Золото Байкала
Александр Шаторный
- Золото на Байкале? – удивился я, и отрицательно покачал головой, - Никогда не слышал. Песни поют. Про бродягу. «По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах…» Это было. Но именно в горах Забайкалья. Были десятки приисков, потом истощились. Была «золотая лихорадка», и в поселке Баргузин, имевшем когда-то статус города, жили золотопромышленники. Но сами прииски были расположены дальше – в сторону реки Витим. И книги об этом есть. Самая популярная была повесть Владимира Митыпова «Хозяин Золотой тайги». Золотой тайгой, надо понимать, называли местность к северо-востоку от Баргузина. Но в самом озере Байкал? Это как? Промывали донный песок?
- Именно так! – подтвердил мой собеседник, придирчиво рассматривая кусок кварца с ржаво-желтыми разводами. Мы сидели на берегу полуострова Святой Нос, и заходящее солнце окрасило горы в неестественно яркие цвета, а голые осыпи и крупная галька на мелководье и берегу казались четкими, и рельефными. - Золота везде много. Не везде его выгодно добывать. Ты с восточного берега Байкала, где золото мыли по рекам, ручьям, били шурфы в горах, и забирались всё дальше в тайгу в необжитые места. В поисках хорошего золота. Это когда лоток промоешь, а там не меньше трех «знаков» - золотых чешуек. А на западном берегу Байкала была самая настоящая «золотая лихорадка». Давно. Ещё при царе. Потом в советские времена артели работали. На плотах. Даже драги были. Представляешь себе драгу у берега на Байкале? Правда не такие, как заказывали в Европе для добычи в Сибири по большим рекам. Проще, и деревянные. Этакие посудины с дизелем для работы помп и ковшей, и лебедками для передвижения. Зато кроме движка, ковшей и лебедок всё остальное строили сами. Из подручных средств.
- Да, читал, как английский и бельгийские драги тащили раньше в Витимскую тайгу на санях по зимнику, или сплавляли по частям по рекам. Это были многотонные махины. Драга на Байкале могла работать только на мелководье.
- Верно! Вот ваш Баргузинский залив довольно мелкий. Не более тридцати метров глубиной. И всё потому, что это - осевшее под воду русло реки Баргузин. Там под водой даже сохранились следы прежнего речного русла, так что залив ещё молод. На противоположном берегу Байкала тоже есть большие отмели. Когда настроили целый каскад ГЭС на Ангаре, уровень воды, естественно, слегка поднялся. Раньше у берега было мельче. Вот там и мыли золото. С плотов. Драга тоже там бродила, но потом её загнали в речку у Больших Котов. Она и сейчас там валяется. Километра три от поселка. Занесет в Большие Коты – найдешь, если комара в тайге не боишься. Там все берега реки были этой драгой размыты, кучи земли. Сейчас давно заросло. Вот там и попытай счастья. Возьми тазик, да повозись в реке час-другой. Найдешь! Самородков там нет, а ручьи откуда то из жилы глубоко под землей чешуйки золота намывают. И высокой пробы! Примесей совсем мало.
Собеседник в золоте разбирался. Но не я. Шлиховое золото, рудное золото, самородки, шурфы…Всё это из книг про золотоискателей, романтика, и отдает не фильмом «Золото Макенны», а тяжелым и грязным физическим трудом, когда надо перелопатить тонны грунта, и можно ничего не найти. В современной литературе о добыче золота нет ничего лучше, чем популярный в свое время роман Олега Куваева «Территория». Романтика, сопряженная с великими трудностями, риском для жизни и подорванным здоровьем. В наше время, как я считал, всё решает техника, и где-нибудь в Северо-Енисейске в огромном котловане урчат моторами бульдозеры и экскаваторы, добывая презренный металл открытым способом. А за промывку старательскими методами в ручьях и реках светит статья УК. Поскольку все недра принадлежат государству. Даже во время рыбалки где-нибудь в таежной глуши мне никогда в голову не приходило пробовать искать в реке и ручьях золото, промывая примитивным методом песок в самодельном лотке или тазике. Да и тазика у меня никогда с собой в таких местах не было. Видел, как другие на перекатах рек, где хорошо бьет из-под камня хариус, по пояс в воде переворачивали руками тяжелые камни, надеясь, что быстрое течение нанесло туда самородки. Вода в таких местах ледяная, течение с ног сбивает, но только никто из них ничего так и не нашел. Это блажь пришла им в голову тоже от слухов, что некогда в забайкальской тайге водилось золото.
