5.4. ЛИЧНОСТЬ В СОЦИАЛЬНОЙ ЭВОЛЮЦИИ
Из объективного характера независимых законов социальной эволюции, однако, не следует, что бытие социальных систем абсолютно стихийно и вовсе не подчиняется индивидуальному сознанию. Не только социальные конгломераты, но и конкретная личность может при определенных условиях выступать в качестве субъекта социальных межсистемных взаимодействий, в связи с чем будет уместно несколько остановиться на рассмотрении механизмов этого явления. Иначе говоря, мы попытаемся с позиций общей теории систем обсудить известный вопрос «о роли личности в истории», что должно добавить несколько важных штрихов к общей картине системного бытия.
Хорошо известно положение марксистской теории, представляющей политического деятеля как некоторого проводника осознанной исторической необходимости. Но уместно ли после этого утверждения ставить жирную точку в существе вопроса? Скорее всего — нет. Ведь после того, что личность что-то сделала в социуме в соответствии с данной конкретной исторической необходимостью неизбежно и в связи с этим возникает новая историческая необходимость, которая не возникла бы без активной деятельности личности.
Возникает иной принципиальный вопрос. В какой мере существо этой новой необходимости определяется факторами личностного выбора и поведения?
Если эта мера велика и зависимость существенна, тогда она могла быть не менее существенной и в прежней «исторической необходимости». С той же долей убедительности можно предполагать, что все в истории зависит от личностных особенностей влиятельных политиков.
Однако, если не вдаваться в крайности, то получается, что исключительно в количественном отношении вопрос о роли личности в истории не может быть решен принципиально раз и навсегда.
Общая теория систем направляет наше внимание на поиск, обозначение и рассмотрение максимально подробных комплексов участников социальных межсистемных взаимодействий, а также на (пусть даже предположительный) учет всех основных закономерностей, имеющих отношение к данному случаю.
Существует и такой предрассудок, который убеждает нас в том, что человек, как высшее мыслящее существо, является некоторым «богоподобным венцом» творения природы, которая с развитием цивилизации все больше подчиняется интересам и мощности гуманоидного разума.
На проверку же, следуя нашей теории, оказывается, что наш мир, где многое относительно, в процессе эволюции все более насыщается огромным количеством разнообразных, в том числе мыслящих систем, среди которых способность человеческого мозга к логическому мышлению эксплуатируется как средство их существования и развития.
Разумные системы, в том числе негуманоидного типа, способны к относительно автономному существованию как на внутриличностном (структура психики), так и надличностном (социальные системы) уровнях. При этом разумная система «человек» ни в интегральном, ни в элементном качествах в этом царстве никаких особенных, ни эволюционных, ни адаптационных преимуществ не имеет. Какая из систем совершеннее — вопрос, не имеющий никакого смысла, если не устанавливается круг умозрительных критериев для такой оценки. Поэтому вопрос об иерархии совершенств мировых систем относителен, поскольку сама природа не имеет никакой шкалы для подобных измерений.
Из того же предрассудка происходит мнение, что «человек» с развитием цивилизации оказывает все большее относительное влияние на «природу». Равным образом и сама природа «эксплуатирует» разумного человека, порождая системные тела, для которых чисто гуманоидные интересы могут не составлять значимые факторы поведения.
Надличностные социальные системы обладают свойством подчинять человека своим автономным потребностям и даже заставлять его в значительной степени функционировать по механическому типу, даже за счет редукции функций внутриличностной эволюции.
Определенно феномен надличностных систем в качестве относительно независимых от индивидуального сознания сущностей замечает Тейяр де Шарден, когда говорит о «ноосфере», которая в его понимании представляет из себя коллективное сознание. «Мы беспрерывно прослеживали последовательные стадии одного и того же великого процесса. Под геохимическими, геотектоническими, геобиологическими пульсациями всегда можно узнать один и тот же глубинный процесс — тот, который материализовавшись в первых клетках, продолжается в созидании нервных систем. Геогенез, сказали мы, переходит в биогенез, который в конечном счете не что иное, как психогенез… Психогенез привел нас к человеку. Теперь психогенез стушевывается, он сменяется и поглощается более высокой функцией — вначале зарождением, затем последующим развитием духа — ноогенезом» [36].
Вне системологической концепции возможность внутриличностной эволюции чаще всего скрывается за фасадом философского и социологического понимания «свободы личности».
Свобода личности — есть потенциал системной эволюции, который мало зависит от материального благополучия. Свободным как личность может стать и альпинист, сознательно обрекающий себя на тяжелейшие условия походного существования с риском для собственной жизни. Этот «эффект Робинзона» основывается на обеспечении возможности флуктуации для внутриличностных систем в образовании новых систем знания.
