История репатриантов

      
       Они были репатриантами из Франции - муж, жена и двое малолетних детей. Призыв Родины был услышан, патриотически воспринят и семья приехала на места обитания своих предков, о чем, конечно, очень скоро пожалела, поменяв домик на окраине Марселя на вонючую комнату в коммунальной квартире. Тогда глобализации еще не было, а потому отчетливо проявлялась разница в образе жизни наших, советских людей и прибывших оттуда, из-за кордона. Разница эта ощущалась как во взаимотношениях с соседями, так и в отношениях новоприбывших меж собой. Во-первых, - виданное ли дело? - эта креветка, евонная жена Мари, тощая, как выдра, подавала чай своему кренделю на специальном подносе с сахарницей, щипцами для расколки данного белого продукта и вазой для варенья с сопутствующими розетками. Во-вторых, очень часто супруги говорили по-французски - естественно, чтобы соседям по коммуналке было непонятно, что, и, главное, кого они меж собой обсуждают. А в-третьих, дети их, два мальчика, тоже меж собой болтали по-французски. То есть, не сказать, что русского языка они не знали, но на французском говорили несравненно лучше. Да и воспитанней были гораздо более прорвы ребятишек, обитающих в двадцати двух комнатах длинной, как кишка, коммунальной квартиры с единственной кухней, ванной и туалетом. Отличительным свойством семьи была также необычайная чистоплотность, которая вызывала многочисленные нарекания женской половины квартиры, вследствие чрезмерного использования ванной. Особенно возмущалась толстая Антонина Михайловна из седьмой комнаты.
 - Виданое ли дело, кажную минуту в ванну бегать? Никак отмыться не может, крыса заморская.
Но не только чистоплотность семьи была предметом обсуждения коммунального коллектива, но и манера одеваться, а еще пуще манера носить эту одежду. Далее обнаружились и вовсе замечательные особенности иностранцев. Бывший во Франциях Андре здесь, в Союзе, стал Андреем и устроился на автотранспортное предприятие механиком. Полученные за границей знания пришлись, как говорится, ко двору - механик живо привел в божеский вид директорскую "Победу" и плавно занял должность главного механика. Жена Андрея, Мари, превратилась для соседей в Машку и стала свободной швеей, постепенно и разборчиво набирая клиентуру. Излишне говорить, что в послевоенное время необходимо было восстановить тяжелую промышленность, и лишь потом легкую, а потому даже иголки и нитки были в большом дефиците. Тем не менее, у Маши волшебным образом все это было - и подручные аксессуары, и даже трофейная швейная машина марки "Зингер", которая непрерывно стрекотала, вызывая приливы желчи у проходящих мимо пятой комнаты жильцов.
       Первой на поклон Машке заявилась Катя Стрельникова из шестнадцатой комнаты, машинистка, а по совместительству и любовница следователя районной прокуратуры, девица бойкая, разбитная и бесшабашная. Катька, разумеется, получила комнату не просто так, а благодаря своему покровителю. Об этой части ее жизни в коммуналке быстро прознали и пришли к выводу, что на нее лучше не наезжать - мало ли что. Стрельникова принесла Машке купленное на барахолке красивое платье и попросила перешить. Мудрая швея на первый раз денег с нее не взяла и не прогадала - Катька в течении недели привела ей двух клиенток - жену самого районного прокурора и заведующую отделом кадров прокураторы. Тут уж даже Антонина Михайловна заткнулась и принялась с Машкой любезничать. На время страсти в общежитии утихли и установился шаткий мир.
       Как известно, рано или поздно любое равновесие нарушается. Ничто не может вечно оставаться гармоничным. Даже в природе бушуют ураганы, идут проливные дожди, а после наступает великая сушь. Тем более это верно в отношениях двадцати двух семей, пользующихся совместными коммунальными услугами. Как-то ясным осенним днем, Маша принесла на кухню семейный альбом и коммунальное сообщество начало жадно рассматривать заграничную жизнь и познавать их нравы, начиная от Эйфелевой башни и Триумфальной арки до вида на Лазурный берег. Вот тут-то и Любовь Сергеевна, учительница русского языка и жена доцента Шафрановского обратила внимание коллектива на фотокарточку, где механик Андре с коллегой молодцевато стоял во весь фрунт, а на левом плече у него красовалась повязка со свастикой. Слушать бредни Машки о том, что, де, это не Андре, а его брат, общество не стало и, вылив ушат помоев на швею, чуть было не прибегло к более радикальным мерам - устроить шпионам самосуд.
