Эпикур

Константин Рыжов
Две знаменитые философские школы эллинистического периода – стоиков и эпикурейцев – были основаны фактически одновременно. Их родоначальники, Зенон и Эпикур, родились примерно в одно время. Об Эпикуре существовала легенда, согласно которой его мать была жрицей-знахаркой, о чем сообщает Диоген Лаэрций: "Они (по-видимому, стоики) уверяют, что он обычно бродил от дома к дому со своей матерью, которая читала очистительные молитвы и помогала отцу в преподавании основ знаний за грошовую плату". Отец Эпикура был бедный афинский переселенец на Самосе. На этом острове он, по-видимому, и родился в 342 или 341 году до Р. Х., здесь же прошла его юность. Сам Эпикур утверждал, что пристрастился к изучению философии в 14-летнем возрасте. 18 лет от роду, примерно в момент смерти Александра, он поехал в Афины, видимо, для того, чтобы установить свое гражданство, но, пока он там находился, афинские переселенцы были изгнаны с Самоса (в 322 г. до Р. Х.). Семья Эпикура нашла убежище в Малой Азии, где он присоединился к родным. В Таосе либо в это самое время, либо немного раньше его обучал философии некий Навзифан, по-видимому последователь Демокрита. Хотя в своей философии в ее окончательном виде Эпикур больше обязан Демокриту, чем какому-либо другому философу, он никогда не выражал к Навзифану ничего, кроме презрения. В 311 году до Р. Х. Эпикур основал школу, вначале в Митилене, затем в Лампсаке, а с 307 года – в Афинах.
После трудных лет юности жизнь Эпикура в Афинах была спокойна, и покой нарушался только болезнями. Он всю жизнь страдал из-за плохого здоровья, но научился переносить это с большой стойкостью. 
Эпикур владел домом и садом (по-видимому, расположенным отдельно от дома), и именно в саду обучал учеников. Три его брата и некоторые другие с самого начала состояли в его школе, однако в Афинах община эпикурейцев увеличилась не только за счет обучающихся философии, но и за счет друзей и их детей, рабов и гетер. Эпикур обладал исключительной способностью к чисто человеческой дружбе и писал милые письма юным детям членов общины.
Жизнь общины была очень проста, скромна – частично из принципа, а частично (без сомнения) из-за недостатка денег. Пища и питье у эпикурейцев состояли преимущественно из хлеба и воды, что Эпикур считал вполне удовлетворительным. "Я ликую от радости телесной, питаясь хлебом с водою, я плюю на дорогие удовольствия, – не за них самих, но за неприятные последствия их". В финансовом отношении община зависела, по крайней мере частично, от добровольных даяний. "Пришли мне горшечного сыра, чтобы мне можно было пороскошествовать, когда захочу", – писал он своему другу.
Философское учение Эпикура было прежде всего предназначено для поддержания спокойствия.
Пишут, что Эпикур умер в Афинах в 270/271 г. до Р.Х. на семьдесят первом году жизни от каменной болезни; перед смертью он попросил перенести его в теплую ванну, выпил там бокал вина и убеждал своих друзей не забывать его учения.
Ученики сохранили об учителе преисполненную уважения память. Они носили с собою повсюду его изображение, выгравированное на кольцах и кубках, и оставались вообще в такой степени верными его учению, что у них считалось чем-то вроде проступка, если кто-нибудь вносил в него какое-нибудь изменение. Поэтому нельзя указать на какого-нибудь знаменитого в научном отношении последователя Эпикура, оригинально разработавшего и развившего дальше его учение.
Эпикур написал за свою жизнь бесчисленное множество сочинений, но от творений его ничего не осталось, кроме нескольких писем, некоторых фрагментов и изложения "Основных доктрин". Для знакомства с его учением главным источником служит достаточно бессодержательная десятая книга Диогена Лаэрция. От него мы узнаем, что Эпикур был материалистом. Он следовал Демокриту в том веровании, что мир состоит из атомов и пустоты; но он не верил, как Демокрит, в то, что атомы всегда подчиняются законам природы. Атомы у него имели вес и постоянно падали – не по направлению к центру Земли, но вниз в некоем абсолютном смысле. Однако временами какой-то атом, побуждаемый чем-то вроде свободной воли, слегка отклонялся от прямого пути вниз и тем самым вступал в столкновение с каким-то другим атомом. Начиная с этого момента, с зарождения и развития вихрей, его учение о природе следовало за Демокритом.