Где-то читал, что золота много и в морской воде. Растворенного. И добыча его нерентабельна. А в природе немало минералов, похожих на золото, и надо ещё разбираться в этом деле. Особенно, если намытое шлиховое золото с примесями, и имеет вид серенького песочка. «Не всё то золото, что блестит», как говорит народная пословица. Желающих быстро обогатиться было много, но вот только счастливчиков было совсем немного, и некоторые из них плохо кончили.
*****
Через несколько лет меня действительно занесло из порта Байкал в село Большие Коты. Откуда пошло такое название, никто уже и не помнит. «Котами» называли короткую женскую теплую обувь. Обычно на меху, а то и из шерсти. А может быть, тут действительно водились когда-то звери, вроде дикого амурского кота. Недаром на гербе Иркутска изображен «Бабр, несущий в зубах соболя». Этот бабр - не что иное, как тигр, который раньше водился от Армении и Грузии до Каспия и Арала вплоть до предгорий Алтая и Маньчжурии. Вот только не знаю, какие именно это были тигры. В Маньчжурии были амурские тигры, они же уссурийские. А в менее суровых климатом тростниках Арала и в долинах Кавказа жил каспийский тигр.
Золотом в Больших Котах теперь и не пахло. Небольшой поселок, зажатый в горах на побережье, и даже не связанный никакими дорогами с магистралями. Полная глушь. Тут хорошо уединяться от городского шума и людской суеты, если это достало. Добраться до жилых мест можно только морем, как многие называют озеро Байкал. Есть и другой вариант – горной тропой до села Листвянка в месте истока из озера реки Ангара, куда возят из Иркутска иностранных туристов полюбоваться видами Байкала. Этим путем можно пользоваться и зимой – на лыжах по снегу. С тропы открывается чудный вид на озеро, пади, и горы, густо поросшие соснами. Рай для художников, отшельников и поэтов.
Однако когда-то эти места не то, чтобы гремели от наплыва старателей во времена «золотой лихорадки», но золото очень неплохо кормило местное население и приезжих сезонников. С середины XIX века первые крупные россыпи нашли в отрогах Восточного Саяна, и генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьев разрешил разработку первых приисков. Чуть позже золото обнаружили и на побережье Байкала. Причем именно в окрестностях этой самой Листвянки, где тогда был рыбоприемный пункт и судоверфь. Самыми предприимчивыми и грамотными людьми Иркутской губернии были ссыльные, а многим декабристам, находившимся в опале при Николае Первом, после многих лет разрешили строить свои дома, заниматься просвещением местного населения и участвовать в общественной жизни. Многие из них имели в Петербурге старые связи, и скоро пайщиками и владельцами золотых приисков стали не только местная знать и купечество, но и особы, приближенные к императорам, и даже сами члены августейших семейств. Волнение и азарт, присущие классической золотой лихорадке, охватили всех.
В Бурят-Монголии, где у границы находился старинный городок Троицкосавск, сросшийся затем с торговой слободой Кяхта, издавна пролегал чайный путь из Китая. Популярность китайского чая в России была сравнима только с Великобританией, где тоже оценили этот напиток. Вся остальная Европа хлестала и хлещет кофе, а то и вино, запивая им любую пищу. Кяхта росла, как на дрожжах, и это явление позже наблюдалось на КВЖД в Харбине, где за считанные годы вырос на реке Сунгари в Маньчжурии настоящий русский город, не уступавший Одессе. Кяхта не стала большим торговым городом, но была чрезвычайно зажиточным местом, куда потянулись купцы, торговцы и приказчики со всей России. Кроме чая из Китая и Монголии везли шелк и другие ткани, фарфор, перегоняли скот на мясо, и это стало что-то вроде нового порто-франко, где раздолье для купцов, таможни и вороватых чиновников. Такое кажущееся изобилие продолжалось всего лет сорок. Потом появились железная дорога, а строительство Суэцкого канала позволило быстро завозить в Европу из Китая и Индии любые товары. Караваны верблюдов с цибиками чая и тканями почти ушли в прошлое. И тогда богатые кяхтинские купцы, разбогатевшие на чае, стали хозяевами новых приисков, причем не только в Прибайкалье и Забайкалье, но и на Амуре. От Читы через Яблоневый хребет по Романовскому тракту потянулись к Витиму и нехоженой Золотой тайге ушлые люди – старатели-одиночки, артели, нанятые промышленниками, разный случайный сброд, включая монгольских и китайских степных бандитов – хунхузов, беглый с каторги люд, китайцы, и темные таежные бродяги. Угрюм-река, это Витим, и Золотая тайга – это местность от реки Витим до Баргузинской долины, где и находилось большинство богатых приисков.
