22 глава повести Егоровы клады

Владимир Герасимов
Алёна целую неделю дрожала от страха.

Сначала она была сердита на Егора за то, что он устроил

тут ей спектакль и высыпал в канаву драгоценности. Она

надеялась, что он придёт ночью и заберет эти богатства

незаметно, и она забудет о нём. Но прошли два дня, три,

но всё это так и блестело из-под лопухов, каждый день

вызывая чувства тревоги и недоумения. Что делать?

Папеньке сказать, он целое расследование устрои да ещё и

пристава позовет. Брат Прошка друзей наведёт на

драгоценности, по рукам всё пойдет и опять-таки

папенька узнает. Если плюнуть и забыть, то в первый

ливень всё из канавы поплывёт по всей усадьбе и улице.

Папенька возьмётся за Прошку и выбьет из  него

признания, что Алёне приходил Егор. Тут хуже будет, об

этом узнает не только улица, но и весь город.  На Алёну

будут пальцами показовать. А то и хуже чего. Как-то

вечерком, взяв холщовый мешочек, Алёна решилась и

собрала в него всё, что выбросил в досаде Егор. Сердце у

неё билось, казалось, на всю улицу, когда она шарила

пальцами по канаве, выковыривая из-под травы

камушки и пряча их.
В это время к ней подошла соседка баба Дуня:
-  Что, Ленок, пользительную травку

щиплешь? Маменька послала?
Алёнка от неожиданности даже дёрнулась и

вскрикнула:
- Ой баб Дунь, как вы меня напугали!
- Да ладно, ладно, больно уж пужливы. -

проворчала бабаДуня.
Алёнка подумала, а хорошая отговорка:
- Ага, голова что-то у меня разболелась, вот

лопушков собрала.
- Лопушки хороши для головы. - подхватила

соседка. - Да ты уж  больно молода для головных-то

болей.
- Да так уж вот... - пробормотала Алёна,  для

вида запихивая в мешочек смятые лопухи. Драгоценности

она уже почти  собрала, осталось по мелочи.
- Ну-ну, девонька. Чай, не высыпаешься,

гуляешь по ночам. Намедни, двое каких-то тёрлись у

вашего прясла. Вот головка-то и болит.
Сердце у Алёны упало в пятки. Она поспешила

попрощаться с любопытной соседкой. Не дай Бог

маменька на голос выйдет, прицепится, как клещ. Она и

так на дочку сердита, что утаила от неё разговор с Сашей.

В отместку маменька велела с Сашей больше не водиться.

Мол, она тебя плохому научит. А как хочется Аленке

рассказать Саше о встрече с Егором и про его

драгоценности. Но Настасья Спиридоновна злится, что не

смогла выведать то ,  о чём они так долго разговаривали

с подругой. Тем более Алёна вышла из комнаты Саши не

в себе. Уж Настасья Спиридоновна знает дочку, как

облупленную. И подходы всякие к ней ведает. А тут и так,

и сяк, и ничего. Заперлась, как на замок. И хотя и

запретила она дочери  общение к Саше, но сама по

Клавдии Кушелевой соскучилась , подруге своей. Да и

Саша ей не чужая была, с малых лет её помнит..

Потому-то и собралась она к Кушелевым в гости. Ну, и

дочку взяла.
Затаила Алёна радость в глубине души, чтоб не

выдать заранее маменьке своего нетерпения от ожидания

встречи, ведь её же распирало столько новостей. И как к

этому отнесётся Саша? Чай расстроится.
Когда они приехали, Саша оказалась странно

равнодушной. Даже не пыталасть увести её в свою

комнату, чтобы там пошептаться. А Настасья

Спиридоновна следила за дочерью мрачным взглядом,

как филмн на мышь.
Старалась прислушиваться к их тихому разговору. Да тут

еще Клавдия, не чувствуя общей напряженности, начала

говорить про квашенную капусту и моченые яблоки и

потчевать. Настасья Спиридоновна вконец

исдосадованная капустной да яблочной темой, не

выдержала и заговорила, вперив глаз в Сашу:
- Скажи-ка мне Александра, что вы с Ленкой