       За Андреем пришли поздно вечером, хотя из квартиры вроде никто не выходил, а о существовании телефона люди ведали по кинофильмам. Кто донес и каким методом - осталось тайной. Механика не было уже неделю, а потому все более и более волнующая швея упросила Катьку узнать у своего любовника о его судьбе. Еще через пару дней Катька под большим секретом поведала ей о том, что, мол, скоро суд и ее мужу светит десять лет лагерей за сотрудничество с немецко-фашистскими оккупантами.
       В ту ночь Маша почти не спала, а утром отправила детей в школу, приоделась на заграничный манер и сразу же приобрела вид весьма соблазительный, после чего взяла свою импортную сумочку, предмет особого вожделения женской половины коммуналки, и направилась в областной комитет партии. Разумеется, как и во все времена, внешний вид женщины служил своеобразным пропуском во все двери кабинетов, поэтому без затей она была допущена к его высочеству - партийному герцогу той области, наделенному неограниченной властью казнить и миловaть своих подданых, а также обязанностью время от времени лизать пятки высшим боссам, сидящим в Политбюро.
       На счастье молодой женщины, допущенной на прием к жирному, лысому толстяку, олицетворяющему собой локальную власть, эта божественная особа накануне получила очередной орден, отлично это награждение отметила и пребывала в благодушном настроении. Благодаря этим исключительно важным для области обстоятельствам, Маша была допущена к его высочеству, благосклонно выслушана и получила твердое обещание разобраться в данном вопросе.
       После ее ухода первый секретарь обкома, он же упомянутый герцог, вызвал к себе с отчетом начальника НКВД и после беседы якобы случайно спросил о деле репатриантов. Начальник, к стыду, ничего об этом не знал, но уловил, что главный говорит об этом неспроста, а потому, вернувшись, немедленно запросил материалы по этому делу, в которых, без всякого удивления, прочел, "что подследственный Шатуров Андрей Николаевич дал признательные показания в том, что во время оккупации сотрудничал с гитлеровцами, являлся немецком агентом, расстреливал и пытал..." и вообще, перестрелял пол-Франции. Конечно, начальник превосходно знал, как составляются подобные документы и ни одному слову из него не поверил, связался по телефону с Москвой и попросил досье на упомянутого Шатурова, а своим людям запретил трогать того до выяснения всех обстоятельств.
       Через несколько часов из Москвы пришел ответ на запрос, в котором сообщалось, что у Андрея действительно существовал брат Василий, на него весьма похожий, активный участник "Сопротивления", внедренный в полицию Марселя. В конце войны агентурная сеть была раскрыта, а Василий расстрелян и посмертно представлен послевоенным правительством де Голля к награде. Таким образом, Андрей был реабилитирован, признан невиновным и благополучно вернулся домой, правда, слегка помятый и испуганный.
       Естественно, с тех пор отношение Шатуровых к соседям стало настороженно-подозрительным, хотя сдал-то Андрея лишь один бдительный товарищ, оставшийся неизвестным. Дружили они только с Катькой да с Сухаревыми, работавшими на одном с Андреем предприятии. С остальными супруги лишь сухо здоровались, в отличие от детей, которые меж собой дружили и целыми днями гоняли во дворе тряпичный мяч. А весной случилось событие, до основания всколыхнувшее всю коммуналку. Шатурова вызвали в НКВД и сообщили, что ему следует поехать во Францию и получить из рук самого президента де Голля орден Почетного легиона, поскольку скромный механик не счел нужным сообщить, что сам он также являлся активным членом "Сопротивления" и внес немалый вклад в дело победы. Коммуналка была взбудоражена, а женская половина живо обсуждала, какие галантереи и бижутереи привезет своей пассии антифашист. Так оно и вышло. Механик отсутствовал дней десять, приехал сытый и довольный, с двумя большими чемоданами, полными заморского барахла. Впрочем, на радостях Шатуровы испекли целый таз пирожков и угостили всех соседей. Тем не менее, зависть к ним осталась, поскольку люди терпеть не могут, когда рядом, под носом люди живут лучше них.
       А потом случилось событие, граничащее с чудом. Буквально рядом начали строить жилой дом. Кирпичный. Пятиэтажный. Правда, строили долго, но все-таки достроили. И в этом доме Шатуровы на втором этаже получили трехкомнатную квартиру. Отдельную квартиру. И даже не двухкомнатную, как полагалось по закону, а трехкомнатную. С ванной, отдельным туалетом и просторной кухней, облицованной кафелем. И получившие квартиру Шатуровы еще  имели наглость пригласить всех, да-да, всех жильцов коммуналки на новоселье. И, конечно же, все жильцы коммуналки в полном составе, включая Антонину Михайловну на новоселье прибыли, снедаемые любопытством. Конечно, была и выпивка, и закуска, а после пели фронтовые песни, но чувство зависти у всех осталось. Подумаешь, антифашист. А мы?