Медведица - Забытая станица. Часть 1

Геннадий Струначёв-Отрок

               
                Истлевшая страница –               
               
                ЗАБЫТАЯ СТАНИЦА

                Посвящается землякам, проживавшим
                и проживающим на берегах Медведицы

             Станица Медведица (Медведицкая) Всевеликого Войска Донского; село Медведица-Крестовый Буерак Саратовской губернии Аткарской волости; село Крестовое Царицинской губернии; село Франк Сталинградской области; совхоз Медведицкий-село Медведицкое и, затем, село Медведица Волгоградской области

                ЧАСТЬ I
                ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ
 
     Домонгольский, допетровский, Петровский и Екатериненский периоды казачества

         Исторически казачий народ – кочевые славянские племена приазовья и придонья: Тореты, Сакалибы, Бродники, Северы, Берендеи, Базилеи… генетически связаны с древним скифским народом Сака (Саха), которые были известны грекам Танаида ещё в первые века после Рождества Христова под именами «коссакос», «гасакос», «касагос» и крещены ими в VI  веке. Русские летописи упоминают их под названием «касоги» и «казягъ». Например, касоги помогли князю Святославу разгромить Хазарский каганат во второй половине Х века, который образовался в конце VI века на обломках Танаидской Боспории. Потом составляли основное войско Томаторканского (Тьмутараканского – народное название) князя Мстислава Храброго.
        Сначала Хазария, состоявшая большей частью из славян-казаков проповедовала христианскую веру, но в конце VIII века, начиная с хакан-бека Булана, затем Обадии, вся верховная власть каганата приняла ортодоксальный старозаветный иудаизм, обрезав и всю атаманскую верхушку. Простые казары и касоги были недовольны внедрением в их новозаветный уклад иудейской веры. Они всячески выражали своё недовольство правящей власти и уходили служить киевским князьям или Византийскому царю. Поэтому хаканы для своей защиты содержали исключительно наёмную армию, состоящую из мусульман и язычников.
         В 860 году патриарх Фотий (выходец из казар) решил оказать помощь своим землякам и обратился к императору Михаилу III-му с просьбой отправить в Хазарию специальную православную миссию. Тот отправил по морю к казакам, а затем к южным славянам-христианам, болгарам, делегацию во главе с Константином Философом (Кириллом) и его братом Мефодием. Побывали они в Белой Веже (Саркел) на Дону и на реке Харакул (Харькове), изучили славянские диалекты, составили азбуку, перевели на славянский язык божественные книги. И с этого времени православная вера основательно укоренилась на Дону.
     В 964-965 году по Донцу, Дону и Волге огнём и мечом прошёл Киевский князь Светослав. «В лето 6472 от Сотворения Мира в Звёздном Храме (964 год н.э.), будучи 22 лет от роду, готовя поход против Хазарии, Светослав не пошёл прямо в лоб по степи через волго-донское междуречье, предприняв искусный манёвр. Всего с 20-тысячным войском он обошёл её стороной, достиг Рязани, по Оке спустился до Волги и далее двинулся на 500 ладьях с небольшим количеством войска и сразу же осадил столицу Итиль. Хазары не ожидали удара с севера, и не смоги организовать серьёзную оборону. 3 июля Светослав взял её штурмом, и, как пишут летописи, не оставил в ней камня на камне. Далее Светлый Воин предпринял поход в Северо-Кавказский регион, где разбил опорный пункт хазар – крепость Семендер. После этого дружина Светослава двинулась к Дону, где штурмом взяла и разрушила восточную крепость хазар – Саркел». Хаканы выводили свои разноверные войска на бой с русскими дружинами, но подчиняющиеся им казаки-славяне не были заинтересованы в победе иудейской верхушки и не проявили активного участия в боях, а зря. Хазарский каганат был разгромлен и в мгновение исчез из людской памяти, как государство, а вместе с правящей верхушкой были за компанию вырезаны и многие славянские христианские племена, а их городки снесены с лица земли.
             Вот как описывает русский летописец этот великий поход: «Иде Святослав на Козары. Слышавшее же Козаре, изыдоша противу с князем своим каганом и сьступишася бити, и бывши брань между ними. Одоле Святослав Козаром и город их Белу Вежю взя, и Ясы победи и Косоги, и приде к Киеву».
            (Свято место, как известно, – пусто не бывает, и вот уже к 1050 году Русь получила ещё более свирепых соседей: кыпчаков. Из-за Урала, из Прииртышья на освободившиеся от Хазарского каганата земли пришёл каганат Кимакский – почище прошлых степняков, которых русские и все, проживающие между Волгой и Днепром степняки местные стали называть «половцами». Местным степнякам: печенегам, остаткам хазар, аланам, ясам, гузам, касогам пришлось примыкать к границам окружающих Дикое Поле государств, уходить под их защиту. Кто подался на север, под защиту набиравшей силу Северской Руси: Дьяковского городища (будущей Московии) и Новгородчины, кто под Киевскую Русь, кто под Византию, кто, как аланы, ушли в Кавказские горы. Тому же примеру последовали и казачьи племена: касоги, козяги и чёрные клобуки. А тем, кому бежать было некуда и незачем – остались под властью половецких ханов, и стали им служить верно.
                Два столетия – до начала XIII века – половцы держали в страхе все окрестные государства своими опустошительными и жестокими грабительскими набегами. А в начале XIII века в Волго-Донских степях появились монголо-татары, пришедшие по стопам кыпчаков-половцев. Теперь половцев постигла судьба печенегов, и они бросились искать защиты за Днепром, в предгорьях Северного Кавказа или южных лесах набирающей силы Московии.)
                Может, поэтому, помня вековую неприязнь и к иудеям и к киевским князьям, племя казачьих пращуров, бродников, во главе атаманом Плоскыней в 1223 году, при битве Киевской Руси с монголами на реке Калке, оказалось на стороне кочевников. А может, потому что на стороне русских против завоевателей выступили теперь извечные их враги – половцы? Этого уже никто не узнает. Но после победы монголов на Калке, бродники, бологовцы и чёрные клобуки стали пользоваться у хана Бату уважением, и он доверил им охрану западных и северных границ своей Золотой Орды.
                Наверное, не такой уж и хорошей была  жизнь казаков в монгольской среде, хотя хан Бату даже основал для них христианскую епархию с епископом Сарайским и Подонским. Потому что, когда стало укрепляться Московское православное княжество, донские казаки воспылали к нему дружеской любовью.
               По приходе русского войска на Дон в лето 1380 года, казаки встретили его с иконой Гребенской Божьей Матери. Вот как описывают две летописи встречу на Дону войск князя Дмитрия: «Там, в верховьях Дона народ христианский воинского чину живущий, зовомии Казаци, с радостью стретающа со святыми иконами и со кресты, поздравляюща ему о избавлении своём от супостатов и приносяща ему дары от своих сокровищ, иже имяку у себя чудотворные иконы в церквах своих». И «Донские казаки уведав о пришествии благоверного вел. кн. Дмитрия Ивановича в междуречьи Дону и Непрядвы, вскоре в помощ благославенному воинству пришли бяше и… Пречистые Богородицы образ… на побеждение агарян вручиша».
               …После выступления донских казаков против войск Мамая на стороне русского Московского князя Дмитрия III-го Ивановича (Донского) на Куликовом Поле у реки  Непрядвы – притоке Дона 8 сентября 1380 г. и их разгрома, русские ушли с победой, а мстительные монголо-татары задолбали казаков нападениями. Через два года хан Тохтамыш снова заставил Москву платить дань. Он три раза громил казачьи городки по  Северскому Донцу, пока не вынудили их уйти с Дона. И те в конце 14-го века оставили свои земли. Одни ушли на юг, в горы на Терек, на Гребни, другие – основная часть – к границам Московского царства. По «украинам» Руси они расселились от Путивля, по верховьям Дона до Камы, третьи поднялись по Волге – аж до Северной Двины и берегов Балтийского и Белого морей: Нижний Новгород, Великий Устюг, Великий Новгород,  Вологда, Архангельск. Их поселения по рекам Медведице и Хопру с притоками стали живым щитом Руси от нападения монголо-татар на Московское княжество с юга, от Дикого Поля и с востока, из-за Волги.
                И только с 1518 года, после окончательной утери власти раздробленных ханских княжеств в волго-донских степях, казаки стали возвращаться на землю отцов. Сначала вернулись из турецких земель белгородские и азовские казаки: на Десну и, по уговору с Московским князем Василием III-м о своей ему поддержке, – на Северский Донец. Потом потянулись семьи с юга, от Гребней; с запада, от Днепровских казаков и с 1550-х годов – от северных земель России.
               Так снова заселялся вольный казачий Дон отпрысками донских казаков, родившихся уже в северных русских лесах.
               Когда в 1552 году Иван Грозный организовал поход на казанских татар, к нему неожиданно примкнуло большое войско донских казаков под предводительством атамана Сусара, которое сыграло передовую роль во взятии Казани. Через 4 года они же вынудили астраханских татар добровольно пойти под власть великого Московского князя, постоянно одолевая их набегами. В 1556 году Астраханское царство без боя было занято Москвой. Царь Иван Грозный послал донцам богатые подарки, но казаки подарков не приняли, а просили признать их права на реку Дон «до тех мест, как им надобно». И Иван Грозный дал им грамоту, в которой записал: «…кто, буде, дерзнёт сих Донских Казаков с мест их сбивать, тот да будет проклят на веки веков». С этих пор казаки беспрепятственно стали заселять земли юга по Дону: от Волги на востоке – до реки Оскол на западе и от верховьев рек Дона, Хопра и Медведицы на севере – до Ногайской степи и Азовского моря на юге.
               