Свобода исчезает не там, где уменьшается материальное благополучие, а там, где «истончается» коридор направленной флуктуации в системе личности. Несвобода может одинаково быть уделом как эксплуатируемых работников фабричного конвейера, в течение длительного времени социально вынуждаемых повторять одну и ту же механическую операцию, так и высокооплачиваемых чиновников и даже политических лидеров, часто вынужденных обслуживать за счет собственной свободы хищнические интересы некоторых неудачно устроенных политических и государственных разновидностей естественных социальных конгломератов.
При этом роль индивидуального человека как субъекта межсистемных взаимодействий активна и существенна иногда лишь в краткие моменты особого стечения критических обстоятельств. Только в эти моменты от поведения личности или узкой группы людей может зависеть ход дальнейшей эволюции всей совокупности системного «биотопа».
Возможности активного человеческого вмешательства напрямую зависят от знания особенностей систем и закономерностей межсистемных взаимодействий. Это знание, составляющее предмет системной теории, может быть и полезным и опасным, способным либо породить новую мощную ветвь нетупиковой эволюции, либо стимулировать переход любой системы в деструктивную фазу развития. Случается, что легкомысленное отношение к системным взаимодействиям (например, преувеличение роли «пролетариата» в системе общегуманоидного социума), и бездумное вмешательство в их естественные процессы могут порождать глобальные катастрофические катаклизмы типа мировых войн, в которых системная стихия, независимая от сознания, может использовать само сознание в качестве колоссальной разрушающей силы.
Например, возникновение компьютерных вирусов есть отчасти естественный процесс приобретения специфических «болезней» сложной информационной системой. Возникновение этой «заразы» зависит от сознания лишь в той части, в какой она является конкретным произведением человеческого разума. Но сам факт ее возникновения, как некоторой системной болезни вообще, свершается лишь в силу наличия самой сложной системы. Кто изобретет компьютерный вирус, Иванов, Петров или Сидоров для природы, независимой от сознания, значения не имеет. Тот или ему подобный вирус все равно возникнет, поскольку возник и существует воспринимающий его организм.
От конкретного разума зависит конкретная живучесть и разрушающая сила конкретного вируса. Система «вообще компьютерный вирус» не совпадает с системой «конкретный компьютерный вирус». Последний сотворен волей человека, однако, первый при своем возникновении, в сущности, сам использовал человеческий разум для осуществления актов собственного развития.
Свойство надличностных систем использовать человеческое сознание в качестве необходимого элемента для организации собственного тела усматривал К. Маркс, хотя эта мысль фактически не становится у него в основу социологической теории. Он говорит «Сама… органическая система как совокупное целое имеет свои предпосылки, и ее развитие в направлении целостности состоит именно в том, чтобы подчинить себе все элементы общества или создать из него недостающие ее органы. Таким путем система в ходе исторического развития превращается в целостность. Становление системы такой целостностью образует момент ее, системы, процесса развития» [36].
С подобных позиций несколько объясняются и многие социологические парадоксы, разрешение которых составляло самые трудные задачи аналитиков исторической науки.
Например, явление социальной тирании в любых ее модификациях — тоталитаризм, деспотия или иная разновидность, часто обнаруживает свойства случайно возникшей системы, происхождение которой лишь инициируется человеческой волей как актом направленной флуктуации, и, возникнув из небытия, независимо проявляет хищнические черты в отношениях системного противостояния.
Чтобы выжить, такая система вынуждена постоянно функционировать в привычном для нее режиме, уже со своей стороны управляя сознанием индивида в своих специфических интересах. Ведь, ни для одного из тиранов физическое уничтожение огромного количества окружающих его людей, в принципе, не являлось самоцелью.
«Не может быть!», — воскликнул бы юный Владимир Ульянов, воспитанный в благородной и почтенной интеллигентной семье, если бы мог взглянуть на конечные результаты своей борьбы за мировую справедливость.
Его изобретательный, волевой и много знающий интеллект, вооруженный основами юридического знания, в свое время вынужден был придумать государственную хлебную монополию и продразверстку, которые обрекли миллионы людей на мучительную голодную смерть. На такое вряд ли можно смотреть просто как на своеобразный каприз одного из сильных мира сего.
Наоборот, и хлебная монополия, и продразверстка совместно были почти единственной возможностью укрепить новорожденное и очень слабое тело нового суперхищнического, бюрократического типа российской коммунистической государственности. А государство, как мы уже отмечали, может быть разумной системой, в которой индивидуальный интеллект может использоваться в качестве необходимого элемента, подчиненного общесистемной воле.
«Да был ли он вообще человеком…?» — с удивлением, но, на наш взгляд, очень метко, заметил Бунич в книге «Пятисотлетняя война в России», когда подводил итоги злодеяний коммунистических вождей. Нет, не был, в той части, которая соответствовала задачам укрепления возникшей государственной системы.
Разумность этой системы в целом так же, как и в случае с некоторыми сателлитами индивидуального сознания, может очень сильно отклоняться от гуманоидного типа со всеми вытекающими отсюда последствиями. Для этой системы страдания людей не всегда являются фактором для проявления актов эволюции, а лишь рядовым явлением бытия, задевающим ее специфические интересы не более, чем задевает нас страдание коровы, из которой сделан поедаемый нами антрекот.
