на тагане на огороде разложив под ним костерок из щепок. Топить настоящую русскую печь в жару самоубийство в доме получится филиал бани. Когда же на улице дождь каши и похлёбки варили на калёнке, которая топилась той же щепой и несильно разогревала дом. Ни газу ни электричества деревня тогда не знала
      Калёнка интересовала меня давно, но при бабке я к ней не допускался, чтоб не получить ожог. Она разогревалась докрасна. Но, но интерес к тому как там живёт огонь и куда девается был постоянно. Я проснулся, бабки нет, а калёнка холодная и я исследовал её вдоль и поперёк попутно разобрав и трубу состоящую из нескольких труб из такой же жести и колена выводившего дым в специальное отверстие в оконной раме.
     Вымазавшись в золе и саже как чёрт и не получив ответов на интересующие меня вопросы я решил обратиться к бабке, прикинув что наверно она в хлеву, потому что уже оголодал, а завтраком служила краюха хлеба и кружка парного молока. Бросив разваленную калёнку я вышел в сени где имелось что-то вроде балкона и заорал дурным матом:
     - Баба я с ума сошёл!!!
     Бабушка бросив подойник выскочила из хлева и увидев меня села посреди двора на попу не в силах произнести ни слова. Однако быстро опомнилась подхватилась и говоря какие-то не очень мне знакомые слова поспешила в дом. Следом за ней из другой половины прибежала старушка Кристинья и с порога закричала:
     - Кия! Кто там у тебя с ума сошёл?
      Бабки увидев разваленную печурку захохотали. Всё оказалось безобидно. Собрав печь на место, они малость меня пожурили, отмыли и покормив отправили на улицу, где я и проводил основную часть дня. Однако случай стал достоянием гласности и бабушка почти до конца жизни вспоминала о моём "сумасшествии", а братья и сёстры делают это изредка и сейчас.

                15.  Золка

   В моём далёком детстве, папа, страстный охотник, надумал завести собаку. Долго решали, какая порода лучше всего подойдёт нам для охоты, и содержания. Жили мы в четырёхквартирном доме и собака, создаст проблемы, двор-то общий. В конце концов остановились на породе - спаниель. Собачка маленькая и неприхотливая, а охотница замечательная, особенно по водоплавающей дичи. Охота на уток в те годы была весьма популярной. Сейчас мало кто из охотников ею увлекается, слишком уж незначительна добыча, всем подавай лося, кабана, волка, о сафари в Африке я уж и не говорю.

   Щенок нашёлся быстро, охотники в сельской местности знакомы друг с другом. Из другого села привезли маленький серый комочек с вкраплениями чёрной шерсти - точно горстка золы с угольками после костра. Имя собачки, уже данное хозяином, очень точно подходило внешности - Зола. Никто, правда, этим именем её никогда не называл, всю свою жизнь она прожила под ласковой кличкой - Золка.

   Всем, кто знаком с этой породой собак, известно, что спаниели незаменимы при утиной охоте, они выгоняют птицу из тех мест водоёмов, которые поросли осокой, камышом, рогозом. Для этого им приходится делать купирование хвоста, иначе собака может просто утонуть. Хвостик обрезают по длине ладони человека, чтоб в случае, если собака увязнет в болотистом водоёме, вытащить её за остаток хвоста, как за ручку. Купирование решили делать на другой день после того, как собачка немного попривыкнет к новым хозяевам. Папа и его закадычный друг - охотник Львович, нарядились в белые рубашки и приступили. Всё приготовили: скальпель, йод, бинт и операция не обещала быть очень болезненной, но после купирования Золка крутанула обрубком и окропила вивисекторов в белых одеждах кровью.

   Хвостик быстро зажил и мы стали тренировать Золку, натаскивая на поиск и подачу предметов. Сначала она носила палку, которую бросали с командой -"апорт" так, что она видела, куда та упадёт, затем бросали любой предмет таким образом, чтобы собака его не видела и она находила и приносила его.

   Добродушная и покладистая, небольшая собачка, вскоре стала общей любимицей дома. Однако, за внешней добротой, никто не подозревал в ней настоящего характера. Однажды в гостях у того же Львовича произошёл забавный случай, после которого, уважительное отношение к Золке неимоверно возросло. Друзья - охотники начали "воевать" за лучшие места перед телевизором - тогда ещё редкостью в селе, и один из них, в шутку, хотел стащить папу с дивана за ноги. Мирно дремавшая Золка, вылетела из угла со стремительностью молнии и ринулась на "обидчика" с таким рыком, что у того затряслись поджилки, как он потом рассказал. Я, играя с ребятами во дворе, мог улечься на снег и собака никому не позволяла меня задеть, даже пальцем, мгновенно показывая свой норов.