                По воле Петра

       После церковной реформы патриарха Никона (1652 – 58 г.г.) все приверженцы старой веры под грифом «раскольники», ринулись из Московии на Верхний Дон – его притоки: Хопёр- Бузулук и Медведицу-Терсу, на которых, в приграничье с набиравшим силу Московским княжеством, проживали вольные казаки, также исповедующие старую православную веру. Казаков пока эта реформа не коснулась. И апеллируя к давней казачьей истине: «С Дона выдачи нет!» – они принимали всех, бежавших в их земли от боярского, помещичьего и церковного российского самодурства. Казаки жили в постоянном напряжении со стороны киргизов, калмыков, горцев, ногайских и крымских татар, и поэтому пришедшие русаки взамен своих убитых или уведённых в плен были не лишними. И этот поток беглых на Дон: провинившихся стрельцов, слободских казаков (оказавшихся на территории Московского княжества после расширения его границ на восток и на юг), крепостных крестьян, опальных дворян из будущего Российского государства – с каждым годом увеличивался. Люди бежали семьями: пешим ходом, на повозках и сплавляясь на плотах по рекам…
                Возможно, в эти годы и мои пращуры переселились в междуречье Иловли и Волги, сплавившись по Волге на плоту и уйдя в степи, в пределы юрта городка Ольхового, ныне – станицы Ольховской – ниже Дмитриевского посада, Камышина.  Об этом мне в 2007 году в Волгограде рассказывала тётка Нюра, родная сестра отца. А ей об этом рассказывала мать, Евдокия Васильевна Струначёва, Степскова. Но в каком веке и в каком году это было, – она не запомнила. И чьи это были предки – дедовы или бабкины – она тоже не ведала. Но прозвище Струначи они получили именно в этих местах, потому что прежние свои имена и клички беглые не называли, чтобы их не могли определить, выловить и отправить снова к прежним хозяевам в русские земли.
              …Начиная с 1670 года, стали организовываться постоянные рейды русских войск по казачьим верхне-донским городкам для поимки беглых крестьян, «новопришлых казаков» и наказания всех «раскольников».
               7 апреля 1685 года Указом княгини Софьи, Московия объявляет раскольников «врагами государства Российского».
       В 1686 году на запрос из Москвы, воронежский воевода В. Лаговчин, опираясь на то, что ему сообщили «воронежцы, добрые и правдивые люди», докладывал о количестве казачьих городков по Хопру, Бузулуку и Медведице…  О Медведице в частности было сказано: «… в казачьих городках по Медведице больше живут раскольники, а всех де городков с 17; а укреплены тыном, а иные плетнями».
        В апреле 1688 года Московия посылает на Верхний Дон карательное войско для выявления беглых раскольников и приведения к присяге казаков всех старообрядческих городков. На Медведице, в частности, были истреблены все староверские казачьи селения. Избежавшие расправы казаки укрылись в лесах, но с уходом войска вернулись на пожарища и восстановили свои жилища, потому что, спустя два года, в 1700 году верхне-донской атаман Пахом Сергеев, будучи вызванным для объяснения в Москву почти слово в слово подтвердил ранее переданное воеводой Лаговчиным сообщение: «по Хопру и по Медведице и по Бузулуку рекам старожилых казацких 59 городков в том числе Хопёрских 26, Медведицких 17, Бузулуцких – 16. Поселились тому лет 100, а иным по семидесяти и по осьмидесят; людей в них жилых домами три десять тысяч».
                Но во времена княжения правительницы Софьи (1682 – 1689 годы) и Петра Первого (1682 – 1725 годы), ставшего после 1689 года царём-самодержцем, решено было немедленно пресечь уход населения из русских земель. Пётр повёл беспрерывные войны за расширение государства и выходы к морю. В 1700 году он начал многолетнюю Северную войну со Швецией. Ему необходимы были людские ресурсы. И ещё он задумал основательно отобрать у Турции, вместе с  крепостью Азов, Азовским морем и всё северное побережье Чёрного моря. Но для этого необходимо полностью подчинить себе вольное донское казачество, как великую военизированную силу, способную внести большую лепту в его завоевания. В Воронеже он уже построил корабельные верфи и начинал строить и корабли для выхода через Азов в открытое море. А для этого тоже была необходима огромная дармовая рабочая сила.
                21 июля 1700 года Пётр I издаёт очередной Указ, в котором повелевал казачьим атаманам Верхнего Дона всех «новопришлых» по Хопру и Медведице селить вдоль дороги, идущей на Азов. Чтобы тех легко было брать. А новопришлыми он определил всех тех, кто не прожил на Дону 20 лет. Уже в сентябре Долгоруков в столице Всевеликого Войска Донского, Черкасске, вручает грамоту Войсковому атаману Лукьяну Максимову, призывая его способствовать своим намерениям, и начинает со стрельцами карательные рейды по верховьям Дона.
         За укрывательство и не донос на беглых, уже оказачившихся крестьян и прочего работного люда, казаков-старожилов нещадно били, пытали, издевались, рвали ноздри, как и беглым, сажали в погреба, а жён и дочерей насиловали. Спасаясь от преследования, вновь испечённые, голутвенные (сиромашные) казаки, бежали ниже, на Дон и Волгу, но и там их выдавали русской власти царские воеводы и домовитые низовые казаки. Возвращённые к своим помещикам-крепостникам, беглые ещё и на местах подвергались зверским наказаниям от своих хозяев. Лучше было загинуть в Волго-Донских степях, нежели возвращаться в кандалах на Московию.
                Казачье возмущение поддержал атаман Бахмутского городка,  Кондратий Афанасьевич Булавин, рождённый 6 июня 1671 года в городке Пятиизбянском на Северском Донце. К тому же он и все верховые казаки были возмущены тем, что царь Пётр в 1705 году «пожаловал» местные соляные копи, которыми исстари владели казаки донские, Изюмскому Слободскому полку малороссийских казаков и его командиру Ф.В. Шидловскому… Булавин не смирился с этим, организовал своих казаков и разорил угодья Изюмского полка. После этого началась настоящая открытая война между изюмцами и донцами.
                Вот как верховые казаки жаловались своим низовым, описывая в письме обстановку на Верхнем Дону: «Стали было бороды и усы брить, так и веру христианскую переменять… а сам он, князь, с нашим старшиною, с Ефимом Петровым со товарищи, многолюдством поехали по Северскому Донцу, по городам и они, князь со старшинами, будучи в городках и многих старожилых казаков кнутом били, губы и носы резали и младенцев по деревьям вешали, и многие станицы огнём выжгли, также женска полу и девичья брали к себе для блудного помышления на постели и часовни все со святыней выжгли».
                В 1706 году Пётр отправляет на Дон 1000 стрельцов для держания в повиновении казаков-староверов, а 6 июля 1707 года издаёт Указ о сыске «беглых» и «новопришлых» в донских казачьих городках, и назначает ответственным за его исполнение князя Юрия Долгорукова.
               Ночью 9 октября 1707 года Булавин с казачьей сотней (казачья сотня -150 человек) напал на русских, расположившихся в Шульгином городке на реке Айдар и «побили до смерти князя Долгорукова и всех бывших с ним людей»… А это 10 офицеров и около тысячи тех самых стрельцов, которые составляли бригаду Долгорукова.
               Тогда против повстанцев выступило войско Азовского наместника И. А. Толстова, который настрополил на этот поход и отряды низовых казаков во главе с Войсковым атаманом Максимовым. Лукъян Максимов в душе поддерживал борьбу Булавина за прежние казачьи свободы, но определённо (как и все низовые оседлые казаки) боялся возмездия России за официальную поддержку голутвенным бунтовщикам. В ноябре на реке Айдар, у городка Закатного, повстанцы потерпели поражение. Булавин с 13-ю казаками вырвался из окружения и ускакал на Днепр. В декабре он добрался до Запорожской Сечи, где зимовал в Кодацкой фортице (Кодакской крепости) и набирал добровольцев для похода против русских захватчиков.

                Кондратий Афанасьевич Булавин.

              В начале апреля 1708 года, 4-го числа, Булавин с запорожским атаманом Щукой повёл полуторатысячное войско на Хопёр, в Пристанский городок. Здесь к нему присоединились все недовольные поведением русских войск казаки и беглые крестьяне при поддержке атамана Хохлача. После пополнения войска и рассылки депеш во все казачьи станицы Войска Донского о присоединении к его справедливой борьбе, Булавин пешим, конным и водным сплавом по всем рекам двинулся на Черкасск за сатисфакцией к Лукьяну Максимову. По пути к нему примыкало множество добровольцев, и при подходе к Черкасску его войско насчитывало 20 000 человек. В Лискиных вершинах против станицы Перекопской на Дону, на крымской стороне, повстанцы разбили войско Максимова, состоящее из низовых казаков, татар и калмыков, вышедшее им навстречу. Захватили казну в 8 тысяч рублей и перевешали всю старшину вместе с Максимовым. Руководил казнью войсковой старшины товарищ атамана Игнат Некрасов. 1 мая булавинцы заняли без боя Черкасск. 9 мая Булавина избрали Войсковым атаманом Всевеликого Войска Донского.
               После этого Некрасов с атаманами Иваном Павловым и Лучко Хохлачём повёл часть казаков на север. 13 мая заняли Дмитриевский посад (Камышин) и 26 мая осадили Саратов. Булавин на юге пошёл на Азов. Но и там, и тут булавинцы потерпели поражение. В среде старшин начались панические настроения и недовольство Булавиным, как неудачливым военачальником. 17 июня некрасовцы вернулись от Саратова и заняли Царицын, казнив при этом его русского наместника, воеводу Афанасия Турченинова.
                Петру Первому в срочном порядке пришлось снимать с Северной войны несколько полков для войны с казаками. Плюс к этому выставил войска, находящиеся в Москве, и приказал идти в ополчение всем дворянам и их великовозрастным детям. К Дону шло 32-х тысячное войско под командованием гвардии майора, князя Василия Долгорукова, родного брата убитого Долгорукова Юрия. Тот с неимоверной решительностью шёл мстить за брата. У Булавина насчитывалось до 30-и тысяч человек разного люда, плохо обученных и вооружённых. 2-го июля 1708 года под Тором на Донце булавинцы потерпели поражение. А 7 июля, когда войско отступило в Черкасск,  булавинский старшина Илья Зерщиков, испугавшись возмездия за бунт со стороны русского военачальника, организовал заговор против своего атамана и хотел взять его живым. Но Булавин с 50-ю верными казаками заперся в каменном доме и долго отстреливался. А когда порох стал на исходе – застрелился из пистолета выстрелом в висок.
                Войсковым атаманом стал Илья Зерщиков, который отписал Петру Первому подробную челобитную о гибели Булавина, взятии в плен 26-и его сподвижников и своей главной роли в ликвидации восстания.
                27 июля русские войска вошли в Черкасск.
                «Когда известие объ этомъ дошло до Петра-I, Пётръ приказалъ отслужить молебенъ, стрелять въ знакъ радости изъ ружей и пушекъ, всемъ казакамъ, бывшимъ въ отряде Долгорукаго пожаловалъ жалованье, а атаманам Извалову и Федосееву выдал по сту рублей.» На место Булавина, вместо Зерщикова, «Войсковымъ атаманомъ государь приказалъ избрать Петра Ромазанова. Это былъ первый атаманъ, избранный казаками войска и утверждённый в звании государемъ Российскимъ». На этом окончательно закончилась повсеместная казачья вольница.
                Уцелевшие, не разбежавшиеся после отступления булавинские казаки, пошли на Волгу, в Царицын, и объединились вокруг Игнатия Некрасова. Некрасов решил уходить на Кубань и повёл казаков Доном на юг, но в конце августа был разбит русскими войсками у Есаулова городка (что располагался тогда между нынешними станицами Цимлянской и Голубинской). Уцелевших 8 000 человек казачьих семей обоего пола он всё-таки сумел увести на Кубань, к ногайским татарам. К концу 1708 года Булавинское восстание было полностью подавлено, но ещё весь 1709 год на южных границах Руси, во многих уездах, продолжались крестьянские волнения, разбуженные восстанием Булавина.
                После разгрома Булавинского восстания, массовых казней захваченных ярых его сподвижников (по официальным данным казнено 200 казаков), вырывания ноздрей и ссылки на каторги всех прочих, «помилованных», Пётр Первый приступил к ликвидации  особо отличившихся в поддержке бунтовщиков казацких городков. Он отдал безапелляционный приказ Василию Долгорукому: «Все казачьи городки по Донцу, Медведице, Хопру, Бузулуку, Иловле сжечь и разорить до основания. Людей рубить, а заводчиков (зачинщиков, Г. Я. С-О.) сажать на кол и четвертовать».
                32 больших городка в среднем течении Хопра, на его притоке Бузулуке,  в среднем течение Медведицы и её притоке Терсе были сровнены с землёй. На Медведице из 17 городков осталось 8. Множество мелких хуторов и слобод, образованных новопришлыми казаками разорены и разгромлены, староверские церкви разграблены. Уцелевшие казачьи семьи, побросав нажитое, ринулись вниз по рекам, чтобы затеряться в степных просторах центральных казачьих земель.
                В результате Петровских указаний, как победителя над «не великим» народом,  приставка к Войску Донскому «Всевеликое» перестала существовать, а граница северной части Главной Войски, как именовали тоже себя казаки, стала проходить: на Медведице – между Лопуховкой, Бурлуцким городком и Красным Яром. Станицы Островск;я и К;товская (ныне город К;тово) – также стали приграничными с Саратовским наместничеством. До нашего ближайшего (от ст. Медведицы) соседа, Красного Яра, казачья граница не дотянула каких-то 20 километров. На Бузулуке граница пролегла северо-восточнее слободы Тростянка, между Мачехой и Еланью; на Хопре – между хутором Дупляцким и нынешней станцией Поворино.
                С запада – также казаки резко были потеснены по Северскому Донцу. Городок Пятиизбянский, родина Кондратия Булавина, и некоторые другие были ликвидированы, как напоминание о пребывании и поддержке здесь великого смутьяна. Граница стала проходить через станицы Луганскую, Чертково, Кованскую на северо-западе и сл;боды Криничная, Васильева, Мариенталь и пос. Крищатицкий – на западе. Это районы сегодняшних городов Новороссии, от Мариуполя (Жданова) на Азовском море, вверх, до Макеевки и Ворошиловграда (Луганска), переданные В. И. Лениным после 1918 года Украине.
                А на востоке – от Царицинского посада до Дмитриевского (нынешнего Камышина) её проложили посередине: между Доном-Иловлей и Волгой, отобрав у казаков волжские берега. Мотивируя это тем, что казачьи ватаги ходят на Волгу грабить купеческие караваны барж. В принципе – оно так и было. Ещё 22 октября 1625 г. царь Михаил Фёдорович присылал казакам грамоту на 20 листах, в коей запрещал ходить набегами на Волгу. А 2 года спустя атаман Епифан Родилов на войсковом круге конкретно ставил вопрос о запрете грабежей купеческих караванов, и волгских казаков об этом попросили. Потом отдельные казаки стали ходить на Волгу подрабатывать, нанимаясь бурлаками.
        До южных границ донских казаков русские войска тогда ещё не добрались.
        В результате этих репрессий и территориальных преобразований станица Медведица, разграбленная и разогнанная, осталась на территории Московских владений. Земли, находящиеся выше Красного Яра обезлюдели.
               Пётр Первый приказал записать опустевшие казачьи земли в свой российский земельный реестр и стал дарить эти благодатные места своим отличившимся  в ратных и государственных  делах сподвижникам.
                Некрасовцы, с дозволения кубанских татар, построили в районе Тамани три своих городка: Блудилинский, Голубинский и Чирянский, и стали жить по общинному кодексу, написанному Некрасовым: «Заветы Игната».
                И хотя кодекс Игната запрещал воровать и угнетать своих в общине – он не распространялся на соплеменников, живущих в оставленных им землях. Жить чем-то было надо, а казаки в те времена жили только скотоводством, рыбалкой, охотой, войнами  и разбоем. Пахать, сеять, сажать, убирать им было, как бы сейчас сказали люди такого же склада характера: «заподло». Некрасов стал водить татар и своих казаков в набеги на старые свои донские места, отошедшие к России. Но ведь там всё равно оставались ещё посёлки заселённые его кровными братьями-казаками. Татары не щадили никого. Пользовались как раз тем береговым плохо защищённым русскими проходом между правым берегом Волги и границей Войска Донского по Иловле. Громили и грабили Царицынский и Дмитриевский посады, а выше – до самого Саратова ни одной русской крепости уже и не было. Эти набеги были настолько частыми, что Пётр I стал думать о постройке защитной от них линии. Последние крупные набеги зафиксированы в 1715 и 1717 годах. 
          Вот как описывает пребывание татарской саранчи в верхне-донских казачьих землях некий житель тех мест на реке Медведице в 1715 году: кубанские татары «били на Берёзовский городок», однако берёзовцы вовремя их обнаружили и дали достойный отпор  «побили… кубанцев человек с десять», и татары ушли, куда неведомо. А куда? Конечно же – выше по Медведице (станица Берёзовская ниже Медведицкой по прямой на 100 км), и по Волге – на Петровск и Саратов.
          Окрылённый успехом набега двухгодичной давности, в июле 1717 года Некрасов приводит на Медведицу самое большое войско кубанских и крымских татар, черкесов и адыгов (за всё время, прошедшее после его ухода к ним) под началом салтана Бахти-Гирея. Они разгромили по пути Царицын и Дмитриевск с окрестностями. Разорили все близлежащие городки и хутора, и в августе разбрелись сотнями для безнаказанного  грабежа по огромной территории: от реки Вороны на западе до Волги на востоке. То есть: 1 августа они уже грабили казачьи городки на притоке Вороны – Карае и Хопре; другая их часть 2 августа заняла Петровск на Медведице, третья – Саратов и Вольск на Волге; четвёртая – Верхний Ломов и Инсар на Мокше с притоками, и Керенск на Ваде (ныне пос. Вадск). А 3 августа они уже громили Пензу, а 4-го – Симбирск на Волге и Саранск на Инсаре, находящиеся на одной северной широте: 54 с небольшим градуса.
          Неимоверно. Так высоко и стремительно в русские владения ногайские и крымские татары ещё не поднимались. И всё это стало возможным благодаря содеянным раньше Петром Первым злоумышленным карательным действиям против верхнее-донских казаков.  Земли по Верхнему Дону и Медведице обезлюдели от их исконных защитников.
          Напившись вволю казачьей и русской кровушки, обогатившись до нельзя награбленными товарами и ясырем, татары увели с собой со всех этих территорий огромные стада мелкого и крупного рогатого скота, табуны лошадей и до 30000 пленных, в основном женщин и детей для торговли ими на невольничьем рынке Бахчисарая и других черноморских рынках Турции.
           В 1718 году царь Пётр стал строить против их набегов хорошо укреплённую Царицынскую линию, протяжённостью 54  километра, от Царицына до станицы Качалинской и переселять на неё казаков, оставшихся на Верхнем Дону. Тем самым спуская ещё ниже русские границы по Дону. Гром не грянет – царь не перекрестится!
         Но и жизнь некрасовцев не сладко сложилась в изгнании. Они своим дальнейшим существованием сполна заплатили за вред, приченённый собратьям по оружию на российской территории. Мыкаясь по турецким землям в постоянных болезнях, смертях, неладах с татарами и турками после смерти Некрасова в 1737 году, община, пожив в Добрудже в устье Дуная, дошла до Эгейского моря, остановившись у озера Майнос, и запросилась на Родину, в Россию, после смерти Сталина. К 1958 году на советскую Кубань вернулось 7 200 душ обоего пола. И 224 человека эмигрировали из Турции в США в 1963 году.
               