Однако и этот процесс продолжался не вечно. Вспомним, что золотая лихорадка в Клондайке на территории современной Канады, описанная Джеком Лондоном, тоже продолжалась совсем недолго – менее десяти лет. Миллионеры Иркутска и Кяхты, нажившие свое состояние на торговле чаем, успели приумножить свои богатства на золоте. Всё золото, намытое в Саянах и в Забайкалье проходило через Государственную Лабораторию в Иркутске. За тридцать лет его прошло на сумму более 600 миллионов рублей. Это – не считая вынесенного за кордон в тугих кожаных мешочках китайскими старателями-одиночками, контрабандистами, и вывезенного из Сибири всякого рода авантюристами. Две трети золота, намытого в Сибири, в Госпалату не попадали. Таков уж этот металл, который выгодно сбагрить налево, чем оформлять со всеми пошлинами и налогами в государственном учреждении, хотя там его очистят от примесей до благородной пробы, наложат на слитки клеймо с двуглавым орлом, и выдадут соответствующий документ. Что это золото, а не «кошачья обманка» пирит, не сплав драгоценного металла с медью, придающей слиткам красноватый цвет, или с другими металлами. Настоящее золото, очищенное от примесей, 98 пробы, сродни свинцу. Поэтому в старину и пробовали монеты на зуб, проверяя, не фальшивое ли это денежки, отчеканенные в подвале у предприимчивого дельца на нелегальном примитивном прессе или кувалдой по штампу, изготовленного из твердого сплава.
Ходили по тайге целые банды охотников за местными и китайскими старателями, возвращавшимися из Золотой тайги к себе в Поднебесную империю с золотым песком. Их резали на тайных таежных тропах, топили в реках, и называли «жирными фазанами», но количество китайских старателей не уменьшалось. Никто не будет разыскивать контрабандистов, тайно проносящих золото через границу в Маньчжурию, и грабить китайцев не стеснялись ни казачьи разъезды у Читы и реки Аргунь, ни жандармы, ни ушлые таежные бродяги. В Иркутске, где золотые слитки хранились до отправки под конвоем в столицу, их охранял отряд конных казаков. Но однажды ночью эти казаки сами смылись за кордон с приличной партией золота, и бывали частые случаи, когда золото, тайно вывозимое в Иркутск или Читу с приисков, отбирали вооруженные банды налетчиков. В соседнем Китае, куда рекой стекался золотой песок из Сибири, открылись богатые магазины и публичные дома. Ушлые приказчики одевали худых обтрепанных старателей и таежных урок, грабивших китайцев и тех же старателей, в приличную одежду, вплоть до фраков и шелковых буржуйских цилиндров с жемчужно-белой атласной подкладкой. Поили шампанским и кормили черной икрой с ананасами, предоставляли апартаменты в отелях с вычурными названиями, вроде «Палас-Париж», и «Монте-Карло», и лучших проституток, нахлынувших туда из России и других стран. Лишь бы расплачивались золотым песком, и долго вволю гуляли.
Большинство этих людей, нечаянно и быстро разбогатевших, одурев от вина и внимания, быстро спускали свои капиталы, разъезжая на тройках с бубенцами в собственных экипажах, покупая совершенно ненужные им дорогие вещи. А потом закладывая всё это на тех же женщин и вино с апартаментами в сомнительного рода отелях. Проститутки тоже кочевряжились, и брали плату за ночь любви не бумажными ассигнациями, а золотым песком, и существовала особая такса мер оплаты, которую трудно сейчас оценить, поскольку меры весов тогда были другими, и золото оценивалось в золотниках, фунтах и пудах.
Богатели не столько старатели, сколько перекупщики. Старатели – люди простые, и мало кто из них пустит добытые деньги в дело. Какие там фраки с шелковыми цилиндрами и орловскими рысаками в собственном экипаже! Так гуляли те, у кого был пуд золота, или те, кто просто любил пофорсить в городе, находя красивую жизнь именно в кутежах и женщинах. Большинство этих людей охмуряли ещё в сибирской тайге, куда завозили бочки с вином, товары любого вида, и женщин любого сорта в придачу – от павших аристократок, актрис и мещанок до самой темной сволочи, отсидевшей на каторге. Купит такой старатель кумачовую рубаху и лаковые сапоги со скрипом, городской пиджак, да мягкие портянки, набьет карманы конфетами да мятными пряниками для баб и детишек, уже и король. На неделю или месяц. Всё спустит, оденет тряпье, возьмет обушок, котомку с сухарями, чая на чефир, табак, да другие припасы, всё в долг, и опять в тайгу. Более степенные семейные артели берегли деньгу на покупку коров, строительство нового дома под железной крышей, маслобойки или мельницы. Но и они не доверяли казне и разного рода чиновникам, и таили золото в кубышках на черный день. И не зря. Октябрьский переворот в России поставил крест на частных приисках и артелях старателей. Не сразу, но поставил.
