Opus Haereticus Глава 6. Армянский менеджмент. Золотой Век
Итак, в начале ноября 2003 года я попал на завод «Станкоагрегат», Перовское шоссе дом 21. Приходим с Эдуардом Ашраковичем и Артуром Кимиковичем в цех, знакомимся с начальником цеха «Золотого Века» - Вахаак. «Теперь, - Артур говорит, - ты, Сергей, подчиняешься Вахааку и все свои действия согласовываешь с ним и смотрит на меня, ожидает, какая будет моя реакция . «Нет, - думаю, - три армянина и все мои начальники, так дело не пойдет, «замордуют» ребята, явный армянский перебор». « Эдик, ты Коммерческий директор, Артур – Генеральный, тут с субординацией все понятно, а с Вахааком мы в равных должностях, оба начальники цехов, я – «Фаворса», он – «Золотого Века», подчиняться ему, - я указал на Вахаака, - отказываюсь, наотрез, вплоть до увольнения». Бедный Вахаак, его аж перекосило от такого заявления, от такой наглости и прыти с моей стороны; конечно же, это был нанесен удар по его армянскому самолюбию, в последствии он пытался отыграться; но сейчас, мне было это абсолютно все равно, «наплевать», «по барабану», как у нас русских любят говорить, я точно знал, что этот тощий длинный армянин не может быть моим начальником никогда. Смотрю, Артур с Эдиком дают задний ход: «Вахаак тебе с Сергеем нужно как-то договариваться, дружить, все мы вместе делаем одно общее дело, пусть Сергей отвечает за чипсы; но, а ты, за все остальные вопросы, руководство же мы берем на себя».
Цех по производству снеков представлял собой трехэтажное здание: на первом этаже было организовано производство сухариков, на втором -семечек, на третьем – орешков: фисташки, миндаль, фундук, арахис, а также фасовка в пакетики сушенных кальмаров; там же разместили и оборудование по производству чипсов и игровых автоматов.
Российское трудовое законодательство в этом цеху, анклаве, армянских предпринимателей: Артура Кимиковича и Эдуарда Ашраковича не соблюдалось и не действовало совершенно, его просто отменили. На входную дверь, с внутренней стороны, пол девятого утра вешался накидной замок и в здание можно было в течение дня попасть только на грузовом лифте. Среди работников цеха: армян и молдаван – был один русский и это был я. Условия моего найма были следующими: один выходной - воскресенье и десятичасовой рабочий день с 8 до 6 с понедельника по субботу, оплата шла только за отработанное время – простои, отпуск, больничные здесь не оплачивались, все за свой счет. Но как работали армяне и молдаване, простые рабочие, такое могло приснится только в кошмарном сне, у рабов на галерах и то условия были лучше. Основные рабочие: наладчики-операторы, упаковщики, хлеборезчики, жарщики; у них график работы был сутки через сутки – выспался, пожрал и снова на работу. Разговорился я с одним наладчиком, армянином, Каро и спрашиваю у него: «Сдохнуть от такой работы можно, Ленин про таких, как Вы говорил «наемное рабство», разве можно такое терпеть, что вытворяют здесь, на «Золотом Веке» Артур Кимикович и Эдуард Ашракович по отношению к Вам работягам».
«Я, - овечает Каро, - в Армении работал простым сельским учителем, после прихода к власти буржуев, все сельские школы позакрывали, так я стал безработным, а жить ведь на что-то надо, вот и приходится спину ломать и горбатиться на Эдика и Артура, а они этим пользуются и выжимают из человека все силы и соки, знают, что нам простым армянам идти некуда без регистрации и разрешения на работу».
Вспомогательные рабочие: грузчики, механики; у них график работы был каждый день по 12 часов, без выходных.
С Вахааком отношения не складывались, начал строить из себя начальника: «Сделай то, сделай это, а что ты, Сергей пьешь чай, в рабочее время, да еще с орешками, разве можно брать без просу такие дорогие орешки, как фисташки, а вдруг недостача выйдет, и мне, Вахааку, отвечать за все это придется». Смотрел я на Вахаака, смотрел, терпеливый я человек, толерантный, но тут не выдержал и сказал: «Вахаак, ты кто такой, посмотри на себя, но какой ты начальник цеха, ты бригадир грузчиков, нет, пожалуй я тебя слишком повысил в должности, ты старший грузчик и все, больше ты ничего не умеешь делать, как только грузить и считать продукцию, проваливай отсюда по хорошему, иди к своим грузчикам и командуй ими, «плевать» я на тебя хотел на твои распоряжения, указания и замечания и не мешай начальнику «Фаворса» кушать и пить чай. Не доводи ситуацию до крайности, до греха, а то если у меня «башню сорвет», будешь «жрать» у меня эти орешки и причмокивать ими от удовольствия. Вали отсюда на «хрен». Я встал и пошел на Вахаака, грозный глаз «Грюм», Вахаак начал пятиться к двери, а затем исчез за ней совсем, возможно, он вспомнил о каких -то своих неотложных и важных делах, требующих решения прямо сейчас, в сию минуту. Я сел за стол и продолжил чаепитие. «Интенсивная терапия» пациенту, как говорят врачи, прошла успешно и пошла на пользу больному.
