Мы бросились в объятия друг к другу, будто не виделись не один день, а целое тысячелетие. Это не сентиментализм, не театральщина. Это настоящая мощная эмоция. Это любовь! И невозможно сильнее выразить своих чувств. Броситься в объятия друг к другу и забыть всё. И пребывать в них целую вечность, равную вечному мгновению. «Мы бросимся в объятия друг друга, и небо разлетится на куски…» Нет, это не метафора, это объективная реальность. Миры рухнут – но наши объятия не разомкнуться.
Правильно сказал Лимонов: «я пишу те книги, которые сам бы хотел прочитать», поэтому любимый мой писатель я сам для себя. У меня нет авторитетов Ни один автор меня не удовлетворяет. Вот поэтому я и стал писать. Конечно, и своими писаниями я не удовлетворён на всё 100. Но на 99.9 – точно!
Я не мог нацеловаться с Зоей. Её губы как розовый эфир облаков, становящийся в закатных лучах солнца пурпурным мёдом, как маковый нектар усыпляющий в вертикальных реках чёрных цветов. Её поцелуи расцветали под моими поцелуями рябиновыми розами, гюлистанами саадовых поэм, лиловыми безмолвиями персидских ночей и приливами ангелических гравитаций и пульсирующих меланхолических крыльев в астроидиллии.
Говорят Ницше был нигилистом.
Ницше так же далёк от нигилизма, как солнечная система от Туманности Андромеды. Ницше дионисист и архаист. Какой там нигилизм с его волей к власти! Трагедия Ницше в том, что он родился в традиционно христианской семье, и как гениальный человек сразу же увидел всю ложь, лицемерие и ханжество традиционного христианства. И взбунтовался! Взбунтовался в теории. В жизни он остался добропорядочным христианином.
Настоящим нигилистом был Маркиз де Сад.
Вернее Граф. Маркиз – это титул Революционной Эпохи. Он урождённый граф и урождённый нигилист. Как Ницше может быть нигилистом с его amor fati? А вот де Сад «несмотря на свой пессимизм… яростно отрицает идею покорности», как пишет о нём Симона де Бовуар. Какой может быть нигилизм при воле к власти? А вот у де Сада «нет и тени амбиции, стремления к власти, предприимчивости», пишет всё та же Симона. Донасьен не буржуазен – он высший аристократ. Он презирает буржуа. Вообще все аристократы в той или иной степени анархисты и ингилисты. Самые-самые из них: Лев Толстой, Михаил Бакунин, Фридрих Ницше, Михаил Лермонтов, Оскар Уайльд… Но де Сад – на первом месте. Однако он не идеал нигилизма. Идеалами могли бы быть: Секст Эмпирик, Ксениад, Горгий, Нагарджуна, Бодхидхарма… У де Сада некий свой эндемичный солипсичный вид нигилизма-анархизма: гиперпорнофлагелляционный содомосадомазофилософский.
Ницше явно не стремился к свободе. Его воля к власти перечёркивает
все пути к свободе. Власть порабощает как властвующего, так и подвластного. Вся беда с его христианским воспитанием. Оно ему было так ненавистно, он так хотел от него избавиться, что переходил в другую крайность – материализм. Вернее языческий (паганский) дионисийский материализм. Ницше ненавидел идеализм, особенно в лице Сократа и Платона и всю последующую за ними и вытекающую из них христианскую теологию. И поэтому он бунтовал против них и возвращался к архаическому материализму. Но только на словах и в своей душе. В жизни он не смог этого сделать. Если бы он хоть раз отсодомировал какую-то поганую шлюху, исхлестал ей задницу до крови и заставил валятся у своих ног и лизать ему сапоги, то он написал бы что-то другое, но не «Волю к власти». Ницше был пай-мальчиком, кабинетным учёным-филологом (классическим филологом!) (а все классические филологи тихони и ботаны) (и именно в силу этого он очень хотел быть белокурой бестией – но увы! – не получалось и не получилось, да и не могло получиться, получилась только теория). Трагический разлад между есть и хочу привёл в психиатрическую клинику. Увы! Увы! Увы! Донасьена де Сада насильно засадили в психушку.