   Пришло время первой охоты. Здесь Золка раскрылась во всей красе. Она без устали утюжила местные водоёмы, подавая дичь под выстрел и доставала всех добытых уток и чирков. Иногда могла поймать зазевавшуюся крякву и без всякого выстрела. За сезон, а это около месяца, папа добывал с ней более полусотни уток, вместо десятка раньше. Иногда, мы, приехав на охоту, не успевали расчехлить ружья, а Золка, к зависти горе - охотников, уже доставала подранка, которого не могли найти незадачливые стрелки. Авторитет небольшой собаки на протяжении нескольких сезонов рос, как снежный ком.

   Особенно запомнилось одно событие - открытие охоты. Немного постреляв вначале, друзья, вместе с папой принялись готовить праздничный пикник. Золка в это время подняла несколько уток, а мы, пацаны, только и смогли, что полюбоваться, как красиво они уходят с водоёма, чётко соблюдая строй и иерархию. Трофеи для пикника уже взяли и никто сильно не расстроился, что дичь ушла. Каково же было наше изумление, когда Золка одну за другой принесла трёх здоровенных крякв. От неожиданности, народ на берегу, потерял дар речи. После этого случая много раз нам предлагали продать собаку за бешеные рубли, но такая мысль никого и никогда даже не посещала, собака, просто, стала нам родной!

   Я всегда кормил утром перед уходом в школу Золку и однажды застал её спящей в своём закуте, в хлеву у коровы. Это показалось мне странным, она всегда встречала меня с восторгом крутя хвостом. Разбудить я её не смог. Ничего не поняв, бросил миску с едой и побежал за папой. Папа быстро вернулся и сказал, что Золка умерла. Её отравила соседка учительница, работавшая с папой в школе, из-за какой-то обиды на него. Мы с братом проревели целый день, я даже не пошёл в школу, а затем, похоронили нашу любимицу. Больше собаку такой породы мы не заводили - слишком яркие воспоминания о Золке остались у нас.

              16.  Гончий пёс, Амур

 От Золки у нас остался щенок, породы дворовая лайка, а попросту дворняга - Лапа. Никчёмная собака в охотничьем деле, но зато с удовольствием таскавшая соседских кур. По этой причине её в конце концов и пришлось усыпить. С Золкой она не имела ничего общего.

   Блудливый характер и воровство у соседей не только курей, но и всего съедобного, что плохо лежало, доставляли нам одни неприятности. В те времена редко на какой кладовой красовался замок, а открывала задвижки и щеколды она превосходно. Лапа напоминала экстерьером гончую, но окрас... Она была совершенно чёрной, никогда после я не видел гончей с таким окрасом.

   Перед своей безвременной кончиной она осчастливила нас потомством из трёх щенят. Щенки совершенно на неё не походили окрасом, видимо в них в полной мере проявились папашкины гены, однако, кто этот папашка - неясно по сию пору.

   Двух щенков мы отдали в хорошие руки, а одного решили оставить. Каково же было наше изумление, когда наш невзрачный щенок подрос и превратился в замечательную собаку по всем статьям: окрасу, экстерьеру и повадкам - русскую гончую. Выросший с матерью он почти в два раза превосходил своих братьев в комплекции, соответственно и имя он получил звучное - Амур!

   Пока он был маленьким, мы с братом с удовольствием занимались дрессировкой и играми с ним. Совершенно бестолковый щенок, он один раз на охоте, оставшись на другом берегу водоёма, с разбегу пытался преодолеть его по ряске, плавающей на поверхности, как ковёр. Напугавшись и завизжав вначале, он быстро сориентировался и переплыл пруд, видимо, бабкины гены дали себя знать.

   Я не очень помню, чтоб его кто-то натаскивал на основной вид дичи, по которой работают гончие, но к двум годам он вырос в непререкаемый авторитет в охоте на зайца. К тому времени у нас уже сложился крепкий коллективчик (хоть я ещё и учился в школе) мужичков, увлечённых этим видом охоты. В каждое воскресенье с открытием охоты мы выезжали или выходили на лыжах в окрестные леса и брали Амура с собой. Гонял зайчишек он исключительно.

   Охота начиналась с отпускания его с поводка. Почуяв свободу, он начинал кружить по лесу, изредка погавкивая, чтобы обозначить своё местоположение. Но вот он находил свежий след зайца и начинал гон. Тон голоса мгновенно менялся и теперь он лаял уже непрерывно на более высоких нотах. Наша работа заключалась в том, чтобы быстро встать на номера в том месте, где он взял след.

  Оставалось ждать несколько минут, рассредоточившись вдоль следа, так чтобы видеть друг друга. Амур подавал зайца под выстрел как по расписанию. Иногда у нас возникали перепалки, кому вставать на ближний номер, но обычно мы менялись, чтоб не было конфликтов.

