Внучка

Михаил Шаргородский
Четверть века тому назад у меня родилась первая внучка. Конечно, это была большая радость, но время в стране было тогда весьма сумбурное: старая Советская власть пала, а новая еще не утвердилась.
Поскольку мы оказались в разных странах, мы смогли познакомиться с новым членом семьи только через три года.
Внучка уже подросла, хорошо разговаривала и имела уже четко выраженный характер. Отношение к людям было весьма избирательным.
Часто встречаясь со своими московскими дедушкой и бабушкой, она приучилась как-то терпимо относиться к бабушке, а дедушку в упор не замечала, не понимая, а для чего он вообще нужен?
Такой же подход она распространила и на нас. Я привык легко устанавливать отношения с детьми, но здесь это абсолютно не проходило.
Она очень раздражалась, когда видела, что моя жена уделяет какое-то внимание мне, полагая, что этим наносится какой-то ущерб ей.
Несмотря на такой малый возраст, в Анне был заложен ярко выраженный режиссерский талант.
Она выдумывала какой либо сюжет, подробно его объясняла, после этого набирала соответствующих исполнителей намеченных ролей и начиналось "действо"
Причем по ходу, если кто-либо играл не так, как она задумала, она останавливала "спектакль" резко отчитывала провинившегося, после чего действие продолжалось.
Если ей не хватало исполнителей, то она и меня могла удостоить вниманием и выделить какую либо роль.
Варианта, чтобы я ей рассказал сказку, или пойти вместе погулять и близко не было.
Не скрою, что меня очень обижало подобное отношение, но изменить его я никак не мог. Не помогали и ухищрения моей жены, которая подружилась с Аней, и всячески в ее присутствии демонстрировала ей свое уважительное отношение ко мне.
Эффекта не только никакого  не было, а наоборот, это вызывало ярко выраженное недовольство  и возмущение нашей малолетней принцессы. Вскоре мы уехали, оставив
непокоренной новоявленного диктатора.
Через два года мы вновь приехали в Москву. Мои надежды на то, что моя повзрослевшая внучка на сей раз будет приветливей, совершенно не оправдались.  Она по-прежнему не хотела налаживать дружеские отношения со мной, хотя стала гораздо чаще приглашать меня на роли в своем "театре".
Как я понимаю, она вынуждена была это делать, поскольку других исполнителей под рукой не было.
Иногда я все же водил ее на прогулку. Она вынуждена была идти, потому что это зачастую было уже поручением родителей.
Но меня очень мало радовали эти прогулки. Аня дерзила мне, иногда позволяя себе откровенную грубость.
Не скрою, что я очень переживал такую негативную окраску наших отношений. Однако никогда ни с кем не говорил на эту тему. Мне просто было стыдно.
На период моего пребывания в Москве, меня попросили, чтобы я отвозил Аню в детсад.
Во время одной из таких поездок, она в очередной раз вывела меня из себя. Я, очевидно, стал очень хмур и не разговаривал с нею.
В детсаду раздевалка располагалась на первом этаже, с которого потом поднимались по лестнице наверх.
Вдруг, после того, как мы разделись, моя дама, внимательно посмотрев на меня,  неожиданно обратилась с просьбой: "Дедуля, давай простим друг друга и с нормальными лицами поднимемся наверх, чтобы не позориться перед людьми"
Я был поражен такой мудростью и искренне простил свою спутницу.
Однажды, возвращаясь с прогулки, мы вошли с ней в лифт. Она что-то сказала, видимо неприемлемое для меня.
 Я вспылил и громко отчитал ее. Она, не задумываясь, изрекла: "А ты пожалуйся моим родителям. Все жалуются, будет еще один в этой компании"
Я ответил: "Если бы ты даже ножом меня ударила, я и то не стал бы жаловаться твоим родителям. И вообще, пока я жив, никогда, ни по какому поводу не буду жаловаться на тебя твоим родителям"
Аня изумилась: "Неужели, правда, не будешь жаловаться?"
"Правда, никогда" - ответил я.
Аня как-то сникла, утратив боевой наступательный пыл, и надолго замолчала, видимо, обдумывая ситуацию.
В тот день, когда мы снова с нею встретились, чтобы сходить в магазин, она впервые позволила мне взять ее за руку.
Через пару дней, разговаривая с бабушкой (моей женой), она узнала, что в молодости я был учителем в школе.
Это ее так сильно поразило, что когда мы с ней пошли к будке, что была рядом с домом, чтобы купить какую-то мелочь, то она, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до прилавка, громко объявила продавщице: "А Вы знаете, что мой дедушка был учителем в школе?"
Ее представление об учителе было настолько высоким, что гордость за деда буквально распирала ее, и она, с кем могла, делилась этой радостью.
Разумеется, что с этого момента наши отношения кардинально изменились.
Я был счастлив! Наконец-то я обрел "права гражданства"
Настала пора совершенно новых отношений. Она охотно начала слушать  сказки, которые я ей рассказывал, и даже стала искать возможности для более длительного общения со мной.
Расстались мы, как закадычные друзья. Через некоторое время она уговорила отца  организовать для нее  поездку к дедушке, и, вскорости, вместе с московской бабушкой прилетела к нам в Тбилиси.
