Ветер замешкался, и запоздало ударил, сильно и наотмашь, по плотно закрытым створкам. Стекло выдержало. Только, как живые, вздрогнули занавески. Долгие проводы не понадобились. "Где же ты сейчас, какая ты, чем занята, наверняка, следуя одному ведомому тебе порядку, разложила кисти? Пиши же, да хотя бы бедными красками Сахары, в глубинах которой никогда не билось человеческое сердце. Чёрной – венозной кровью неповторимого Нила и красной – величественно-мёртвого песка". Ветер предпринял очередную атаку и деревья под шквальным напором наклонились до самой земли, тем самым уронив небо, беспомощно попытавшееся встать на счёт девять, на...
К утру он решил бежать. К чёртовой матери. Ему полагалась, как минимум, неделя покоя и восстановления. Пронзило до темноты той, уже прошедшей, ночи. Он заставил себя открыть глаза. Читал, что так бывает – навсегда потерянное снова и снова напомнит о себе. Терпеть. Сейчас твой ход. Шутка ли, когда ходить можно только королём. «Фантомная однако»,- подумал Семён. «Разные миры и разные наши части в них. Ну значит эта часть переместилась в новое измерение». И он, опершись на регистрационную стойку, решительно попросил выписку. Врач отделения только что вернулся с обязательных резервистских сборов. Мешковато сидевшая, видавшая виды, военная форма придавала этому щуплому очкарику мужественности. До начала смены оставалось полчаса и эскулап наскоро, в сторонке, просматривал указания сменщика. А тут его настоятельно попросили, вернее потребовали, обратить на себя внимание. «Прошу обратить на меня внимание»,- раздалось над ухом. «Эй, брат, дверь надо открыть мне, надо мне вот уйти, ну вот так надо". Это был пациент. Прошла очередная компания в бесконечной череде бессмысленного и беспощадного конфликта арабов и евреев. Там тоже было полно таких же отчаянных, желающих несмотря ни на что вернуться в строй. Хотя причина вернуться была самая простая. Евреям прямо хочется до смерти подсмотреть, хоть одним глазком, как там идёт жизнь. И ради подсмотреть они и в бой и из боя. «Сказали ходить вот и ходю, сказали шутить – шутю. Эй, you…» И понимая, что это ну никак нельзя, запрещено, представляет опасность для пациента, врач однако оформил выписку, попросив черкануть на документе, в котором вся ответственность за физическое состояние ложилась на беглеца. Семён нащупал в кармане ключи от машины и бочком-бочком поплёлся к стоянке.
Прошедшие полсуток походили на лоскутное, видавшее виды, одеяло. После многочасовой операции он очнулся в палате. Рядом с ним без остановки стонал старик-араб, которому было ну вот совсем плохо. В свете ночника Семён видел совершенно-синий профиль, как в каком-то фантастическом фильме. Старик бормотал молитвы и снова стонал. Молитвы были обращены к Аллаху, который принципиально не слышал молящегося. Аллах уверен, что страдания очищают перед встречей с ним. Ведь боль честна, как никто. Она, чтобы Вы понимали, подтверждение что тот, кто её ощущает ещё с нами и борется за каждый вздох по эту сторону света. Тот свет хорош только в мечтах, но мы же реальны. Нам подавай этого света. Нам всего мало, нам надо еще и еще с чуть-чуть. Нет боли разной веры. Одна на всех. Как и Бог. Хотя для Семена богами были любые из тех, кто время от времени заглядывали в палаты ракового корпуса, выдавая дефицитные контрамарки прямиком в рай. Так и написано на них каким-то древним арамейским, скорее всего, «в рай вне очереди» или «в рай» же, но «по очереди». Попасть отсюда да в ад, где та справедливость и чтобы Вы мне не сказали, так замолчите Ваш рот. И Семен решил бежать. «У меня же фантомная, а это не то, чтобы уж так». Дома его ждали. «Меня же ждут»,- сам себе сказал Семен. «Это же логично, что если есть дом, то в нем тебя ждут». Семен умел говорить сам с собой. Такие беседы никогда не приводили к ссорам. Чувствовать собеседника, как себя, предугадывать его желания, быть к внимательным, сдержанным, корректным. Какая удача найти именно такого, даже если он - это, сука, ты.
