Моё имя Галиев Ильяс Фаттеевич. Родился я в татарском селе на Кавказе и был больше всего горд своей честностью и трудолюбием.
Я был честен, потому что это требовали законы страны, писанные, как мне казалось, лучшими людьми нашей необъятной страны. За невыполнение законов следовало наказание. Потому законам в основном повиновались все: кто добровольно, кто из страха перед наказанием.
Это казалось мне правильным, ибо у меня сидела глубоко внутри острая необходимость справедливости, и наказание по моему разумению утверждало законность. Ибо только так, а не иначе можно было обрести свободу от тирании шизонутых мерзавцев и обрести чувство собственного достоинства.
Долгие годы я жил, учился и работал в своём кишлаке, копил деньги, живя честно и праведно.
Однажды мне предложили работу в Москве. Я был счастлив, так как давно мечтал увидеть столицу нашей Родины.
Потратив почти все сбережения на покупку старенького автомобиля, я двинулся в столицу.
Я поставил машину перед магазином моего работодателя, на платной стоянке со счётчиком и не бросив деньги в автомат зашёл в кафе, чтобы затем с сытым желудком обговорить условия моей работы.
Поев, я вышел и направился к автомобилю, чтобы взять свою дорожную сумку. Не успев взять её, меня задержали полицейские с кавказскими лицами, то есть земляки.
Следователь, прокурор и судья признали меня виновным по всему пунктам: а) нарушение правил стоянки, за то, что я не заплатил за стоянку;
б) в воровстве, поскольку я хотел взять свою сумку; в) в сопротивлении аресту – спорил с полицейскими; г) в создании общественных беспорядков, потому что я громко рыдал, когда меня сопровождали в полицию; д) в управлении автомобилем без прав, так как они находились в сумке и мне её не позволили взять.
По большому счёту, всё это отвечало правде, и я не считал несправедливым моё осуждение. Я даже восхитился ревностным служением закону, потому не высказывал недовольства, когда меня приговорили к трём годам заключения. Это казалось слишком суровым, но я-то знал, что закон может быть строгим и неотвратимым наказанием.
Меня определили в тюрьму недалеко от столицы.
Я надеялся, что мне пойдёт на пользу знакомство с местом, где отбывают наказание люди, пожиная горькие плоды своего нечестного поведения.
Долгие дни, проведённые в тюремной камере, привели меня к тому, что моя честность была не чем иным, как просто глупостью, поскольку основывалась на невежестве и умозрительном представлении о жизни.
В буржуазное время нашего государства честности как таковой вообще не может быть, ведь понятие совести мы оставили в прошлом. Всё более и более я стал понимать, что если нет справедливости, то не может быть и человеческого достоинства; есть лишь обманные иллюзии вроде тех, что завладели умами моих товарищей по камере.