                Староверская станица
               
                То, что Медведицкий городок в среднем течении реки Медведица основали донские казаки – здесь и к гадалке ходить не надо. Все исторические источники говорят о том, что со дня официального основания Всевеликого Войска Донского, 25 (12) мая 1570 года, донские казаки держали в своём подчинении территории от Саратова (даже выше – от Самарской луки, куда в своё время Иван Грозный переселил с Дона кочевые племена половцев /к тому времени уже в основном крещёных людей/ определив им казачьи права – охрану восточных рубежей Руси от казанских и сибирских татар) на севере – до Кубани (ногайских татар) на юге, и от границ Запорожской Сичи на западе – до берегов Волги на востоке. В Саратовской области и сегодня повсеместно сохранились названия сёл, напоминающих топонимику казачьих образований: Хвалынск, Черкасск, Базарный Карабулак, Ахтуба, Елшанка, Турки, Казачка, Широкий Буерак, Елань и некоторые другие. В своём манифесте ко всем казакам от 1774 года, атаман Пугачёв (см. ниже) упоминает Вольское казачье войско.
               За Волгой их поддерживали, переселившиеся некогда с Дона в дельты Ахтубы, Волги и на Яик (потом, после восстания Е. И. Пугачёва, переименованный в реку Урал) казаки, называвшие себя: астраханские и яицкие. С запада они были заручены поддержкой сичевиков. Благодаря донским казакам, являвшимся эпицентром всего казачества и славянского населения юга, и их дружеским конфедеративным сношениям с Московией, Восточная Малороссия и Запорожская Сич при царе Фёдоре Алексеевиче (1676 – 1682 г.г.) официально осталась за Москвой.
               И только предкавказский юг оставался для них опасным от набегов калмыков, горцев, кубанских и крымских татар, совместно с басурманской Турцией.

              Всей своей изначальной жизнью казаки доказали миру, что они первейшие непоседы и необузданные землепроходцы. Их всегда манила неизвестность, неизведанность, граничащая с риском для жизни и, как конечный результат, недосягаемая добыча, которая всё равно ждала их в какой-либо точке пути. Выйдя к устью какой-нибудь реки, они всегда проходили её от низа до верха: от устья до истока, отыскивая переволоки в другие бассейны рек, отмечая при этом своё продвижение на бумаге и устанавливая на местности поклонные кресты или острожки, называемые по имени реки. И таких острожков, как минимум бывало три: в устье, в среднем течении и у истока.
                Если вы увидели на карте двойное название селения с первым словом «Усть» – то будьте уверены, что за несколько веков до нас эта река была обследована, обжита и нанесена на карту вольными русскими людьми – казаками.
             Даже у нас на Камчатке, рыболовецкий колхоз «Красный Октябрь», в который я был направлен после Ростовского-на-Дону мореходного училища для работы на рыболовном добывающем флоте, располагался на берегу Охотского моря, при впадении в него реки Хайрюзова, в селе, называющемся и сегодня Усть-Хайрюзово. Выше по реке находится село Хайрюзово, и недалеко от истока, в горах, – Верхне-Хайрюзово. Камчатку к России присоединяли, начиная с 1650-х годов, приходившие сюда казаки Якутского острога, собиравшие ясак для царёвой казны с местного населения и оседавшие здесь на постоянное житьё по острожкам, построенным своими руками на больших реках. Так же и на Камчатке  реке: Усть-Камчатский острог, Камчатский и Верхне-Камчатский.
             Эти «Усть» и «Верхне» я встречал даже на картах Аляски, шарахаясь в тех водах на яхтах «Тарпон» и «Камчатка» в начале 90-х годов прошлого, ХХ века…
             Но вернёмся к нашей Медведице. Возьмём центральное поселение Медведицкого юрта, станицу Усть-Медведицу (городок Усть-Медведицкий), ныне районный город Серафимович! Годом основания станицы, казаки считают 1589 год. Сначала он находился на левом, низовом берегу Дона, при впадении в него Медведицы. Но потом, претерпев несколько  мощных затоплений территории во время весенних паводков, казаки, один за другим, переселились на правый, обрывистый берег, чуть ниже по течению. На правом же берегу, напротив устья Медведицы земли перерезали два больших оврага (буерака): Сенюткин и Попов, у которых потом образовались хутара с такими же названиями: Буерак-Сенюткин и Буерак-Попов. А саму станицу разделяет Птахин буерак. Да и в других верхних станицах и сёлах реки Медведицы, вплоть до самой ст. Медведицы, овраги, вырытые стоками вешних вод и подходящие устьями к реке, носят именные названия с присоединением слова «буерак».
            Отсюда мы видим, что диалектное определение оврага словом «буерак» – есть постоянное употребление его в разговорной речи медведицких казаков. Теперь сравните: Медведица – Крестовый Буерак – историческое название староверского казачьего городка на Медведице. А это значит, что его называли и Медведица и Крестовый Буерак. Возможно, после того, как его разгромили русские войска после восстания Булавина, вернувшиеся потом на прежнее место жительства уцелевшие казаки, назвали это место Крестовый Буерак, чтобы не привлекать внимания к возрождённому городку Петровских опричников? Потому что, помню, проживая ещё в Гречихино в малолетнем возрасте, мы всегда, как начинался летний тёплый дождь, пели, весело шлёпая по лужам босыми ногами старую фольклорную песенку: «Дождик, дождик! Припусти! Мы поедем во Кресты! Богу молиться! Христу поклониться!»
             Эти невидимые мною ни разу Кресты представлялись мне этакой чередой полуповаленных чёрных крестов, как на старой части немецких захоронений нашего Гречихинского кладбища, которое находилось через дорогу от дома.
             Я как-то спросил у матери: «А что такое Кресты, о которых в песне поётся?»
             – Это село такое. Там большая церковь была. Туда со всех маленьких сёл люди молиться ездили, – ответила мне мать. На том я и успокоился, и даже не понял, что рядом стоящее с Гречихиным село Франк и есть те самые Кресты, в котором и стояла эта самая «большая церковь», пока История сама меня не достала и не заставила в себе копаться. Тем более «франк» в переводе с немецкого означает «крест».