На улицы низвергался ливень. Февраль таков – от хлябей небесных имеет самый что ни на есть оригинальный ключ. У изголовья стонущего присел тот, кто пообещал совершить обмен: бесконечное терпение на что-то безвесное и мимолетное. Старик успокоился и потянулся навстречу. Семен, догадавшись, что произойдет в следующую минуту, не оборачиваясь, покинул палату. Он знал, что ему нет места на том ковре-самолёте, расстеленного гостем прямо на полу палаты. От ковра у него была аллергия. «Скольких ты перевёз, ковёр. Кто тебя чистил когда? Вот придет моя очередь и я попрошу простую циновку. И пусть только мне откажут». Может тогда, давно, в том, уже не настоящем прошлом, когда его, совсем не думающего о себе и подбадривающего, попавших под дружественный огонь товарищей, стремительно теряющих силы, тронул за рукав близнец, уносящий сейчас старика, наконец-то обретшего покой, вверх. Тогда Семену было обещано как минимум полвека. «Так что извините -подвиньтесь. И имейте сил сказать слов, да отвечать за них. И это, как его, циновку покрасочней. Нет, не парьтесь, тащите попроще. Ну то есть самую красочную из простых. Хотя хрен знает насколько можно верить тому, чего нет. Или есть? Просто верить было приятно. Ведь надежда - это наивная девчонка с синими-пресиними глазами, распахнутыми в этот ****ый - преебаный мир, из тридевятых царств и тридесятых государств. А дома, наверняка, холод собачий». Семен открыл верный «гольф» и, умудрившись усесться, завел двигатель.
Дом и в самом деле замёрз. Жуткий холод – на улице плюс десять. Да что десять. Все плюс восемь. «Февраль, достать чернил итд, итп». Собаки, дрожа, жались друг к другу. И когда дверь открылась, вздохнули облегченно. Семен включил кондиционер на обогрев, неловко насыпал корм и позвонил сестре, чтобы она не беспокоилась. «Он дома. С собаками погуляет. Все хорошо. Даже отлично», Сестра сыпала какие-то угрозы, посылала проклятия тому, не снявшему военное, доктору, но Семен отключился мгновенно и провалился в сон. Сон, стараясь не мешать, сидел на краю кровати, завёрнутый в то же лоскутное одеяло из тех же, прошлых, полусуток. Сон зарекся мучить Семена своими кошмарами. Сон гладил взбалмошные вихрастые головы их и те сменяли мрачное и грозное, на радужное и жизнеутверждающее. Затем кошмары мирно сопели, как и разомлевшие от потока теплого воздуха псы.
Семен, получив неутешительный диагноз, больше всего волновался о животных. Кто за ними присмотрит, если произойдет непоправимое. Кто будет так же как он заботиться о них, отвечая настоящим на настоящее. Собаки всегда наполняли его дом. Разве дом вообще может быть без веселого лая? Ну скажите мне те, кто не согласен. Псы сами пришли к человеку. Созвездие Псов послало их на третью от Солнца планету, в помощь людям, чтобы это бестолковое племя узнало, что такое преданность, честь и благородство. Псы, договорившись с земными волками, приняли их форму, тем самым сохранив прошлое космических пришельцев в тайне, заодно пообещав не мешать волкам в их Великой Охоте. Справедливости ради, созвездия Волков так и не появилось. Зато волки переняли у псов лучшее – верность, одну на всю их волчью суровую жизнь. Сквозь леса, прерии и тундру до сих пор бежит пара, знающая за восход и за мать его закат. И опасные клыки не мешают соприкасаться носами. Пришельцы, что с них взять. Удачи Вам.