Граф де Сад тоже был материалистом. Он был эпикурейцем и даже аристипповцем, но его материализм был какой-то ненормальный, он перехлёстывал уже в идеализм. Но в идеализм особый, десадовский, либертино-гностический, сюрреальный. Недаром сюрреалисты считали де Сада Предтечей. Из этого особого идеализма рождалась особая религия. Не я первый об этом говорю. Любые крайние точки всегда идеалистичны, и следовательно религиозны.
Часто путают садизм и милитаризм. Садизм – это принцип чистого удовольствия, никак не связанный с социумом. Описание батальных сцен со всеми подробностями и тонкостями жестокости, со всем микроскопическим натурализмом – это и есть самый настоящий милитаризм. Идеал Маркиза де Сада – это отстранённость от социума с его войной и миром в замкнутый самодостаточный садистериум. Идеал Божественного Маркиза это обоюдный, взаимный флагеллянтизм (плюс содомизм, пикацизм, фелляционизм и т.д.), это взаимное любовное стремление к SM вне социальнъх, политических, расовых, родовых, половых, возратсных, биологических, планетарных, космических и других возможных предрассудков и проблем, традиций и законов. Это чистый гедонизм. Чистый нигилизм. Чистый анархизм.
«Сад на десятки ладов формулировал ту идею, что грандиознейшие человеческие излишества требуют скрытности, темноты и бездны неприкосновенного одиночества камеры-кельи» (Морис Бланшо). Граф де Сад хотел жить в своём Антимире, в своей Садосфере, в своей Альголангической Ойкумене. Физический мир был для него иллюзией. Но даже и эту иллюзию он хотел бы аннигилировать. И здесь он абсолютно соприкасается с ранним буддизмом. По мнению Ролана Барта обвинение в антигуманизме, выдвинутое против де Сада неверно, ибо его считают реалистом, в то время как де Сад писатель-ирреалист.
Иллюзорность всего. Всё иллюзорно кроме Нирваны. А Нирвана неопределима. Что это такое? Неизвестно. Это и не иллюзорность, и не пустота, и не полнота… Ни материя, ни имматерия, ни жизнь, ни смерть и не промежуточное состояние. Что же это? Ответа нет.
Полное забвение и абсолютное небытие по-настоящему меня радуют, так же как они радовали де Сада. Физическая жизнь – жалкое нелепое оправдание смерти, а смерть это простое логическое продолжение физической жизни. Небытие не имеет к этому никакого отношения. К этому – я имею в виду логику, смерть и тем более физическую жизнь. Небытие – прекрасно! Всё остальное лишь уродливая галлюцинация, да и то сомнительно, галлюцинация ли это, а не просто мимолётное раздражительное наваждение. Невозможно процитировать небытие. И сотворить его невозможно. Сколько длится оргия? Всегда! Небытие неограниченно! Устать можно только от жизни физической (усталость – это энтропия), но невозможно устать от небытия.
Что же человека так привязывает к этому миру, к этой физической жизни? Удовольствия? Но когда уже нет никаких удовольствий, когда немощь и неизлечимая болезнь? Инстинкт самосохранения. Мощная родовая биологическая сила. Гравитация биосферы. Человеческая особь слепо подчиняется этой гравитации: убивать, жрать, плодиться и… умирать. Всему этому можно противопоставить только бунт Личности.
Личность – это существо возросшее над биосферой, над ноосферой, над космосферой… Самосознающее существо! Поэтому суицид для Личности не является чем-то табуированным. Если физическое тело для Личности представляет обузу, то тем хуже для тела. Главное чтобы автаркия души осталась цельной.
Дело не в решении проблем. Проблемы неизбежны в материальном мире. Всё дело в твоей неповторимой личности, создающей неповторимый антимир. Здесь невозможны отсылки к чему-то предшествующему. Рассматривать себя с каких-либо позиций невозможно. Ты же не машина и подопытный кролик творчество нельзя рассматривать с позиций науки, эстетитки, этики, морали, утилитаризма или даже паталогии или демонологии. Что мы можем сказать о произведениях Босха, Питера Брейгеля-старшего, Гойи, Ива Танги, Макса Эрнста, Раймона Русселя, Альфреда Жарри, Маркиза де Сада, Джорджо де Кирико, Сальвадора Дали, Девида Линча или Алехандро Ходоровского? Да по большому счёту ничего! Смотри и внемли! Читай и растворяйся! Тайнодействуй! Трепещи! Катарсируй!
