Хмурое туманное утро едва освещало ещё полутемные улицы городка, где жили металлурги комбината и рабочие рудника. Скорее, это был даже не туман, какой бывает морозной зимой, а смог. Самый настоящий смог, какой бывает в Лондоне на берегах туманного Альбиона. Только там, в этом Лондоне или том же Токио смог висит в воздухе, представляя собой скопление аэрозольных частиц тумана, промышленных выбросов в атмосферу из заводских труб, и жуткую смесь из выхлопных газов автотранспорта. Подобную картину мне приходилось видеть в ещё советском Ереване, лежащим в низине Араратской долины, и в Красноярске. После развала Союза почти вся промышленность, лишенная поддержки государства, быстро отдала концы, и воздух стал чище. Нет, некоторые заводы-гиганты дымят, как и прежде, вырабатывая стратегические металлы, вроде никеля и алюминия, которые охотно скупают за рубежом. Медным тазом накрылась пищевая, легкая и химическая промышленность, начиная от сибирских гидролизных заводов, обувных, швейных и кондитерских фабрик с мясокомбинатами, и заканчивая картонно-бумажными комбинатами, работавшие на переработке целлюлозы, и отравлявшими не только воздух, но и почву с грунтовыми водами и водоемами открытого типа.
Вот и местный металлургический комбинат продолжал дымить, и хотя пережил уже пару-тройку кризисов, сумел с помощью финансовых вливаний известных отечественных олигархов выйти со статуса банкрота, и опять выдавать «на гора» металл из местной и привозной руды.
Роза ветров тут преобладала в направлении с запада на восток, и заводской дым из высоких труб гнало более чем за полторы сотни километров отсюда, почти до краевого центра. Где и своего дыма хватало. Но бывали дни полного безветрия, какие-то аварийные выбросы золы в атмосферу, и тогда на город густо оседала пыль, схожая по своему составу с цементом.
Картинка ещё та. Маслом. Только тона и оттенки преобладали больше серые. Как сама жизнь. Стекла домов покрывались грязными потеками, пыль лежала на подоконниках, на листьях цветов в горшках, на балконах, пачкала витрины магазинов и сверкающие лаком новые автомашины. Порой она хрустела даже на зубах, попадала в горло, и прохожие сердито откашливаясь, то и дело плевались, поминая недобрым словом весь комбинат, отцов города, и экологию в целом.
Летом город выглядел чище, и даже зеленым. А сейчас был конец долгой зимы, и очередной аварийный выхлоп из труб комбината, совпавший с полным штилем в атмосфере, окрасил этой мелкодисперсной пылью свежий снег, накануне выпавший на улицы города. Тот сразу посерел, утратив свежесть и яркий цвет, и всё вокруг стало неприглядным и грязным. Это впечатление усиливало тусклое зимнее солнце, едва пробивавшееся сквозь серые облака, а из высоких труб комбината высоко в небе продолжала плыть на город темная хмарь, нагнетая уныние.
Серые дома пятиэтажек, уныло смотревшие тусклыми окнами на мир, серый снег, и грязные трамвайные пути, по которым тащился с комбината в город трамвай, везущий усталых рабочих с ночной смены. В таких, вот, промышленных городах трамвайные пути имеются не столько для удобства граждан, сколько для бесперебойной доставки заводских рабочих на очередную смену и обратно. Ведь промышленные гиганты строились далеко за городом, и лишь спустя несколько десятилетий начали срастаться с жилыми кварталами, если не скверами, так дачами.
К чему я тут описываю серую жизнь провинциального промышленного города, упирая на пыль, тусклое зимнее солнце, смог и грязь? Для контраста. Красавица сейчас появится.
Итак, рабочие ехали с ночной смены в трамвае, сидели и стояли, почти не разговаривая между собой, и созерцая через окна унылую серую картину городских окраин. Скоро дачные остановки кончились, и начались городские кварталы, которые в этом городе какой-то умник додумался назвать номерными микрорайонами. Первый микрорайон, второй, потом сразу пятый, поскольку эта часть города застраивалась постепенно, по мере осушения болот, отделявших ранее корпуса комбината и его дочерних предприятий и заводов, от исторически старой части города. Это были сплошь серые пятиэтажные «хрущобы», которые сейчас в Москве начали потихоньку сносить.
В этом городе о сносе старых домов не было и речи. Хотя, в соответствии со СНиП, принятыми в строительстве ещё в советское время, панельные пятиэтажки разных серий, именуемые в народе «хрущевками» или «хрущобами», рассчитаны всего на двадцать пять лет эксплуатации. Потом их надо сносить, а не ждать, пока проржавевшая арматура не выдержит тяжести бетонных панелей, и плиты перекрытия свалятся на головы жильцов. Куда там! Даже спустя полвека в большинстве городов власти удосужились лишь один раз сменить заржавленные и забитые трубы системы водоснабжения, да еще несколько раз поменять батареи отопления и стояки к ним.