Последующие дни были похожи один на другой. Семен рванул на работу, надеясь развеять нарастающую тревогу, но в конце дня свалился и работники, вызвав такси, отправили его домой. Он лежал и впервые бездельничал, пусть и вынужденно. Никогда за предыдущие 20 лет он не косил, не просил снисхождения и сам никому не спускал отлынивания. Но тут такая вот оказия. И Семен включил компьютер.
Не любивший интернет, не верящий ему, не понимавший суть, Семен решил побродить по его просторам. Он тыкал случайно то на одну, то на другую ссылку. Предложения были обширны. Новости, например. Ну какие такие новости, когда известно наперёд, что сто процентов текстов создаются в тесной каморке папы Карло для Буратин и остальных Пьеро. А цирк Карабаса – Барабаса - лучшее место для этих самых новостей. Ну тогда вот, скандалы. Ну в самом деле какие такие скандалы мы не знали, чтобы они научили нас сказать, да в том порядке, чтобы из фразы «гад, я тебя сейчас убью» получилась фраза «какой же ты, гад, убью тебя я сейчас, в самом деле...». Ненависть, упавшая в любовь. Или любовь, разбившая ненависти сердце.
Настойчивее всего к нему врывался сайт знакомств. «Какая, ****ь, таки ирония. Именно сейчас, когда казалось мосты сожжены и пересекать вплавь эту реку ну никак не имеет смысла, вот сейчас получить билет до того полустанка, где по первому снегу спешные следы, ведут к площадке твоего вагона. И тебе сходить. И назад по уже занесенным лягут новые следы. Двоих. Какая, *****, все-таки злая ирония». Семен заметно прибавил в частоте рассуждений. И вопреки здравому смыслу он, как в ледяную, сродни ливню февраля купель, погрузился в этот идеальный мир, где царил идеальный хаос. Он искал Ж. И для этого открыл раздел «М ищет Ж». Он был на правильном пути. Он был М.
"Сколько Вас тут. Сколько нас тут. Йо-хо-хо. Вы все так же больны, как и я и потому не можете выйти на улицу, чтобы встретиться? Вы так же обречены и потому схима и затворничество? Мой Бог, сколько Вас тут. Легион". Он листал страницу за страницей. «28 лет ищу...». «Одиночество»,- констатировал Семен. «36 лет, было бы хорошо...». Сильное одиночество. «43, моя мечта...» Абсолютное одиночество. «51. Мне 51...» А вот тут тоска, замешанная на отчаянном выходе в круг, до «будь, что будет» веселья. Такая неимоверная, непробиваемая , непростительная лихость от которой скулы сводит. "Смейся. Лошадью. Нет, все же королем. Играй за белых и черных. Ходи".
Увлечения, работа, секс, любимые книги, фильмы, дети, собаки, кошки, цветы, космос, чужие фразы, не свои истории, прошлые браки, нынешние браки. И над всем этим витали одиночество, одиночество и одиночество. А за окном холодные капли искали тепла, настойчиво стучась в стекло. «Идеальными могут быть только намерения. Идеала нет". Он листал, листал, листал. Потом, забыв о том, что ему нельзя, откупорил бутылку водки, до краёв налив стакан. Собаки удивлённо обернулись, подошли и сели рядом. Это было что-то новое. От собачьего Бога такой неприятный запах. Теперь придется мириться с ним. «Гав три раза». «Да ладно Вам. Я же ищу нам Ж. Я М, который ищет Ж. Вы поняли. Да откуда Вам понять. Вас то двое». «Двое. Нас двое? Как это? Нас трое. Мы, мать твою, стая И хрен мы тебя оставим», - хотели сказать в ответ псы, но на часах время замерло в четырех нолях и потому был объявлен отбой. А где-то золушки, теряя туфли уносились в тыквах. А где-то, спотыкаясь и кровавя стопы об оброненный хрусталь неслись еврейские принцы, нарушая каноны любых сказок, где главный герой - охеренный блондин, да обязательно на белой кобыле. "Отбой. Делаем ночь".
