Март. Во дворах не протиснуться. Всё пространство завалено сугробами и машинами. Между ними протоптаны узкие обледенелые тропинки-желобки. По желобкам, словно маленькие железные шарики из детской настольной игры, смешно покачиваясь проталкиваются люди. И я, среди них, прокладываю себе маршрут, пробираясь к магазину. Там, перед магазином, у главного входа, с утра уже выстроились торговки с лотками свежей мороженой рыбы: наваги, корюшки и беломорской селёдки.
Мне нужна навага. Я ещё вчера обратил на неё внимание. Крупные ровные и толстые, словно кегли, покрытые белым инеем рыбины, уложены на прилавке, будто поленница дров. Мартовская навага вся идёт с икрой. Мой организм жаждет наважьей икры и свежего фосфора.
Я накладываю себе наважьих поленьев и бреду домой, осторожно выбирая ногами дорогу. Навагу я не буду жарить, а припущу в духовочке, подливая в противень понемногу водички, чтобы рыба не пересохла. Икру присолю и разложу аккуратно между рыбинами. Пропечёная навага даст сок, и я буду поливать её этим соком, чтобы сверху образовалась зажаристая корочка.
Ни за что нельзя есть готовую навагу горячей! У горячей рыбы нет вкуса! Нужно подождать пока она остынет и напитается соком. Я терпеливо дождусь этого волшебного момента, нависну над противнем и буду выбирать белоснежную мякоть от костей руками, заедая её рассыпчатой, яичного цвета, икрой, урча от нетерпения и вымакивая подливу из противня хрустящей ржаной горбушкой.
Пальцы мои постепенно стянутся липкими перепонками от прохладного наважьего сока, а ненасытные мои сусала нещадно защиплет от растекающегося по ним и светящегося в темноте жидкого фосфора. Я выпущу из своей алочно разверзшейся пасти длинные кривые клыки, кожа на моих руках тотчас покроется сияющей глянцевой чешуёй, а на спине расправится фиолетовым парусом упругий гладкий плавник.
Пошла, родимая!