  Как же изменялся голос собаки, когда она гнала зайца взрячую. Буквально захлёбываясь, он выводил такие ноты, которые ласкали наш слух. Мы никогда не жадничали и брали дичи столько, сколько человек было в компании и одного зайца на прокорм собаке. Но, однажды, всего раз на моей памяти, мы решили взять сколько выгонит собака и добыли до обеда одиннадцать зайцев - больше такой охоты мы себе не позволяли. Нужно и честь знать!

   Всё это продолжалось лет, наверно, шесть. Амур стал взрослой собакой, набрался опыта и уже, иногда, просто ловил зайца без всяких выстрелов. Мой подросший брат ходил с ним на охоту вдвоём и никогда не возвращался без трофея. Когда по какой-нибудь причине мы не могли с братом идти на охоту, Амура брали друзья и он работал на них с удовольствием.

   В одну из таких охот с ним и случилась беда. Он гнал зайца вблизи дороги, по которой ехал поганый человечишко - милиционер из одной из недалёких деревень. Он не придумал ничего лучше как использовать собаку, как живую мишень и стал стрелять в неё из ружья, которое возил с собой, опасаясь за свою шкурную жизнь. Табельное оружие, тогда, участковым не полагалось. Амур, к несчастью, был приучен идти на выстрел, потому, что обычно с выстрелами кончалась загонка. Придурок выстрелил в собаку семь раз и практически изрешетил её. Когда друзья вышли с номеров, не дождавшись его, он лежал в луже крови и на шкуре, и морде не было живого места. Добить собаку, чтоб не мучилась, рука ни у кого не поднялась и друзья не нашли ничего лучше, как просто бросить его умирать, чтоб машину не испачкал кровью.

  В это время я был на уроках, и когда отцу позвонили о происшествии, сбежал с них с другом и отправился на поиски собаки, чтобы похоронить её. Мы нашли следы, но самого Амура найти не смогли, он исчез. Удивлению и радости не было предела, когда Амур, полуживой, через два дня, приковылял домой. Он прожил у нас после этого ещё два года, но на охоту его почти не брали, гонять по-прежнему он уже не мог - задыхался. Умер он дома, своей смертью, и был похоронен как и Золка, со слезами.

                17. Я сетями не рыбачу

   Случилась эта история в моём далёком уже детстве. Жили мы, как все в деревне, очень небогато, хотя родителей видели только рано утром и поздно вечером, если успевали проснуться до их ухода на работу и не уснуть до возвращения.
   Лет с семи я уже спокойно оставался в каникулы один с трехлетним братом и все заботы о нём ложились на меня, что сильно омрачало мне жизнь, но облегчало работу родителей.
   Сейчас, через полвека, я думаю о тех временах и не могу найти причину нашей нищеты. Все работали не покладая рук, а едва сводили концы с концами.
    Подспорьем в нашей жизни служили охота и рыбалка. Тогда никто не задумывался о том, сколько можно поймать рыбы и взять дичи, если случалась удача - брали возможное по-максимуму.
    Отец увлекался охотой и рыбалкой не только ради спортивного интереса, но и добычи, иногда браконьерничал. Однако ни разу он не продал ни одной рыбки или килограмма мяса и, думаю, что браконьерством это можно назвать чисто условно. Коренным народам Севера разрешено ловить рыбу и бить зверя круглый год, мол это их исконная пища, как будто на остальной территории огромного СССРа жили по-иному. Но я отвлёкся слегка от того, о чём хотел рассказать.
    Однажды отец поставил сети на местном пруду. Делалось это ночью втихаря, потому что такое считалось браконьерством. Сейчас сети ставят средь бела дня на любом из прудов прямо в деревне, и никто никому слова не скажет, что это нехорошо. Да что сети, электроудочками лазят на виду у всех! Радует лишь одно - достойной рыбы в них практически не попадает, выцедили и выбили всю. В те же времена рыба водилась, и в пару сетей её набилось довольно прилично. Несколько вёдер.
    Отец, приехав рано утром, забросил сети в баню, а сам завалился спать - ему нужно к восьми отправляться на работу, и он хоть пару часов решил вздремнуть. Мы с мамой, поднятые им, имели задачу достать рыбу из сетей. Я, видевший как это делают взрослые, посчитал порученное посильным, хотя отец ни разу не показал, как её достают. Мама моя выросла на большой реке и, видимо, отец решил, что она это умеет.
    Развесив сети в бане на специальных крючьях, мы приступили. Но не тут-то было. Если мелкую рыбёшку я ещё умел доставать, протаскивая её через ячейки сети, крупную рыбу мы вытащить оказались не в состоянии.
     - Мам, неси ножницы. Отец говорил, что если в сети больше дыр, она лучше ловит, - сказал я после нескольких попыток достать приличных линей, которые собирали на себя не меньше квадратного метра сети.
     - Да это шутка, сынок. Отец нам головы снимет, если порежем сети. Давай пробовать ещё, - ответила мама.
    Безрезультатно провозившись ещё час и высушив сети, а доставать рыбу из сухой сети хуже многократно, чем из мокрой, мама пошла будить отца. Он пришёл злой после бессонной ночи, отматерил нас и показал, как это делать. Втроём мы быстро вынули рыбу и спустили её в погреб на снег, намётанный туда с весны. Холодильников тогда в деревне никто не имел.
    История бы на этом, наверно, и закончилась, но отец всегда в компании друзей, подвыпив, с упорством автомата рассказывал эту историю, пока я однажды не выдержал и, уже будучи в приличном возрасте, не рявкнул на него от души. До него, видимо, дошло и он больше не вспоминал о том случае.
    Сам я, конечно, умею сейчас ставить сети и доставать из них рыбу, что и делал до какого-то времени. Но, после ухода мамы восемнадцать лет назад, мне каждый раз вспоминался тот эпизод, и потихоньку я рыбачить сетями перестал вовсе. Слишком горьким оказалось воспоминание. Да и поймать рыбы для ухи на природе для меня не составляет труда обычными удочками, а, как средство выживания, рыбалка давно уже утратила своё значение.