             …Но за основу отсчёта летоисчисления станицы, жители Усть-Медведицы официально взяли год 1595 по нахождении исторического документа, составленного под этим годом. В нём говорится (читаем у хопёрского краеведа Бориса Степановича Лащилина в книге «На родных просторах» Нижне-Волжское книжное издательство Волгоград 1968): «…казаки Уст-Медведицкого городка выдержали и отразили двукратное нападение литовских татар». И это было раньше, чем составлен документ. Значит, сильный городок в устье Медведицы уже стоял задолго до этого, если в нём собралось столько жителей, что они смогли отбить, пришедшее сюда из-под Литвы специально за наживой, расселившееся там полчище татар? Это в те годы не каждому городку было под силу.
             В подтверждение сказанного, встречается упоминание о Медведицком городке и в песнях о Ермаке Тимофеевиче, гулявшем «съ товарищи» по Дону и Волге в период после взятия Казани (в походе на которую он принимал участие, будучи молодым) и походом на Сибирь: с 1552 по 1579 годы.
             Значит, Усть-Медведица как раз и образовалась в начале 1550-х годов из казачьих возвращенцев из северных русских земель при великом князе Иоанне IV Грозном.
             В этих же годах должен быть образован и Медведицкий городок, заложенный родственными казаками усть-медведицкой общины. В те годы все люди, не только казаки селились в поймах рек, потому что вода и пойменные озёра давали людям пропитание: воду, рыбу и дичь; пойменные леса служили строительным материалом, а сама река – артериальным сообщением между селениями, в которых проживали друзья и родственники.
              С 1722 по 1739 годы на казачьем Верхнем Дону происходит бурное возрождение казачьего самосознания, как ответ на антиказачьи реформы Петра 1. В станицах, заложенных казаками на реке Хопёр, одна за другой поднимаются православные церкви и храмы. Обретают свои стационарные приходы станицы: Михайловская, Котовская, Урюпинская, Провоторовская, Бурацкая, Тишанская, Луковская, Алексеевская, Аржановская, Кумылжанская и Букановская. На левом притоке Хопра – Бузулуке возводятся церкви в станицах Дурновской, Филоновской, Терновской. На сам;м Верхнем Дону, перед впадением в него рек Хопра и Медведицы выстроились храмы в станицах: Вёшенская, Еланская, Усть-Хопёрская. На реке Медведице появились деревянные культовые сооружения в станицах: Берёзовская, Раздорская, Малодельская, Етеревская, Глазуновская. Активно велось строительство храмов и в других, нижних юртах Войска Донского.
              В это же время и в станице Медведице, по земельному плану уже не входящей в Войско Донское, но в которой в достаточном количестве ещё проживали казаки, также была построена церковь. (К сожалению, я не смог найти ни рисунка, ни её чертежа того времени). В Медведицу потянулись православные жители окрестных деревень для исполнения своих религиозных треб. По аналогии со старым её названием «Медведица –Крестовый Буерак», с появлением в ней храма с православными крестами на куполах, которые были видны издали, её стали называть ещё и, просто: «Кресты». И тому есть подтверждение: в справочном издании «Списки населенных мест Саратовской губернии, Аткарский уезд» за 1912 год значится: село Крестовое  –  Медведицкий  Буерак  Медведицкой  волости Аткарского уезда Саратовской губернии.
           Теперь о Верхне-Медведицком остроге или станице Верхне-Медведицкой.
               
             Дикое Поле, после развала Золотой Орды простиралось от Волго-Донских степей на север, по правобережью Волги, аж до Пензы. Потому и стали русские строить оборонительную линию Пенза – Запорожье и укреплять её реестровыми казаками. Потому что вольные воровские ватаги казаков, калмыков и татар шлёндали по этим местам почти безнаказанно. В октябре-декабре 1695 года, после первого, неудачного, похода молодого Петра Первого на Азов, конные крымские татары, калмыки и ногайцы гнали его с остатками армии аж до самых русских лесов, где верхне-медведицкие казаки, относящиеся к Вольскому казачьему войску, помогли ему отбиться от хвоста преследования. В благодарность за подмогу и основательно успокоившись, что достиг истинных границ Русского государства, он решил основать неподалёку от казачьей станицы пограничную крепость Петровск. Указ о её строительстве он издал 5 ноября 1697 году (уже после второго похода на Азов и захвата его 19 июля 1696 года). А в 1699 году крепость и городок для военной охраны границы был построен. Куратором строительства был определён боярин, князь Борис Алексеевич Голицын, который начал с возведения храма во имя святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Головой строящейся крепости был назначен воевода Андрей  Андреевич Вестовой.  Для строительства крепости и дальнейшей её охраны была использована рабочая сила как местного  казачества и крестьянства, так и понагнали крепостных крестьян и казаков из Пензенских и Симбирских пригородов. Так, к примеру – Инсарского уезда Мордовии  – казачьих слобод пеших полков с жёнами, детьми и прочими родственниками и «захребетниками». Из слобод: Юловская, Саранская, Возерская, Пензяцкая, Ямская, Колоярская, Сандерская, Пыркинская, Кутлинская и др. Эти переселенцы и заселяли окрестные деревни и строили новые слободы вокруг построенного, ставшего впоследствии купеческим городом, Петровска. И не мудрено, что, когда 5 августа 1774 года в Петровск вошёл Емельян Пугачёв, казаки встретили его, как императора Павла Третьего, хлебом и солью, перебив всё расквартированное в крепости царское регулярное войско.

               
                Немецкая колония «Франк»

               В 1762 году, после дворцового переворота, убрав с трона своего мужа, Петра Третьего, к власти в России пришла немка Екатерина Вторая, которая благославенно процарствовала на освободившемся месте до 1796 года.
               Уже 22 июля 1763 года она издаёт Манифест:
                ——— • ———
               
                Манифест
               о дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах.

       Мы, ведая пространство земель нашей Империи, между прочего усматриваем наивыгоднейших к населению и обитанию рода человеческого полезнейших мест, до сего ещё праздно остающихся, немалое число, из которых многие в недрах своих скрывают неисчерпаемое богатство разных металлов; а как лесов, рек, озер и в коммерции подлежащих морей довольно, то и к размножению многих мануфактур, фабрик и прочих заводов способность великая.
       Сие подало Нам причину в пользу всех Наших верноподданных издать манифест прошлого 1762 г. декабря 4 дня; но как в оном Мы о желающих из иностранных в Империи Нашей селиться, соизволение наше вкратце объявили, то, в пополнение оного, повелеваем всем объявить следующее учреждение, которое Мы наиторжественнейше учреждаем и исполнять повелеваем:
        § 1. Всем иностранным дозволяем в Империю Нашу въезжать и селиться, где кто пожелает, во всех Наших Губерниях;
        § 2. Такие иностранные могут приезжать и являться не только в Резиденции Нашей в учрежденной на то Канцелярии опекунства иностранных, но и в прочих Империи Нашей пограничных городах, где кому способнее у Губернаторов, а где оных нет, то у главных городских начальников;
         § 3. Если в числе иностранных, желающих в Россию на поселение, случатся и такие, которые для проезда своего не будут иметь довольного достатка, то оные могут являться у Министров и Резидентов Наших, находящихся при иностранных Дворах, от коих не только на иждивении Нашем немедленно в Россию отправлены, но и, путевыми деньгами удовольствованы будут;
        § 4. Коль скоро прибудут иностранные в Резиденцию нашу, и явятся в Канцелярию опекунства, или в другой какой пограничной Наш город, то имеют объявить решительное своё намерение, в чем их желание состоит, записаться ли в купечество или в цехи, и быть мещанином, и в котором городе, или поселиться колониями и местечками на свободных и выгодных землях для хлебопашества и других многих выгодностей, то все таковые, по их желаниям, немедленное о себе определение получат; где ж и в которых именно местах в Империи Нашей свободные и удобные к населению земли находятся, из последующего реестра видимо, хотя ещё и несравненно более объявленного числа пространных земель и всяких угодий есть, на коих также позволяем селиться, кто только и где из оных для пользы своей сам изберет;
       § 5. Как скоро кто из иностранных прибудет в Империю Нашу на поселение, и явится в учрежденный для оных Канцелярии опекунства, или в прочих Наших пограничных городах, то во-первых, объявя, как выше сего в 4 пун. предписано, о желании своем, имеет потом всякой учинить по вере своей и обрядам обыкновенную о подданстве Нам в верности присягу;
       § 6. Но чтоб все желающие в Империи Нашей поселиться иностранные видели, сколь есть велико для пользы и выгодностей их Наше благоволение, то Мы соизволяем:
                1)  всем прибывшим в Империю Нашу на поселение иметь свободное отправление веры по их уставам и обрядам беспрепятственно, а желающим, не в городах, но особыми на порожних землях, поселиться колониями и местечками/строить церкви и колокольни, имея потребное число притом Пасторов и прочих церковно-служителей, исключая одно построение монастырей; напоминая однако ж при сем, чтоб из живущих в России во христианских законах, никто и никого в согласие своей веры или сообщества ни под каким видом не склонял и не привлекал, под страхом всей строгости Наших законов, изъемля из сего разного звания находящихся в Магометанском законе, прилежащих к границам Нашей Империи народов, коих не только благопристойным образом склонять в христианские законы, но и всякому крепостными себе учинить позволяем;
                2)  не должны таковые прибывшие из иностранных на поселение в Россию, никаких в казну Нашу податей платить, и никаких обыкновенных ниже чрезвычайных служеб служить, равно постоев содержать, и словом заключить, от всяких налогов и тягостей свободны следующим образом, а именно: поселившиеся многими фамилиями и целыми колониями на праздных местах 30 лет, а желающие жительствовать в городах тож в цехи и купечество записываться в Резиденции Нашей в С.-Петербурге, или близ оной в лежащих местах Лифляндских и Эстлянских, Ингерманландских, Корельских и Финляндских городах, также в столичном городе Москве — пять лет; в прочих губернских, провинциальных и других городах десять лет, но сверх того, ещё каждому прибывшему в Россию не для временного пребывания, но и на поселение, свободную квартиру на полгода;
                3)  всем иностранным, прибывшим на поселение в Россию, учинено будет всякое вспоможение и удовольствие; склонным к хлебопашеству или другому какому рукоделию, и к заведению мануфактур, фабрик и заводов, не только достаточное число отведено способных и выгодных к тому земель, но и всякое потребное сделано будет вспоможение по мере каждого состояния, усматривая особливо надобность и пользу вновь заводимых фабрик и заводов, а иначе таких, коих доныне в России ещё не учреждено;
             4)  на построение домов, на заведение к домостроительству разного скота, на потребные к хлебопашеству и к рукоделию всякие инструменты, припасы и материалы выдавано будет из казны нашей потребное число денег без всяких процентов, но с единою заплатою, и то по прошествии десяти лет, в три года по равным частям;
                5)  поселившимся особыми колониями и местечками, внутреннюю их юрисдикцию оставляем в их благоучреждение, с тем, что Наши начальники во внутренних распорядках никакого участия иметь не будут, а впрочем обязаны они повиноваться Нашему праву гражданскому. Если же иногда сами пожелают от Нас иметь особую персону для опекунства, и для безопасности своей и охранения, пока с соседственными жителями опознаются, с доброю дисциплиною воинской салвогвардии, то им дано будет;
              6)  всякому желающему иностранному в Россию на поселение, позволяем имение свое ввозить, в чем бы оное не состояло, без всякого платежа пошлин, с тем однако ж, что оное для его собственного употребления и надобности, а не на продажу. А если ж таковой, сверх своего употребления, привезет что-либо в товарах на продажу, то не более безпошлинного ввезти позволяем, как по цене 300 рублей каждой фамилии, с тем, когда они в России не меньше десяти лет пробудут; в противном же случае за то при возвратном проезде взыскивать ввозные и вывозные настоящие пошлины;
            7)  поселившиеся в России иностранные, во все время пребывания своего, ни в военную, ниже в гражданскую службу против воли их определены не будут, кроме обыкновенной земской и то по происшествии предписанных льготных лет; а будет кто пожелает самоизвольно вступить в военную службу в солдаты, такому дастся, при определении в полк, 30 рублей в награждение, сверх обыкновенного жалованья;
            8)  явившиеся иностранные в учрежденной для их канцелярии опекунства, или в прочих пограничных Наших городах, коль скоро объявят желание своё ехать на поселение внутрь России, то даны им будут как кормовые деньги, так и подводы, безденежно до намеренного им места;
                9)  кто из поселившихся в России иностранных заведет такие фабрики, мануфактуры или заводы, и станет на оных делать товары, каких до ныне в России не было, то позволяем оные продавать и отпускать из Нашей Империи десять лет без всякого платежа внутренней, портовой и пограничной пошлины;
            10)  если же кто из иностранных капиталистов собственным своим иждивением, заведет в России фабрики, мануфактуры и заводы, таковому позволяем покупать надлежащее число к тем мануфактурам, фабриками заводам крепостных людей и крестьян;
            11)  поселившимся в Империи Нашей иностранным колониями и местечками, позволяем установлять, по собственному их благорассуждению, торги и ярмарки, без всякого побора и платежа пошлин в казну Нашу.
     § 7. Всеми предписанными выгодами и учреждением пользоваться имеют не только приехавшие в Империю Нашу на поселение, но и оставшие дети и потомки их, хотя бы оные и в России рождены были, считая число лет со дня приезда их предков в Россию.
     § 8. По происшествии выше писанных льготных лет, повинны будут все поселившиеся в России чужестранные платить обыкновенные без всякой тягости подати, и службы земские нести, как и прочие Наши подданные.
     § 9. Напоследок, буде которые из переселившихся и вступивших в Наше подданство иностранных, пожелали выехать из Империи Нашей, таковым всегда свободу даем, с таким однако ж при том изъяснением, что они повинны, изо всего благо нажитого в Империи Нашей имения, отдать в казну Нашу, а именно: живущие от одного года и до пяти лет — пятую часть, от пяти до десяти и далее — десятую, и потом отъехать, кто куда пожелает, беспрепятственно.
    § 10. Ежели же некоторые из чужестранных, желающих на поселение в Россию, по каким особливым причинам, ещё других, сверх предписанных, кондиций и привилегий востребуют: то о том могут они в учрежденную Нашу Канцелярию опекунства иностранных, письменно или персонально адресоваться, от коей Нам обо всем с подробностью донесено будет, и Мы тогда, по обращению обстоятельств, толь склонные решение учиним, какого они от Нашего проводушия надеяться могут.
——— • ———
              Реестр, находящимся в России свободным и удобным к населению землям.