Прошло несколько дней. Вы знаете, что слово «привет» имеет столько оттенков? Потому, что привет стоит вначале. А за ним и нахальство, почище любой робости и вопрос и надежда. За этим словом - стук в дверь незнакомца. За этим словом - иногда просто буквы, а иногда такая история, такая глубочайшая бездна из которой растут самые высокие горы. Кто знает. Семен посылал приветы и получал их в ответ. Несколько дней из сотен приветов. «Чем же не гости - эти самые вот пронумерованные и уложенные в папки приветы. Вот приветы от вчера, а вот приветы от сегодня. Ровные ряды папок. Красивые и равнодушные папки. По крайней мере от них нет беспорядка. И красиво смотрятся даже. Разнообразие». Но, как правило, этим общение ограничивалось. Семен пытался проанализировать свое фиаско в данном вопросе. Что же не так. Может, потому что в его объявлении размещена заурядная фотография заурядного парня? Может это «снимаю квартиру, средний доход, увлечений, тут он написал «нет», потому что в его настоящем, а за будущее он уже и не загадывал всех его прежних увлечених скорее уже не будет», и «ищу прежде всего друга и даже собеседника» отталкивало? «Несовременный, скорее всего, я. Как говорится, лишний за этим вот столом. Как говорится, не думаю об выпить, об закусить и об рвануть пуговиц оземь».
Продолжая бюллетенить, да под продолжающимся ненастьем, он заметил некую закономерность. На сайте находились, как на посту у могилы Неизвестного солдата регулярные соединения одних и тех же женщин. Прямо скажем «батальоны просят огня» или «изволите погорячее?», переведя на современный лад. Семен открывал эти страницы, где внизу безразличная статистика фиксировала количество посещений. Огромные цифры. Тыщи. К этим женщинам заходили и посылали те же приветы или даже что-то еще. Но почему же они до сих пор тут? Чего ждут. Ведь у нас маленькая страна и есть то, что есть. За всеми стоит эмиграция, все начинали с нуля, всем пришлось нелегко и все как-то схожи в своих судьбах. Что же не находят они в тех, кто пишет им, почему их держит здесь эта трясина. Ведь снаружи ливень, а под ним идти очень даже захватывающе, под одним то зонтом. «Привет, как ты». «Привет, я хорошо, как ты?» Ну да, ну да, если все, кто к ним заходит похожи на меня, то тогда наверное, в самом деле, не так, чтобы уж очень или все-таки есть принц на белой кобыле, которого ждут, как ждали «В гостях у сказки»? Тот, кто принесет радость, покой, богатство. Тот, кто решит все проблемы, тот, кто построит дворец, а за ним еще дворец. Тот, кто бросит к ногам все радости мира. И для «28 лет ищу...», и для «36 лет, было бы хорошо...», и для «43, моя мечта...» и даже, для той, для кого было бы по-настоящему справедливо, ну этой «51, а вот мне и 51...» А где праздник? Где эта радость, пусть и в виртуальном пространстве? Где эта самая тумбалайка? Ну что же это за «хоспадибожежмой» такое?
Почти все находящиеся имели груз прошлого. И потому кандидаты-мужчины были пропускаемы через сравнительные жернова прежнего опыта. Через требования, через такое, чего не видели со-сайтницы в своем постылом прежнем, проспавшие напрочь первое отделение, но решившие отыграть во втором, да так, чтобы уж наверняка. «В Израиле нет акул? Мелководье? А на сайте? Извините - подвиньтесь. Однако неспокойно», - подытожил Семен. «Февральские шторма уж. Порывы, мать их, иттить их в качель. Женский, незнакомый, противоречивый, абсурдный, оголтелый мир»,- подвел черту под подытоживанием Семен.
