Недавно мне пришлось писать о золотой лихорадке на озере Байкал, где золото семейные артели деревни Большие Коты черпали прямо со дна, промывая стылый песок на больших плотах. И я вспомнил бум, разыгравшийся в иркутской тайге в середине 80-х годов, когда летом многие мужики бросали работу, и уходили на всё лето на заработки в леса. Это явление вполне сопоставимо с золотой лихорадкой, и заслуживает того, чтобы о нем написать.
Началось, очевидно, с того, что аптекоуправления Иркутской области получили большой заказ на лист толокнянки - многолетнего кустарника, встречающегося в Сибири почти повсеместно, предпочитающего открытые солнцу поляны и песчаную почву. В медицине настой толокнянки, имеющей ещё название "медвежье ушко", используется в качестве дезинфицирующего и противовоспалительного средства. Назначают отвары и настой толокнянки при воспалительных процессах в урологии и гинекологии.
Термины "отвар" и "настой" ("настойка" - это уже на спирту) не совсем уместны.При кипячении разрушаются полезные компоненты, а делать настой долго. На практике в народной медицине используется толокнянка, приготовленная на водяной бане. Получается напиток желтоватого цвета, напоминающий чай. Брусничный лист ничуть не хуже. Но мало кто знает, почему добывать стали именно лист толокнянки, а не брусничный лист.
Кстати, мне так и не удалось выяснить, чем был обусловлен такой крупный заказ на лист толокнянки, продержавшийся несколько лет, кто его заказывал, и куда потом из Сибири шли целые вагоны сушеного листа. Поговаривали, что за границу. Если так, то для чего иностранцам было нужно такое количество обычных лекарственных трав? Ведь толокнянку добывали тоннами!
Лист этого растения продается во всех аптеках и в наши дни. Где-то ещё есть заготовительные конторы и приемные пункты, где принимают лекарственное сырье и прочие дары леса. Но в наши дни речь идет больше о ягодах и грибах, и даже в городах с населением 100 тысяч и более что-то не слыхать, чтобы где-то аптеки принимали сосновые почки, лист брусники и толокнянки, березовую чагу и прочие лекарственные растения. То ли платят заготовителям трав совсем мало, то ли нет спроса на таежное лекарственное сырье, которое с успехом может заменить многие дорогие (и вредные для организма!) препараты, выпускаемые фармацевтическими заводами и фирмами разных стран. Достаточно вспомнить, что во время войны на оккупированной фашистской Германией территории осталось большинство медицинских складов и даже объектов фармацевтической промышленности. Выручали травы. Многие из них обладают хорошим эффектом, действуют быстро, и относительно дешевы.
До появления эры антибиотиков в России вообще часто использовались отвары, настои, настойки, эссенции, вытяжки и мази, приготовленные из лекарственных растений. Их них же готовили лечебные масла, катали пилюли и штамповали таблетки. Тем, кто помнит 50-е и 60-е годы XX века, хорошо известен вкус касторового масла. Мазь Вишневского, различные бальзамы - всё это сделано из трав. Наконец, в России времен Петра Великого и даже ранее существовали ревенные аптеки. Это был не совсем тот ревень, который растет у нас на дачах и в огородах, и идет на варенья и кисели. Вначале ревень завозили в Россию только бухарские купцы, имевшие монополию на завоз этого растения из Китая. Ревень в изобилии произрастал на той же Волге, но предпочтение отдавали лишь определенным видам, семена которых удалось достать далеко не сразу. Ревень не был панацеей от всех болезней, но им и сейчас можно лечить многие воспалительные процессы кишечника и печени. Однако, наш рассказ совсем не о ревене. Вернемся к скромным кустикам толокнянки.
***
Лекарственными травами увлекалась моя мама, и в нашей квартире было несколько хороших книг о лекарственных травах Сибири. Собственно, травницей в полном смысле этого слова мама никогда не была. Собирала и сушила она лишь те растения, которые были ей нужны. Поэтому кладовка и сарай, где хранились всякие нужные в хозяйстве вещи, у нас не были завалены вениками сушеных трав, корений, полевых и таежных цветов, как это бывает у некоторых пенсионеров и травников. Сроки хранения таких трав совсем небольшие, и не было никакой необходимости запасаться этим добром впрок в большом количестве. Мы жили в глуши баргузинской тайги, мой отец был на Байкале старшим лесничим, и так или иначе, но полезные свойства трав и таежных растений тут знали многие.