                18. Утка

   Случилось это в далёком детстве, когда старшие ребята брали меня, восьмиклассника, а может и шестиклассника, с собой на охоту. В основном я играл подсобные роли вроде загонки зайцев и топтания водоёмов, где могла находиться утка.
   Детство бесшабашно, и это сейчас я понимаю, что взрослые использовали нас, таких пацанов, полных энтузиазма, за возможность пальнуть из старенькой одностволки в беспроигрышном месте по сидящей горлице или зайцу, которого по какой-то причине не взяли стоящие до тебя на номерах.
   Нужно отдать должное, никогда взрослые не оставляли нас, пацанву, без трофеев. Дичи тогда в лесах водилось несравнимо больше, чем нынче. Никто не бил её, не слезая со снегоходов в количествах, явно превышающих здравый смысл.
    Конечно, пацан на охоте - это нарушение всего и вся, но именно так становится мальчишка настоящим охотником. Старшие, ненавязчиво и исподволь, вкладывают в неокрепшие ещё мозги заповеди настоящих охотников и неписанные правила поведения. И опыт юный организм впитывает, как губка.
    Сейчас, бывая в компании друзей охотников, я с горечью смотрю на их беспринципность и отношение к занятию,только как к средству добычи мяса, хотя тогда мы жили много беднее и трофей служил не только удовольствию, но и пополнял рацион семьи. Но я, как всегда, отвлекаюсь.
   В конце августа, а именно, в последнюю его субботу на утренней зорьке, открывалась охота на водоплавающую дичь и продолжалась до отлёта птиц на зимовку. Где-то с месяц мы вечерами пропадали на окрестных прудах, куда чирки и утки возвращались на ночёвку с полей. В небольшое время, когда ещё можно различить в сумерках силуэты птиц, и происходили самые главные события такой охоты.
    Мы подъехали на двух машинах к пруду у деревни с громким названием - Свобода. Зарядили ружья и вышли на берег с одной стороны. Несколько непуганых уток спокойно плавали на середине не очень большого водоёма. При нашем появлении они поднялись на крыло и полетели в сторону противоположного берега. Все без исключения вскинули ружья и начали стрелять. Пальнул и я, в общем, неплохо прицелившись. Из трёх или четырёх уток-крякв лишь одна с тяжёлым плеском шлёпнулась на воду у противоположного берега метрах в пяти.
   В такой ситуации, когда точно неизвестно, кто попал, обычно трофей доставался тому, кто достанет взятую птицу. В ватаге человек из восьми добровольцев нашлось немного. Лодки у нас не имелось, а лезть в воду в сентябре нагишом - удовольствие сомнительное. Как назло, мы не взяли с собой и нашу прославленную собаку-утятницу Золку. Всё-таки один ухарь нашёлся, и народ с облегчением вздохнул, а то пришлось бы тянуть жребий. Утка, тем временем, распластав крылья, "отдыхала", не подавая признаков жизни, "на водах".
     Исай, так звали одного из наших, перешёл по плотине на другой берег и, комментируя под наш хохот свои действия, стал раздеваться и залез в воду. Мы, отложив ружья, ржали над его комментариями. Картина разворачивалась, как на экране кино:
    - Ой, мужики, яйца замочил! Холодная вода, блин.
    - Ничего, не протухнут! - неслось в ответ с нашего берега.
    - Не, блин, не поплыву, где-то палку видел.
    Исай вылез, подобрал палку и вновь залез в воду под комментарии и советы - как и с какого боку лучше достать добычу и за что её брать.
    Дотянувшись до добычи палкой, охотник начал подгребать утку к себе. Когда до неё оставалось расстояние - подать рукой, утка вдруг ожила и, встрепенувшись, взлетела, как ни в чём не бывало, обдав Исая фонтаном брызг. Толпа на берегу неистово хохотала, а у главного героя драмы даже не нашлось мата, чтоб напутствовать улетающую добычу.
    Стрелять в сторону охотника никто не стал, да и не особенно готовы оказались к такому повороту событий. Пока Исай одевался и принимал на грудь сто граммов, всегда возимые с собой на подобные случаи, стемнело. Ватага, разрядив стволы загрузилась в старенькие Запоры, других машин тогда в деревне не видали, и, многократно смакуя недавнюю "короткометражку", отправилась по домам.