В более приличных городах обыватели, имеющие возможность, давно покинули старые пятиэтажные панельки, переселяясь в новые здания девяти- и двенадцатиэтажных красивых и современных домов. Иные настроили себе на месте снесенных старых частных домов коттеджи с участками, или перебрались в их аналог – просторные загородные дома в два этажа и со всеми удобствами, но в деревянном исполнении из соснового бруса. Здесь местные жители остались верны своим «хрущобам», отзываясь о новых зданиях, которых тоже тут появилось немало, как о слишком дорогих, да сданных в эксплуатацию с недоделками, и упорно делали дорогие ремонты в своих тесных старых квартирах, стараясь идти в ногу со временем.
У иногородних жителей, или недавно приехавших в этот город, такое отношение к своему жилью, уже приватизированному, вызывало лишь недоумение и насмешки. Если человек уже на пенсии, или мало зарабатывает, что в наши дни встречается сплошь и рядом, то его прозябание в старой панельке вполне понятно. Но если его доход позволяет купить не очередную, не очень то нужную ему автомашину, а поменять «хрущобу» на современную квартиру, а он всем говорит, что сделал дома «евроремонт», то это может вызвать кое у кого лишь гомерический хохот. Какой там ещё, к чертям, «евроремонт» с джакузи и пластиковыми китайскими окнами в доме, который пора сносить? Как говорил один из героев Гоголя: «Мне лягушку хоть сахаром облепи, всё равно в рот не возьму!» Пластиковые окна в своих квартирах ставят многие, и это очередной, чисто российский идиотизм, поскольку в той же Германии, где и придумали рамы со стеклопакетами, никто и никогда не поставит рамы из пластика в своих домах и квартирах. Только из натурального дерева, Donner wetter! Поскольку пластик - это не натуральный материал, а синтетическое дерьмо и, как и линолеум годится только для отделки подсобных помещений.
Но вернемся к нашим баранам. К работягам с металлургического комбината и красавице.
Группа молодых рабочих, стоявшая в торце трамвая, ехала слегка подвыпившая, и поэтому, в отличие от других пассажиров, стоящих молча и дремавших в креслах, оживленно беседовала. Парни выпили по поводу премии, впереди у них был выходной, и они имели полное право немного расслабиться. Маты у них в разговоре вырывались редко, но очень непринужденно, и настроение, несмотря на серое утро, было приподнятое. Короче, задняя площадка не очень шумела, а лишь тихо гудела, да порой слышался короткий смешок, шутки, или возглас.
В грязной рабочей одежде домой никто не ездил. Это вам не при старом режиме, и на дворе двадцать первый век. Все были одеты чисто, многие после работы в дробильном цехе, где на грохотах измельчают и просеивают руду, приняли после работы душ. Не говоря уже о рабочих других горячих и вредных для здоровья цехов и заводских корпусов, где руду выщелачивают и плавят. Некоторые были в своей, довольно приличной одежде, в которой не стыдно сбегать и в магазин, но никто не пойдет в ней в гости. А кто и в робе и теплой фирменной куртке. Но, чистых. Такую одежду одевали именно для повседневной носки на работу и со смены.
Короче, эти парни и молодые женатые мужики выглядели вполне прилично. Не какая-то, там, шваль и бичи, а рабочий класс. Все с хорошей рабочей специальностью, квалифицированные кадры, некоторые из которых окончили лицей или колледж от комбината, расположенные в том же городе. А что они были слегка поддатые, а это в наше время не приветствуется, объяснялось молодостью и явным желанием немного скрасить серые будни.
День действительно был серым, как и жизнь от смены до смены, и от зарплаты до аванса. Но местные жители к этому привыкли. Парни, стоящие на задней площадке, успели обзавестись семьями, и жили в отдельных квартирах, с родителями, или без них, а иные пока ещё обитали в заводских общежитиях. Отдохнут после смены, поедят домашней пищи, выспятся, и опять на работу. Должно быть что-то ещё – время на досуг, личную жизнь, зрелища, спорт, и воспитание детей, а ещё на дачу, природу, и вообще жизнь должна быть более насыщенной, ярче и перспективнее. Зарплата должна быть достойной, а не только в обрез на продукты и ЖКХ. Почему, чтобы купить, хотя бы новый холодильник, надо залезть в грабительский кредит? И почему ветеран-металлург получает пенсию наравне с бывшим сельским почтальоном? Что-то не так в этом обществе, которым правит партия олигархов, и пора опять объявлять буржуям войну.
За серыми пятиэтажными панельками пошли первые магазины города, заводской стадион и городской бассейн, и тут в вагон вошла Она.
Городской трамвай, предназначенный для перевозки рабочих комбината туда-сюда, за что в иных промышленных городах, где тоже ходит при крупных предприятиях такой вид транспорта, получил прозвище «Матаня» (от слова мотаться), это, конечно, не зал для бальных танцев. Это там всегда появляется среди приевшихся всем вдов, девушек на выданье, стареющих матрон и старух со знатными фамилиями, некое новое свежее лицо, и взоры всех присутствующих в зале сразу устремляются на прекрасную незнакомку, представиться которой спешат все мужчины. Даже седые генералы с пушистыми эполетами и в орденах, оглядываясь на своих потолстевших и постаревших жен, подходят поцеловать ручку, и засвидетельствовать свое почтение. А отчаянные грубияны, рубаки и красавцы-гусары в своих шитых золотом доломанах, оттирая шпаков, козлами крутятся вокруг юной незнакомки, спеша оставить за собой следующий танец. К негодованию прочих дам. Красота – великая сила!