моей за дела выделываете? Что за тайны такие

вымучиваете?
Вспыхнули щеки у Алёны. А Саше хоть бы

хны. Из шептаний подруги поняла она, что Егор

приезжал к ней аж с подарками. И подарки-то чуть ли не

царские. Но приезжал он втихую и пытался уговорить

Алёну к побегу. Больше всего её поддевало, Саше-то он не

показывал несметные богатства, о которых говорил

Алёне. И, чай, звал-то её не в лес жить, в шалаш, имея

такие камни, один из которых жёг Саше кулак (Алёна

втихую показала её). Имея такое, он всё твердил, что всю

свою добычу отдаёт бедным людям, а себе берёт мизер,

чтобы прокормиться. Эти, его подлость и  лицемерие,

поразили её. А Настасья Спиридоновна аж скрипела

зубами. До того её непокорство и упрямство дочери   

выводили из себя:
- Ну, что примолкли обе! Прикрываете дружка

дружку. Одна, как блудная дочь жила неведомо где и

другую на такову жизнь подбивает!
Голос Настасьи Спиридоновны вышел на

самую высокую ноту.
- Да, нет! - вдруг возразила ей Саша. - Я в этом

деле третья лишняя. Это вы скоро в Санкт-Петербург

всей семьй покатите, жить в доме на Невском будете.

Жених-то попался богатый!
Она со всей силой хлопнула об стол кулаком и

оттуда выпал камешек, необыкновенной расцветки,

щедро подмигнув всем на неожиданном солнечном луче.
Послышался отчаянный крик Алёны,

перешедший в рыдание. Саша от этого крика пришла в

себя и жалостливо посмотрела на подругу. Что же она

наделала?
У Настасьи Спиридоновны от вида камня,

какого она в жизни не видела, отвисла челюсть. Она

переводила взгляд то на дивный камень, то на

рыдающую дочь, и не знала, что и сказать. Как будто она

спала и проснуться никак не могла.
А Клавдия Арефьевна, прибежавшая на крики

из кухни, не обращая внимания на камень на столе,

бросилась к дочери:
- Сашенька, да плюнь ты на всё. Я слышать не

хочу больше ни о каких женихах.
- Да уж, куда тебе, Клавдя, о женихах  думать! -

пришла в себя Настасья Спиридоновна. - Ты сама с ума

свихнулась теперь. Я вслед за тобой.
Доведут наши дочки нас с тобой скоро до гроба. И не надо 

нам будет ничего.
Ты посмотри, чего они нам принесли? Не видишь что ль?
Только тут заметила Клавдия Арефьевна 

камень, пускающий солнечные лучи. Она замерла, как

заворожённая:
- Это что такое? - спросила она, огруглив глаза.
- Это уж ты у наших дочек спроси, они тебе

растолкуют. А меня скоро кондрашка хватит. Никакой

моей моченьки нет.
- Уж не Кишотов ли подарил это Сашеньке?
- Да, како Сашеньке? - вдруг смутилась

Настасья Спиридоновна.- Это Ленке моей подарили.
В её глазах появиласть хищническая искорка,

не упустить бы своё.
- Да пошто Ленке-то?  Чай это Сашенькин

ухажёр.- Клавдия Арефьевна непонимающе переводила

взгляд с одного на другого.
- Да пёс их знает! - отчаянно  воскликнула

Настасья Спиридоновна, чувствуя, что чудесный

камешек потихоньку уплывает из её рук.
Саше вдруг стало смешно смотреть на делёжку

их матерей и она захохотала. Даже у Алёны высохли

слёзы и на губах появилось подобие улыбки. Но вся эта

весёлость вскоре расстаяла, потому что как-то надо было

объяснять матерям ситуацию.
- Ваше это, ваше! - подвинула она рукой

камешек в сторону Настасьи Спиридоновны. - Но я не

скажу от кого.
- Что же так, не скажешь-то? - нахмурила

брови Настасья Спиридоновна. - Уж говори, коли ты

всезнайка.
- Да не моё это дело. Алёне решать, что делать с

этаким подарком. Брать или не брать его.
  - А чего тут решать-то!  - вдруг уверенно