Национализация приисков больно ударила по карманам многих. Представьте себе людей, вложивших все деньги в небольшой прииск, да ещё и взявших в банках кредиты под большие проценты. И тут приходит к нему вчерашняя голытьба с мандатами, и отбирает всё, нажитое трудами. Поневоле схватишься за оружие. Надеясь на перемены, прииски взрывали и топили, гробили с трудом привезенные в тайгу из Англии или Бельгии драги и ценное оборудование, создавали из приказчиков, родственников и верных людей банды, и хоронились в тайге по укромным заимкам. Шло время, за Гражданской войной, во время которой прииски окончательно захирели, пришли чекисты и отряды ЧОН, разыскивающие остатки белогвардейских отрядов и банд, укрывшихся в тайге. Кто поумнее, ушел тайными тропами, по которым бродили старатели-китайцы, в Маньчжурию, где в Харбине осели под крылом атамана Семенова, а с приходом японцев перебрались в Шанхай, и навсегда покинули Россию, поселившись от Канады до Австралии. Прииски взяли в свои руки большевики, которым золото было крайне необходимо, но процесс пошел не туда. И с течением времени добывать золото стало делом невыгодным для старателей.
Некоторое оживление принес НЭП – новая экономическая политика, затеянная Лениным для стабилизации экономической обстановки в стране. Забайкальские и амурские прииски было уже не поднять, а вот на Байкале понемногу началась новая волна золотодобычи. Старатели работали семьями, в том числе и в зимнее время, прорубая во льду широкие окна - проруби. Черпали песок, и тут же на льду и промывали, но не в ледяной воде, а непрестанно топили железные печи, пристроенные за заграждением от ветров, подогревая в котлах байкальскую стылую воду. Работа на плотах летом, конечно, приносила куда большую прибыль. Такой плот занимал немало места. Один-два рабочих черпали песок специальным ковшом, один старатель размывал его теплой водой, отбрасывая камни, а остальные промывали на лотках и вашгердах, как обычно это и делают на берегу.
Впрочем, тем, кто промывал грунт по ручьям, было гораздо труднее. Рыли и долбили узкие горизонтальные шахты-норы, уходящие вглубь сопок по берегам. Эти лазы необходимо было постоянно укреплять стойками и деревянными бортами, чтобы не попасть под обвал. Прочие старатели таскали добытый песок тачками на вашгерды, где остальные промывали его водой. Это была опасная каторжная работа, и сезонники на ней долго не держались, разве что совсем уж пропащие бродяги, нанятые в городе вербовщиками. Работали при царском режиме больше каторжники. Этот опыт после НЭПа с успехом применили большевики, которые имели для этого вполне достаточно осужденных. В промышленно развитых странах никто бы не решился так использовать рудники с низким содержанием золота или урана, а вот в Советском Союзе это явление было широко распространено. Если открывали более богатое месторождение, зеков перебрасывали туда, и теперь по всей Сибири, да и в стране, встречаются законсервированные, просто брошенные и давно обвалившиеся старые шахты, шурфы и рудники.
Освоили производство собственных драг большевики далеко не сразу. Золотой запас страны, сильно похудевший после захвата его в Казани отрядом Каппеля с сербскими легионерами и передачей армии Колчака, похудел ещё больше после выплат репараций Германии по Брестскому договору. Правда, большевики успели отправить немцам лишь один эшелон золота. Ещё до захвата Казани белогвардейцами в 1918 году в Германии началась революция, и большевики решили, что все платежи и долги можно аннулировать. В стране началась индустриализация и электрификация, и стали нужны трактора, турбины, машины и механизмы. В Поволжье и на Украине был голод, вызванный действиями продотрядов и неурожаем, и за хлеб тоже надо было платить твердой валютой.
Вначале было, у кого брать. Экспроприация экспроприаторов на какое-то время выручала. Следом выручала политика НЭПа, а потом настала очередь гигантских строек, вроде печально известного Беломорско-Балтийского канала, и большевиков осенило, что осужденных можно использовать для добычи металлов и золота там, куда Макар телят не гонял. Количество золота, добытого во времена Сталина ещё до войны, было рекордным. Оно далеко превзошло золотой запас Российской империи, и осталось непревзойденным по настоящее время. Тонны золота были добыты на Колыме и на многочисленных приисках, разбросанных по всей стране. Байкальское золото к большим месторождениям никак не относилось. Его ценили за чистоту, и применение дешевой рабочей силы даже там, где счет шел всего на килограммы добытого в год металла, никак не мог служить причиной прекращения эксплуатации мелких приисков. Так, по крохам, добывали везде. И с высокой смертностью и заболеваемостью осужденных не считались.