             1. В Тобольской Губернии близ Тобольска, на Барабинской степи, где к поселению выгодных лесами, реками, рыбными ловлями, плодоносных земель несколько сот тысяч имеется десятки.
             2. В той же Губернии … по рекам Убе, Улбе, Березовке, Глубокой и прочим впадающим речкам в оныя и в Иртыш реку местам, где потому ж к поселению весьма выгодные места состоят.
             3. В Астраханской Губернии от Саратова вверх по реке Волге: в урочище Раздоры, где река Караман в течении имеет разделение на двое, при реке Теляузике, при довольной пахотной земле имеется сенокосу 5478, лесу дровяного и к строению для дворов годного 4 467 десятин; /лесные и пахотные угодья при реках: Тишане, Вертубани, Иргизе, Самзапее, Березовке/.
От Саратова же вниз по реке Волге, ниже реки Мухар-Тарлика, при довольной же пахотной земле, для сенокосов 6366, да лесу дровяного и для строения годного, 94 десятины. Подле речки Безымянной, сенокосу 962, лесу 609 десятин; /сенокосы при речках: малого и большого Тарлика, Камышовой, Еруслану, Яблонной/. А всего таких способных и угодных к поселению мест, более 70,000 десятин простирается.
             4. В Оренбургской Губернии по реке Самаре, в сорока верстах от Оренбурга и вниз реки Самары… по реке Волге, до устья речки Иргиза и вверх по Иргизу, к поселению несколько тысяч семей, весьма плодородные и выгодные земли имеются.
             5. В Белгородской Губернии в Валуйском уезде, по речкам Журавке, Деркулу, Битке и Осколу на несколько сот дворов свободные и земли при довольном числе сенных покосов имеются, которые потому ж новым поселенцам весьма способны быть могут.

               
                Всероссийская Императрица Екатерина Вторая
               
                22 Июля 1763 года
                ——— • ———
              Примечание: публикуется по материалам сборника: История российских немцев документах (1763–1992 гг.) / Составители: В. А. Ауман, В. Г. Чеботарева. — М.: МИГУП, 1993. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года, т. XVI, 1830,

                Этот Манифест способствует активной колонизации малозаселённых заволжских, приволжских и верхне-донских земель выходцами из Германии. С этого времени на Волгу потянулись обозы с немецкими переселенцами, прельщёнными её льготами. За короткое время, до конца 60-х годов, в междуречье Медведицы и Волги, а также на левом берегу Волги от Саратова до Дмитриевского посада (Камышина) было образовано 102 немецких колонии. Причём переселенцы в массе своей не селились на пустынных, безлюдных землях, а брали за основу уже обжитые казаками, русскими людьми и татарами земли: городки и деревни, выстраивая из них добротные многолюдные немецкие поселения. В результате, остававшиеся здесь казаки потихоньку стали покидать свои старинные насиженные места и спускаться вниз по рекам, в области правления Войска Донского.
               Так в это время под Царицином резко появляются казачье-русские слободы и сёла Сарепта, Бекетовка, Отрада, Винновка, Городище и др.
               С 1764 по 1766 годы в станицу Медведицу активно прибывали немецкие семьи из Микленбурга, Дармштадта, Пфальца, Изенбурга, Саксонии…, лютеране, католики, реформаторы.
               К 16 мая 1767 года (официальная дата основания) колония была сформирована. В ней насчитывалось 117 семей. А 26 февраля 1768 года она была узаконена правительственным Указом по закреплению названий двойным именем, как коронная колония – Медведица (Медведицкий)- Крестовый Буерак. Второе название – Крестовый Буерак станица носила ещё и потому, что перпендикулярно устью реки в пойму входил глубокий, тянущийся с правой стороны в гору на добрых три километра вырытый родниковыми и вешними водами овраг. И станица, как раз и находилась в треугольнике между рекой, буераком и горой.
              К 1772 году в колонии насчитывалось уже 525 душ немецкого населения обоего пола. По ведомости Министерства Государственных Имуществ о колониях иностранных поселений Медведицкий Крестовый Буерак стал принадлежать Норкинскому округу (ныне село Некрасово Красноармейского района) Аткарского уезда Саратовского наместничества. Через некоторое время стал поселением волостного значения, образовав Медведицко-Крестовско-Буеракский кантон, в который стали входить сёла: Кратске (х. Подчинный); Ротгаммель (с. Памятное); Вальтер (хутор Гречишная Лука, позднее название  –   село Гречихино); Колб (с. Песковатка – по реке, потом Песковка), Кройце (с. Крутое); Ней-Бальцер (Колокольцовка) и даже Галка (х. Усть-Кулалинка), находящаяся на берегу Волги.
               
                *     *     *
               В лето 1774 года все окрестности по обеим берегам Волги полыхали заревами пожарищ Пугачёвского восстания. Выходец из Зимовейской станицы, выдававший себя за царя Петра Третьего, шёл войной на Московию, и на пути стоял Саратов. Саратовское оборонное ополчение и присланное в защиту города войско возглавлял всем известный ныне исторический деятель, а тогда ещё никому не известный поручик Гаврила Романович Державин. При подходе великого бунтаря к Саратову, казаки и ополченцы из народа предали Державина и перешли на сторону повстанцев. Гаврила Романович не удержал город и вынужден был отойти севернее. В городе начались грабежи и мародёрство.
      После того, как 8 августа 1774 года Емельян Иванович Пугачёв занял Саратов, – по Медведице (по воде и посуху) стал спускаться с пятью сотнями пугачёвского войска казачий полковник Матвеев. Емельян Пугачёв направил его на Дон за подмогой и продовольствием. На пути пугачёвцев, конечно же стали и немецкие колонии Вальтер и Медведица-Кресты. Немцы не стали поддерживать крамольного атамана, но к ним у Матвеева и претензий не было: неруси – что с них возьмёшь? Тем более знали, что они находятся под защитой царицы Екатерины. У немцев они отбирали только скот на мясо, лошадей и ружья. А вот остававшихся в колониях казаков сгоняли в свои ряды силой. В результате, в колонии Гречихино-Вальтер они сожгли несколько дворов, забрали лошадей и скотину, и увели всех русскоговорящих мужчин. Побарагозили и в Медведице, но конкретных фактов их бесчинства здесь я тоже пока не нашёл. А вот 10 августа 1774 года пугачёвцы заняли крайний верхний хутор юрта станицы Островской – Каменный, расположенный на Чёрной речке и организовали казачий сход на котором зачитали манифест Емельяна Пугачёва, обещавшего им прежнее вольное житьё и многие другие свободы: выборы атамана на войсковом круге, уравнение распределения денежного жалованья, пожалования  реками, рыбалками, землями, православным крестом и бородами – возвращал старую веру. Но для этого казакам нужно было заслужить «монаршие наше прощение и послужить у царя Петра III». Петра Третьего казаки-старообрядцы боготворили. Своим Указом от 29 января 1762 года о веротерпимости, он освободил казаков от преследования за старую веру (раскольничество). Поэтому Пугачёв и выдавал себя за будто бы не убиенного, а бежавшего на Дон молодого царя. 
        «Вы уже довольно и обстоятельно знаете, что под скипетр и корону нашу почти уже вся Россия добропорядочным образом по прежней своей присяге склонилась. – Гласил пугачёвский манифест. – Сверх того, несколько Донского и Вольского войска оказывают к службе нашей во искоренение противников, разорителей и возмутителей империи – дворян ревность и усердие и получили себе свободную вольность и нашу монаршую милость и награждением древнего святых отец предания, крестом и молитвою, головами и бородами. Того ради, как мы есть всемилостивейший монарх и попечитель обо всех верноподданных рабах, желаем преклонить в единственное верноподданство всех и вас и видеть доказательство к службе нашей ревности от вас, Вы ж ныне помрачены и ослеплены прельщением тех проклятого рода дворян, которые, не насытясь Роcсиею, но и природные казачьи войска хотели разделить в крестьянство и истребить казачий род. Мы, однако, во власти всевышней десницы, надеемся, что вы, признав оказанные против нашей монаршей власти и своего государя противности и зверские стремления, которые вам всегда будут в погибель и повелителям вашим, раскаетесь и придете в чувство покаяния, за что можете получить монаршее наше прощение и, сверх того, награждение тако ж, каково получили от нас склонившиеся верноподданные рабы…»
       Дальше они прошли с этим манифестом в Бурлук, Островскую, слободу Даниловку, станицы Берёзвскую, Малодельскую, Заполянскую, Орловскую, Раздорскую, Етеревскую… Везде проводили насильственные сходы, круги, читали воззвания Пугачёва, отбирали лошадей, скот, грабили дворы, насиловали женщин, бражничали, заставляли казаков под смертной казнью вступать в их бунтовскую армию. Все местные казаки и семьи, кто могли, при их подходе бежали дальше в степи или пойменные леса. В пугачёвскую армию донские казаки вступать не хотели.
      Четыре дня спустя за полком Матвеева подошла ещё толпа из трёх полков (1500 шашек), сформированных из татар, башкир и крепостных крестьян предуралья и саратовского наместничества под водительством полковника Андреева. Такая сила ввергла в шок атаманов захваченных станиц. Станичникам не хватало людских ресурсов, пороха и оружия, потому как Россия вела тогда войну с Турцией и все военнообязанные казаки были в русской армии. В станицах оставались только молодики и льготники.  Походный атаман реестровых донских казаков, полковник Абросим Луковкин был послан в верховья Хопра и Вороны для набора в свои ряды государевых казаков и борьбы с повстанцами. По его данным в тех местах злодействовал отряд атамана Ивана Каменского, в котором насчитывалось до двух тысяч шашек.
       Наказной атаман Кобылянского юрта на реке Медведице, полковник М. С. Себряков, получивший его в потомственное владение за верную службу от Петра Третьего, оставив свои несформированные казачьи ополчения бежал на Хопёр, в станицу Михайловскую, якобы за подмогой. И оттуда слёзно умолял коменданта Новохопёрской крепости, бригадира Иону Венедиктовича Аршиневского о подмоге и о разрешении, в случае необходимости укрыться за его крепостными стенами.
    Старшина Кульбяков из станицы Етеревской собрав в ополчение только 30 казаков, тоже вынужден был уйти дальше вниз по течению Медведицы.
    Донские казаки в массе своей Пугачёва не поддерживали и относились к его передвижению по их землям настороженно. Массово в его ряды не шли, но многие бандитствующие ватаги «воровских казаков» к нему присоединялись. Так у станицы Медведицы, на горе Жирной к ним присоединился большой отряд атамана Алексея Обрывалова, который до этого на Хопре занял село Пески, а потом пошёл на Медведицу, через Елань, Морец и Лемешкино на речке Щелкан, составляющей вместе с Терсой правый приток Медведицы.
       В верховьях Хопра и Вор;ны барагозил с отрядом до двух тысяч человек и шестью малыми пушками атаман Иван Каменский. Узнав, что против него направлены правительственные войска, он тоже двинулся на Медведицу, вслед уходящему на юг Пугачёву, но был настигнут и разбит наголову регулярными силами у села Баланда (ныне Калининск Саратовской области), расположенного на речке Баланде – правом притоке Медведицы.
       …Подмогу, какую-никакую, полковники всё-таки нашли. Подойдя к Медведице и объединившись в Кобылянском юрте с казаками отрядов полковников Янова и Вуколова, и старшины Кульбякова, Луковкин 18 августа атаковал и разбил у станицы Етеревской, а 19-го у станицы Малодельской загулявшиеся полки пугачёвской армии и заставили их уходить в сторону Дмитриевска (Камышина).
       Далее их стал преследовать армейский корпус подполковника Михельсона. После неудачной попытки Пугачёва взять Царицын, он пошёл дальше на юг, чтобы скрыться в кайсацкой степи. Но Михельсон неожиданно настиг всех 24 августа у Сальниковой Ватаги под селением Чёрный Яр и разгромил окончательно. Самого же Емельяна Ивановича, переправившегося с сотней не бросивших его казаков через Волгу и ушедшего в яицкие степи, на реки Малый и Большой Узени – предали: арестовали и выдали русским его же сподвижники-атаманы (которым он незадолго до этого надавал генеральских званий), Испугавшись предстоящей над ними расправы за совместные злодеяния против России, они решили вымолить таким способом для себя прощение у царицы Екатерины.
       В отличие от донских казаков, Пугачёва поддержали волгские казаки со станицами от Камышина до Царицына. Они выходили ему навстречу с хлебом-солью. После подавления пугачёвского восстания Волгское казачье войско было в 1778 году расформировано. Часть населения мятежных станиц, кого не порубали и не казнили,  разбежалось по донским хуторам, часть переселили на Терек, а остальных приписали к Астраханскому казачьему войску. Волгское казачье войско со станицами: Балыклейская, Караваинская, Антиповская, Водяная и столицей Дубовкой просуществовало всего 36 лет. А основала его царица Елизавета Петровна путём переселения в 1742 году 1000 казачьих семей с Дона и Северского Донца для защиты волжского водного пути от набегов на караваны судов воровских казачьих ватаг и прочих других степняков: ногайцев, калмыков, татар.

