Облик кого из наших предков унаследовали моя тётка, брат, большая семья Маркиных? Позднее эти же черты прорисовались на лице троюродной сестры. Большие светлые, просто беловатые глаза, способные еще увеличиваться и даже вращаться в минуты гнева, крупный горбатый нос, густые русые, вьющиеся волосы, нервный тонкий надлом высоко поднятых бровей. Я никогда не считала брата красивым, но не эти ли знакомые с детства черты вдруг заставили меня сразу безоглядно влюбиться в парня, пригласившего меня на танец в Красном уголке студенческого общежития? Мать называла это «поповской породой», хотя порода была скорее по линии бабушки. Это бабушка была коренной жительницей нашего города, вся родня была с ее стороны, дед приехал сюда учиться, работать, жить из далёкого села, о его родне я ничего не знаю.
А Маркины часто приходили к нам в гости, когда была жива бабушка, мы ходили к ним. Все высокие, статные, работящие. Самый старший из них дядя Петя со своей неизменной поговоркой: «Молчи, сноха, меньше греха!» Какой-то артистизм был во всех них без исключения.
Тётя работала медсестрой в детской больнице, но во многих общественных местах вела себя, как на сцене театра. Говорила и смеялась преувеличенно громко, с лёгкостью заговаривала с незнакомыми людьми. На неё невольно обращали внимание, её это не смущало, ей нравилось такое поведение. А маму это возмущало, она терпеть не могла свою золовку. У тётки был несильный, но приятный голос, мне нравилось слушать её пение. Пела она не только в компаниях или в хоре, но и когда делала какую-то работу в доме, во дворе. Отец тоже отдыхал и работал с песнями, я с детства запомнила огромное их количество, узнаю их в различном исполнении. К песням мама тоже относилась с неодобрением: «Чего орёт!»
Брат унаследовал фамильный облик, артистизм, любовь к пению, вот только работать он не любил, предпочитал полежать с книгой на диване, пусть другие работают. Его мама во всём защищала.
А у меня нет ничего от фамильного облика, кроме любви к пению и, возможно, некоторого артистизма, о котором я не подозревала до старости. То есть петь и выходить на сцену мне всё время хотелось, но я была очень стеснительная, зажатая, раскрепостилась только в преклонном возрасте, когда перестала мучительно задумываться над тем, что обо мне подумают и скажут люди. В моих детях и внуках фамильный облик не проявился. Но, может быть, ещё в ком-то проявится?
Смотрю на такие родные лица на фотографии, жаль, что всех их давно нет.