По подсчетам специалистов, в пади поселка Большие Коты лежит ещё не больше центнера байкальского золота. Этого слишком мало для перспективного прииска. А было время…
Лаборатория, в которой очищали золото и плавили с слитки, со временем выросла в Иркутский НИИ благородных и редких металлов и алмазов - «Иргиредмет». Этому НИИ и принадлежала первая драга на Байкале. Исходя из того факта, что золота на Байкале всё же немного, но редкой чистоты, металлических дорогостоящих монстров с паровыми машинами за границей решили сюда не заказывать, о освоили в Иркутске производство собственных небольших и недорогих драг, сделанных из дерева. Драг стало несколько, и все вместе они образовали дражный флот «Байкал Золото». Сейчас как-то многие подзабыли, что до 1917 года на Байкале была не одна флотилия. Ледоколы, паровые катера, шхуны, пароходы, баржи, не считая мелких судов, которые в Гражданскую войну приняли самое непосредственное участие в военных действиях, и на озере Байкал даже происходили морские баталии с участием флота белых, и флота красных. Порой случались самые настоящие кораблекрушения с многочисленными жертвами, но дражный флот, конечно, был сам по себе. Это совсем иная конструкция, чем настоящие суда, и рассчитаны драги на передвижение больше по рекам и мелководью. Большие драги, сделанные по заказу в Европе, имели и паровые машины, что делало их более мобильными и похожими на судно. Иркутские деревянные драги были приспособлены исключительно для местных условий, и двигались по золотоносным ручьям и рекам с помощью лебедки. До появления драг старатели мыли песок лотками, а для большей производительности отмывали породу на бутарах. Эти устройства делались у воды из дерева, и на них подавали песок и руду, кидая их под струю воды из тачек лопатами. Мелкая порода и глина смывались водой, крупная галька выбиралась вручную, а тяжелые золотые песчинки застревали на поперечных перекладинах ската. Часто такие скаты или валики оббивались шкурой или ворсистым материалом. Подобным образом золото придумали мыть ещё в древности. Упоминаемое в древних мифах золотое руно, за которым аргонавты отправились в Колхиду, это просто овечья шкура. При промывке песка и горной породы золотые чешуйки прилипают к меху и шерсти, и руно становится золотым.
В разные времена старатели и зарабатывали очень разно, хотя жили потом очень даже сытно.Даже в течение жизни всего одного поколения цены на золото сильно варьируют, и чтобы там не говорили о том, что вложение своих денежных средств в золото надежное решение, это далеко не так. Судите сами: вы покупаете себе золотую печатку, равную по стоимости хорошему катушечному магнитофону типа «Маяк», а лет через двадцать печатка вам надоела, и вы несете её в ломбард. Можно и в скупку, но покупателя придется ждать долго. Граждане, знаете ли, предпочитают новые вещи. В Иркутске в лихие 90-е годы, когда наличных средств у населения не хватало, в ювелирных отделах был очень широкий выбор подержанных ювелирных изделий образца 70-80-х годов. Что-то никто не торопился их скупить. Деньги имеют свойство быть срочно нужны, вот и несли золотые изделия в ломбард. Там золотые изделия принимали, как лом, очень недорого. Где-ж тут выгода? Сейчас в приличных банках нам предлагают золотые, серебряные и даже платиновые монеты нестандартного размера, и не имеющие хождения. И даже слитки. Оказывается, назад в банк при необходимости эти монеты сдать невозможно. Только в ломбард в качестве лома. Типичное узаконенное кем-то мошенничество. Ах, можно подарить своим детям? Они потащат такую монету в ломбард. Это гораздо интереснее, чем дожидаться, когда цены на золото подскочат. Поэтому деткам лучше дарить квартиры, и давать приличное образование.
Проба золота тоже не внушает доверие. Вы никогда не пилили пилкой для металла золотое кольцо, которое ваша супруга не может снять, а её палец уже распух, и начал синеть? Это, довольно нетрудная, и недолгая процедура. Но когда кольцо распилено, оно всё равно легко не снимается. Сидит на пальце, как стальная пружина, и надо двумя пассатижами осторожно оттянуть концы распила в разные стороны. Настоящее золото чрезвычайно пластично, ковкое, легко вытягивается в тончайшую проволоку, монеты из него в старину пробовали на зуб, а тут впечатление стального пружинящего каркаса, покрытого поверх слоем золота. Это золото СССР и постсоветской России. Золотые изделия, изготовленные, например, в Турции, имеют ещё более низкую пробу, а самое высокое содержание золота имели монеты Российской империи 98 пробы.