      Александр Васильевич Суворов, снятый с Турецкой кампании, из Дунайской армии, специально для борьбы со смутьянами,  к сожалению, к пленению Пугачёва опоздал. Ему выпала доля доставлять казачьего бунтаря из Яицка в Москву в железной клетке, коего он сдал в Самаре графу Петру Ивановичу Панину.
      В то время, когда 24 августа Суворов представлялся в селе Ухолово (между Шацком и Переяславлем-Рязанским) о своём прибытии  царскому наместнику графу П. И. Панину, Михельсон в это время добивал остатки пугачёвского войска под Чёрным Яром. После получения от Панина полномочий по разгрому пугачёвского войска, Суворов с 50 казаками поскакал в Саратов, где и узнал о победе Михельсона. Участь быть непричастным к поимке народного бунтаря язвила душу известного полководца, и, не задерживаясь в Саратове, он проследовал в Дмитриевск (Камышин) через Медведицкие станицы. В то время там, вблизи станицы Медведицы, у горы Жирной проходил оживлённый гужевой казённый тракт по которому из Камышина в центр России и обратно доставлялись все жизненно необходимые для обеих сторон грузы и особенно соль из озера Эльтон. На сутки задержался в селе Нижняя Добринка, переезжая с правого берега Медведицы на левый по трактовому мосту. К тому же в Нижней Добринке была большая деревянная церковь Рождества Христова, в которой он не преминул отстоять службу перед дальнейшей погоней за злодеем: «…имел стоянку», «…так как день был воскресный, то знаменитый фельдмаршал по обыкновению был в церкви, стоял  на  клиросе,  пел,  читал  часы  и  Апостола...»

      В эту самую Нижнюю Добринку меня из Гречихино возила мать крестить в мае 1958 года. Дорога туда и обратно, помнится, заняла у нас двое суток: 9 километров от Гречихи до Франка-Медведицы добирались на колхозных подводах, вёзших молоко с фермы на Медведицкий молокозавод; от Франка до Жирновска (в тот год Жирновск как раз получил статус города) 12 километров – маленьким остроносым автобусом ГАЗ; в Жирновске ночевали у знакомых, и ранним утренним автобусом приехали в Нижнюю Добринку, преодолев ещё расстояние в 20 километров. Успели как раз к началу службы.
       Эта поездка оставила в моей пятилетней памяти неувядаемые впечатления и воспоминания. Я первый раз в сознательном состоянии покидал свою деревню и лицезрел окрестности и новые посёлки: гомонящий двор Медведицкого молокозавода с массой машин и конных повозок; нескончаемые молочные бидоны, свезённые сюда со всей Медведицкой округи; автобус, набитый неизвестными людьми; город Жирновск со своими двухэтажными новостройками и ночными разноцветными окнами; каменная церковь красного кирпича с большим круглым куполом и православным крестом на вершине; асфальт, которым только-только стали мостить дороги…
        После окунания в большой серебряный чан и обтирания большим белым полотенцем, сравнительно молодой поп надел на меня крестик на верёвочке и чистую белую рубашку. Потом взял руками подмышки, поднёс к углу, в котором под потолком висела икона Иисуса Христа и высоко поднял над головой. Мои глаза упёрлись во взгляд волооких глаз нашего спасителя и я долго, не мигая, пока священник пел какую-то молитву, рассматривал лик иконы, запоминая его и соображая: что же теперь дальше делать…
       Возвращались домой тем же путём. Меня было не угомонить. Всю дорогу я развлекал пассажиров: вновь входящим в автобус в попутных сёлах рассказывал, как меня крестили и, как мне поп новую рубашку подарил. Мать непрестанно шикала на меня, чтобы я не болтал язычком. В те времена безбожья моим родителям можно было бы напороться и на неприятность. Тем более, что отец мой был коммунистом и работал учителем в Гречихинской семилетней школе.
       Но каково же было моё разочарование, когда, уже приехав домой, мать, рассказывая отцу о моей хвастливой болтовне, отругала меня и сказала: «Какой поп тебе рубашку подарил? Это Шурикова старая рубашка, которая ему уже мала. Вот я тебе её и взяла на крещение!»
       В те бедные послевоенные годы мы все донашивали одежду своих старших братьев.

       …Далее Суворов с полусотней казаков двинулся на Дмитриевск. Как он потом писал сам: «Сумасбродные толпы везде шатались; на дороге множество от них тирански умерщвлённых. И не стыдно мне сказать, что я на себя принимал иногда злодейское имя; сам не чинил нигде, ниже чинить повелевал, ни малейшей казни, разве гражданскую, и то одним безнравным зачинщикам, но усмирял человеколюбивою ласковостью, обещанием высочайшего императорского милосердия». Т. е. приходилось и себя выдавать за бандитского атамана при встречах со множеством шарахающихся по степи разбойничьих шаек, чтобы не быть «убиту», а в поисках провианта у населения, выдавать себя за императорского подданного. А бояться действительно было кого: в междуречье Хопра и Медведицы, от Лысых гор до Дмитриевска вели воровскую жизнь остатки банд таких известных разбойничьих атаманов, как Алексей Обрывалов, Василий Иванов, Фёдор Молотилин и многих мелких вороваек местных пошибов, а гора Жирная служила пристанищем этих разбойных ватаг.
        Прискакавши в Дмитриевск, они почти загнали лошадей. Других, справных коней, помятуя о том, что перед ним по этим дорогам прошли и отступающие пугачёвцы, и преследующие михельсонцы, и шныряющие разбойничьи шайки – взять было негде. В результате он поплыл к Царицину на оказавшемся в Дмитриевске судне.
        В Царицине Суворова снова ожидало разочарование… Дальше привожу выдержку из записей самого Александра Васильевича:
                «По прибытии моём в Дмитриевск, сведал я, что известный разбойник в близости одной за Волгою слободы; не смотря на его неважную силу, желал я, переправясь, с моими малыми людьми на него тотчас ударить, но лошади все выбраны были, чего ради я пустился вплавь на судне в Царицын, где я встретился с господином Михельсоном.
                Большая часть наших начальников отдыхала на красносплетенных реляциях; и ежели бы все были, как господа Михельсон и Гагрин, разнеслось бы давно всё, как метеор…  Из Царицына взял я себе разного войска конвой на конях и обратился в обширность Уральской степи за разбойником, отстоящим от меня сутках в четырёх.
                Прибавить должно, что я, по недостатку, провианта почти с собою не имел, но употреблял вместо того рогатую скотину, засушением на огне мяса с солью по испытанию Померанской, в прусской войне, последней кампании.
                В степи я соединился с господами Иловайским и Вородиным; держались следов и чрез несколько дней догнали разбойника, шедшего в Уральск.
                Посему доказательно, что не так он был легок, а быстрота марша первое искусство.
                Сие было среди Большого Узеня, я тотчас разделил партии, чтоб его ловить, но известился, что его уральцы, усмотри сближения наши, от страху его связали и бросились с ним на моём челе стремглав в Уральск, куда я в те же сутки прибыл.
               (Чего ж ради они его прежде не связали?.. Почто не отдали мне? Потому что я был им неприятель, и весь разумный свет скажет, что в Уральске уральцы имели больше приятелей, как и на форпостах оного. Наши ж передовые здесь нечто сбились на киргизские следы). (Т. е. имели стычки и погони с немирными киргизами. Прим. Г. С-О.)
                И чтоб пустыми обрядами не продолжить дело, немедленно принял я его в мои руки, пошел с ним чрез Уральскую степь назад, при непрестанном во все то время беспокойствии от киргизцов, которые одного ближнего при мне убили и адъютанта ранили, и отдал его генералу графу Петру Ивановичу Панину в Синбирске…»
        В общем вся заслуга Суворова в борьбе с Пугачёвым заключается в том, что в казачьем Яицке (Уральске), он посадил уже пойманного Емельяна в железную клетку и протранспортировал под величайшей охраной через бунтующие приволжские пространства на северо-запад, до Симбирска (Ульяновска), где сдал его графу Панину.