В 60-70-е годы сосновые леса в леспромхозах просто так не вырубали. Лесники отводили деляны, отведенные под вырубку, вначале для сбора сосновой живицы. Это было выгодное занятие, и сбором сосновой смолы в летнее время некоторые занимались целыми семьями. Канифоль, камфара и скипидар - это не единственные вещества, которые получали из живицы. Она шла в фармацевтическую промышленность в качестве сырья для получения целого ряда препаратов, и являлась очень ценным лесным даром.Добывать сосновую смолу было совсем не просто.
Сборщики шкурили с солнечной стороны дерева кору топором, но чаще - особой острой скобой на длинной палке. Специальным резаком на ошкуренном стволе нарезали "ёлочку", и вбивали внизу железную воронку, которая быстро ржавела. Это совсем не легкая работа - заниматься подсочкой сосны, и занимались этим больше молодые парни и взрослые мужики. Прибавьте сюда таежный гнус и прочие радости. Хотя, чистый сосновый бор - это всё же не непроходимая тайга с её ельниками, чащобой и болотами. В сосновых лесах побочным достатком были ещё и отборные рыжики, маслята, и богатые ягодой брусничники. Сбором смолы, а точнее - этих воронок с застывшей живицей, занимались подростки и женщины. Осенью, когда начинались дожди, химподсочке, как назывался этот промысел, приходил конец. Смолу сдавали бочками на вес, и деньги получали сразу за все лето.
На Байкале лекарственные травы растут в изобилии, некоторые из них издавна используются в китайской и тибетской медицине, и кроме толокнянки вы можете встретить в обычной аптеке растение с бурятским названием бадан. Этим баданом покрыты не только скалы вокруг восточного берега озера Байкал - он в изобилии растет там по ручьям, и его двухметровые корни, лишь слегка присыпанные землей, легко собирать, просто выдергивая растение. Бадан толстолистный до появления детских подгузников широко использовали, как вяжущее средство при поносах. Чай, знаменитый монгольский чай, дающий бодрость и молодость, и приготовленный уже не из корней, а из листьев бадана, рекомендуется заготавливать лишь умеючи. В ход идут только перезимовавшие и почерневшие листья. Чаем из зеленых листьев бадана легко отравиться.
Одним словом, в таежных лекарственных травах, я не был профаном. Толокнянка обильно растет и на песчаных почвах Баргузинской долины, но там никому и в голову не приходило её собирать в безумных количествах. Зелеными, редко когда встретится почерневшие, листьями толокнянки с её мучнистыми ярко-красными ягодами местные жители украшали на зиму свои окна, выкладывая целые кустики на слой белой ваты между рамами. Во время войны, как рассказывала мама, из толокнянки добывали крахмал.
Это очень мучнистая ягода с мелкими косточками. От брусники она отличается более ярким и светлым цветом, да у сочной брусники и лист темнее,и чуть крупнее, чем у толокнянки. Лист брусники, которая куда более популярна у населения, обладает теми же лечебными свойствами. Однако, почему в Иркутской области бум пошел именно на толокнянку, я сразу не понял. Собирать её лист оказалось намного проще и быстрее. Но не будем забегать вперед. Тем более, что я так и не уверен, для чего именно брали лист этого кустарника в таких количествах. Очень сомнительно, что для лечения циститов, пиелонефритов, мочекаменных болезней и уретритов. Думается, что органические вещества, входящие в состав этого растения, использовались совсем для других целей.
***
Я был ещё студентом медицинского института в Иркутске, и часто бывал в городке под названием Тулун той же Иркутской области, где жили мои тесть с тещей. Всего ночь пути на поезде сообщением "Иркутск - Тайшет" или "Иркутск - Усть-Илимск", и ты уже на станции Тулун, отстоящей от самого города на несколько километров.
