А. Тулуз-Лотрек художник жизни парижской богемы ч2

Койфман Валерий
«АНРИ ТУЛУЗ-ЛОТРЕК – ХУДОЖНИК ЖИЗНИ ПАРИЖСКОЙ БОГЕМЫ» (часть2)
ПО МАТЕРИАЛАМ ВАЛЕРИЯ КОЙФМАНА

 «Автопортрет в 16-ти летнем возрасте» (1880 г., Музей Т.-Л., Альби). В 1880г. Анри пишет «Автопортрет в 16-ти летнем возрасте» (1880 г., Альби). Юноша, воодушевленный испано-голландской манерой, вошедшей в моду после публикации в 1876г. книги «Старые мастера» Эжена Фромантена, изобразил себя против света. Предметы переднего плана удаляют модель от зрителя. Пока Лотрек видит в почти осязаемом зеркале своё тёмное и неустойчивое изображение.
 «Альфонс де Тулуз-Лотрек, управляющий своей почтовой каретой» (1880г., Пти пале, Париж). Лотрек много времени отдавал живописи, заставляя позировать ему своих близких. Набросок Лотрека, представляющий отца, сделанный в Ницце 1880 года, безусловно, послужил основой для картины под названием «Альфонс де Тулуз-Лотрек, управляющий своей почтовой каретой». Надпись на картине «Воспоминание о прогулке англичан» указывает на то, что кусты на заднем плане и бег упряжки лошадей, поднимающей облако пыли,- это скорее, скачки в сельской местности.
„Мать художника за завтраком“ (1883г., Музей Т.-Л., Альби).
В портрете матери, которую он уважает и любит, он вкладывает сыновью нежность. Одна из первых значительных работ Лотрека представляет графиню Адель в столовой за чашкой чая. Портрет графини позволяет увидеть печаль этой добродетельной женщины. Белый с перламутром цвет блузки освещает и почти затушевывает остальную часть картины.
Художник уже использует в портрете очень светлые краски, некоторые он накладывает на холст вибрирующими мазками, в манере Э. Мане или Б. Моризо. Однако он ещё по-настоящему нигде не обучался живописи.
Мать хотела только одного: чтобы Анри был счастлив. Судьба и так уже жестоко обидела её сына! Наблюдательная Адель Тапье де Селейран очень быстро поняла, что её сын может стать художником. Призвание Анри беспокоило её, но не мешало её поощрять его, помогая сыну материально на протяжении всей его жизни.
Занятие живописью считала она, совместимо с достоинством их рода. Мадам Палитра, пожалуй, поможет несчастному мальчику не думать о том, чего он будет лишен.
Если он останется в своей среде, в обществе резвых молодых людей и соблазнительных барышень, то, что ждет его, кроме унижения?
Так пусть, если это сыну доставляет удовольствие, он лучше рисует. Мать смирилась.
У Анри всегда будут очень теплые отношения с матерью. Его длительная переписка с ней свидетельствует об этом.
 «Отец художника верхом на лошади» (1881г., Музей Т.-Л., Альби). Отец потерял к сыну всякий интерес - калека не годится в наследники знатного рода, а собирается ли сын проводить свои дни, сидя в коляске, или же ему взбрело в голову малевать – какая разница! Если потомок графов Тулуз-Лотреков неспособен на единственное занятие – охоту и верховую езду, - то и говорить не о чем.
Отца, Анри изобразил в его любимом кавказском костюме: в башлыке, с соколом в левой руке. На лошади сбруя, которая принадлежала некогда знаменитому имаму Кавказа Шамилю-эфенди.

Мать с сыном часто выезжали на природу. Однажды в августе мальчик неожиданно поскользнулся и упал в овражек, метр глубиной. Как и пятнадцать месяцев назад в Альби, его кости не выдержали. На этот раз перелом шейки правого бедра. Это уже была катастрофа.
Кости вновь не желают срастаться. Он начинает отставать в росте от своих сверстников, а вскоре и вовсе перестает расти. День за днём болезнь неумолимо изменяет его:
нос растёт больше обычного, а подбородок скашивается внутрь, так, что верхняя губа начинает нависать над нижней губой, тело и таз растут вширь, а ножки остаются маленькими, хилыми и слабыми, и Анри уже с трудом ковыляет на костылях.
К 20 годам болезнь завершает своё дело превращая его в карлика и уродца и не оставляя надежд на выздоровление. «Маленькое сокровище» - кому теперь придёт в голову так его назвать? Болезнь отняла у Анри очень и очень много, оставив только самое необходимое – неукротимую волю, гордость и умение рисовать.
Он пришёл на Землю не для того, чтобы прожить запеленатым в жалость родственников и сиделок. И он не даст жизни ускользнуть от себя.
Живопись становилась для Анри вопросом жизни. Он хотел взять реванш, добившись успеха в той единственной области, которая его привлекала, и, как ему казалось, была доступна.

