Говорят, что природный газ, это не до конца сформировавшаяся нефть, возможно, что наоборот. В геологии и прочей органической химии я не силён, но моя жизнь сложилась так, что мне пришлось, хоть и недолго побывать на газовом месторождении. Занесла меня нелёгкая в северный посёлок Замылено, не пытайтесь найти его на карте, все названия изменены до неузнаваемости. Получается, что их как бы нет, хотя на самом деле они есть, и те люди, которые там бывали, без труда их узнают.
На краю посёлка Замылено стоит столб с табличкой названия указания другого ближайшего посёлка, расстояние, до которого 104 км. От этого столба начинается дорога, которой нет, потому, что она сразу теряется в окружающих все посёлки этого Каргатского района. Я бы сказал, что в огромных северных болотах теряется всё: посёлки, дороги к ним, месторождения газа, и люди, живущие там, хоть временно, хоть постоянно. Когда-то, ещё при царе, это было местом ссылки, самых отъявленных преступников, как правило, убийц.
Места ссылок политических преступников, были более обжитыми, из них даже убегали, хотя жить в них тоже можно было, отбывая свой срок, без особых забот. В Нарымском музее, где мне удалось побывать на экскурсии, рассказывали, что быт сосланных революционеров, был не плохо устроен. Революционерам выплачивали пособие, на которое они могли существовать, пить самогонку, закусывая осетриной, и задумывать свержение власти.
С убийцами, не имеющих политических пристрастий, так не церемонились. В речке Новая Ролька рыбы было много, но всё какая-то непородистая, самая жирная, - язь, самая крупная, - щука, самая распространённая, - елец. Ссылали убийц, на вечное поселение, срок которых не изменился даже при Советской власти. Да и какая разница, где одним людям, убивать других людей, таких же, как они сами, С одной стороны, это было даже интересней, кто кого убьёт? С другой стороны, в этих краях, скрыть следы преступлений было гораздо удобней. Забросил труп убиенного человечка, в топкое болото, и концы, как говорится в воду.
Сам я не видел, как это делается, но знал точно, что болота эти бездонные, и никому ещё ничего не удавалась из них извлекать кроме газа и нефти. Извлечение природных залежей в самых больших болотах в мире, начались не так давно, лет 50 тому назад. Раньше богатствами этих краёв, считались меха пушных зверьков, кедровые орехи, и ягоды, которым и счёта не было, из покон веков. В этих таёжных местах, как ни странно, это звучит, промышленная заготовка леса не ведётся уже давно. Промышленного леса, как такового, на левых берегах великой сибирской реки, и её притоков просто нет.
Пролетая на вертолёте над левобережьем, можно было увидеть совершенно голые места, похожие на пустыри. Так же, бесконечно извивающие речушки, и огромное количество озёр, но в основном маленьких, у которых даже названия нет и быть не может. Если присваивать название каждой лужице, записывать их на бумаге? Не хватило бы места в хранилищах даже Британской библиотеки.
Болота реки Амазонки, хоть не плотно, но населены индейцами, в Западной Сибири, тоже есть аборигены, - народность Манси, которую называют по-разному: остяки, селькупы, юганцы, но суть от этого не меняется. Народ Манси низкорослый, смуглый, узкоглазый, очень неприхотливый, с простыми житейскими понятиями. В настоящее время люди носят даже собственные имена и фамилии, чего раньше не было, просто присваивались прозвища. С одним аборигеном мне даже пришлось общаться, больше всего мне хотелось узнать, как его зовут на его родном языке?
Для задушевного разговора пришлось достать припрятанную бутылку водки. Среди ночи, этот сын народа Манси, блуждал в поисках «говорящей воды» и непроизвольно наткнулся на меня. Если бы ни эта бутылка, неизвестно, чем бы закончилось наше ночное бдение. Сейчас я не вспомню, как это звучит, помню только перевод его имени на русский язык. Я дал слово, что никому не расскажу его тайное имя, но срок давности, сохранения этой тайны, уже давно истёк. Его звали, - «Пень», общаясь с ним до самого рассвета, я понял, что он полностью соответствовал своему имени.
Больше никого из потомков народа Манси я не встречал в посёлке Замылено, но все жители, которых мне пришлось встретить в этих северных местах, были чем-то похожи на этого молодого «Пенька», так, наверное, ласково называла его родная мама. Насколько распространено это имя среди местного населения, мне тоже не известно, но по сути своей, так можно было назвать каждого второго, жаль, конечно, но они в этом не виноваты.
Еще не побывав на севере области, обучаясь заочно в техникуме, я встречал на сессии уроженца тех мест, правда, с правого притока великой сибирской реки. Этот полу-остяк, полу-русский, рассказывал нам такие истории, которых я не смогу передать письменно, настолько они своеобразные и не цензурные. Мне очень жалко соученика, потому, что его не допустили, до выполнения дипломного проекта, оказалось, что он не знал и не понимал десятичные дроби. Так и не стал полукровок, маленьким начальником, в большом правобережном посёлке, который считался самым большим местом скоплением, потомков народа Манси.
Неужели трудно понять, что и нам русским, тоже, не всё понятно в жизни крайних народов Севера, вообще-то их называют народами крайнего Севера, но мне кажется, что моё выражение, наиболее точно отражает суть. Национальность мало влияет на сущность происходящего, в жизни людей, в отдалённых краях, довольно вспомнить про Макара не пасших телят, из произведения Короленко Владимира Галактионовича, - «Сон Макара».