                Православные церкви и храмы на Дону и Медведице

       В 1261 году в столице Золотой орды Сарай-Бату по настоянию митрополита Киевского и Всея Руси Кирилла III и с разрешения Берке-хана была образована Сарайская (потом переименованная в Сарайскую и Подонскую) епархия для ублажения многочисленных пленных рабов-христиан в татарии.
       При русском митрополите Максиме (1283 – 1305 гг..) он своей властью переподчинил её Рязанской епархии, хотя Сарайские и Подонские епископы противились этому до 1354 года (в 1330 году этот вопрос даже рассматривался на Соборе в Костроме.
       В 1355 года, при Митрополите Алексее, все селения, расположенные по Дону ниже Воронежа с притоками: Хопром, Бузулуком Медведицей отошла Рязанской епархии.
      В 1454 году, при епископе Вассиане, кафедра епископата Великого Сарая вместе с епископом переезжает под Москуву, на Крутицы близ Новоспасского монастыря, и называется Крутицкой епархией, а её митрополиты с тех пор стали называться Крутицкими. Одно время они замещали Московский патриархат.
     В 1602 году была образована Астраханская епархия, к которой с 1606 года были приписаны все церкви «по Волге, начиная от Саратова к югу, по Медведице, Хопру до Дона».
     С 8 марта 1718 года духовенство Донского края по распоряжению Петра I было переподчинено Патриарху Московскому, который, в свою очередь, подчинил его Воронежской епархии, где святителем тогда был митрополит Воронежский и Елецкий Пахомий. Тот сразу разделил донские земли на 2 «заказа»: южный и северный. В северный заказ вошли приходы по Верхнему Дону и по рекам Хопёр, Бузулук, Терса и Медведица.
     С 1763 по 1767 год, как раз в период заселения опустошённых верхне-медведицких земель немецкими колонистами, у правления Воронежской епархии стоял святитель Тихон Задонский, который и давал разрешения на строительство церквей на казачьих верхне-донских притоках.
     В 1786 году Екатерина II определила границы области Войска Донского, которое уже перестало называться «Всевеликим», в его сильно потеснённых на юг границах.
     5 апреля 1829 году в Войске Донском была учреждена Донская епархия с центром в казачьей столице Новочеркасске. Епископ Донской епархии стал называться Новочеркасским и Донским. После этого бывшие казачьи земли, расположенные к северу и востоку от границы Войска Донского, до Волги окончательно отошли к Саратовской епархии в ведении которой находились до 1918 года. С ними к Саратову отошла и станица Медведица-Крестовый Буерак.
             В 1842 году, по немецким данным, в Медведицком Крестовом Буераке был построен «евангельско-лютеранский храм» в том виде, в котором он дошёл до советского периода (начиная с 1917 года до окончательного исчезновения его последних храмовых построек в конце 1980-х годов): с двумя куполами и (почему-то) православными крестами на них, 10-ю колоннами (4 – с северного торца здания и 6 с лицевой стороны, обращённой к реке), обширным двором и вспомогательной двухэтажной постройкой в 50 метрах южнее (также с 4-мя колоннами и православным крестом над ними) – церковно-приходской школой. Да и этот ли храм был построен немецкими колонистами? Откуда у колонистов столько денег на строительство такого обширного монументального комплекса? И почему на старых фотографиях на куполах храма располагаются православные кресты? Я видел в интернете фотографию Медведицкого храма с обрезанной под самую маковку передней колокольней и явно подретушированным задним куполом, с католическим крестом над ним. Конечно же была в Медведице Лютеранская церковь, но находилась она по-видимому в другом месте. Тем более колонисты изначально селились на Медведице на окраине Медведицкого городка, у Крестового Буерака.
             Читаю в векипедии: Село Франк основано немецкими переселенцами в 70-х годах XVIII века, как колония Франк.               
             В 1871 году в результате образования волостей село получило русское название Медведицкий Крестовый Буерак и стало центром Медведицкой волости Аткарского уезда Саратовской губернии.               
             В 1918 году село вошло в состав Трудовой коммуны немцев Поволжья, где стало центром Медведицкого района Голо-Карамышского уезда (с 1922 года — Медведицко-Крестово-Буеракского кантона АССР немцев Поволжья).               
             В 1928 году селу и кантону официально присвоено немецкое название Франк, однако центр кантона перенесен в село Диттель (До немецкой колонизации – село Олешня, после 1942 года – Алешники. Прим автора).            
                С 1941 года после ликвидации АССР немцев Поволжья – село в составе Медведицкого района Сталинградской области с районным центром в селе Линёво (с 1959 года — в Жирновском районе, с центром в городе Жирновск).
             В 1942 году село переименовано в Медведицу Медведицкого района. (Т. е. селу возвращено историческое станичное название, потому как, даже устно среди немцев, называясь Франком, земельный юрт, прилегающий к поселению постоянно официально, даже при царях, носил название Медведицкого района. Прим. автора).
              И там же читаю, в статье «Административно-территориальное преобразования в Немецком Поволжье», что Медведица-Франк – материнская (коронная) колония немцев Поволжья. И что немецкими колониями являются и Нижняя Добринка, и Красный Яр, и некоторые прочие, которые даже при присутствии в них немецкого населения не меняли своих русских названий.
                Давайте разберёмся в этих исторических справках. Конечно же, получив разрешение на поселение в выделенных для них районах, царское правительство не ограничивало их конкретными необжитыми территориями. Поэтому немцы селились вблизи уже имеющихся населённых пунктов, уже имеющих свои исторические названия, чтобы безболезненно адаптироваться к неизвестной русской жизни, чтобы получать какие-то консультации, моральную и материальную поддержку, дороги для снабжения от местных добрых русских жителей и уездных, и волостных изб. Это потом, когда русские покидали свои насиженные места и уходили на юг, к казакам, выдавливаемые немецкой речью, незнакомым менталитетом и быстро разрастающимся немецким населением, переселенцы распространяли свои новые названия на слившиеся воедино с колониями старые поселения. А иначе потом откуда, после ликвидации Немецкой Поволжской Республики, взялись новые (старые) названия бывших «немецких» селений? Просто всю совместную с немцами жизнь русские звали свои сёла по-русски, а немцы – по-немецки. И никуда эти названия не пропадали, пока не появилась потребность в их реабилитации.
                Смотрим снова 1871 год. Немецкая колония Франк, по немецким сведениям уже существовала с конца 1770-х годов, так почему же тогда в результате образования волостей, государство дало название вновь образованной волости «старое» название: Медведица-Крестовый Буерак? Да потому что она и продолжала в русских анналах числиться, как казачья станица Медведица, а по поздним русским спискам – Крестовый Буерак. Правительственным указом от 26 февраля 1768 года немецким переселенцам была дана возможность создания Волжской немецкой автономии, но с русскими названиями имеющихся уже населённых пунктов.
                И как бы они ни называли на немецкий лад в своём кругу те русские деревни, рядом с которыми они поселились (хоть по именам своих форштегеров, хоть по названиям городов из которых прибыли), только после пролетарского переворота 1917 года и образования Автономной Советской Социалистической немецкой Республике, районному центру, станице Медведице (Медведицкой и прочим русским сёлам), по настоянию руководства республики было официально присвоено название Франк, которое просуществовало до 1941 года. Но ещё и сегодня старые местные жители, как русские, так и оставшиеся немцы называют оставшееся большое село Франком. И в этом ничего нет зазорного, просто – отдача должного уважения немцам, плодотворно для России прожившим здесь два полных века, потомки которых продолжают без каких-либо притеснений проживать здесь и поныне.
                А, возможно, храм и считался потом евангельско-лютеранским, потому что немецкого населения в последующее время в колонии было больше, чем остальных, православных народов, но оставшиеся здесь станичники не могли себя отделять от сородичей на нижней Медведице. Да и царская власть должна была обеспечивать православных христиан приходами, потому она и служила для треб всех окружающих её христиан. Потом, уже в советское время, сам храм разобрали (ещё до Великой Отечественной войны 1941-45 г.г.) а собранные стройматериалы перевезли в Линёво, где из них построили двухэтажную районную управу, потому как районный центр был перенесён из Алешников-Диттеля в Линёво-Гуссенбах. Двухэтажную же деревянную церковно-приходскую школу (на фотографии ниже – она располагается на заднем плане) советская власть ещё на заре приспособила под сельский клуб с сельской библиотекой на втором этаже. Со временем установила перед ним (в бывшем церковном парке, расширив его на целый квартал) памятник вождю мирового пролетариата, В. И. Ленину. Этот клуб потом тоже, по непонятным причинам, после капитального ремонта, сгорел (сказывают: от короткого замыкания) в начале «горбачёвской перестройки»: в аккурат 8 марта 1990 года.
                Как рассказал мне очевидец этого пожара, товарищ детства, Виктор Шель: «Был праздничный день и вдруг сильный дым повалил из-под клубной крыши. Из Жирновска приехала пожарная машина. Всё вовремя, невзирая на праздник. Залили чердак водой – из под крыши стал выбиваться только сизый дымок. Пожарные свернули шланги и уехали. Зеваки им говорили, чтобы они обратили внимание на этот дымок, но пожарники им ответили, что – это пар, и смотались. А через два часа этот пар, как полыхнул синим пламенем, да так, что клуб горел двое судок, а потом ещё неделю территории вокруг него чадила тлеющими  головешками…
                Пожарникам и районным властям сколь потом ни звонили – второй раз никто не приехал. Участковый милиционер, капитан Василий Романин (ещё один товарищ детства) организовал дежурство и отгонял толпившихся зевак от полыхающего здания, чтобы ненароком кого не прибило падающими и разлетающимися в разные стороны горящими обломками».
                Что поделаешь – «перестройка» уже набрала необратимые обороты и «за даром» уже никто не хотел выполнять свою профессиональную работу. А тут ещё и жён своих надо было поздравлять с благородным праздником. Кому хочется уезжать от богато накрытого стола в неизвестные экстремальные условия?
                Теперь на месте церковного комплекса красуется пустырь с несколькими старыми скрючившимися деревьями – остатками парка, автобусная остановка, небольшой сельский рыночек и пивной бар. А в 1965 – 67 гг. мы, будучи школьниками, сажали деревья в этом парке вокруг памятника В. И. Ленину. Впрочем, летом 2018 года, как мне сообщили, на этом месте снова произвели зелёные насаждения. Доберусь до родины, осмотрюсь, поправлю текст.
                Ниже я привожу три  копии фотографии 1917 года, сделанные с одного и того же снимка в разные годы советского и постсоветского периода.
                (Жалко, что вордовские фотографии  вместе с текстом не ставятся на этом сайте и читатель не может видеть мои сравнения).
                Присмотревшись, на фотографии явно просматриваются православные кресты с двумя перекладинами, да архитектура строений явно русского стиля. Православные храмы подобных проектов располагались в большинстве сёл и городов казачьего Дона и тогдашней России. Например: колокольня в Псковском кремле (только есть трёхэтажные, четырёхэтажные, пятиэтажные); в Казанском кремле; Верхотурове на Урале; в Молдавской Гагаузии; Угличская колокольня в Тобольском кремле; …даже в Петропавловске-Камчатском церковь имела подобный вид, только меньших размеров. А вот истинно немецкие кирхи, типа Гречихинской (Вальтер) сродни немецкой кирхе, стоящей доныне в том же Тобольске и других городах России, не относящихся к Поволжской Немецкой Республике.

                Сравните храм Богоявления в станице Михайловской на Хопре, построенный после 1757 года. Такой же казачий стиль постройки. Только колокольня отделена он главного купола. Это отдельный вариант. Но существовал в основном вариант строительства «под колокол»: т. е. колокольня вместе с церковью. Как и в случае с Медведицкой церковью. Если мысленно присоединить колокольню Михайловского храма к самой церкви с задней стороны, то получится строение, похожее на Медведицкую церковь. Только купол главного зала будет повыше, и колонн у входов не достаёт.

                Храм в Медведице был построен в 1842 году на средства прихожан и православной епархии Верхне-Донского казачьего округа на месте сгоревшей ранее православной церкви. Зададимся вопросом: строила бы епархия церковь специально для колонии Франк, если колонии были самостоятельные, самоокупаемые и независимые? И опять же вопрос: За три года, 1904 – 1906, количество прихожан в приходе насчитывалось 28039 человек. Откуда взялось такое их количество, если немцев во Франке даже на более поздний момент, 1911 год, насчитывалось всего, с малыми детьми…
                «По сведениям губернского статистического комитета за 1911 год в селе Медведицкий Крестовый Буерак числилось 614 дворов, 2281 душа мужского пола, 2311 – женского. Всего –          4592 души обоего пола жителей – поселян, большинство которых составляли  немцы. Площадь   посева на надельной земле 6608 десятин, на арендной - 1886 десятин. На одно хозяйство приходилось 11,5 десятин. Хозяйство трехпольное. Преобладающие посевы – пшеница и рожь. На 100 десятин посевов приходилось 50 % пшеницы; 27, 8 % ржи; 10, 3 % овса; 25% подсолнечника.               
               Из рабочего скота у жителей имелось: лошадей - 1686, быков – 226, гужевого скота - 833; молочного скота – 611 голов, мелкого скота - 3945. Из сельскохозяйственных орудий: железных плугов – 32 шт., сеялок - 5, жнеек - 115.  Кроме хлебопашества селяне занимались местными и отхожими промыслами. Здесь функционировали мастерские: колёсников, кузнецов, сапожников, столяров. В селе имелось две школы: церковно-приходская и земская. Церковно-приходскую школу посещали дети от 7 до 15 лет. При школе были учреждены вечерние занятия. Земская школа была основана в 1871 году на средства земства и частных лиц. Книги и другие школьные принадлежности доставлялись сюда земством. Существовала обязательная плата за обучение.  Полная плата составляла 11-14 рублей в год. С бедных взималась плата 6 рублей.                В селе имелся врачебный пункт, ветеринарный пункт, почтовая контора, базар, организовывались ярмарки, насчитывалось 34 торгово-промышленных заведения. Из них: лавок молочных – 7, мануфактурных лавок – 2, хлебных амбаров – 7, 3 маслобойни, 2 кожевенных завода, 2 салотопных завода, 1кирпичный завод, паровая мельница,  5 кузниц, 1 синильное заведение, сапожная мастерская, столярная мастерская, питейное заведение: "Питейный дом с сенями и ледником" был выстроен в колонии казенной палатой в 1784 году».                Как видим – это была самодостаточная станица со своим юртом районного значения, коей она и продолжала быть даже в советское время. И в неё стекались на молебны жители всех окрестных сёл не только с левого берега, но и правобережья, на который немецкая власть не распространялась. Причём надо отметить, что во всех близлежащих к Медведице сёлах были свои церкви и свои прихожане. Это и Линёво Озеро (Гуссенбах), и Красный Яр, и Нижняя Добринка, и Новая Бахметьевка с Большой Князевкой, и Александровка, расположенные на правом берегу Медведицы.               
               