Много вселенных, но я один. Но во мне одном вселенных ещё больше. Я движусь зигзагообразно возле своих излюбленных мыслей и мне это не надоедает, потому что они излюбленные. Любовь никогда не надоест и не перестанет, и даже когда языки умолкнут (ну и т.д. 1Кор., 13).
А Зоя скоро уйдёт. Ведь ей нужно выйти замуж за твёрдостоящего, исполнить свой материнский долг, увидеть внуков, почить чинно и мирно, и чтобы внуки ходили к ней на могилку, и внуки внуков… Ей надо рожать. А я рождаю без надобности легионы текстов-близнецов, падающих в бездну, растворяющихся в забвении, скрывающихся в ночи. Юлий пошёл работать в газету. Это тоже хорошо. Нужно освещать, просвещать, информировать, наставлять, формировать мнение, возбуждать в конце концов. А я завис в небытии, в своём Nihil Magnum. Но это ещё не конец. И не надейтесь. Я не собираюсь причаливать к берегу, даже если иссякнут все мои запасы.
Погружение в трансъэросные мистерии происходит неспешно. Словно двоякодышащая рыба мы переползаем из вселенной танатоса во вселенную эроса. Собственно говоря вселенная танатоса это дочернее предприятие вселенной эроса. Если бы не было эроса, то и танатоса никакого бы не было. Эрос своими мощными взрывами остаётся в небытии. Но попав в небытие, понимаешь, что никакого небытия нет, что и бытие и небытие это ты сам, твоя неповторимая и уникальная личность. И ты сам творишь и бытие и небытие. И вот тогда ты медленно переползаешь вновь во вселенную эроса. А больше некуда. Кроме этих двух вселенных ты ничего не создаёшь. Бытие – это эрос, небытие – это танатос. Эрос в своём апогее стремится к танатосу, но достигнув его, откатывается назад. Между этими двумя процессами есть зазор, который и есть настоящее. Я, творящее и нетворящее, динамичное и статичное – одновременно. Оно и не бытие, и не небытие. Оно-то и есть Нирвана. Но как удержаться на этом острие?!
Как много в этой книге размышлений. Нет чтобы написать обыкновенный жизненный роман, реалистичный, эмоциональный, психологический, показать характеры, подняться до высот мечтаний и опуститься до глубин души. И всё это на широком фоне историческом и социальном. Так нет же – впадаю в брюзгливый субъективизм, прямо-таки реакционный, как сказали бы во времена ВЛСХБ (Великих Ленина-Сталина-Хрущёва-Брежнева). А что поделаешь? Сколько бы не говорили и не доказывали с пеной у рта, что мир объективен, меня это не убеждает, потому что до моего рождения никакого мира не было. И собственно даже не до рождения, а до появления сознания. Только начав осознавать, я узнал, что мир не просто существует, а что он существовал и до меня.
Пока я живу, я это знаю. Но буду ли я знать это после смерти? Объекты существуют – в этом нет никакого сомнения, но они существуют только до тех пор, пока существую я. И знание о том, что они существуют и существовали до меня, тоже существует только до этих пор. До моего возникновения сознания существовали миры, галактики, вспыхивали и гасли звёзды, миллионы живых существ рождались и умирали, но я ничего об этом не знал. Если бы я не родился, то и не узнал бы ничего. И никакого Универсума не было бы. Как и меня не было бы. Ничего не было бы. Но стоит мне родится и осознать, как тут же всё появляется, как по мановению волшебной палочки. Да, несмотря на особенности индивидуального восприятия, все люди воспринимают мир (в целом) одинаково, но воспринимают-то опять таки только пока живут.