                19. Накормил 2

     Как я уже написал в заметках о детстве, папка мой имел одно чисто мужское хобби - охоту. Редкий охотник в сельской местности - одиночка. Разве что промысловики на договоре втихаря охотились на пушных зверей, потому что этот вид промысловой охоты не предполагает шумных компаний для загонки зверя. Но промысел требует специфических качеств от человека и доступен лишь тем, кто зимой не работает. Остальные охотники, как правило, сбиваются в ватаги, поддерживая дружеские отношения не только на охоте.
     Деревенская жизнь, особенно зимой, не изобилует поводами для посиделок, а культурные мероприятия в сельском клубе - редкость, но иногда поводы случались. В ту пору холодильники в селе ещё не появились, и рацион в летнее время почти не включал мясо, хранить которое попросту было негде. Зимой же редкая семья не баловала себя свининкой, бараниной, а то и дарами леса, если глава охотник-добытчик.
     Редкие посиделки всегда обставлялись с размахом. Когда ещё можно пообщаться, потравить охотничьи и рыбацкие байки за рюмкой чая, как не в долгие зимние вечера?
     Парочка таких встреч в компании родителя и его друзей запомнилась и нам, пацанве. Нас брали с собой, потому что оставить дома не с кем да и небезопасно. Отцовскую компанию составляли: лесничий Львович и пара-тройка друзей с работы. Чаще всего собирались у Львовича. Он с женой Розой жил в отдельном доме, и в те поры у них имелось редкое для села развлечение - телевизор. На телевизор и жаркое изредка и собирались друзья охотники, прихватывая нас пацанву и жён.
     В одни такие посиделки и произошло то, что я расскажу. Любое приготовленное мясо Львович, как истинный джентльмен охоты, называл - жаркое. На жаркое и приглашались друзья. Жаркое могло готовиться абсолютно из всего, что имелось в наличии. В этот раз Львович лишил жизни молодого барашка и пригласил всю ватагу в субботу, чтоб в воскресенье охотники могли проветрить не совсем трезвые головы в лесу.
     Поскольку гостей было чем занять, жаркое не готовилось заранее. Пока женщины смотрели телевизор, мужчины "колдовали" на кухне, редкий раз освобождая жён от приготовления пищи, принимая попутно понемногу на грудь, обсуждая планы на будущее и травя анекдоты и байки. Мы вертелись то там, то тут, телевизор нас прельщал не очень, но отцы шугали нас из кухни, если байки оказывались солёными.
     Всё как обычно происходило и в этот раз. Как только мы завалились в гости, Львович взял в оборот ещё не раздевшегося отца:
    - Миша, сходи в кладовку, барашек там на вешале, с краю болтается, занеси его, да и приступим.
    - С какого краю?
    - Да там разберёшься, что, барана не видал что ли?
    Напутствованный такими словами, отец вышел в чулан и скоро вернулся с приличной тушей в руках, попеняв Львовичу:
     - Ну у тебя там и потёмки, еле нашёл. Давай-ка к следующему разу я тебе туда свет проведу.
     Отец подрабатывал в школе ещё и электриком.
     Мужчины уже разделись и приступили к приготовлению жаркого, женщины уткнулись в телевизор, а мы с братом начали играть в закутке, выделенном сыну Розы и Львовича, Вите. Все оказались при деле. Через небольшое время народ постарше начал метать приготовленное на огромный стол посреди комнаты, именуемой Львовичем залой.
    Вечеринка покатилась своим чередом. Львович рассказал о своём последнем охотничьем успехе. Он взял рысь. Животное опасное и досаждавшее и охотникам, и мирным гражданам. Пожалуй, рысь - это самый крупный и опасный хищник в уральских лесах, после волка. За его отстрел тогда даже полагалась премия. Шкуру решено было выделать и сделать чучело или пустить на шапки. Друзья склонились к первому варианту, потому что мех рыси котируется невысоко: ну, кошка и кошка. Небезызвестный Шариков предлагал делать из них кроликов и пускать на воротники, на польта.
    Окончание банкета мы как всегда не досмотрели, нас отправили спать. В этот раз и взрослым не захотелось тащиться по домам, потемну и они тоже остались ночевать в просторном дому лесничего.
    Проснувшись рано утром, я услышал разговор Львовича с отцом. Львович не мог отпустить гостей, не накормив их утром, и сходил в кладовку, принести кусок свинины на его коронное блюдо - отбивные. Теперь он расспрашивал отца:
    - Мишка, ты откуда барана взял?
    - Откуда ты сказал, оттуда и взял - с краю.
    - С которого краю?
    - А ты не сказал, с которого. Там же темно, я нащупал тушу и принёс. А что не так-то?
    - Да ладно, всё так. Понравилось жаркое-то?
    - Ага, только вкус какой-то не бараний, но мяконькое мясцо, пальчики оближешь.
    - Ну и хорошо, а то я думал...
    Тут стали просыпаться и остальные, и Львович замолчал и ушёл на кухню.
    Мы встали, умылись и, позавтракав отбивными, отправились домой. Львович оделся и вышел нас проводить, чтоб отдать отцу шкуру рыси для выделки. Прагматизм пересилил, и из неё решили сшить шапку, а отец умел выделывать шкуры. Мы уже вышли на улицу, а отец с лесничим замешкались в кладовке. Когда они вышли, оба хохотали так, что мы, не знавшие в чём дело, засмеялись тоже.
    - Что вы там такого смешного увидели? - спросила мама.
    - Да ничего особенного, вчерашнего барана, - ответил папа и снова захохотал.
    - Когда бы мы ещё рысятину попробовали?
    Вся ватага застыла с изумлёнными лицами. Оказалось, впотьмах папа взял тушу рыси, оставленную Львовичем до весны, чтобы закопать. Собаки  есть рысь отказались, а выбросить её он не решился. Под водочку рысь приготовили и съели, не заметив, что это вовсе не баран.