Так как  рассеянные атомы и пустота представляют собою сущность, то из этого непосредственно следует, что Эпикур отрицал отношение атомов друг к другу, как в себе сущих в смысле цели. Единство цели природы принадлежало по его воззрению к некоей внешней связи конфигураций атомов, и они, таким образом, были лишь случайным событием, следствием случайных движений атомов. Иначе говоря, Эпикур вообще отрицал всякое всеобщее как сущность, а так как всякое возникновение являлось для него случайной связью, то эти связи так же расценивались им как случайные. Тем самым случайность или внешняя необходимость становилось господствующим законом всякой связи. Согласно с таким воззрением Эпикур объявил себя противником предположения о существовании всеобщей конечной цели Вселенной, противником всякого целеотношения вообще и, следовательно, противником, например, телеологических представлений о проявляющейся во Вселенной премудрости ее творца и его мироправства.
Душа материальна и состоит из частиц, подобно дыханию и теплу. («Душа состоит из тончайших и круглейших атомов, - писал Эпикур, - представляющих собою нечто совершенно иное, чем огонь, представляющих собою некий тонкий дух, рассеянный по всему скоплению атомов тела и сопричастный теплоте последнего»).
Душа подвергается внутри себя многочисленным изменениям, вследствие тонкости ее частей, которые могут очень быстро двигаться. Она чувствует то, что происходит в другом скоплении, как это нам показывают мысли, душевные движения и т. д. Когда же мы лишаемся этих тончайших атомов, мы умираем. Со смертью душа растворяется, и ее атомы, которые, безусловно, переживают ее, теряют способность к ощущениям, потому что они более не связаны с телом.
Практическая философия Эпикура имеет такую же цель, что и у стоиков, а именно — достижение невозмутимости духа, или, говоря определеннее, незамутненного чистого наслаждения самим собою.
Эпикур считал наслаждение благом и придерживался с удивительным постоянством всех последствий, вытекающих из этого взгляда. "Наслаждение, – говорит он, – есть начало и конец счастливой жизни". Диоген Лаэртский цитирует и другие его слова из книги "О цели жизни": "Я со своей стороны не знаю, что разуметь мне под благом, если исключить удовольствия, получаемые посредством вкуса, посредством любовных наслаждений, посредством слуха и посредством зрительных восприятий красивой формы". И еще: "Начало и корень всякого блага – удовольствие чрева: даже мудрость и прочая культура имеет отношение к нему".
Но, признав удовольствие критерием счастья, Эпикур  все же требовал высокоразвитого сознания, зрелого размышления, которое соображает, не связано ли удовольствие с большими неприятностями, и согласно этому правильно оценивает его. Диоген Лаэрций (X, 144) приводит относительно этой точки зрения Эпикура следующие его слова: «Счастью обязан мудрец малым; величайшего и важнейшего достигает разум, и мудрец упорядочивает это достижение и будет упорядочивать его в продолжение всей своей жизни». Единичное удовольствие, таким образом, рассматривается Эпикуром лишь в связи с целым, и ощущение не есть весь принцип эпикурейцев. Делая удовольствие принципом, они вместе с тем делали принципом приобретенное, могущее быть приобретенным посредством разума, счастье. Этого счастья следует искать таким образом, чтобы оно было чем-то свободным и независимым от внешних случайностей, от случайностей ощущения. Подлинный мудрец ищет лишь удовольствий как чего-то всеобщего.