Это очень характерно для некоторых сибирских городов, оказавшихся немного в стороне при строительстве Транссибирской железнодорожной магистрали. Строители Транссиба, как мне кажется, не очень-то считались с небольшими сибирскими городками, встречавшимися у них на пути, и строили железную дорогу больше в соответствии с более удобным рельефом местности, избегая гор, широких рек и болот, где этого можно было избежать. Губернский город Томск вообще остался далеко в стороне, а такой известный в Сибири город, как Енисейск, с появлением Транссиба заглох, и потерял свое значение. Как и другие старинные остроги и поселения. Часто небольшой городок превращался в деревню - его население активно селилось на станции. Так возникли, скажем, Старый Боготол, и станция Боготол, а также масса других железнодорожных станций со старыми названиями.
С Тулуном или Ачинском этого не произошло. В одних случаях город срастался со станцией постепенно, в других - станция так и осталась сама по себе, и вокруг неё выросли дома железнодорожных служащих, пакгаузы, склады, и прочая инфраструктура.
Тулун - на бурятском языке означает кожаный мешок. Этакая седельная сума, или азиатский курджум. Некогда воинственные племена прибайкальских бурят гоняли свои табуны на летние пастбища от берегов Байкала далеко на север, и даже полностью истребили какой-то местный народ на реке Кан, едва не дойдя до берегов Енисея. На этой реке тогда жили енисейские киргизы, которых тоже кто-то изгнал, и они заселили временно пустующие и богатые озерами равнины, где прошла масса кочевых народов, оставив после себя внушительное число каменных баб, курганов, древних могил, напоминающих скифские, где теперь находится Хакасия.
Вот так - енисейские киргизы теперь именуются хакасами, а булгары, которых даже Иван Грозный никогда не называл татарами, при Советской власти вдруг стали волжскими татарами. Казахами называли небольшие племена тех же киргизов, и на месте разных, там, джузов и мелких ханств с богатой историей вдруг возникло сразу несколько республик с обширными территориями и новыми названиями народов и наций. Историю кроят все, кому не лень, каждый на свой лад, но глобальные переселения и завоевания древних орд впечатляют и сейчас. Особенно, когда узнаешь, что венгры, они же мадьяры, они же угры, захватившие в старину земли у озера Балатон - ближайшая родня наших хантов и манси, живших раньше на Урале.
Любое старое название имеет какой-то смысл, но я не вдавался в причины происхождения названия города. Возможно, так называлась долина реки Ия, имеющая форму мешка. Наверное, раньше леса тут были куда гуще, но ближе к железной дороге хороший лес начисто вырубили под поля, оставив у дорог лишь мрачные ельники. Но чуть дальше от города леса ещё хватало, а в полях, где оставалось немало рощ смешанного хвойно-лиственного типа, водилось немало зайцев и диких коз.
Тесть был заядлым рыбаком и охотником, военным в отставке, и любителем тайги. Он и сейчас жив, ему за восемьдесят, и о его былых увлечениях напоминает старое ружье "Зауэр" - вертикальная германская двустволка, да набор сетей и разных рыболовных снастей. На пенсии он не скучал, где-то вначале ещё работал, пропадая в свободное время в тайге на рыбалке или охоте. Ягоду и кедровую шишку он, конечно, тоже брал, как все таежники, но вообще сбором дикоросов увлекаться не любил, и делал это только ради жены, как и обязанности по даче. Моя теща - жена бывшего офицера, была одно время едва ли не единственным в Тулуне врачом-гинекологом. Дама была очень образованная, начитанная, командного типа и властным лицом, доставшимся ей от деда Макарова - тоже, как и тесть, кадрового военного, подполковника артиллерии, участника ВОВ и событий в Северной Корее. Тесть перед ней тушевался.
В то лето тесть неожиданно уволился с работы, и вместе с другими мужиками, уже в возрасте, немного отяжелевшими,но вполне ещё бодрыми, ринулся в тайгу на сбор толокнянки. В бригады. которые постоянно жили в лесах далеко от города, и росли в летнее время года, как грибы после дождя, пожилых людей старались не брать.
