Я ВЕРНУСЬ, ДОЧЕНЬКА
Матвей, достаточно свободно ощущал себя на самых высоких местах церковного сооружения, надёжно обвязавшись для страховки веревками, не спеша широкой кистью, не скупясь, наносил слой за слоем зелёную краску на крышу строения, макая щётку в приспособленное ведро. Непростое это дело лазить словно, эквилибристу, по округлым куполам, но Матвею оно уже давненько стало преодолимым, привычным.
Матяша не боялся высоты, не страдал акрофобией. Богомольные женщины окрестили его храмовым сыном. Относились к нему с большим уважением. «Наш Матвей делает богоугодное дело, общается на высоте с Господом», - говорили о нём. И сам Матвей был человеком добропорядочным: не курил, не пил спиртного, матерно не ругался.
… В то знойное лето, когда закончил покраску храма в Красном, его ожидала такая же работа с церковью в другом селе – Николаевке. Путь пролегал туда через Полевое. Заглянул по дороге во двор ухоженного хозяйства, попросил холодной воды из колодца. Подала кружку миловидная, ещё хоть-куда молодица. Матвей жадно глотал студёную воду, утоляя жажду. Пока незнакомец пил, женщина разглядывала его, мужчину среднего роста, немного староватого, не первой молодости. «Да он ещё, гляди, не плохо сохранился», - вспыхнули в зеленовато-серых глазах Устиньи искринки интереса…
Матвей тоже успел запечатлеть образ круглолицей, с весёлостью в глазах, не старой женщины. Вот так состоялось их первое знакомство.Запала в сердце Матвея эта молодка. Вечером другого дня он уже искал встречи с нею. Ждал терпеливо, молча стоя возле колхозного коровника, пока Устя закончит дойку. Каждый раз шёл на те украденные, скрытые свидания, как в юности. И скоро стал ночевать в том приветливом, уютном доме. Пока не почувствовала Устинья себя непраздною:
«Ой, лишенько, у меня вроде уже пропало то женское… Аж, смотрю, - затяжелела», - делилась своим новым телесным состоянием Устина с подругами.
В нужный срок нашлась крохотная Лилечка. Родила её прямо в хлеве. Там её захватили предродовые схватки. Хлопотала возле неё знахарка Федора. Очень обрадовался девочке и примак Матвей. Первого мужа – ветрогона, пьяницу, небось и не вспоминала Устя. Однако от него имела дитё, тоже девочку – Ирину. Не жалела за таким отцом и подросток Ира.
Росла-выростала незаметно, чёрненькая, вся в отца Матвея, Лилечка. Не ленясь, помогал Матвей новой жене в хозяйстве. Теперь Устя не сушила себе голову, где достать дров и как их поколоть. Всё это проделывал её хозяин. И малютку-доченьку не оставляя без внимания. Баловал разными гостинцами. Летом приносил ягоды, фрукты. Как-то раз где-то нарвал целое ведро черешен.
Если где-то Матвей задерживался, Лиля садилась возле окна, что выходило на дорогу, и, ожидая с надеждой, высматривала отца, спрашивая мать, почему так долго нет папы?...
- Не волнуйся, доченька, он скоро придёт», - успокаивала Устинья. Минуло шесть лет с той поры, когда Матвей переступил порог Устининой хаты. Предчувствовала женщина, что не вечно будет длиться её запоздалое счастье…
Запомнила навсегда тот день прощания с отцом и крошка Лиля. Чем-то встревоженный, с грустью в карих глазах, Матвей горячо обнял, целуя дочь: «Жди меня, доча, я скоро вернусь». И назвал при этом число – семнадцатое апреля…
Однако, к сожалению, так и не дождалась Лиля отца, хоть с той поры минуло много вёсен. И так доныне осталось непонятным девочке (а нынче – женщине) то сакральное число, а с ним и поступок отца …