              Присмотревшись, мы и на этой, немецкой, копии снимка увидим на  заднем куполе православный крест.
      А теперь покажу тот же Медведицкий храм (фотография взята также из интернета), только с чётко пририсованной надстройкой и католическим крестом на заднем куполе, и срезанным крестом на передней колокольне, как и во второй копии. 
              Для чего это было кем-то сделано? Наверное для того, чтобы говорить сегодня в википедии, что де – вон как немцы жили, какие храмы строили за свой счёт. Да, строили. Каменные палаты. И лучшим примером является кирха – лютеранская церковь 1903 года постройки на бывшем хуторе, относящемся некогда к Медведицкому юрту, Гречишная Лука, потом Вальтер, с фотографии 1920 года, выложенной в интернет Оксаной Дорн.   
                               
               Немецкая церковь в селе Гречихино (Вальтер) 1903 год постройки. Стоит и доныне, только шпиль с крестом кем-то и когда-то снесены. И вот что от неё осталось:

               Стёкла в окнах были мозаичные, вырезанные из разноцветного стекла. Помню, ещё в конце пятидесятых годов прошлого века, мы, детьми, ходили туда собирать вокруг неё цветные стекляшки от выбитых витражей. В советское время в ней был организован амбар для хранения зерновых культур.
                Теперь приведу ещё одно веское доказательство того, что нынешнее село Медведица некогда была казачьей станицей, носящей названия: Медведица и Медведицкая. И что православные церкви строились в донских, хопёрских и медведицких станицах ещё до образования в междуречье Медведицы и Волги немецких колоний. И продолжали строиться во время колонизации бывших казачьих земель. И какие ещё виды видовали река и станица Медведица при царствовании Павла Первого. Для этого сделаю несколько сокращённых выписок из двух глав «Иллюстрированной истории казачества», репринтного воспроизведения первого издания 1909 года с рисунками, Волгоград «ВЕДО» 1994.

                «44. Поголовный походъ донскихъ казаковъ на Индию
                1801 г.

             12 января 1801 года императоръ Павелъ 1 повелеть соизволилъ: собрать всё войско Донское. Куда, зачемъ замышлялся поход – про то никто не зналъ. Войсковой наказной атаманъ Василий Петровичъ Орловъ предписал готовиться всемъ офицерамъ, урядникамъ и казакамъ. Все, до последнего должны были въ шесть дней быть готовы къ выступлению о-дву-конь съ полуторамесячнымъ провиантомъ. Казаки обязаны были иметь при себе ружья и дротики… В войске числилось 800 больныхъ, но и имъ приказакно было явиться на смотръ. Шли недужные, опухшие от ранъ, искалеченные. Круглые сироты и беспомощные бедняки приготовлялись къ походу; у многихъ казаковъ не было форменныхъ курток и чекменей, ихъ одевали въ серые халаты, въ сермяжное одеяние. Никому не делали уважения… На очередь не смотрели… Церкви остались безъ пономарей, станичныя правления – безъ писарей… Ополчение было поголовное! …Сборными местами были назначены станицы: Бузулуцкая, Медведицкая, Усть-Медведицкая и Качалинская. Въ зимнюю стужу, въ конце февраля месяца, собрались казаки на смотр атамана. Всего съ войска набрали 510 офицеровъ, 20497 казаковъ конныхъ полковъ, 500 артиллеристовъ и 500 калмыковъ. Люди эти составили 41 конный полкъ…                27 и 28 февраля полки эти выступили въ неизвестный походъ. Путь их лежалъ къ стороне Оренбурга… Атаману была прислана и карта Индии. По пути донскимъ казакамъ надлежало занять Бухару, въ Хиве освободить нашихъ пленныхъ. Всё богатство Индии было обещано казакамъ въ награду… Уже съ первыхъ же шаговъ въ задонской степи страшныя трудности встречались казакамъ. Дороги были занесены снегомъ и артиллерия выбивалась из силъ, вытаскивая пушки из глубокихъ сугробовъ. Нигде небыло квартиръ для обогревания, и люди и лошади стыли и мёрзли на холодномъ ветру в степи. Не было топлива, не хватало провианта, не было сена и овса. Некормленныя лошади еле брели навстречу жестокимъ холоднымъ буранамъ. Въ начале марта вдруг настала оттепель. Заиграли ручьи, размокла степь, грязь стала непроходимая. Каждая балка сделалась страшнымъ препятствиемъ. Черезъ пустую, обыкновенно, речку Таловку войсковой старшина Папузинъ еле переправился. Сорокъ вёрстъ шёлъ онъ по колено въ грязи, а черезъ самую Таловку переходилъ по устроенному имъ изъ хвороста, хуторскихъ огорожей, воротъ и крышъ мосту.
               …Наконецъ подошли к Волге (К Волге казаки вышли у казачьего волжского городка Вольска, который расположен выше Саратова, потому что ниже Саратова Волга уж вскрылась и шёл ледоход. В Вольских церквях казаки опять отстояли православные службы, справили требы, малость передохнули и приступили к форсированию реки. Прим. Г. Я. С.-О.). Лёдъ вздулся и побурелъ. Лошади проваливались на нёмъ. Местами онъ уже тронулся. Денисовъ через всю реку поставилъ мужиков съ верёвками и имъ придал по несколько казаковъ для оказания помощи. Начали вести лошадей, но оне проваливались и шли по дну. Однако Денисовъ зналъ, что на больших рекахъ лёдъ въ середине всегда толще, и, вот онъ приказалъ повести своихъ рослыхъ и сытыхъ лошадей вперёдъ. За ними потянулись и казаки. До 700 лошадей провалилось, но казаки вытащили их всехъ. Пять часовъ длилась переправа. И опять пошли, сперва по Волге, потомъ по течению реки Иргиза… Тяжело было казакамъ, но молча, без ропота шли они воевать съ неведомымъ врагомъ, завоёвывать для России далёкую Индию.   
               Прошли от Дона без малого семьсотъ вёрстъ по пустыне. 23 марта, наконуне Светло-Христова Воскресения казачий отрядъ, находившийся в селе Мечетномъ Вольского уезда Саратовской губ., догналъ курьеръ из Петербурга. Въ ночь с 11 на 12 марта скончался императоръ Павелъ 1 и на престолъ вступилъ императоръ Александръ 1 Павловичъ.  Онъ повелелъ вернуться домой… Между 9 и 17 апреля полки вернулись домой. Хопёрские, медведицкие, бузулуцкие, верхне-донские и донецкие казаки были отпущены прямо съ границы, остальные съ офицерами левою стороною Дона пошли къ Черкасску…». Так, без потерь, закончился этот бесславный казачий поход на завоевание для России «незнамых» индийских земель.
                И ещё одна, следующая глава, подтверждающая, что в каждой станице на Верхнем Дону, Хопре, Бузулуке и Медведице, за 10 -20 лет до переселения на их исконные земли переселенцев из Германии проходило активное строительство православных деревянных храмов на казачьи, народные и казённые средства при атаманах: Василии Фроловиче Фролове (1718 – 1723 г.г.); Андрее Ивановиче Лопатине (1723 – 1735 г.г.); Иване Ивановиче Фролове (1735 – 1738 г.г.) и Даниле Ефремовиче Ефремове (1738 – 1753 г.г.).

                «45. Войско Донское при императрице Екатерине Великой и императоре Павле 1.      
               …Съ 1720 по 1743 годы были построены церкви в станицахъ: Старо-Григорьевской, Малодельской, и Бурлацкой (1722 г.), Усть-Хопёрской, Тишанской, Алексеевской и Терновской (1724 г.), Раздорской, Семикаракорской, Усть-Быстрянской, Нижне-Курмоярской, Нагавской и Басергеновской (1726 – 1727 г. г.), Дурновской, Филоновской, Лукьяновской, Есауловской и Луковской (1728 – 1729 г. г.), Митякинской, Еланской, Кумылжанской, Безплемяновской, Орловской и Котовской (1730 – 1731 г.г.), Яминской, Верхне-Чирской, Верхне-Курмоярской, Зимовейской, Луганской, Етеревской и Казанской (1732 – 1733 г. г.), Нижне-Каргальской, Верхне-Каргальской, Кепинской и Голубинской (1735 г.), Берёзовской, Федосеевской и Калитвинской (1736 г.), Кумшацкой, Распопинской, Быстрянской, Кременской и Глазуновской (1737 – 1739 г.г.), Урюпинской, Манычевской, Богаевской, Мелеховской, Верхне-Кундрюческой, Усть-Бело-Калитвинской, Каменской,  Гундоровской, Золотовской, Траилинской, Камышевской, Верхне-Михайловской, Пятиизбянской, Романовской, Вёшенской, Филипповской, Новогригорьевской, Букановской, Проваторовской, Арженовской и Островской (1740 г.), Нижне-Михайловской, Тишанской, Ерыженской, Карповской, Мартыновской, Перекопской, Усть-Быстрянской и Арчадинской (1742 г.).
              Почти каждая станица имела свою церковь, а всего на Дону к 1764 году считалось 4 каменныхъ церкви – все в Черкасске, и 103 деревянныхъ. Деревянныя церкви строились, большею частью, изъ соснового леса, но были церкви липовыя и дубовыя. Духовенство в эти церкви назначалось Воронежскими епископами… Священники, первое время были из русских губерний, но въ 1748 году въ Черкасске была основана «войсковая латинская семинария» для подготовки казачьих детей къ духовному званию…».
               
              Ниже: Последний вариант церкви Воскресения Христова в селе Новая Бахметьевка, находящегося на правом берегу, в 2, 5 километрах от Франка, выше по течению реки Медведицы, построенная в 1815 г. и закрытая в 1932 году.
      То есть, уже после Петро-первовских разгромов верхне-донских казачьих станиц и заселения бывших казачьих городков и хуторов немецкими колонистами, Пугачёвского восстания, – станица Медведица ещё продолжала числиться в списках поселений Всевеликого Войска Донского, как станица (село волостного значения) Усть-Медведицкого (уездного значения) юрта. И атаман ВВД не стал бы собирать казаков в «бусурманском» селении (а в те поры всех иностранцев казаки называли басурманами), где нет православной церкви. Потому что перед каждым выступлением в поход, казаки обязательно должны были отстоять молебен во благо счастливого исхода событий.
      После гражданской войны 1917 года, до 10.01.1934 г. коммунисты образовали в этой степной стороне Сталинградский край, в который вошли северо-восточные земли Казачьего Присуда, бывшей области Войска Донского. Потом началось разделение Нижнее-Волжского края и 05.12.1936 г. на карте появились Сталинградская, Астраханская и Ростовская области.

               
                Продолжение следует.