Поэтому, первый год тесть с друзьями по охоте и рыбалке только наблюдал, как люди моложе возрастом, тоже жители Тулуна, бросали привычную им работу, и уходили в тайгу на заработки. Результат был налицо. Заготовленный лист толокнянки из леса возили на приемные пункты грузовиками в больших мешках. Принимали лист сразу на нескольких приемных пунктах, и цена за один килограмм варьировала от четырех до пяти рублей. Приемщики сырья, прежде чем взвесить мешок, придирчиво копались в его содержимом, порой вываливая весь лист на поддон или линолеум. Если было много сора, веточек, или другого лесного хлама, цену снижали, а то и заставляли провеять и перебрать всю партию.
В целом один большой мешок сухого листа шел рублей на двести, и осенью, когда я приехал в Тулун с семьей на октябрьские праздники, тесть взволнованно рассказывал:
-Представляешь, многие на машину себе за лето заработали! Сдали лист толокнянки на семь, а то ина десять тысяч рублей! Это сколько же надо центнеров этого листа собрать? Нет, если следующим летом опять объявится спрос, надо идти в тайгу!
Автомобиль "Жигули" в те годы стоил, если вы не помните, в районе семи тысяч рублей, "Волга" - девять тысяч. В жилищный кооператив брали далеко не всех желающих, да и строили кооперативные квартиры очень мало - эти добротные дома, непременно из светлого кирпича, но с довольно тесными помещениями, в небольших городах можно было пересчитать по пальцам.
Частный дом в деревне или на окраине города купить на свои деньги было вполне реально. Но почему-то не престижно. Вроде, как возврат к сельскому образу жизни. Хотя в той же хваленой Америке, наоборот, западло жить в многоквартирных домах. Но о коттеджах и больших благоустроенных загородных домах тогда только мечтали. Стоимость частного дома сильно варьировала. Наиболее дорогим считался, скажем, домик у Черного моря,естественно с виноградником, стоивший в те годы где-то в районе пятидесяти тысяч рублей.
Автомашина у тестя была. Довольно новые "Жигули", которые имели тогда далеко не многие. "Волга" была престижнее, но ела много бензина, да и стоила дороже. Украинские автомобили "Запорожец" презрительно именовали "Запорами", и считали, что это транспорт для пенсионеров и инвалидов. В ходу было больше мотоциклов, но тяжелые мотоциклы "Урал" купить было так же трудно, как и "Жигули". Было время всеобщего дефицита, всеобщего блата, часть населения скопила в Сбербанке неплохие суммы, но не могла свободно купить не только квартиру или автомашину, но и приличную одежду и мебель. Доставали всё, как могли, часто переплачивая, или за взятку, чтобы годами не стоять в общей очереди по списку. Впрочем, дефицитные продукты и одежду в крупном городе достать было проще, и даже интересно. Были даже люди, специализирующиеся на дефиците. Они не были фарцовщиками или спекулянтами, в полном смысле этих слов, но имели нужные связи.
Привлекала людей не возможность купить на заработанные деньги квартиру в жилищном кооперативе или автомашину, а вообще возможность заработать за лето неплохие деньги. Не уезжая при этом на Крайний Север или Дальний Восток.
Чуть позже, я подробно ознакомился с технологией нового промысла. Оказалось, что толокнянка, в отличие от брусники, торчит из почвы не единичным кустиком, а расползается по полянам усами. Усы укореняются, как у садовой земляники, пускают корни, но вся поляна представляет собой единое целое. Это решило исход дела в пользу толокнянки, а не брусники. И спасло брусничники от полного истребления.
Берутся обыкновенные крестьянские вилы на крепком деревянном черешке. Не те дрянные вилы, что порой выпускают для нужд дачников и делают из какого-то сплава, а хорошие стальные настоящие вилы с четырьмя длинными зубцами. Эти зубцы у вил жестоко загибают перпендикулярно вниз, и они становятся похожими на необычные грабли. Таким инструментом очень удобно быстро драть поляну толокнянки, начиная от самого края. Корни растения выдираются из земли, и вся зеленая поляна, ещё цветущая, или даже уже наливающаяся зеленой ягодой, сворачивается ковром.