Если уничтожить всех сознательных существ, будет ли существовать мир? Ответа на этот вопрос нет и быть не может. Если не будет сознательных существ, то и отвечать будет некому. Собственно любой вопрос со словом «если» уже сам по себе абсолютно субъективен и предполагает такой же субъективный ответ. Так можно рассуждать бесконечно, но ни к чему твёрдо определённому так и не придёшь. Над этим ломали головы многие поколения, создали множество объяснений, философских систем, религий, наук. Либо отрицали огульно всё. Или сомневались во всём. Или воздерживались от каких бы то ни было суждений. И каков итог? Итог всегда один и тот же – субъективный. А почему? да потому что рассуждает, экспериментирует, делает выводы, а главное верит во всё это – субъект. Можно придерживаться той или иной религии, философии, науки или отрицать всё, сомневаться во всём, воздерживаться от всего. Но всё это выше перечисленное только для самого же субъекта. Объекту это не нужно. А что нужно объекту? Мы этого не знаем. А есть ли вообще объект? Каждое существо есть субъект, следовательно объектов нет. Но для отдельного субъекта все остальные субъекты это объекты. Значит объекты есть. И опять таки – все эти суждения и восприятия только от точки рождения (вернее сознания) и до точки смерти (вернее потери сознания). Есть ли конец этим рассуждениям? Есть – это смерть. А что такое смерть? И что такое истина? И что такое сознание? Заметьте, всё это субъективные вопросы. Да и вообще все вопросы субъективны. Что меня остановит в вопрошании? Смерть. Но что такое смерть? Вот и опять вопрос. А что такое вопрос? Не то что любое слово – любая буква уже субъективна. Жизнь вечная может быть ответит на всё. Но что такое вечность? Икс икс икс…. ……. …………
Нет, мой пессимизм ни одна оптимистическая теория не сокрушит.
Я понимаю, что это самая плохая из возможных позиций, но именно поэтому я её и занимаю. Доказывать что-то? Это уже сделали Шопенгауэр, Гартман, Банзен и другие. Может философия Нарцисса самая истинная? Но и на этот вопрос нет ответа. Вообще все ответы на все вопросы совершенно произвольные.
Не знаю, правда ли всё это, что я говорю, или только напоминает правду? Правда она вроде как одна, но всё равно субъективна, потому что как ни крути а вопринимает её субъект. Ни одна теория (а у субъекта всё теория, ибо сознание – это теоритезирование) не имеет преимущества перед другими теориями. И любая теория в сущности вера. Даже Людвиг Фейербах, один из фаворитов КПСС, изрёкший, что «Моя религия – отрицание всех религий», сам себя обманул. Если бы он сказал «моя антирелигия…» Но и тогда бы он себя обманул… У него была своя теория (как она есть у каждого), а это также религия.
Если сказать, что всё относительно и субъективно, или всё абсолютно и объективно – это ничего не меняет. А если даже и меняет. Допустим, мы будем жить вечно в материальном теле, или даже в имматериальном, неужели мы утратим свою субъективность, то есть уникальность и неповторимость? Но тогда никаких нас не будет, будет неразличимая бессознательная масса чего-то. А чего? Таким образом, как ни крути, от субъективности никуда не денешься. Но тогда нет ни каких критериев, никаких основ? Есть. Но они объективны. У животных они есть. Жорж Батай говорил, что человек отличается от животных тем, что он не нарушает установлений, но стремится их нарушать. Животные никогда не нарушают установленных законов, а вот человек не только стремится их нарушить, но очень часто и нарушает (внешне не столь часто, зато внутренне почти всегда). Зачастую он делает это на примитивном животном уровне. Просто как взбесившееся животное. Но он может просто взлететь над законами как ангел иди демон и парить в своей неповторимой вселенной.
Что может испортить мне настроение в этой жизни? Его безнадёжно испортили в тот день, когда произвели меня на этот свет. «На свет»? Я не оговорился ли? да свет ли это? Может в той тьме, где я был до рождения, света гораздо больше? Вот почему я не хочу иметь ничего общего с этим миром, с этим так называемым «светом». Я не хочу обливать грязью политические, социальные и прочие людские институции, но и восторгаться ими не буду. Да и вообще не хочу о них говорить и не буду. И помнить о них тоже.