В субботнее утро, перед тем, как выйти на прогулку, случился забавный эпизод. Семен в холодное время надевал на собак вязаные пальто с вышитыми на них кличками. Животные забавно тащили в зубах, каждый свое, а затем мчались наперегонки за поводком. От таких стараний поводки приказывали долго жить достаточно скоро. Сегодня же псы перепутали свои вещи, событие исключительное. Мама примчалась с пальто сына, а сын за ней с маминым пальто. Гав-ха-ха-гав. Отправились в путь, но разыгравшаяся не на шутку непогода достаточно быстро вернула с прогулки. И Семен снова сел к компу. Он укутался пледом. Он согрел воду. Он заварил чай. Целый день был впереди. И тут его посетила бесшабашная идея. Он решил создать профиль. Её профиль. Той, которой нет и наверняка и не будет. Ту, которую ждут, о которой мечтают, к которой стремятся. Он создаст, у него получится. Он же зодчий. Диплом? А как же, а вот вам бумага. На ней печать имеется. Он постарается. У него есть рук. Вот кто для еврейского парня авторитет? Ну конечно мама. Знающая, что с тебя будет. Помнящая, что с тебя было. «Ты засранец и ты шлимазл. Это только мой, мамин путь. Это ебвашумать, сыначка, терпение. Видела я и папу твоего в одном месте и папу папы. Ой, вейзмере. Разве не я вытирала твои сопли? Разве не я пекла вкусные латкес? Разве не я даже самые малые твои таланты не превозносила до небес? Разве не я сама создала миф о том, что голиафовержец Давид именно из нашего рода? Разве не я истово верю, поклоняясь царю царей, мужчине всей моей жизни, тебе, мой сыначка?» Аидише мама - главный персонаж в доме. Но мужчины не знают о том. Мужчины идут за порог, не оборачиваясь, и над ними, над всеми простирается материнская длань. И когда мир и когда война. Амен.
Женщина из ребра Семена будет копией той мамы, к которой стремится любой мужчина. Она не будет требовать, она будет другой. Надо найти фото. Правильное, хорошее, открытое, честное. И Семен нашёл. На часах восемь утра. Имя, осталось имя. Симона. Логично. «Симона одинока. Детей нет. Но очень хочет. Ей 38. Она спортивна и стройна. Она окончила педагогический (и далее по списку), а потом сразу экономический (по другому списку). И эти самые тридцать восемь пришли неожиданно. Владеет крупной компанией и как результат - своя квартира. Большая, просторная, в новом доме с видом на море. Четыре, да чё мелочиться, пять комнат. Нет, все по-взрослому, у неё пентхаус. Вот оно что. Она готовит. Она внимательно-заботливая. Она знает, как утешить. О, она умеет и любит это – утешать. Она ищет своего человека. Того, кто поможет ей управлять финансами. Того, кто любит путешествовать по всему мир. Того, кому не чужд секс во всех его проявлениях. Образование кандидата? Не важно. Да-да на фото все натуральное. Такие вот гены. Сама стесняюсь, но то что есть не утаить. Ну да. Если ты - её человек, то и прошлое и твои дети вовсе не помеха. Она верит в любовь. Ей важны искренность и уважение. Она так устала. Она ждёт». Красивая женшина в строгом платье. Призывный полуразворот. Кресло с высокой спинкой. Губы полуоткрыты. Во взгляде сердечность, тепло, призыв. Семен всё-таки не плохой инженер. Он знает за конструкции. Объект закончен, приведен в порядок, готов к эксплуатации.