Получается, конечно, не аккуратный рулон, а некий ворох. Ободрал одну полянку, дери следующую. На одной из полянок из молодых сосен сколачивают в рост человека П-образные длинные вешала. Желательно, в тени, на ветерке. Там плети загубленной толокнянки сохнут, роняя комья земли и лесной сор. Ягодник именно загублен, так как растения выдирают с корнями. При обычной сборке листа брусники или толокнянки справочники рекомендуют срывать только листья. Даже при таком примитивном и даже детском способе любой себе на хлеб с маслом заработает. Были бы только приличные пункты приема этого сырья. Но для хорошего заработка и быстроты дела применяли только такой метод. Станешь тут рвать руками лист, если другие за считанные минуты управляются с целой поляной.
Процесс на этом не заканчивался. После сушки наступало время молотьбы. Это полузабытое крестьянско-колхозное слово опять вошло в обиход. Из автомобильной покрышки вырезали кусок толстой резины и прибивали на палку. Этакая большая мухобойка, какие можно было тогда увидеть в сильно уменьшенном варианте в тех селах, где держали много коров, и поэтому летом страдали от мух. Это и была примитивная молотилка, которой обивали высушенный лист с кустиков.Существовали и специально придуманные барабаны и сита-грохота для обмолота и просеивания листа. Вроде тех, что используют, когда берут много кедровой шишки, и добывают орех. Но эти большие мухобойки применялись чаще, и самым муторным делом было просеять лист, отделяя сухие стебли с корнями и прочий мусор. Наконец, полученный лист ссыпали в мешки и, предварительно договорившись с приемным пунктом о времени сдачи, везли на нанятой грузовой автомашине добычу в город, а то и сразу на станцию. Некоторые приемные пункты располагались ближе к железной дороге, и не мешкая отправляли ценный груз заказчикам вагонами и контейнерами.
Возможно, они то и знали, кому и зачем понадобились целые тонны обычного лекарственного сырья. Знали и лесники с лесничими,и лесхозы, и областное управление министерства лесного хозяйства, которое не надо путать с министерством лесной промышленности. Почему молчали лесники? Наблюдая, как варварски уничтожают многолетние растения, занимающие в лесах значительные площади? Значит, было указание свыше. Не мешать сборщикам.
Ажиотаж продолжался несколько лет. Тайгу под Тулуном давно ободрали, оставив в лесах только незначительные колонии толокнянки, да единичные кустики. Сборщики давно переметнулись в нетронутые леса к северу и к югу от Тулуна, осадив поляны под Братском, Нижнеудинском и Черемхово. Сунулись они и на Байкал, тоже богатый толокнянкой. Там местные лесники живо прогнали сборщиков, объявив, что зона священного озера является заповедной, и нарушителям закона светит большой штраф. Местное население Байкала, живущее рыбалкой, заготовкой и переработкой рыбы и леса, на ажиотажную толокняную лихорадку никак не клюнуло. Люди лишь недоуменно пожимали плечами - мол, ни в Бурятии с Читинской областью, ни в Красноярском крае подобного разгула не наблюдается. Население, мол, порой берет грибы-ягоду-шишку в особо урожайные годы для побочного заработка, но до сбора лекарственных трав ещё мы пока, паря, не опустились. И приемных пунктов такого масштаба там нет. Иной раз поступал заказ от японцев на папоротник или, скажем, грибы лисички, так это им на прокорм, а не для аптечных нужд. Да и не везде эти папоротник и лисички растут. Забайкальцы вообще не ели папоротник, а из грибов признавали лишь грузди и рыжики, презрительно считая все остальные грибы поганками.
Кстати,японцы в те годы, подходили к сбору папоротника в Сибири очень ответственно - с заключением договоров, снабжением бригад сборщиков тарой из особой мешковины, и какой-то особенной крупной солью, которой нужно было пересыпать собранный лист в мешках. Что касается лисичек, то этим промыслом жители мест, богатых данными грибами, занимаются для Японии и сейчас. Жители Страны восходящего солнца понимают толк в полезной пище, а лисички, которые даже никогда не бывают червивыми, идут у них для приготовления сложных гарниров и соусов, и действительно стоят того, чтобы их собирать. Пока что большинство сибиряков для собственных нужд берут больше черемшу, да обычные грибы и ягоду.