С тех пор мало, что изменилось, лично мне не удалось увидеть этого, но один мой знакомый рассказывал мне о «бомжах севера». Все эти бомжи, бывшие русские люди, потерявшие всё, вплоть до человеческого образа, жили только здесь и сейчас, но, как правило, оно, - это здесь и сейчас, быстро заканчивалось вместе с их жизнью. Причина только одна, Север шутить не любит, он быстро убивает лишних людей, так, что вымирающие народы Севера, действительно крайние в этой очереди, потому, что они там родились.
Кстати о телятах, их действительно негде пасти на Севере, сами они пастись не могут, коровы очень глупые животные и смогли бы дойти самостоятельно, только до первого, болота, где бы и утонули. Коров местные жители держат, но покосов как таковых нет, вот и ходят тощие животные по помойкам вахтовой окраины посёлка Замылено, до тех пор, пока не нажрутся полиэтиленовых пакетов. Нежные желудки телят, и коров размерами с тех же телят, не способны переварить пластик, а отучить их от этой дурной и пагубной привычки, нет ни какой возможности.
Погода в посёлке Замылено стоит постоянно дождливая, даже если выглянет яркое солнышко, то это ненадолго. Своим теплом солнце лишь увеличит испарение окружающих болот, которое не сможет образовать высоких облаков, способных переместится в пространстве. Облака, - «местного значения», тут же превратятся в морось, не улетев далеко, а если солнце прогревало сильно, то начнётся настоящий кратковременный, каждодневный, дождичек. Вахтовики, промеж себя называют посёлок, - «Гадюкино», в котором каждый день обязательно будет идти дождь, поэтому прогноз погоды их совершенно не волнует.
Зимой, наверное, иначе, но зимой мне не приходилось там бывать, бывалые вахтовики, свой производственный стаж на Севере, считают только проведёнными там зимой. Скорей всего встречаясь на Большой земле, они приветствуют друг друга, только возгласами: «Сколько зим?», потому, что летом весной и осенью там можно жить и работать, а зимой можно только выживать, что в основном и делают люди по разным причинам попавшие на Север.
Вахтовики, люди разные, в те теперь уже далёкие времена, приехавшие в северные края с одной целью, заработать деньги, потому, что другой возможности, прокормить себя и семью у них на Большой земле не было. Заводы и НИИ закрывались, армия сокращалась, появилось новое явление безработица, особенно страдали специалисты, привыкшие не менять насиженных мест, где они обросли мхом, гордясь единственной записью в трудовой книжке. Даже таких представителей трудовых династий мне приходилось видеть на Севере, но чаще всего мне попадались, бывшие зэки и офицеры Советской армии.
Зэки, привыкшие к различным условиям жизни, и никому не нужные офицеры, очень плохо уживались вместе, в условиях Севера. Бывшие заключённые готовы были к любой работе в любых условиях, но с трудом выносили высокомерную глупость бывших командиров. От одного полу-блатного человека, я даже услышал такую поговорку: «Как надену портупею, так дурею, и дурею!!». Эта поговорка как нельзя точно описывала характер военных, в первую очередь уволенных в вечный запас, раньше положенного срока. Работать руками и головой они не могли и раньше, а командиров хватало и без них.
Я не относился ни к военным, ни к блатным, ни к обросшим мхом представителям пролетариата и колхозного крестьянства, попал на Север совершенно случайно, по знакомству. Сначала мне показалось, что я просто ошибся в выборе организации, «КаргаДорСтрой» была не самой лучшей конторой, и следила за состоянием дорог. Её работники в основном водители, отсыпали и ремонтировали дорожное полотно, но больше всего ремонтировали свои автомобили.
Тогда я, ещё не понимал, что эта система, добровольной каторги, распространена повсеместно, и имеет одинаковые черты характера взаимоотношений. Мои заблуждения, подтолкнули меня на повторное посещения Севера, в составе работников другой конторы. Как говорил мой товарищ, получились те же яйца только в профиль, третьей попытки я делать не стал, и навсегда забыл негостеприимный посёлок Замылено, с его регулярными дождями, и местными жителями с ножами на поясе. Буквально все местные жители, были вооружены ножами, от случайных прохожих, до главы местной администрации, в шляпе и при галстуке, но обязательно с висящим на поясе ножом.
Я потом встречался с некоторыми товарищами по вахте в областном центре, они мне показались не такими боевыми, как были на Севере, даже немного жалкими и растерянными. Один из них жаловался сам, на потерянное здоровье, другого вообще, жена вела, взяв его за руку, как ребёнка. Вахта 50, это тоже посёлок, в пятидесяти километрах от посёлка Замылено, мне тоже было почти 50 лет, я был старше многих моих товарищей.
Завезённые на Север тюркоязычные работники обращались ко мне, называя меня дедушкой: «Дедушка угости папироской, нет сигаретку не надо, её плохо набивать анашой». Это всё из-за моей бороды, под которой я скрывал шрамы от кастета. Скрою и ещё один душевный шрам, от Вахты 50, никакой тебе романтики, никаких тебе особых денег, так же как у всех честных людей, зарабатывающих свой хлеб, своим трудом, с мозолями на руках, в те самые 90-е годы.