                Клады

История первая

   Мы росли шкодливыми пацанами. Всё время что-то изобретали, порой весьма опасное. Пугачи, поджиги, куркачи и прочие мальчишеские забавы с оружием сопровождали наше детство. Порой эти игрушки приводили к серьёзным травмам. Так одному нашему однокласснику другой выбил глаз из самодельного пистолета, сделав его на всю жизнь инвалидом. Но такая уж это притягательная штука - оружие, и остановить пацанов, задумавших вооружиться, бесполезно. В старших классах мы начали ходить на охоту. Взрослые давали нам выстрелить из настоящих ружей, но эти сиюминутные удовольствия кончались быстро, а оружием хотелось обладать. Своим.
    Со мной учился парнишка,которого звали Иван. У его отца имелась мастерская, и Ванька, когда отца не было дома, постоянно там что-нибудь мастерил. Отец, тоже Иван, слыл мужиком рукастым и постоянно изобретал. Зимой он ездил на работу на аэросанях, которые по дороге с трудом догонял наш старенький "Запор". Летом мотор с аэросаней перекочёвывал на лодку, превращая её в глиссер. Ваньку же интересовало оружие и он конструировал и делал то, что стреляет. Периодически он приглашал меня на испытания очередного "ствола". Сейчас, с высоты возраста, я понимаю, как это было опасно, но, видимо, Парень Наверху хранил наше детство. Лишь однажды у меня в руках взорвался пистолет, опалив щёку. Дома пришлось наврать, что у друга обжёгся горячим пирогом.
    Однажды мы с Иваном испытывали очередное его изобретение - ружьё. Сейчас бы у меня встали волосы дыбом: стрелять винтовочными патронами из самопала с алюминиевой лыжной палкой вместо ствола. А тогда мы не задумывались об этом нисколько и шмаляли по двери туалета шагов с тридцати весьма успешно, попадая в банный ковшик. Патроны вскоре кончились, и мы решили их зарядить снова, потому что они тоже изготавливались самостоятельно.
     Ванька притащил в мастерскую своё главное сокровище - металлический сундучок, доставшийся от прабабки, в котором хранились стыренные у отца-охотника: дымный и бездымный пороха, капсюля "центробой" и "жевело", разная дробь и свинец, пули и пыжи.
     Вывалив содержимое, упакованное в коробочки бутылочки и мешочки на верстак, Иван принялся из свинцовой палочки катать самодельные пули под калибр трубки и гильзы от винтовки, с отпиленным горлом под трехлинейную пулю. Калибр у нас был неизвестен, главное, чтоб пуля сидела в патроне и пролезала через лыжную палку ствола. Меня он попросил протереть сундучок тряпкой, он и вправду оказался внутри грязноват.
     Так мы занялись каждый своими делами, но я, конечно, управился быстрее.  И стал разглядывать сундучок. Сделанный добротно из довольно толстого стального листа, на поверхности стенок и крышки он имел рисунки тиснением или чеканкой с остатками цветной эмали. Я понял, что вещица, в своё время, выглядела нарядно и стоила денег немалых.
     - Ванька, откуда сундук? - спросил я друга.
     - Да прабабка, двинула кони, от неё остался, ну, бабуся мне и отдала. Пристроил вот под боеприпасы, главное закрывается и никто не лезет, -  ответствовал он, показав замысловатый ключик.