Тесть на другой год всё собрал небольшую бригаду тулунских мужиков пенсионного и предпенсионного возраста. Но где им было угнаться за молодыми сборщиками! Они всё же сдали лист толокнянки на приличную сумму, но в следующее лето им помешали дожди, и не выдержали спины и поясницы. Ажиотаж среди местного населения ещё продолжался лет пять. Потом спроса не стало, и промысел затих.
В соседнем Красноярском крае я наблюдал иную картину. Заведующие местными аптекоуправлениями, как правило, обеспечивались на колхозных землях полями для сева лекарственных трав. Работали на таких полях с лекарственными травами больше студентки фармацевтических училищ и факультетов медицинских вузов. Сырье шло на фабрики, где его просто фасовали и развозили по торговым точкам в те же аптеки. Было даже громкое судебное дело, когда кто-то из власть имущих нагрел на этом руки. Приемные пункты дикоросов и лекарственных трав существовали и там, но никакого бума на толокнянку не наблюдалось. Население занималось сбором диких лекарственных трав словно нехотя, потому что не устраивала цена, или собирать трудно и невыгодно.
Существуют места, где лекарственных трав в разы больше, и там выгодно и даже интересно заниматься их сбором, наблюдая красоты природы. Я как-то неделю отдыхал в доме одной профессиональной травницы, живущей на окраине Партизанска у опушки Уссурийской тайги. Знаменитый корень женьшень при мне этой сборщице не попадался, зато она вволю собирала лимонник и прочие удивительные растения этого края. В Хакасии, на озере Черном, где Аркадий Гайдар некогда гонялся со своим отрядом ЧОН за бандой популярного там атамана Соловьева, уже много лет живет известная травница Прасковья, придумавшая лечебницу с кедровыми бочками. Лечебница на озере имеет свои филиалы не только в городах Хакасии и Красноярского края, но и в Геленджике. Всё население деревни Чёрная близ озера собирает в полях и высаживает для лечебниц Прасковьи лекарственные травы. Для того, чтобы посидеть в кедровой бочке под парами этих препаратов из этих трав, совсем не обязательно ехать в Хакасию, богатую озерами с лечебными грязями и солями. Аналогичные кедровые бочки с лечением травами приняты на вооружение многими подражателями.
Но мне все же жаль не былой варварский промысел листа толокнянки, а отсутствие спроса на сосновую смолу-живицу. Неужели синтетическая дрянь полезнее?
По существующему сейчас законодательству каждый гражданин России имеет полное право выписать себе энное количество леса на строительство дома или дачи. На деле это чревато обиванием порогов разных чиновников и должностных лиц, бумажками с гербовой печатью и росчерками согласований всяких, там, никому из нас не нужных и бесполезных в обществе надзоров. Зато начальники лесничеств, которые, вроде бы, теперь не имеют даже права запретить иные вырубки леса, легко могут выписать этот лес себе и своим работникам. А потом выгодно его перепродать втридорога. Этакий малый бизнес на использовании своего служебного положения.
Не было во времена СССР никаких МЧС с их хваленой техникой и полным неумением тушить лесные пожары. Были могучие леспромхозы, с которыми воевали лесхозы и лесничества, имеющие своих пожарных, вертолеты и "Аннушки-кукурузники". И никто тогда не продавал за бесценок какому-то Китаю наши леса. Теперь о предварительном сборе живицы с сосновых лесов, предназначенных для вырубки, даже не слышно, а лес России не только идет эшелонами в Китай, но и сами китайцы давно оккупировали нашу тайгу. Они лезут уже к берегам Байкала, выстраивая нелегальные гостиницы для своих туристов, а на арендованных участках тайги после них остается только перепаханная земля и свалки. Байкал целиком объявлен заповедной зоной, но под эту же сурдинку местные ведомства и министерства мечтают о развитии на берегах озера туристического бизнеса, водоводах, подающих воду из озера в Китай для орошения их полей, и по сути дела, испытывают только шкурный интерес.
Хочется надеяться, что шквал перемен в ближайшем будущем смоет всю эту накипь.