Пятый ярус города был целиком выделен под домашнее хозяйство. Огромная территория была поделена неровными квадратами огородов и ферм. Здесь выращивали овощи и злаки, занимались разведением крупного рогатого скота и прочей живности. Этот край был полон лугов и пастбищ.
Жилось здесь довольно свободно и дышалось почти легко. Жителям Пятого Яруса были доступны некие льготы и вольности. Даже разрешалось заводить одну корову для своих нужд. Правда процент молока и мяса от бурёнки, всё равно был немалым и обязательным. Да и крестьянский труд, язык не поворачивается назвать лёгким. Но жить можно. Благородным тоже нужно кушать, поэтому Пятый Ярус сильно не трясли сборщики налогов и не доставали военные вербовщики.
Можно сказать, Пятый Ярус, это одна большая деревня, которая находилась в черте города.
Он сидел на невысоком холмике, поросшем буйной травой и поглядывал на пасущихся внизу коров. Коровы лениво жевали сочную траву и отгоняли хвостами приставучих слепней. День обещал быть длинным и жарким.
Одна бурёнка отбилась от стада и теперь стояла возле изгороди, с гастрономическим интересом поглядывая на соседнее поле, где росла капуста. Он вздохнул, и, подхватив хворостину, поднялся с земли. Если корова попортит капусту, ему снова достанется. Спина только совсем недавно начала заживать.
А ведь все остальные ребята с его деревни сейчас играют в рыцарей. Он никак не мог понять, почему его не берут в игру? Он же настоящий рыцарь. Почему он должен пасти коров или убирать за свиньями, когда вся ребятня играет и плещется в озере?
Великовозрастного дурочка, дети в свою игру не брали. Они смеялись и говорили, что от него дурно пахнет. Таких как он, в народе кличут юродивыми.
Он пас коров, чистил конюшни и свинарники. Староста как-то сказал, что на большее, он не способен. Его наивный разум не мог понять, отчего все смеются, когда он машет своим мечом. Ну и что, что меч этот просто палка, — враги падают от его ударов как подкошенные. Ну и что, что враги это всего лишь кусты крапивы? А зачем было кусать его за босые ноги?
Очень странно, неужели никто не видит в нём рыцаря? Он всем твердил, что отец его, настоящий рыцарь, и он, его родной сын, стало быть, тоже рыцарь. Но ему никто не верил. Лишь смеялись и крутили пальцем у виска. Чтобы это значило? Когда вот так крутят пальцем? Он не знал, но тоже улыбался в ответ и копировал этот жест. От этого все смеялись ещё громче. И он смеялся со всеми, пытаясь не быть белой вороной.
Он услышал девичий смех и всплески воды. Совсем рядом, за небольшой рощей был пруд. Опять девки пошли купаться. Но нет, он больше не будет за ними подглядывать. Хотя очень хотелось.
В тот раз его поймали местные парни и хотели убить. Он так испугался, что расплакался и обмочил штаны. Они рассмеялись и бросили его котомку и меч в пруд, а после ушли не тронув. Он тогда бегал по берегу, размазав слёзы по грязному лицу. Но достать свои вещи не мог. Он не умел плавать и боялся воды.
За котомку ему влетело от старосты. Он жил у него в сарае. Конечно, не замок настоящего рыцаря, но тоже ничего. Там было тепло и крыс не водилось. Крыс он боялся даже больше чем ремня старосты.
Он всегда твердил себе, что отец обязательно вернётся с войны и заберёт его с собой. Он не знал, откуда в его голове поселилась эта уверенность. Он совсем не помнил своего отца. Не знал он и матери. Но где-то, в глубоких недрах его не слишком развитого интеллекта, рождались обрывки неясных и скомканных воспоминаний. Нежный голос поёт колыбельную. И серые глаза, что с любовью смотрят на него.
День наконец подошёл к концу и нужно было гнать стадо домой. Невидимые враги повержены и верный меч теперь хлещет по бокам коров, заставляя тех пошевеливаться.
Он ещё издали увидел столб жирного дыма, что коптил небо, и почуял запах гари. Может быть, сегодня праздник и на вертеле жарят быка?
Он обрадовался, и потирая руки, поспешил к дому. Если повезёт, то и ему достанется порция мяса. Правда это будет в последнюю очередь, когда все наедятся и напьются горькой настойки.
Однажды ему влили эту настойку в кружку, и он долго плевался, а после, его ноги стали заплетаться. Он тогда хныкал и стучал себя по коленям, а вокруг смеялись и звали его сплясать для них.
Он, забыв про коров, вбежал на площадь и замер. Это не было похоже на праздник. И никого жареного быка он не увидел.
Горел дом старосты. Огонь, жадно поедал деревянные стены, и уже добрался до крыши. Всюду бегали люди с вёдрами и лили воду в пламя пожара. Толку от этого было не много.
Кричали женщины. Ругались мужчины. Плакала жена старосты и рвалась из рук, крепко обнявшего её мужа. Но где же Златка? Что-то её с ними не видно.
Он стоял с открытым ртом и смотрел на пожар. Такого он раньше никогда не видел. Дыхнуло жаром, и он испуганно попятился. И тут из горящего дома раздался детский крик. Златка! Она там. Он взвыл и заметался. Она, семилетняя девочка, единственная кто никогда не обижал его. Они вместе играли и он, как рыцарь, поклялся всегда защищать её.
Что-то лопнуло у него внутри. Словно порвалась невидимая нить. Весь страх выветрился и взлетел ввысь, смешавшись с чёрным дымом. Он без колебаний шагнул в дверной проём адского пекла.
Люди побросали вёдра и застыли с немым удивлением на лицах. Все молчали, глядя в огонь. Пламя трещало, бесновалось, и плясало будто живое. Минуты тянулись целую вечность.
И вот, на пороге горящего дома, возникла сгорбленная высокая фигура. Она держала в руках что-то завернутое в дымящееся покрывало.
Они не сразу узнали местного пастуха - дурачка. На нём не было живого места от страшных ожогов.
Он лишился волос, и лицо его покрылось жуткими волдырями. Он покачнулся, сделал пару шагов и упал на колени. С трудом удержал в руках свою ношу и бережно положил её на землю.
Из завёрнутого в кучу тряпья свёртка раздались кашель и детский плач. А он улыбнулся всем и покрутил пальцем у виска. Но мрачные и перепуганные селяне отчего-то не смеялись и не повторяли его жест.
Усталый рыцарь остановил коня на вершине крутого холма и посмотрел на лежащую внизу деревню. Он снял шлем и ветер коснулся его, покрытого шрамами, лица. Он вернулся, как и обещал. В сумке лежала грамота, которая гласила, что ему за заслуги перед Советом, даруется дом на Втором Ярусе. Осталась самая малость. Забрать сына и жить с ним долго и счастливо.