Восемь утра и тридцать минут. Без тридцати девять. Старт. И сразу первая сотня. Затем вторая и третья. Сотни живых и настоящих М напряженно сидят перед мониторами. Там их мечта. Прямо перед ними. Да, за спиной у них семьи там, жены там. Но это уже позади. Они решатся. Они прямо сейчас встанут и пофиг дождь. Да что дождь, когда и ливень и ураган пофиг. Они пойдут до неё с теми словами, которые она ждёт. М надевали куртки на тёплые свиторочки. "Что такое, М? Тебя на работу срочно? Авария? Так возьми биточки. Покушай в перерыве..." М, сворачивая прошлое в тугой узел, бросали его смелым жестом в мусорное ведро. Они прямо сейчас скажут, уняв дрожь, что больше не будут выносить этот самый мусор. М вспоминали математику, физику и экономику. М надо будет в скором времени суметь правильно управлять миллионами. На то мы и мужчины, бывшие когда-то просто М. Ведь мы для того, чтобы вертеть этот глупый мир, в который так верят Ж. Да – мы самые что ни на есть ****ые сукины сыны. Мы хитровыебанные по – хитрожопому, и мы хитрожопые до хитровыебанности. А вот рукожопость, кстати, из другой песни. Мама же нам говорила, что мы просто мастера на эти самые вот жопо-руки. Ещё сотня и еще. Тысяча. За полтора часа. Тысяча бравых парней. Да ну нахуй. Латкес, квартира, море, упругое тело, горячие губы. Все сразу и уже. Ну разве мама была неправа, одна мама на всю эту тысячу давидов на букву М. Или уже больше?
Симона отвечала всем. Она берегла эти хрупкие новые необычные спонтанные отношения. Это был солнечный удар, морок, амок. Это было прозрение. Там с другой стороны был именно тот. Каждый из этой доброй тысячи именно тот. Спасибо тебе, судьба. Кем она была прежде, где ходила, зачем жила вообще. Её М нашелся. «Мама это моя Надя»,- скажет М. Хотя мама поймет все. Мама, построившая Лабиринт. Мать, оборвавшая нить-пуповину. М помнили мотив. М помнили слова. По песне этой М узнавали себя друг в друге. Мерная поступь была слышна все отчетливей. Совсем близко.
Симона купалась в любви. Она получала изумительные фото. Бородатые, усатые, чисто выбритые, с пейсами, молодые, несколько-немолодые, средних лет, уже не средних лет. Она обязана увидеть того, кто снизошел до неё. Самое-пресамое умное, бесконечно-открытое, чрезвычайно-мудрое, с проникновенным взглядом лицо. Вот тот коньяк, который М будет пить. Вот та сигара, которую М выкурит. И вот именно то красное спортивное авто, на котором М повезет их обоих. Ведь уже таки общие средства позволят создать образ? И да, нет такого слова «нет». Созданный образ станет причиной последующего успеха. На присланных снимках угадывается мельком какая-то женщина и чья-то семья? Пустое. Это уже прошлое. Ошибка. Трагедия всей жизни. Драма-с и неудача-с. Симона обязана услышать его голос, его стихи, его рассуждения. И что ходить вокруг да около, ей наконец-то просто необходимо увидеть его член. Разве она не мечтала обо всем этом? О могучем нефритовом жезле. Жезл уже её. М войдет и туда и сюда. "Поняла, девочка, с кем ты имеешь? Теперь это все только тебе. И в тебе. Ты счастлива, малышка? Что молчишь? Ты поняла, что счастье есть. Это я. Твой М. С большой буквы. Завтра наступило сегодня. Где ты, крошка. Иди до сюда".