     Я удовлетворился ответом, вспомнив прабабку, которую застал уже больной и лежачей, и видно с поехавшей крышей, потому что она постоянно твердила одно и то же в разговорах с нами - пацанвой:
     - Прилетят, прилетят снова двуглавые орлы на Русь и будут денежки с царёвым гербом опять в ходу.
     - Какие, какие денежки? - допытывались мы, но бабка замолкала, глядя на нас не очень осмысленным взглядом.
     Считая её сумасшедшей, мы старались побыстрее смыться из той половины ванькиной избы, где прабабка жила с дочерью, Ванькиной бабушкой - Анисьей.
     Сейчас это мимолётно вспомнилось, и я продолжал крутить на верстаке забавную вещицу. Перевернув её вверх дном, я заметил, что дно завальцовано толстым двойным швом. Это меня удивило, зачем делать двойной шов, если дно вставляется как у консервной банки и шов должен быть тонким? Ещё раньше сундук показался мне излишне тяжёлым, но это я списал на толстый металл стенок.
   - Вань, а ящик-то похоже с секретом. Смотри! Я перевернул сундук и какой-то рейкой смерил глубину внутри и приложил рейку снаружи. Разницы оказалось сантиметров пять.
    - Блин, да у него похоже дно двойное, то-то я думаю он тяжелее обычной жестянки. Ну-ка, давай вскроем дно. Мгновенно, вооружившись зубилом и молотком, мы прорезали дно по контуру двойного шва и остолбенели, отогнув вырезанную пластину.
    Под ней оказался плотно вставленный пакет из вощёной бумаги. Подковырнув его тем же зубилом, мы вытащили увесистый свёрток. Руки у обоих тряслись. Развернув пакет, мы разочаровались, там оказались завернутые по отдельности в пергамент три пачки денег, по несколько сотен купюр разного достоинства. Деньги были свеженькие, но... дореволюционные и никакой ценности не представляли. Под пачками оказался ещё один свёрток во весь размер пакета, в котором сложенные пополам хранились десятка два векселей с ятями и твёрдыми знаками в текстах, выписанные на прабабку, что мы определили по её имени, а фамилию её мы никогда не знали. Из текста мы поняли ешё, что она дворянского звания. Удивлению нашему не было предела.
    Ванька быстро сбегал за бабкой Анисьей и показал ей находку. Она нисколько не удивилась. Поворошив бумаги и деньги, рассказала, что прабабка вовсе никакая не прабабка, а приблудившаяся после революции нищенка. Весь её скарб и составлял этот сундучок. Настоящая мать Анисьи в Гражданскую померла от тифа, а отец погиб, и её семья приютила нищенку, которая работала наравне со всеми. Она так и прожила с ними всю жизнь до смерти. Бабушка вспомнила, что нищенка была очень культурна и воспитана. Однажды она свободно разговаривала с пленными немцами, которых везли в Сибирь. Голодные, они просили хоть чего-то поесть. В деревнях жили хоть и небогато, но не голодали, и прабабушка, с разрешения "родных", вынесла немцам хлеба.
    Денег оказалось очень много, больше двадцати тысяч. Векселя тоже имели трёхзначные суммы. Пристроить их оказалось некуда. В селе не имелось ни музея, ни коллекционеров-нумизматов. Мы не придумали ничего лучшего, как играть на них в карты, потому что настоящих у нас никогда не водилось. Так потихоньку и разошлось всё состояние никому неизвестной дворянки. Сейчас бы можно попытаться найти её следы, да никто уже не станет этим заниматься.