Париж.  Молодой художник покидает родовой замок и, напутствуемый просьбой отца «не позорить родовой фамилии и не ставить её под своими картинами», переезжает жить в Париж.
С аристократическим прошлым покончено – Анри де Тулуз-Лотрек вступает в борьбу с судьбой за право считать себя человеком. Иронический склад ума, обострившийся во время болезни и краха детских надежд, помогает ему не слишком жалеть себя. Он не живёт, а ломится сквозь жизнь, как ломятся сквозь густые заросли – отчаянно и неукротимо. Работает Анри почти без передышки, жадно впитывая все манеры и приемы, которые ему кажутся подходящими. Тут и новое европейское увлечение – японская гравюра, и боготворимый им Дега, и манеры многих и многих известных и неизвестных художников начавших в то время заселение бывшего пригорода Парижа – Монмартра.

Л. Бонна «Арабский шейх в горах» (1872г., Эрмитаж, С.-Пб.) Именно первый учитель живописи, глухонемой от рождения художник-анималист Рене  Пренсто представил молодого Анри знаменитому художнику Леону Бонна в марте 1882г. Тулуз-Лотрек поступал в мастерскую Бонна как начинающий художник.
Леона Бонна, которому было 48 лет, только что избрали в Академию. Известный художник-портретист, он был художником аристократии и богачей. Бонна, как никто другой подходил для того, чтобы руководить потомком Тулуз-Лотреков на тяжком пути в искусстве.
Уроки «мосье Бонна» были в традициях классической французской живописи, которую импрессионисты – «эти революционеры, эти мазилы» – пытались очернить. Бонна был рьяным поклонником старых мастеров, смиренно сознавая, какая пропасть разделяет его и Веласкеса или Микеланджело. Когда же мэтр говорил о «Сикстинской мадонне», голос у него дрожал.
Работы Тулуз-Лотрека, выполненные в мастерской Бонна.
Было заранее известно, что с месье Бонна Анри имел много шансов сделать блестящую карьеру, пользоваться успехом в Салоне и в свете, а, если быть половчее, то и попасть во Французский Институт.

Наряду с мастерскими Жерома и Гюстава Моро, мастерская Бонна была одна из самых известных в Париже, где прославленные мастера обучали учеников, мечтающих добиться золотой медали Салона или римской премии Гран-при. Мэтр Бонна, был эталоном того, что позднее Лотрек станет презирать, и даже именно тот мэтр, который сделает всё возможное, чтобы работы Лотрека после его смерти не сразу попали в национальные коллекции.
Бонна не терпит критики, но своему юному ученику он заявляет: «Что касается вашей живописи, неплохо, в ней есть какой-то шик, в целом неплохо, хотя ваш рисунок просто-напросто ужасен».
Когда Бонна назначают преподавателем в Школу изящных искусств. Он закрывает свою мастерскую.
Ф.Кормон. «Бегство Каина с семьей (ок.1880г., д'Орсе, Париж). Ученики Бонна решили перейти в мастерскую другого знаменитого художника, Фернана Кормона. В отличие от невысокого и грузного Леона Бонна, Кормон был чрезвычайно тощ, невероятно костляв, с угловатым маленьким лицом, редкой бородкой, выпуклыми глазами и нависшими веками. Ученики прозвали его «Папаша Коленная Чашечка». Но в то же время все уважали его за благожелательность к своим ученикам и восприимчивость к новым веяниям в искусстве.
Кормон уже тогда – признанный художник, мастер исторических сюжетов, специализирующийся на библейской тематике. Его огромное полотно «Бегство Каина с семьей» занимает ныне достойное место в Музее д'Орсе.
Картина «Каин», сюжет которой был навеян «Легендой веков» Виктора Гюго, была главным событием Салона 1880 года. Государство поспешило купить её, чтобы обогатить национальное художественное собрание.
Что касается Лотрека, то он считал, что у Кормона «могучий и суровый талант». И всё же Лотрек сожалел о своём бывшем учителе Бонна. Кормон показался ему слишком снисходительным.
Анри хотелось, чтобы его «подгоняли», ему хотелось быстрее достичь чего-то большого в искусстве.
 А пока он пишет в письме: «Я отнюдь не возрождаю французское искусство. Я сражаюсь с несчастным листом бумаги, на котором, уверяю Вас, у меня ничего хорошего не получается».