И тогда я повстречал Рыбу. Стоял вполне весенний сентябрь - тепло, и не все еще попадало с листьев и у открытых балконов вдоль синего ветра рядом полоскались белье и флаги.
Путь пролегал вдоль главной линии города, полного бесчисленных следов и воспоминаний о некогда искрившейся жизни - сколько сознательного бытия утрачено, рассыпано по краям заштатной улицы Спартака, от безбилетных проездов до случайных знакомств.
Мир закручивался в тугую спираль, из которой медленно, буквально по капле, вытекало утраченное время.
Засмотревшись на вывеску обувного салона, что-то типа саламандры, держащей все ноги в комфорте, ощутил доселе незнакомый прилив и, совершенно не к месту, вспомнил легкий майский вечер семьдесят восьмого - бегающую кругами овчарку, обшарпанную скамейку и сидящего на ней Рыбу, пересказывающего события в седьмом круге.
Прихлебывая утаенное от товарищей пиво, он утверждал, что Данте рассуждая о перевороте, совершаемом на острие сумрака, видел перед собой лист Мебиуса - поэтому, продолжал рассказчик, восхождение и обретение итогового смысла было столь-же естественным и органичным, как сам процесс погружения во мрак.
Следовательно, подытожил Рыба, существование в мысли уже само по себе лишает всякого смысла выбор, а значит и необходимость соответствующего усилия.
Вслед за воспоминанием обнаружил зримое присутствие постороннего - и нет, это была не вещь или сущность, а именно нематериальная фигура с лицом Рыбы.
Набрав полную грудь воздуха выдохнул, ты - теперь я, беззвучно прошептало видение и исчезло.
***
Рыба появился во дворе поздно. Классе в девятом. До этого, как прочие хорошие дети из благополучных семей, пребывал на верхних этажах. Без погружения.
Что выпихнуло мальчика на улицу, неизвестно - скорей всего, устал от бесконечных нотаций, ибо пилили нещадно - мама-учитель, папа - важный снабженец из управления, уроки, уборка, чтение, сад, дед-коммунист строго запрещал заразные джинсы. Или весна, девушки, пьянящий аромат сирени, ласковое солнце семидесятых. Короче, вылез. И попал. Сразу. Навечно. Ленка - дама с овчаркой из соседнего подъезда. Так бы и погиб от неразделенности и одиночества, если бы...
Проходя мимо, Корнеев, боготворивший Остапа, заинтересовался вундеркиндом, наизусть цитировавшим Двенадцать стульев - Рыба не подкачал, с любого места, буква в букву, сдал экзамен и был зачислен в свои. Попал под охранную грамоту и сразу воспрял духом, даже немного подрос, правда, попытки затащить в качалку, закончились ничем, абсолютно неспортивен - такой диагноз поставил Хейман ,к сожалению, окончательный.
Так и повелось - раз сам не может, за него отвечали все вместе, а он платил преданностью и конфетами, цитатами и книгами, вечной готовностью присутствовать и веселой болтовней. Местное радио. В теннис не играл - комментировал, не знал гитары, но радостно хлопал себя по ляжкам, с девочками был очаровательно вежлив и трогательно робок. Начитан, и малины не портил. Одним словом, вписался.
Школу закончил прекрасно, легко сдал вступительные на инженерно-строительный, погрузился в студенчество и завел интересных друзей - Дженезис, Кримсон, Махавишна, Чик Кориа и Пако де Лусия. Что за жизнь-сплошное удовольствие, Олдингтон на ура, Джойс Кэрри - библия, Гессе - талмуд. Вечеринки, зависы, девушки, художники и музыканты, культуристы и математики, острословы и донжуаны, и жизнь засцвела на сто цветов и сто соцветий.
Вот дамы, к несчастью, не очень - общаются, танцуют, кокетничают, но нет, хотя он и не настаивал - робкий, целомудренный, нецелованный. Бывает.
На втором курсе колхоз. Оторвался - длинный свитер, борода, сапоги, общага и водочка. Понравилось, да так, что насовсем - все несуметое, пропущенное или обломленное искупалось стаканами.
Это понятно, ведь там, в химической реакции и сладких токсинах жило то, чего так не доставало в реальности - сила, фигура и дерзость, раскованность, лихость и успех. И там же исчезали, растворялись запреты, неловкости, комплексы и тормоза, и Рыба взлетал - высоко, свободно, легко.
Все сходилось, все получалось. Кроме Ленки, другие были, а она - никогда.
Лет пять назад столкнулись. Сходу поведал об успехах - дважды женат, дважды лечился, дважды зашивался, но бросать не хочет, ибо чувство собственного достоинства перевешивает, после чего перешел к подробностям безалкогольного лечения и связанных с ним мучений.
***
Конечно, предмет в самом себе содержит причину того, что он именно такой, а не иной, но проявляется это лишь при рассмотрении конкретного человека, у которого в естественном свете cxoдятся, казалось бы, несоединимые обстоятельства