Во времена НЭП весь дефицит товаров обменивался в магазинах Торгсин только на драгоценные металлы, и население понесло сдавать серебряные ложки, бабкины броши, и даже нательные золотые крестики. Это позволило значительно увеличить золотой запас страны, а население СССР лишилось своих ювелирных изделий. Был и период, когда ювелирные изделия вновь вошли в моду, стоили сравнительно недорого, и лишь совсем недавно появилась мода не на золотые цепочки, серьги и кольца, а на обычную бижутерию. Но когда в советских фильмах показывают, что из-за двух горстей золотого песка и самородков где-то в тайге люди убивают друг друга, и за этим золотом охотится целая банда, то это не соответствует истине. Две горсти неочищенного шлихового золота – вовсе не целое состояние, способное обеспечить человека на всю жизнь. Это мелочь, о которой не стоит и говорить. Состояние – это тонны и пуды золота, а двух горстей золотого песка не хватит и на отливку небольшого золотого портсигара – обычной безделушки, продав которую, вы обеспечите себя лишь на несколько месяцев беззаботной жизни.
Бумажным ассигнациям граждане в смутные времена вообще не доверяли, и когда в разное время очередной российский самодержец вводил в обращение медные монеты или бумажки, то заначки делали золотом и серебром. Это – твердые деньги. Серебряный рубль времен Николая II равнялся стоимости пяти килограммов мяса. Выпить можно было на пятак, а хорошо посидеть в трактире стоило от 20 копеек до полтины. Именно рубль в день в среднем имели старатели первых приисков на Байкале. Они не обязательно трудились в артелях, а могли намыть песок в ручьях и нелегально, а потом выгодно сдать барыгам - перекупщикам. Вольное старательство было выгодно самим старателям, но в артелях добыча была несравненно больше. Вольный старатель тайком бегал на заветные ручьи с кайлом, лопатой, да лотком, а артели имели арендованный участок, разрешение от властей, и какое-никакое, но оборудование, позволявшее перерабатывать в десятки раз больше золотоносной руды.
От примитивных шлюзов, сколоченных из досок и покрытых вместо руна мешковиной или войлоком, на которые кидали просеянные через грохота, похожие на большие сита для просеивания руды от гальки и камешков, до вашгердов и драг. Артели, чаще семейные, начали промывать золото на ручьях и речках Большие и Малые Коты, на Большой и Малой Сенной, да в Черной пади, что находились в том же районе, и близ берега в озере Байкал.
При Советской власти, начиная с 1931, и вплоть до 1953 года поселок Большие Коты переживал некий бум, в виде семейных артелей. Золото сдавали государству, обменивая на боны. Отоварить боны можно было в специальных лавках и на складах, как это было во времена Торгсина. Боны можно было загнать втридорога за обычные советские дензнаки желающим купить что-либо дефицитное, и ценились они значительно дороже денег. Закончив летний сезон, старатель сдавал золото, и старые традиции повторялись - одевался с иголочки во всё новое и модное, вплоть до хромовых сапожек, покупал часы и граммофон, гулял, и кидал деньги на ветер. Этакий чубчик кучерявый, уже не в кумачовой рубахе и плисовых полосатых штанах, а держит форс в кителе хорошего сукна, или городском пиджаке, в распахнутом вороте «апаш» виден кусочек тельняшки, во рту золотые фиксы, а сапоги слегка смяты гармошкой. Хорош, парнишечка, но вид больно блатной. Это в 30-е годы. Позже подражали уже одежде жителей Москвы и большим начальникам, тем более, что в пункте скупки, где получали и отоваривали боны, было всё, что душе угодно – от хороших костюмов, до приличных штиблет. После войны, когда в страну хлынул вагонами и составами поток вещей и мебели, взятых в качестве репараций в Германии, старатели могли позволить себе столовые гарнитуры, радиоприемники и фотоаппараты, брали хорошее сукно штуками и аккордеоны.
Продуктовые карточки в том же Иркутске были при Советской власти не только в 80-е, а имели место сразу после революции вплоть до 1932 года. Это тем более, удивительно при таком количестве скота в самой Иркутской области, соседних Бурят-Монголии и Монгольской Народной Республике, где ещё и выращивали разные злаковые, добывали много рыбы, леса, различной руды, пушнину и золото. Всё изобилие уходило неизвестно куда при такой политике.