Мы были безмерно рады. Показывали что могли, и вообще старались, чтобы пребывание здесь стало для нее приятным.
Однако, ее приезд оказался для меня связанным с одним, очень огорчившим меня фактом. Я задал Ане вопрос: "Сколько будет  1+1?»
Она очень уверенно ответила: "Один"
Я был буквально поражен. У нас вся семья математическая, и детей с раннего возраста учили владеть цифрами.
А  Аню, видимо, никто не приобщал к этим вопросам, и представление о математике у нее была весьма смутное.
Я начал бить во все колокола, пытаясь вызвать адекватное беспокойство у ее родителей.
Когда я приехал в Москву, то уговорил родителей срочно взять педагога, который готовил бы ее по математике, чтобы не опозорилась, когда пойдет в школу.  Они согласились.
Я даже встретился с этим педагогом и успел изложить ей свои соображения по поводу подготовки Ани, с учетом того опыта, который у меня был в этом деле. Пару раз присутствовал на ее уроках. Уезжал немного успокоенным. Дело сдвинулось с мертвой точки.
Думаю, что это было очень правильное решение, которое позволило ей не только неплохо выглядеть в школе, но и в последующем успешно окончить ВУЗ.
Возвратившись домой, я начал писать Ане письма. Читать она еще не умела, и все удивлялись, даже моя жена, зачем писать, если адресат читать не может. Но я так не думал.
Письма ей прочтут взрослые, а контакт она все же чувствовать будет. С этого времени каждую пятницу я стал с помощью факса посылать ей письмо. Сначала они были очень короткие. Затем, по мере того, как она училась читать, они становились длиннее. За год накопилось 100 писем.
Их аккуратно набрали на компьютере, затем распечатали и переплели. Получилась небольшая, очень симпатичная книжица.
Примерно в этот же период, Аня немного вернулась к своим детским увлечениям театральных розыгрышей.
Она взяла две небольшие куклы, одну в мужском виде, вторую в женском. Каждый из нас  брал  соответствующую куклу, они были лицами очень высокого ранга, и мы разыгрывали их встречи и беседы.
Она выступала от имени принцессы Камиллы, я за герцога сэра Джона. Эти имена были постоянными, и не менялись. 
Здесь уже не было предварительно обговоренных действий. Надо было все время импровизировать.
Трудно переоценить роль этой игры в формировании Ани, как личности. Дело в том, что игра позволяла, открыто критиковать любой недостаток - вспыльчивость, несдержанность, леность и все остальное.
Ведь критика была обращена не в адрес личности, а куклы, которую держали в руках. Значит, обижаться ни на кого нельзя.
Я до сих пор помню, сколько новых вещей Аня узнала с помощью наших кукол.  Я убежден, что первые уроки наглядного благородства она получила именно в этот период.
Игра продержалась более 3-х лет. Иногда она длилась  часами. Нам обоим было интересно. По ходу игры возникала уйма, иногда очень сложных,  вопросов, ответы на которые надо было давать сразу. Вполне естественно, между нами сложились самые дружеские отношения.
Мы могли очень подолгу  разговаривать с ней "за жизнь"
Ане очень импонировало, что я всегда разговариваю с ней, как со взрослой.
Когда  Ане стало лет 7-8, она начала  отвечать на мои письма. Постепенно они приобретали все более серьезный характер.
В них затрагивались многие  вопросы морально- этического плана.  Таких писем накопилось более 300-х. Были изданы три книжицы.
Вероятно, книг могло бы получиться и больше, но у меня скончалась супруга, Царство ей небесное!, и я переехал на работу в Москву. Надобность в письмах отпала, поскольку мы виделись каждый день.
К этому времени в семье стали подрастать другие две внучки, близнецы. Им уже было лет по пять.
Аня, будучи старше их на 6 лет, по существу стала для них маленькой мамой. Был период, когда ее мама вечерами училась, так Аня весь вечерний ритуал по подготовке детей ко сну выполняла сама.
Иногда она,  уже как маститый режиссер,  привлекала своих младших сестер, и с их помощью ставила мини концерты. Всем было весело и интересно. Но, судя по всему, театральная деятельность не имела серьезных корней и постепенно сошла на нет. 
После возвращения из Москвы, наши контакты стали менее системными.
Естественно я старался отслеживать ее успехи в учебе и вообще за формированием ее личности.
Конечно, в  этих  процессах  решающую роль, кроме нее самой, играли ее родители. Система воспитания, которой они придерживаются, кардинально отличается от той, которую в свое время исповедовали мы. Они считают, что не надо формировать личность, а надо попросту содействовать развитию тех начал, которые заложены в человека Всевышним. Наверное, в этом есть своя правда. 
Думаю, что  объективно могу сказать, что по мере взросления, Аня все более  освобождалось от издержек характера, отмечавшихся в детстве. Во многом уже сама влияла на себя.
 Выросла умная, красивая и интеллигентная девушка. Достойный член общества.
Сейчас  моя Аня уже окончила институт, вышла замуж, и, насколько я могу судить, она не только мужняя жена, но и партнер своего мужа в его производственной деятельности.
Сегодня она с  мужем у меня в гостях. И чувствует она себя уже не внучкой, а скорее тетушкой постаревшего джентльмена, который нуждается во внимании.
Бог нам в помощь!