Но, я не до оценил Вахаака, его злобную и мстительную натуру. Сергей жарит чипсы, девушки, молдаванки упаковывают пакетики в коробки; я, как оператор-наладчик, контролирую работу упаковщика, чтобы не было технологических сбоев в его работе, короче говоря, вся наша бригада пашет, выдает товар на гора, чипсы только «отлетают» в пакетики; и мы все, одним словом – молодцы. Вваливается к нам водитель, на голову выше меня, худой, лысый, походка у него еще такая танцующая, весь «на винтах» и дерганный какой-то. Про него я слышал от грузчиков, что он сидел в тюрьме, но статус у него в ней был самый низкий – «шестерка», так оценивали этого «уркагана» мои друзья молдаване. И начал передо мной куражится: «Вахаак, говорит, тут у нас крутые объявились» - , руками машет , как обезьяна прыгает, «морду» мне после работы набить обещает. Пришлось вспомнить советы и неоценимый опыт дяди Аркадия.
Мой дядя Аркадий с трудом кончил семь классов, в молодости, 50-х годах, сильно «бузетерил», так что не учебы было. Дроби не знал совершенно, оперировал и понимал только целые числа, зато имел две «ходки», последнюю в КОМИ АССР, станция Синдор. Четыре года добывал лопатой в болоте торф, для нужд страны и дослужился в воровской иерархии до звания «фраера». «Шестерки, - рассказывал, - у меня просто летали, а если, что не так, показывал им свой пудовый кулак, как правило этого было достаточно, до «мордобития» дело никогда не доходило. Но это не помешало ему, разумеется, когда взялся за ум, снять судимости и работать на руководящих должностях: начальником отдела снабжения и заместителем директора по снабжению и сбыту; и если бы не пьянка, то точно при его талантах дослужился бы до директора кирпичного или плиточного завода. Умер в начале февраля 2004 года, в возрасте 61 год и при нынешнем возрасте выхода на пенсию в 65 лет; жаль, что ему не пришлось бы пожить на желанной пенсии ни одного дня. «Обломался вопрос», - сказал бы дядя Аркадий и смеясь, был человек с большим чувством юмора; пошел бы в ближайший кабак заливать «горе» стаканом. Да, пьянки, пьянки, пьянки – губят русского человека на корню. Однажды, дядя Аркадий, после одной из очередных своих пьянок и загулов, попал в такую передрягу, что дальше некуда, как живой остался одному Богу известно. Сидит в инвалидном кресле в больнице, весь перебинтованный, ни рукой, ни ногой пошевелить не может. А в России всегда находятся люди, которые любят поиздеваться над слабыми и немощными, получают от этого «эстетическое» удовольствие, удовлетворяют какие-то свои самые низменные потребности, «кайф» от этого ловят. Нашелся такой человек и в палате, где сидел дядя Аркадий в инвалидном кресле. Уж как он над ним не «изголялся», какие козни не строил, издевался, как мог, с выдумкой и настроением; но дядя Аркадий терпел, виду не показывал до поры, до времени, злобу и обиду накапливал в себе, ждал момента, своего часа, чтобы отомстить «беспредельщику», как положено, пропустив его наказание сквозь призму уголовного мира, жестокого и беспощадного. И вот однажды, пришли врачи, осмотрели дядю Аркадия, отметили явное улучшение состояния его здоровья, дали ему костыли, подняли с инвалидного кресла и сказали, что теперь он может ходить, передвигаться на костылях, даже в уборную.
«Луна и плеяды скрылись,
Давно наступила полночь
Проходит, проходит Время»
И Я приступаю к делу.
Подумал дядя Аркадий и медленно на костылях подошел к кровати, где спал его враг и обидчик. Костыль в его руке порхал, как бабочка, не оставляя живого места на теле лежащего человека, так он его «отметелил». А в состоянии ненависти, слепой ярости русский человек на многое способен и буйствует, как лишившейся разума. На следующее утро, врачи перевели избитого им человека из терапивтического отделения в хирургию, у того было сломлено несколько костей и ребер; и начали расследование произошедшего, но все пациенты уверяли, что они спали беспробудным сном, ничего не видели и не слышали, ничего не знают об этом инциденте, как, вообще, такое могло случиться и произойти, не один человек не сдал моего дядю. А, дядю Аркадия, с тех пор в палате стали называть не иначе, как Аркадий Николаевич, с большим уважением и пиететом.
«Друг», - сказал я водителю, достал из бардачка упаковочной машины гаечный ключ размером 41 на 46 и весом не менее 3 кг, - я ударю тебя только один раз, главное попасть, попаду по руке, останешься без руки, попаду по ноге, останешься без ноги, попаду по голове, останешься без головы, смотрю ему прямо в глаза и твердо в руке сжимаю гаечный ключ, не вынуждай меня применять силу и вали отсюда, по хорошему, пока я тебя не покалечил». Смотрю «водила» задком, задком пятится к входной двери, что-то под нос себе бормочет, слышу по лестнице шаги раздаются, как будто человек не идет, а бежит со всех ног, так его «бедного» разобрало при виде «железяки» о громадного размера.
