- Алло! Здравствуйте. Меня зовут Виктория. Мне отказывают в путёвке в санаторий. Очень надеюсь, что Вы мне поможете. Я ветеран войны.
- Подождите минутку, я приглашу к телефону корреспондента, занимающегося социальными вопросами.
- Нет, не надо никого приглашать, вы сами меня послушайте.
Женский голос в трубке, усталый, с хрипотцой, был ровен и спокоен. В словах и манере речи было что-то такое, что заставило отложить в сторону все текущие срочные дела и терпеливо выслушать звонившую.
- Я не хочу ни на кого жаловаться, внимание мне социальные службы оказывают, и корреспондент ваш уже разговаривал со мной. Дело в том, что весной я была в санатории, но сейчас опять здоровье ухудшилось. Хотелось бы ещё съездить подлечиться. Но говорят – в этом году больше не положено. До следующего года – доживу ли? Да вы лучше сами приезжайте ко мне, я всё расскажу и покажу.
И я поехала. По дороге прикупила пирожные, чтобы не с пустыми руками в гости к ветерану идти, и букетик осенних цветов. Виктория жила в типовой хрущёвке, на последнем этаже. Поднимаюсь по лестнице, звоню и слышу из-за двери:
- Заходите, там открыто.
Прохожу в комнату и интересуюсь:
- Что же Вы дверь не запираете?
Дело было в тревожные 90-е, когда криминал встречался повсюду, а кодовых дверей в подъездах ещё не было.
- Я не боюсь уже ничего. Брать у меня нечего, саму прибьют – будь, что будет. Хожу с трудом, если кто дельный придёт, не дождётся, пока дойду до двери.
В однокомнатной квартире, скромно обставленной, чисто и уютно. Хозяйка – опрятная, полноватая женщина лет 75-ти. Было видно, что сильно отёкшие ноги доставляют ей немало беспокойства и боли. Виктория поймала мой взгляд:
- Мучают, проклятые. Правая – особенно, она была ранена в войну. Тогда хотели ампутировать, но удалось спасти. А теперь болят старые раны пуще прежнего.
- Как же Вы на фронт попали?
- А как было не попасть? Объявили набор в военно-санитарные поезда, а я перед войной прошла курсы медсестёр. Пришла повестка, деваться некуда, а дома ребёнок маленький. Оставила его со своей матерью. Сердце разрывалось от тревоги – как они там? Мать уже больная была…
Моя собеседница тяжело вздохнула, поудобнее пристроила на кровати больную ногу. И начала свой рассказ…
Я слушала с замиранием сердца. В рассказе Виктории была неприкрытая правда о войне. В те годы мне только начинало открываться то, что нам не говорили, о чём умалчивали - по разным причинам. Приглашённые ветераны на торжественных мероприятиях, как правило, говорили о героизме и едином порыве, в котором вся страна встала на защиту от фашистов, что все рвались на фронт. Да, так было. Но было и другое – боль, страдания, лишения, потери. В рассказе Виктории было всё – и героизм, и боль.
- На фронте столько горя и смертей повидала, что на всю жизнь хватит. Было не просто страшно, а жутко…. Поезд наш бывало, что и с самой передовой бойцов вывозил, израненных, искалеченных, по дороге умирали многие. Под бомбёжку не раз попадали. Вот так мне и ранило осколком ногу, была контужена, сознание потеряла, очнулась уже в госпитале. После госпиталя комиссовали, домой на костылях вернулась. Слава Богу, мать дождалась меня и сына сберегла. Тяжело даже вспоминать то время. До войны я была актрисой, характерной актрисой, – лицо моей собеседницы сразу преобразилось. – Я тебе сейчас фотографии покажу и афиши.
Красивая молодая, задорная девушка смотрела на меня со старых, пожелтевших снимков.
- Я была ведущей актрисой, с гордостью и затаённой грустью продолжила Виктория свой рассказ. – После войны руководство в театре сменилось, да и меня годы сильно потрепали. Теперь только эпизодические роли доставались. Но выжила, сына вырастила, уже внук взрослый. Пойдём на кухню, я тебя чаем угощу, там и про жизнь поговорим. Пойдём, пойдём, - заторопилась собеседница, заметив моё замешательство и желание отказаться от предложения, чтобы не беспокоить хлопотами больного человека.
Опираясь на стоявшие возле кровати костыли, она тяжело поднялась и потихоньку пошла в сторону кухни, уверяя меня, что ей не трудно, что двигаться надо обязательно, даже если больно.
- Хорошо, что ты зашла, мне и просто поговорить уже в радость. Сама не хожу никуда с моими ногами. Сын раз в неделю приходит и внук, продукты приносят, но живут они на другом конце города, работают, забот хватает. По дому сама всё делаю. Если что срочно понадобится, соседи помогают. У меня хорошие соседи. Я им разрешила от меня параллельный телефон себе протянуть. Теперь я здесь трубку поднимаю, на рычаг понажимаю, и они слышат, что зову их. Ничего, всё нормально у меня. Здоровья только нет.
Не было в её голосе ни жалобы на судьбу, ни обиды на недостаточное внимание со стороны государства. Виктория была из того поколения, которое на своих плечах вынесло тяготы войны и не привыкло жаловаться… Виктория – всего лишь одна из них. Несмотря на одолевающие болячки, она восхищала своим оптимизмом, жизнерадостностью, приветливостью, доброжелательностью и открытостью. Навсегда осталась в памяти эта встреча с замечательной женщиной, которая, как и тысячи других девушек и женщин, внесла свой посильный вклад в приближение Победы. Низкий им поклон!
Себя она, несмотря на большую разницу в возрасте, просила называть по имени, с улыбкой пояснив:
- Жизнь прошла, а душа молодая, зови меня просто Виктория.
- Я понимаю, что путёвку, скорее всего, не дадут в этом году, много нас таких желающих. Но ты всё равно заходи ко мне…
Я пришла недели через две – с банкой домашнего малинового варения, с газетой, в которой была статья о ней - ветеране войны, медсестричке, спасающей раненых красноармейцев. И, главное, с известием о том, что путёвку в санаторий, сверх квоты, в качестве исключения, выделили. Виктория обрадовалась, но у меня на душе было не радостно, а неловко от осознания - ветераны не получают того, что заслужили, не очень-то балует их государство своим вниманием. В завоёванное ими мирное время ветеранам приходится бороться – за свои права. А сил уже не хватает…