Поначалу Семена это страшно забавляло. Должно отвращать? Возможно. Но отвращения он не испытывал. Он знал: среди этих М есть наверняка и те, кто прошли сквозь огонь и воду. Но огонь опаляет без разбора. Потом пепелище засеивают зубами дракона, приняв за хлебные зерна. По ошибке ли, намеренно ли. А водоворот лишает воли и страх тянет на дно. И лишь немногим удаётся наполнить легкие вновь. Но чертовы медные трубы. Их зов оказался пророчески-непобедимым. Семену стало жаль Симону. Его девочку. Незнакомку, взявшую за эти несколько часов в плен. Близкую и любимую. Ту, которую уже распяли, идущие к ней. А ведь сам виноват. Зачем послал сие испытание для слабых М? Зачем разворошил тёмное, тщательно скрываемое? «Не растрачивай ты так себя»,- кричал ей Семен. «Остановись. Я же тут, рядом. Вот дом, вот псы, вот ливень за окном. Вот чай. У меня есть вторая кружка. Вот над ней поднимается ароматный пар. Остановись же. Не все такие. Есть и другие. Есть те, кому нужна только ты. Добрая отзывчивая, дарующая веру». Она не оборачивалась. Она старательно отвечала каждому. Ее миссией стало спасение тех, кто на сорванной жестоким февральским штормом безвесельной лодке исчезал за огромной волной безумия. Безумие, влекущее к себе. Но спасение заключается не только в борьбе за душу. Спасение - это правда. Это пощечина наотмашь. «Нет, не будет Вам ничего. Пусть Вам достанутся те, кто не испил радости до дна. Не захмелел до потери сознания. Что же это такое? Кто Вы все? Мы разве с одной планеты? Любите тех, кто рядом и кто реален. Они ждут. Они живые и теплые. Зачем Вам Симона? Она только его. Всего лишь. Она не для Вас. Она врёт. Нет у неё ничего. Она пошутила. Оставьте нас в покое. Спрячьте свои члены, вернитесь к тем, кто связал Вам свитера. Дайте себе и тем, кто с Вами, шанс. Вы же всемогущи, М. Вы - настоящие вершители. Гордитесь. И у Вас осталось в запасе время».
Осада дома была снята. Никого. Семен бережно обнял за плечи Симону. Она прильнула к нему. Семен выключил компьютер. Экран погас. Семен крепко обхватывал сам себя. Он боялся, что та тонкая грань, придуманной кем-то нормы, исчезнет и он забудет своё имя. Вновь забились остановившиеся сердца «28 лет ищу...», «36 лет, было бы хорошо...», «43, моя мечта...» и даже этой «51, а вот мне и 51...» У них появился шанс. Их приглашали. Их помнили. Одиночество, наконец то оставленное в покое, аккуратно убрало очки в кожаный чехольчик.
«Надо вывести псов. Вот кого бы Вам всем в учителя". Он убрал со столика две кружки и тщательно вымыл. За сумевшими подняться, пусть и на счет девять, деревьями кто-то смело и размашисто разлил акварель. Это Симона писала другую жизнь. Ей было не до него. Серая краска правды - не самая лучшая фантазия.
В то утро он решил остаться, вернувшись в будущее. История болезни, выздоровления, панацеи в виде поиска, потери, обретения случилась намного раньше. Всецело отдаваясь сумасшествию, он принимался заново перестраивать настоящую последовательность событий. Конструкции рассыпались, несмотря на маниакальное упорство. Тем самым, обманываясь каким должно быть идеальное, он перестал обманывать обычного себя. «Боль честна, как никто». Значит боль уйдет с ним. Побег ни к чему. Меняющие реальность по меньшей мере смешны. Просто Симона где-то есть. И Семен где-то есть. А из этого предрассветного ему некуда идти. К дому, идеальному дому, придуманному им, не прилагается ключ. И разве ключом открывается дверь?
Тронув за рукав соседа, Семен незаметно переложил в его карман потёртый камень куриного бога - обещанные, за вычетом прожитого, полсотни лет. Оставалось немало. Старик хотел что-то сказать. Но что стоят слова? «Тебя сегодня выпишут. Ты вернёшься. Барана резать не надо. А вот засохшие ветки олив подрежь. Олива – наше всё. Обещаешь?» Потом Семен удобно устроился на развёрнутом ковре. «Симона говоришь?» Гость кивнул. «Симона, значит Симона. Так тому и быть". И коротко бросил: "Февраль, на... делаем ноги".
26.04.2019 Тель-Авив