сказала Шалина, всё ещё пожирая глазами камушек. -

Богатого жениха можно ли упускать. Дурой Ленка

будешь!
Алёна никак не ожидала от матери такого. Она

не верила своим ушам. Хотя ничего нового мать не

сказала. Она сызмальства внушала, что жених

обязательно должен быть богатым и значительным. Чтоб

можно было жить с ним, как у Христа за пазухой. Но вот

уверена она была, что как только узнает мать, кто он,

жених, сразу всё изменится в другую сторону. Ну и

хорошо. Не хочет иметь Алёна дело с Егором, тем более

она ему отказала уже. Не пойдет же он к родителям. Ей

даже захотелось открыться перед матерью, чтобы всё это

быстрей закончилось. Но не здесь, не у Кушелевых.

Только дома.
Когда они водрузились с матерью на коляску,

та взглянула на неё выпытывающе:
- Ну что, богатей к тебе свататься придёт?
- Он уже не придёт. Я ему отказала. - решилась

Алёна.
- Ты чего, и всамделе дура. Воистину, даже у

матери совета не взяла.
- Жених бы вам с тятенькой не понравился. -

прошелестела Алёна.
- Да кто он? Кто? - у Настасьи Спиридоновны

щёки побагровели.
- Егорка, батрак наш, коего тятенька когда-то

за воровство прогнал.
Настасью Спиридоновну будто наизнанку

вывернуло. Она только руками развела от

беспомощности понять сказанное. Камешек, который она

всё время держала в кулаке, выпал и стукнул негромко о

коврик на дне коляске. Алёна подняла камешек и, на

раскрытой ладони рассматривала, ещё раз удивляясь

красоте его.
Так, молча, доехали до дома. Настасья

Спиридоновна не в силах была, что-то говорить, как

сдутый ярмарочный шарик. Не было у  ней ни слов, ни

доводов, ни надежд.
- Ленка, ну разве он был у нас дома? -

наконец-то пришла она в себя, когда они поднимались по

лестнице на второй этаж, в комнаты.
Алёнка утвердительно качнула головой.
- Да, как же он разбойник посмел придти сюда.

тать этакая? - произнесла  она со свистящим бульканьем

в горле, рухнув от усталости и расстройства на диван,

который проскрипел пружинами.
- И тебя с ним все видели? - ахнула Настасья

Спиридоновна. - Завтра на меня пальцами будут

показывать. Это ж вор Егор не знаешь что ли?
- Может быть и он.  Нас никто не видел. Да и не

узнать его совсем. - поспешно затараторила Алёна.
Она положила на стол камешек,  и под светом

керосиновой лампы он заблестел по-новому. Настасья

Спиридоновна и не знала, что говорить. Красота и

богатство камня загипнотизировали её вновь.
- Ленка, а пошто ты взяла у него камушек, если

прогнала?
- Я не брала, маменька. Он мне под ноги, в

канаву, все драгоценности швырнул и пропал со своим

дружком.
- Какие там ещё драгоценности? -

насторожилась Настасья  Спиридоновна. - Что

болтаешь-то?
Алёна юркнула в свою комнату, принесла

оттуда мешочек с Егоровыми подарками и высыпала на

стол, рядом с камушком. До этого Алёна их особо-то не

рассматривала. Не было никакого настроения для этого.
Всё боялась, что её могут засечь за рассматриванием и не

отопрёшься тогда. Тут было множество золотых монет,

серьги с неимоверным цветом глазками, ожерелья

разного вида, браслеты. Никогда в жизни ничего

подобного Алёна не видела. Да и Настасья Спиридоновна

тоже видимо. Её глаза расширились и она могла только

вымолвить с придыханием:
- Ба-тюююш-кии!
- А я, маменька, не всё еще из канавы-то

выгребла...