Галина Николаевна
Она ушла… Потому что позволила себе уйти… Потому что больше не нужно было стоять вопреки ветру, сбивающему с ног…
Каждый раз, набирая ее номер, я испытывала страх: сможет ли ответить, сможет ли говорить? Но каждый раз сквозь тяжелые хрипы слышала звонко-упрямый голосок: «Але? Привеет, мой хороший!». Меня окутывало тепло ее улыбки. Я слышала, как мучительно набирает воздух в истлевшие легкие и в одно мгновение забывает о дыхании, становится молодой, искрящейся энергией, бьющей в цель своими точными характеристиками озорной девчонкой… Как это у нее получалось, мне не понятно. И я уже жалела, что так долго не звонила ей, боясь побеспокоить. «Ты звони мне… Я люблю, когда ты звонишь…». И я обещаю звонить чаще.
Глядя на нее, понимаешь, что человек может жить столько, сколько ему необходимо... Потому что с таким букетом диагнозов жить нельзя, но… можно, если очень, очень нужно… Она просила Бога не забирать ее раньше сына. Ведь он был слишком беспомощным в этом обездушенном мире. И Бог возвращал ее к жизни, снова и снова, потому что она должна была стоять вопреки ветру, сбивающему с ног…
Она ушла… Потому ее «сыночка» уже там. А она здесь, одна… в пустой квартире… в пустой жизни… в пустом мире…
Смерть сына подкосила ее. Материнскую любовь рассудком не победить… Она непрерывно плакала, несмотря на то, что Бог ответил на ее мольбы. Она растворилась в своем горе… Прежней Галины Николаевны, маленькой, но бесконечно мужественной женщины, больше не было…
Однажды я набралась храбрости и позвонила ей. У меня в арсенале не было заготовленных успокоительных фраз. Но я рассказала ей о том, что была там, и что жизнь продолжается и после. Поделилась невероятными фактами своего общения с умершим братом, который был на связи со мной целый год, пока его не забрали насовсем. А еще я просила ее отпустить сына, потому что он заслужил покоя, потому что он выполнил свою тяжелейшую миссию до конца: «Не мучайте его своими слезами, пожалуйста… Пожалейте его…».
И она поняла меня: «Спасибо тебе… Я постараюсь больше не плакать…».
Она начала бороться, как и прежде. Она героически продержалась целый год, ведь нужно было провести все поминальные обеды и обряды, поставить памятник… А потом… она начала прощаться и уходить… Не оглядываясь… Не жалея ни о чем… Оставляя после себя тонкий флер интеллекта и элегантности…
Мне будет не хватать ее… Но я радуюсь за ее счастливое воссоединение с самым дорогим для нее существом. За ее освобождение от оков болезни. За успокоение, которое она выстрадала всей своей нелегкой судьбой, когда нужно было стоять вопреки ветру, сбивающему с ног…
Она ушла…