«Должно принять во внимание, - писал Эпикур, - что из влечений одни естественны, а другие суетны. И из естественных одни необходимы, а другие только естественны. Из необходимых же некоторые необходимы для счастья, другие — для спокойствия тела, а третьи — для жизни вообще. Безошибочное учение научает нас выбирать то, что связано со здоровьем тела и спокойствием души, и отвергать то, что служит им помехой, так как они являются целью блаженной жизни. Мы совершаем все свои действия ради того, чтобы не страдать телесно и не испытывать душевного беспокойства. Как только мы достигаем этого, тотчас утихает всякая душевная буря, так как тогда жизни уже больше не нужно стремиться к чему-то такому, чего ей недостает, и искать чего-то другого, что осуществило бы благо души и тела. Но хотя удовольствие есть первое и врожденное благо, мы все же не выбираем всякое удовольствие, но отказываемся от многих удовольствий, если они имеют своим последствием большие неприятности. Мы даже отдаем предпочтение перед удовольствием многим страданиям, если из них возникает большее удовольствие. Довольство тем, что имеем, мы признаем благом не для того, чтобы при всех условиях пользоваться малым. Так это делают киники, а для того, чтобы довольствоваться малым в том случае, если мы не имеем многого, зная, что наибольшее удовольствие от роскоши получают те, которые не испытывают нужды в ней, и что то, что естественно, легко остается, а то, что суетно, приобретается с трудом. Простые яства, когда они утоляют голод, доставляют такое же удовольствие, как и изысканные блюда. Таким образом, если мы признаем целью жизни удовольствие, то это — не удовольствие прожигателей жизни, как нас ложно понимали; удовольствие, которое мы признаем целью, состоит в том, чтобы не страдать от телесных тягот и не испытывать душевного беспокойства. Такую блаженную жизнь доставляет нам один только трезвый разум, исследующий причины всякого выбора и всякого отвергания и изгоняющий ложные мнения, благодаря которым душу чаще всего охватывает смятение. Мы должны предпочитать быть несчастными с разумом, чем быть счастливыми с неразумием, ибо лучше правильно судить о наших поступках, чем быть благоприятствуемыми счастьем.
Началом всех вещей и величайшим благом является разумность, которая поэтому еще превосходнее, чем философия; из нее рождаются  прочие добродетели. Ибо она учит, что нельзя жить счастливо, не живя рассудительно, прекрасно и справедливо, равно как нельзя жить рассудительно, прекрасно и справедливо, не живя приятно».
Естественным выводом из его принципов было то, что Эпикур советовал воздерживаться от общественной жизни, так как чем выше власть, достигнутая человеком, тем пропорционально больше число завистников, жаждущих причинить ему зло. И если он даже избежит неудачи извне, в таком положении невозможно спокойствие ума. Мудрый постарается прожить незаметно, чтобы не иметь врагов. Сам он вел правильный и в высшей степени умеренный образ жизни и, не занимаясь ничем другим, всецело отдавался наукам.
Половая любовь как одно из самых "динамических" наслаждений, разумеется, попадает под запрет. "Половое сношение, – писал Эпикур, – никогда не приносило добра человеку, и счастлив он, если эти сношения не принесли ему вреда". Вместе с тем он любил детей, видимо, в противовес собственному высшему суждению, ибо считал брак и деторождение отвлечением от более серьезных стремлений. Самое благоразумное из общественных наслаждений, по мнению Эпикура, – это дружба.