Впадая в крайности солипсизма и нигилизма можно стать либо анахоретом-пустынником, либо сойти с ума. А может есть какая-либо альтернатива? Во всяком случае я стремлюсь следовать срединным путём. Куда ведёт этот путь? а куда вообще ведут пути? Я не хочу менять свой путь. Пусть он самый плохой, пусть он самый безнадёжный и самый тупиковый. Хотя ведь все пути где-то обрываются […]
Есть счастливцы, которые прожили свою жизнь на все 100. Ну и где они? А есть несчастливцы, у которых сплошные проблемы, трагедии, мучения, обломы… Ну и где они? Нужно решать насущные задачи. Человечество пытается их решать, но у него ничего не получается, Хотят как лучше, но выходит только хуже. А хотеть хуже никто не хочет, потому лучше всё равно не будет. И в борьбе с зелёным змеем… как известно побеждает… да даже и змей не побеждает. Все проигрывают. Этот мир изначально проигрышный. Если говорить языком математическим, то мир – это уравнение, у которого нет решения. В этом контексте говорить о том, что мир кто-то создал, просто бессмысленно. Собственно говоря, даже любые подходы к этому вопросу уже нелепы. Даже если человечество обретёт бессмертие на уровне наномира, это будет относительное бессмертие и одна из форм новой иллюзии, ибо мы не знаем что такое целое и есть ли оно вообще это целое. Нам доступны сегменты чего-то, но мы даже не знаем, а сегменты ли это. Мы спорим об очень текучих, нестабильных и фрагментарных вещах. Зачем это нам мы и сами не знаем. Между тем эти вещи существуют помимо наших споров. Но существуют ли они? Точно мы не можем сказать. Все вещи и наши споры о них – лишь формы иллюзии, постоянно ускользающей. И с какой стороны не подходи ко всему многообразию феноменов, ты лишь подойдёшь к многообразию иллюзий. Поэтому – не подходить! Остановиться и увидеть сверхсознательное. Увидеть Nihil Magnum
Все романтики мечтали о красивой смерти. Это главная идея романтизма. Некоторые её осуществили вполне. Пусть их смерть была и не совсем красива. Байрон, Лермонтов, Шелли… Романтизм и нигилизм – братья-близнецы. Но как и любые близнецы они разные. Нигилизм отрицает смерть, пусть даже и трижды красивую. Его абсолютно чёрное знамя говорит -нет- всему. На чёрном знамени романтизма красуются череп и кости. Оно не совсем чёрное – на нём белеется смерть. Вообще чёрный квадрат изобрёл не Малевич, он только его опубликовал. Он раскрыл карты нигилизма. Это ничего не изменило. Публика даже в этом манифесте беспредметности увидела предмет. Иллюзия предметности, к сожалению, не то чтобы сильна, но уж очень навязчива. Как миссионеры и торговцы.
Всё в этом мире становится на свои места, а потом исчезает вместе с местами. Поэтому я и не нахожу себе места. Ни места, ни основы, ни спасительных берегов. Шопенгауэр это хорошо понял, он он не мог жить согласно этому пониманию и поэтому его назвали «вульгарным буддистом» (ну, конечно, не только поэтому). Я бы назвал его по современному – виртуальным буддистом.
Существующее существует не «зачем», не «для чего», а «потому что». Нет цели, нет смысла, но есть желание. Желание существовать порождает существующее. В материи отпечатываются желания монад. Но это только отпечатки, отблески, тени. По настоящему желания не удовлетворяются, и поэтому монада вновь и вновь желает, и вновь и вновь воплощается. Поэтому и существует существующее. Но «нельзя научить желать», как говаривал Сенека, как и запретить желать, как и научить не желать…
Опять возвращаясь к нашим баранам. Что такое смерть? Икс. Постмортальное состояние? Икс. Самоубийцы к нему стремятся как к вечному блаженству, ибо там ( по их мнению) не существует этого ублюдочного мира с перманентными страданиями и проблемами. Но никто не знает что там на той стороне Стикса. Если мы попали в этот омерзительный мир то уж точно не из райских кущей. Кто поменяет благо на зло? Так что в постмортале может быть ещё хуже. И где лучше? Икс. Универсум – это уравнение с бесконечностью неизвестных. Смерть страшна только в момент ей предшествующий. И в самый момент смерти. Но и это только наше предположение. И вообще более всего страшны разговоры о смерти, писание о ней, размышление о ней… И опять же: всё это только мнение, туманное и весьма приблизительное… Смерть кажется страшной… А жизнь разве не страшна?
Зоя Зоя Зоя Odi et amo как сказал поэт и в этом весь парадокс который объяснить можно только другим парадоксом и в этом есть какая-то дурная бесконечность или абсолютный нуль точка замерзания вертикаль падения горизонталь рассеяния x—y—z инерции
2000 – 200000 (бесконечность) гг. ? эры