Изощреннейший ум Артура Кимиковича и Эдуарда Ашраковича не ограничивался только производством снековой продукции, была еще одна сфера деятельности, где армянские предприниматели преуспели, производство игровых автоматов. Меня, как инженера, восхищал полет мысли Артура и Эдика – это было нечто, я называл это «армянский перл», других слов я подобрать не мог, эмоции и восторг переполняли меня при виде того, как идея по сборке автоматов, претворялась и воплощалась в жизнь. Первым делом покупался где-нибудь списанный игровой автомат, полная рухлядь, задарма, за копейки. От него оставляли только каркас, остов, с лейблом, вся остальная начинка, выкидывалась на помойку. Затем армяне ехали на Митинский радиорынок покупали монитор, недостающую электронику и запчасти. «Волшебник» Карен, все это собирал, соединял, настраивал; и новый автомат, отправлялся куда-нибудь в подвальчик, в зал игровых автоматов, приносить дивиденды и барыши новоиспеченным владельцам игрового бизнеса – Артуру Кимиковичу и Эдуарду Ашраковичу.
Прошло три месяца, как я отработал на «Золотом Веке»: ноябрь, декабрь, январь, за это время три девушки молдаванки упали в обморок от такой загруженности на работе, работая сутки через сутки ; и я подумал, что если ничего не менять и все оставить, как есть, то наверняка, кто-нибудь может и умереть, упадет в обморок и уже не встанет, не удастся откачать человека и привести в чувство; нет, нужно, однозначно, что-то делать, менять график работы этих людей: молдаван и армян, пока не поздно; и я решился поговорить с Эдиком по этому вопросу. Я выбрал момент, когда остался с Эдуардом Ашраковичем один на один и пошел в атаку. «Эдик, - говорю, - народ на «Золотом Веке» загибается, в обморок падает, нужно давать людям больше отдыха для восстановления сил, предлагаю тебе и Артуру поменять график их работы, ну хотя бы сутки через двое». Разговор происходил на третьем этаже, но вопли Эдика были слышны, наверно, и на первом, как он орал, как его «перло» от гнева и возмущения от такой моей наглости. «Я лезу не в свое дело, считаю чужие деньги, Вахаак на меня жалуется, мы, армяне, платим громадную аренду на «Станкоагрегате», и если мы с Артуром будем слушать таких, как ты, мы разоримся и будем работать себе в убыток » и все в таком же духе, слюною брызжет, руками размахивает, ногами топает, матом по армянски и по русски ругается. Я начал потихоньку раздражаться и заводиться от этих воплей: «Эдик, я ведь только наемник, хочу работаю на Вас армян, а хочу посылаю Вас ко всем «чертям», на «хрен», тоже мне благодетели нашлись, каждый день работай по 10 часов, без больничных и отпусков, с одним выходным; заставить силой Вы меня работать не можете, не знаю, как там у вас в Армении, но в России у нас тут свои порядки» , - я взял со стола чистый лист бумаги, сунул его Эдику под нос, - с завтрашнего дня увольняюсь, хватит с меня здесь вашего армянского менеджмента «сыт по горло». На этой возвышенной ноте мы с Эдиком расстались, я сел писать заявление по собственному, а Эдик еще долго «разорялся» среди армян и молдаван о моей черной неблагодарности и вызывающем поведении.
Сижу, пишу заявление на увольнение, входит Вартам и спрашивает: «Сергей, ты не очень обиделся на нас армян, Эдик был с тобой очень груб, я слышал, как он на армянском грозил тебе расправой».
-Вартам, как хорошо, что я не знаю армянский язык, а то ведь представляешь, чтобы было бы, если у меня «башню снесло», я бы Эдика в стол закатал, а так смотри все обошлось и никто не пострадал.
Гляжу, Вартам, мнется, еще что-то спросить хочет, но никак на это не решается.
- Говори, не стесняйся, Вартам, мы здесь все свои: товарищи и друзья, так что выкладывай все, что у тебя на душе, выскажись и тебе легче будет.
- Сергей, а не получится так, что ты придешь домой, выпьешь стакан, возьмешь арматуру и придешь разбираться с нами армянами и бить будешь всех подряд, кто тебе под руку попадется.
Я чуть со стула не упал от такого заявления Вартама, рот разинул от удивления, а сказать ничего не могу. Понемногу пришел в себя и отвечаю: «Вартам, я ко всем людям отношусь хорошо, мне совершенно, безразлично, какой национальности человек: русский, армянин, узбек, еврей, таджик, молдаванин; не бывает плохих народов, в принципе, это все выдумки буржуев и капиталистов, это их идеология «разделяй и властвуй», надеюсь, я высказался понятно и ты мою мысль понял. Разборка моя с Эдиком, это разборка наемника и буржуя, в дальнейшем я слагаю себя полномочия начальника «Фаворса», хватит, устал, отработался, пора валить с «Золотого Века»; все, Вартам, надо делать вовремя, крайности никому не нужны.»
Я перевернул еще одну страницу своей жизни – «Золотой Век», но нисколько об этом не жалею.