Однако и деспоты были и людьми в части той мизерной возможности, которую оставляла им внешняя система, людьми в основном одинокими и несчастными, как всякий тиран, обладающий монополией власти, и который поэтому часто почти механически подчинен «алчным» устремлениям антидемократической государственной машины.
Становится понятной и внутренняя основа таких явлений, когда внешняя социальная система, конкурирует, подавляет и редуцирует гуманоидную составляющую разума индивида, что происходит в виртуальном пространстве человеческой «души». Механизм этого процесса понять не сложно; внешняя система, в своем развитии обеспечивает и возможность развития составляющих ее элементов, поскольку индивид испытывает новые социальные состояния.
Акт системных новообразований отслеживается системами ситуационного прогнозирования, запуская чувство своеобразного наслаждения и направляя эволюцию сознания согласно требованиям специфики внешней системы. Развиваются преимущественно те внутриличностные структуры, которые наиболее соответствуют интересам этой внешней социальной системы. Остальные — направленно уничтожаются в межсистемных противостояниях. (Интересно отметить, что наслаждения в том бывает относительно очень мало. Однако иные наслаждения могут затрудняться по мере модификации гуманоидного комплекса). Неизбежность этого пути осознается человеком как необходимость личного выживания в составе новой социальной системы.
Социумы в процессе эволюции подчиняются собственной системной стихии, которая может совершенно выходить за рамки контроля со стороны любого индивидуального разума, любой социальной теории, любой предположительной модели. Индивидуальное человеческое сознание часто имеет власть над глобальными социальными системами, лишь в краткие моменты, когда процесс эволюции достигает особой (не каждой) точки бифуркации — то есть очень неустойчивого равновесия, когда флуктуация в виде специфически личностного фактора может направить систему на новый путь эволюции.
Если рассматривать тоталитарные режимы ХХ века вообще, то их возникновение — естественный независимый процесс, соответствующий возникновению специфической «болезни» («болезни» — с человеческой точки зрения) усложнившейся системы государственности. Возникновение такой «болезни» неизбежно лишь в силу существования реципиента. Но сроки возникновения, продолжительность и особенности ее конкретных проявлений зависят от специфики личности. Во власти разума — ограничить и перенаправить коридор направленной флуктуации, а затем после флуктуации природа (случается и так) может вовсе вывести любую систему индивидуального разума из состава субъектов межсистемных взаимодействий.
Именно об этой закономерности поведал миру Маркс, когда отметил, что в обществе действуют независимые от сознания законы, когда «из суммы отдельных воль может складываться интегральная воля, и в результате может получиться нечто, чего не хотел никто».
«Хотели как лучше, а получилось как всегда…» — этот афоризм, возникший в недрах российской политической элиты, — великолепная находка современности, которая хорошо иллюстрирует автономную, независимую специфику некоторых случаев системной эволюции. В слове «хотели» сконцентрировано разумное, человеческое, в «как всегда» — еще не познанные до сих пор закономерности социального системного универсума.
Сказанное, отнюдь, не означает, что абсолютно все свершается только в силу природной стихии.
Конечно, ни один человек не может быть обвинен в возникновении компьютерных вирусов вообще, но вот за разрушающую специфику определенного вируса его создатель должен нести ответственность.
Равным образом, оправдания нацистских вождей Второй мировой войны, основанные на постулате об обязанности солдата убивать, также нельзя признать обоснованными, поскольку остается системные частности, которые увязаны с ответами, скажем, на вопросы такого типа, а надо ли было столько и так убивать, чтобы считаться солдатом.
Становится понятным, что личность, отнюдь, небезучастна в эволюции глобальных социальных систем.
В периоды неустойчивого равновесия все мелкие частности системного устройства, обусловленные волей индивида, даже те, которые изначально кажутся незначительными, могут направить развитие таких систем по особенному пути. Поэтому то бывает столь важно знать тончайшие закономерности социальных процессов. И только это знание с возможностью его практического применения способно вселить надежду и обоснованный оптимизм в перспективы человеческой истории.
Представляется, что современное человеческое общество вплотную подошло к черте значительных качественных изменений. Новое время вскоре должно «подарить» нам широчайший спектр разновидностей и возможностей новых социальных потрясений, познание и прогнозирование которых становится условием выживания гуманоидной цивилизации. Специфика наступающего этапа эволюции общества делает жизненно необходимыми знания о закономерностях межсистемных взаимодействий, от чего зависит точность прогнозов и корректировки поведения социальных конгломератов.
Необходимо постараться, чтобы постоянно преуспевать в изучении этих проблем. В противном случае в наш динамичный век небывалого развития информационных технологий, стимулирующих интенсивность социальной событийности, системная стихия может стремительно перевести гуманоидную цивилизацию в необратимый эволюционный тупик.