Население жило скромно. Килограмм муки стоил до войны шесть копеек, а за одну бону в городе старателям давали двадцать пять рублей. День работы старателя – примерно одна бона. Вот тебе и модная кожаная тужурка всего за пятнадцать рублей, и хромовые сапоги. Тогда и было в Больших Котах более 500 домов, да ещё по рекам и ручьям прииски с бараками и землянками сезонников. Золотоносные пади вокруг поселка Большие Коты были привилегией не одиночек, а артелей. Падь – это узкая долина реки или ручья между сопками, которые весной часто заливают талые воды с гор, порой превращая их в бушующие потоки. При этом артельщикам особо никто не завидовал – промывка золота в ледяной воде в тайге – работа не из легких. Глубоких шахт не было, песок на промывку брали тут же – в реке и по её берегам. Если и рыли горизонтальные штреки – орты, похожие на норы, то неглубокие, и работать в них из-за обвалов было чрезвычайно опасно. Отношение к природе во время таких работ чисто потребительское, наносящее немалый вред ручьям и рекам, промысловой рыбе, типа хариуса, обожающего жить в холодной чистой воде, все пади были сильно изуродованы ямами, промоинами, отвалами отработанной руды, запрудами, и чтобы залечить такие раны нужно время.
Существовал ещё способ спускать поток воды из притока на низину, чтобы она размыла поверхностный слой земли до золотоносных песков. Потом вода уходила в старое русло, оставляя после себя в низине размытое место, откуда тачками возили на грохота песок, и места такой варварской добычи видны до сих пор.
В 1953 году вышли законы, запрещающие вольную добычу золота, как металла, имеющего валютную ценность. По суровой 88-й статье УК можно было легко схлопотать реальный срок от пяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества. И до войны многие прииски были секретными объектами под крылом НКВД, где конвойные войска охраняли в лагерях-приисках старателей-зеков. Теперь и вся золотодобывающая промышленность, включая «Союззолото» отошла под контроль органов. Надо сказать, что и на прииске «Байкалзолото», входившем в состав «Союззолота», тоже были суровые порядки. Прогулы не допускались. За них могли влепить срок до шести месяцев. И так в 1937 году многих старателей в Больших Котах и на окрестных приисках пересажали по разным статьям и обвинениям. Вот тебе и вольные старатели. Даже семейные артели старались строго держать дисциплину. На плотах, продолжавших до 1953 года черпать песок с отмелей озера, всегда имелся старший, вроде бригадира. Приемные пункты сдачи золота были расположены в Сенной и Больших Котах. Там золото тщательно взвешивали, и записывали долю добычи каждого плотовщика.
К тому времени примитивные деревянные драги, переброшенные на реку Котинку с побережья Байкала, прошли по реке всего от пяти до трех километров, основательно изрыв берега. Плоты, которых в иные годы бороздило воды Байкала у Больших Котов больше десятка, никому не мешали. Всего было двадцать артелей, в каждой до десятка старателей. Плот рубили сами из местной сосны и плах, и размерами они были восемь на четыре метра. Зимой ставили, как рыбаки при подледном лове, заграждения от ветра, грели воду в котлах, и продолжали добывать золото со льда. Несмотря на строгости, люди хорошо знали свое дело и умели заработать. Зря артели плотовщиков прикрыли. В отличие от драг, вдрызг разбивших берега рек, на плотах просто лопатили черпаками донный песок. Растирали комки, качали помпами воду, выбирали гальку, согревали воду, и промывали древний байкальский песок, сдавая государству золото отменной чистоты.
Конечно, Колыма и Якутия, с прочими не столь отдаленными местами, давали в Гохран тонны золота, но и артели никому не мешали. В той же Иркутской области было столько кустарей-старателей, действующих только кайлом, лопатой и лотком, что они давали более половины всего добытого на Байкале золота. Это потому, что уже имеющиеся прииски были совсем небольшими, и давали в год часто менее одного центнера драгоценного металла – десятки килограммов. Для сравнения можно взять золото, добытое в пади Большая Сенная, где за полсотни лет добыли, в пересчете с пудов, фунтов, золотников и долей всего-то чуть более 160 килограммов. В конце XIX века, когда малая золотая лихорадка близ Байкала была ещё в разгаре, а длилась она лет сорок, даже близ Листвянки за семнадцать лет намыли 180 килограммов золота. Тогда это казалось приличной добычей, тем более намытой такими примитивными методами.
А настоящие вольные искатели раньше могли лазать по тайге в поисках золота почти легально, порой далеко в горах, и там, где знаков было мало, долго не задерживались, шастая в поисках более удачливых мест.
- По золоту ходим, а взять не можем! – говорили теперь ветераны-старатели Больших Котов.