При поверхностном знакомстве со взглядами Эпикура можно подумать, что он просто развивает философию Аристида. Однако Диоген Лаэрций (X, 136—137, 139) указывает следующее различие между ними: киренаики делали целью удовольствие скорее как некое единичное; Эпикур же, напротив, признавал единичное удовольствие средством, так как утверждал, что безболезненность является удовольствием, и не признавал никакого срединного состояния. «Киренаики, кроме того, не признают удовольствия в покое, а признают лишь удовольствие в движении», или, иными словами, они признают удовольствие лишь как нечто утвердительное, состоящее в наслаждении приятным; «Эпикур же, напротив, признает оба вида удовольствия: как телесное, так и душевное удовольствие». Удовольствие в покое является именно отрицательным удовольствием, как отсутствие неприятного, а затем также и внутренним довольством, благодаря которому сохраняется спокойствие духа в самом себе. Эпикур точнее объяснял эти два вида удовольствия следующим образом: «Свобода от страха и вожделения, отсутствие тягот суть покоящиеся удовольствия, удовольствия, состоящие в том, чтобы не связывать себя ни с чем таким, относительно чего нам угрожает опасность потерять его. Напротив, чувственные же удовольствия, как, например, «радость и веселье суть удовольствия, связанные с движением». Первый вид удовольствия Эпикур считал существенным и высшим. «Кроме того, киренаики полагают, что телесные страдания хуже душевных. Эпикур же придерживался противоположного взгляда». Основные учения Эпикура о морали содержатся в письме к Менойкею, которое сохранилось благодаря Диогену Лаэрцию. В этом письме Эпикур высказывается следующим образом: «Ни юноша не должен медлить философствовать, ни старцу философствование не должно казаться слишком трудным. Ибо никто ни слишком молод, ни слишком стар, чтобы заботиться о выздоровлении своей души. Итак, должно заботиться о том, что доставляет нам счастливую жизнь. Следующее является элементами такой жизни. Прежде всего следует признавать, что бог есть живое неразрушимое и блаженное существо, как это предполагает общее представление о нем. Следует также признавать, что ему недостает ничего такого, что необходимо для бессмертия и блаженства. Боги же существуют, и знание о них очевидно. Однако они не таковы, какими представляет их толпа. Безбожником поэтому является не тот, кто не признаваем богов толпы, а тот, кто приписывает им то, что думает о них толпа».
По-видимому, боги были для Эпикура идеалами блаженной жизни. Они являются существующими вещами, состоящими из наиболее тонких атомов, но вместе с тем представляют собою чистые души, не смешанные с более грубыми атомами, и поэтому не подверженые труду, заботам и страданиям. Их наслаждение собою не сопровождается никакой деятельностью. С этим находится в связи также и то, что Эпикур отводил богам местопребывание в пустых пространствах, в промежуточных пространствах мира, где они не настигаются ни дождем, ни ветром и снегом или чем-нибудь подобным. Он был убежден, что боги не утруждают себя  делами нашего человеческого мира. Они следуют своим заповедям и избегают общественной деятельности; управлять было бы для них излишнем трудом, заниматься которым они в ходе своей полной блаженства жизни не чувствуют желания. Поэтому нет почвы для страха перед тем, что мы можем навлечь на себя гнев богов или что мы можем страдать в аду после смерти.
Чрезвычайно важным пунктом в учении Эпикура являлось рассмотрение смерти, этого отрицания существования, гордости человека. Он стремился к тому, чтобы создать правильное представление о смерти, потому что в противном случае это представление нарушает наш покой. Он именно говорил следующее: «Затем свыкайся также с мыслью, что смерть совершенно не касается нас, ибо все хорошее и дурное лежит в ощущении, смерть же есть некое лишение ощущения. Правильная мысль, что смерть нас ничуть не касается, превращает смертность жизни в наслаждение, так как эта мысль не прибавляет бесконечного времени, а избавляет нас от надежды бессмертия. Ибо ничто в жизни не страшно тому, который поистине познал, что и в том, чтобы не жить, нет ничего страшного. Таким образом, нелепо бояться смерти потому, что не ее наличие, а ожидание ее наступления причиняет страдание. Ибо как может заставить нас страдать ожидание того, наличие чего этого не делает? Смерть, следовательно, нас совершенно не касается. Ибо, пока мы существуем, смерти нет; а когда существует смерть, тогда нас нет. Смерть, следовательно, не имеет никакого касательства ни к живым, ни к мертвым».
Из всего сказанного видно, что эпикурейство была философия болезненного человека, предназначенная для того, чтобы соответствовать миру, в котором рискованное счастье стало вряд ли возможным.

Конспекты по истории человеческой культуры  http://proza.ru/2011/06/02/190

Цивилизация и культура Древней Греции http://www.proza.ru/2012/06/14/273