История вторая

     В воскресенье с утра лил дождь. Мелкий, холодный осенний дождь, начавшийся в субботу вечером, не переставал. Ни на охоту, ни на двор не выйти, и мы всей семьёй сидели дома, занимаясь кто чем. Мама что-то собиралась стряпать и топила русскую печь, маленький братец крутился возле неё. Папа заряжал патроны, я у него на подхвате, помогал. Попили чаю с пирогами и блаженствовали, бездельничая. На дворе стояла середина шестидесятых, телевизоры в селе ещё не появились и, обычно, мама что-нибудь читала нам вслух. Мы тогда много чего выписывали. Любимый журнал "Уральский следопыт" часто скрашивал досуг.
     Пришла соседка и позвала в гости. Прихватив пирогов, отправились с папой к ним. Когда-то давно муж соседки учился с папой в школе, и наши семьи теперь дружили. У соседей тоже заняться оказалось особенно нечем. Я поиграл с их  ребятишками, пока тех не сморило спать, они были много младше меня, и присоединился к взрослым, которые дулись в карты, в подкидного дурака. Проиграли до обеда, нарочно на счёт. Сто раз! Выяснилось, что играем одинаково - все остались в дураках по тридцать три раза, а в сотый получился розыгрыш.
    Тут дядя Лёша, как я называл папиного друга, предложил сменить игру на что-нибудь другое. Вспомнили о лото. Нашли. Выбрали карты и бросили жребий - кому кричать. Сыграв пару конов, загрустили. Лото - игра азартная, а у нас на кону - ничего. Тут дядя Лёша решил оживить игру. Он принёс свой ватник и вытряхнул из его карманов две пригоршни мелочи царской чеканки. Монеты сохранились хорошо, только почернели. Номинал читался. Разделили монеты поровну и теперь уже играли на "деньги", что, несомненно, игру оживило. У кого-то кучка таяла, а у кого-то прирастала.
     Папа спросил Алексея:
   - Ты где это столько меди насобирал?
   - Да вчера с ребятишками ездил за саженцами на Попов выселок, там ребята клад нашли. Полный сундук этого добра раздобыли, когда саженец выкапывали. Набили все карманы, сейчас вся спецшкола играется.
      Дядя Лёша работал учителем труда и воспитателем в коррекционной спецшколе.
    - Да там что-то видно ещё зарыто! Когда сундучок подняли, под ним земля провалилась. Забили в яму лом, он во что-то упёрся,- продолжил он рассказ.
    - Так почему не раскопали? - спросил папа.
    - Дождь начался, да и после уроков поехали поздно, уже темнеть начало. Не успели.
    - Вот раздолбаи, - ругнулся папа,
    - А вдруг что ценное там? На выселке же семьи ссыльнопоселенцев жили, в основном служители культа, может что и прихватили при выселении.
    - Да ну, они там хрен без соли доедали перед войной, если и было что, проели.
     Мы продолжали играть, соседка покормила нас обедом. Разговор о находке как-то сам собой угас. Но тут вышло солнышко, и дядя Лёша с папой засобирались на охоту на вечернюю зорьку. Я напросился с ними, и меня, к радости моей, взяли
      Взяв ружья, патронташи и одевшись, мы погрузились в наш "Запор" и поехали.
    - Куда направимся? - спросил дядя Лёша.
    - А давайте посмотрим, где клад лежал. Там и прудик есть, уток погонять, - встрял я.
     Папа согласился, тем более, что Выселок от села находился километрах в пяти. Только на "Запоре" туда не проедешь, нужно с километр идти по лесу от тракта.
     Мы оставили машину, папа достал лопату и отдал мне. Ватага направилась по лесной дороге. Выселок так только назывался. До войны там жили выселенные откуда-то то ли попы, то ли кулаки. Стояло несколько изб. Но после войны все куда-то подевались, и сейчас изб уже не осталось, а только сады у каждой указывали место, что тут когда-то жили люди. Селяне ходили или ездили выкапывать саженцы ягодных кустов. Росли и яблони, но уже одичавшие и не плодоносившие.
     Мы подошли к месту. Раскоп увидали ещё издали. На месте, где дети обнаружили сундучок, красовалась воронка метра полтора диаметром, на дне которой оказалась прямоугольная ямка размером сантиметров двадцать на тридцать и глубиной пятнадцать. Вокруг валялась вощёная плотная бумага синего цвета, да несколько монет, видно просыпанных ещё ребятишками.
     - Значит, твой тракторист не спал, - сказал папа дяде Лёше.
     - Молодец!
     - А ты какого хрена вчера-то промолчал?
     - Так я подумал: дождь да темно. Дотерпит до воскресенья и погоды получше, - оправдался Алексей.
     - Дотерпело! - усмехнулся папа.
     - Айда на прудки, тут ловить нечего, - добавил он.
     Ни заявить в милицию, ни просто заявиться к трактористу, ума у нас тогда не хватило. А в понедельник спецшколу ожидал сюрприз. Ни тракторист , ни его жена-повариха на работе не появились. Посланный кто-то из персонала, пришёл обратно с вестью, что дом заколочен и никого в нём нет.
     Больше этих людей в селе никто и никогда не видел.

     Больше в моей жизни не случилось историй связанных с кладами.