Ситуация так и не изменилась. В соседней Монголии, тоже богатой золотом, никакая статья старателям не грозит. Ищи, мой, сдавай государству и получай деньги. В России, где золото встречается от Урала до Приморья и Чукотки, нельзя-с-с. А как же! Недра принадлежат только государству. Это сходно с вино-водочной монополией государства безрассудно отданной в частные руки – паленой водки и вин, сделанных из порошка, а не из виноградного сока полно, но в Москве и не думают взять контроль в руки государства, кому-то это очень выгодно. При развитом социализме власти яро преследовали самогонщиков, хотя этот домашний спирт чаще гнали в Сибири не на продажу, а для собственного употребления. Теперь самогонные аппараты свободно продаются вместе с инструкциями по изготовлению настоек, и закон карает только тех, кто изготавливает самогон на продажу, незаконно «обогащаясь» за счет неуплаты налогов на прибыль. Между тем, во многих странах спирт, изготовленный в домашних условиях, охотно принимают, и это занятие приносит ощутимую прибыль. Почему бы не разрешить промывать желающим людям золото, оставив статьи закона только для тех лиц, которые пытаются вывезти его за кордон?
*****
Драг в пади Большие Коты, где течет речушка Малая Котинка, лежит целых две. Точнее - то, что от них осталось, и скоро не станет видно в буйно разросшейся зелени изменившихся берегов. Деревянные каркасы давно сгнили, и руины похожи на кучу ветхого хлама. Лучше сохранились металлические части, изготовленные на заводе имени Куйбышева в Иркутске. Ржавые обломки лебедок, какие-то барабаны и железяки, определить былое назначение которых уже невозможно. Сохранились и понтоны, которые шли вдоль бортов таких драг, и между толстых досок были для балласта залиты бетоном. Известно только, что некоторые детали были изготовлены до войны в Ленинграде. На берегу Байкала в Больших Котах ещё недавно можно было найти и дражные ковши объемом всего в пятьдесят литров. В десяти-тридцати метров от берега такая драга выбирала песок на промывку со дна озера на глубину не более семи метров, и ползла себе с помощью лебедок дальше, пока у кого-то не созрело решение загнать их в ближайшие реки, где по оценкам специалистов золота было больше. Сохранились на берегу и остатки электростанции на дизельном приводе, которая и питала энергией эти драги.
В 1968 году дражный флот на Байкале, наконец, прикрыли. Окрылившееся «Лензолото», к которому относились все участки золотодобычи, сочло, что если одно только Бодайбо дает более десяти тонн золота в год, а в районе Больших Котов его осталось не больше одного центнера, то каждая драга на Байкале с великим трудом даст не более десяти килограммов, то это просто нерентабельно. Какое-то время руководство «Иргиредмета» держало ещё на одной из драг трех-четырех старателей, потом и на содержание этой экспериментальной базы перестали отпускать деньги, выписывать горючее и поставили крест.
В вершинах сосен по-прежнему сияет яркое байкальское солнце. Воздух в лесу наполнен ароматом сосновой смолы, запахами таежных цветов и прелой хвои. В ветвях щебечут птицы, и с вершины гор просматривается между деревьев синь воды Байкала. Зимой тут масса снега, и по лесу можно бродить лишь на коротких, обшитых камусом, лыжах. В километре от озера Байкала лежит вдоль ручья живописная долина, за давностью лет давно залечившая раны, нанесенные золотодобычей. Здесь сохранились старые выработки, шурфы и даже небольшие шахты с боковыми штреками – ортами. Самым первым на Байкале был прииск Меркурьевский на ручье Черный. Именно здесь добывали золото самой высокой пробы. Прииск не раз менял своих хозяев, и одним из них был небезызвестный купец Патушинский, предприятия и дома которого много лет ещё служили при Советской власти. Черная падь дала за годы своего существования полтонны золота. Теперь в долине находится летняя турбаза.
Туристам предлагают взять лоток и самостоятельно попытать счастье в местном ручье. На месте прииска в Черной пади, где когда-то работали каторжники. Прииск в пади Черной первым прекратил золотодобычу, и существовал недолго – с 1880 по 1914 годы. Сейчас ничто не напоминает о том, что тут в тяжелейших условиях работали люди, и где-то тут имеются их могилы. Бродят туристы с лотками, неумело промывая песок, добытый не кайлом с глубины шурфа, а современной лопаткой. Развлечение наших дней для отдыхающих, жаждущих романтики. Найденные чешуйки благородного металла счастливчик может оставить себе на память. Если кто и находил самородок, то благоразумно об этом умолчал. Наверное, у стариков – бывших старателей, доживающих свои дни в разных местах побережья, намыто ради спортивного интереса и в ожидании перемен пот пуду золота, благоразумно спрятанного в кубышки. А может даже и меняют золотой песок на дензнаки у сохранившихся ещё барыг, которые знают, куда пристроить драгметалл.
Кроме отдаленной турбазы в Больших Котах имеется вполне приличный небольшой отель с хорошей кухней под названием «Чеширский кот». Это для любителей тишины, байкальской кухни и летне-осенних походов в сосновый лес за грибами. Закрыты детский сад и школа, и населения менее полсотни. Рай для поэтов и отшельников, не особо жалующих комфорт.