Такие женщины на трамваях, обычно, не ездят. Они рассекают по городу в хороших авто, и то, чаще не за рулем, как это сейчас часто можно увидеть. Их возят. За рулем сидит хорошо одетый мужчина того же возраста, преуспевающий в жизни, уверенный в себе, но не хам, и всяким, там, «новым русским» до него далеко. Это Джеймс Бонд, Ален Делон, на худой конец, какой-нибудь наш доморощенный атташе российского посольства в Гондурасе. За рулем ездят эмансипированные дамочки, уверенные, что женщина за баранкой – это круто. Это не круто, а в духе времени, и женщина за рулем – это признак некого достатка и даже успеха. Мол, не лыком шита.
Если только молодая женщина не ударилась в маразм, и не ездит на маленькой иномарке веселенького цвета, порой украшенной цветочками. Неестественно яркий цвет такой автомашины говорит о плохом вкусе, и даже инфантильности. У таких дамочек дома и спальня в красных, бордовых или розовых тонах с непременными салфетками и рюшками на подушках, а красный цвет вызывает непроизвольную тревогу, и наводит на мысли, что такие будуары больше подходят для лесбиянок. Маленькие яркие автомашины порой действительно предназначены для дам, но больше для девчонок – ездить на занятия в институт, болтаться с подругами на пляже, и посещать бутики. Естественно, для девчонок, имеющих состоятельных родителей. Для «бизнес-леди», женщин стиля «вамп» и стареющих и не умеющих даже толком парковаться на стоянке, такое авто никак не годится.
Автомашина должна соответствовать статусу своего хозяина, его облику и образу жизни. Как и квартира с одеждой. Пускать пыль в глаза свойственно только глупым людям.
Бывает, что какая-то крошка в очках и огромном парике ездит, наоборот, на огромной престижной машине, подкладывая под зад пару подушек, чтобы видеть дорогу. Особое раздражение вызывают женщины-вамп, ярко, но мрачно одетые, вечно озабоченные и злые, лишенные привлекательности, и не обращающие никакого внимания на мужчин. Они вечно куда-то торопятся, говорят резким сварливым голосом с командными нотками, и предпочитают яркую губную помаду, черную одежду, и отдых за рубежом, где они не ходит по музеям и историческим местам, а делают себе грудь и зубы, посещают салоны красоты и кабинеты массажа, откровенно презирая Кижи, Байкал, и всё отечественное. Так называемые, бизнес-леди, или те из женщин, кто считает себя таковыми, мало отличались в этом городе от женщин стиля «вамп», или прочих серых мышек, встречающихся тут на каждом шагу. Они выделялись не внешностью или одеждой, а наличием приличной машины и коттеджа, деловитостью, занятостью, были трудоголиками, и многое успевали, но все дела и заботы оставляли на их лице печальные следы времени, переживаний и болезней. Увы, за все в этом мире надо платить, а здоровье за деньги не купишь. Деньги дают многое, но много их не бывает. Денег или нет, или их всегда не хватает. За заботами о себе, любимой, следуют заботы о детях, потом о внуках, потом тревожит здоровье родителей или мужа, а годы идут, и красоты не прибавляют.
Что касается тех женщин, которые мнят себя, не «вамп» или «бизнес-леди», а занимаются мелкой торговлей или работают в сфере услуг, то они, едва добившись небольших успехов в своей деятельности, считают себя, не менее, как предпринимателями. Ладно, сфера услуг. Разные, там, парикмахерские, салоны красоты и прочие штучки – это чисто по женской линии. Но считать себя предпринимателем? Кстати, как и многие представители сильного пола, бросившие настоящие мужские профессии, тяжелый труд и романтику моря, неба и гор, и разменявшие их на занятие торговлей. Какие вы предприниматели? Торгаши, если не перекупщики.
Предприниматель - это тот, кто сам производит и реализует свой товар. Только такие люди достойны уважения. Даже купцы прошлых лет были куда лучше – они возили товары своего города или губернии в иные области, чужие страны, в несусветную даль, а обратно привозили то, чего у нас нет. А торговать китайским барахлом на рынке, или на арендованных метрах в «супермаркете», это, пардон, не патриотично, и смахивает на спекуляцию. Купил за копейки, продал чуть дороже.
Сейчас торгуют все кому не лень, другой работы просто нет. Но это не бизнес. Прозябание.
Были в городе и успешные дельцы, а в районе – успешные фермеры. Большинство женщин, занятых в мелком бизнесе, выглядели вполне сносно. Молодые были одеты соответственно своему возрасту, выглядели более разговорчивыми и оживленными, макияж и духи употребляли в меру, но красавицами их назвать было нельзя. Красивые девушки, если и появлялись, быстро исчезали отсюда. В другие города, где жизнь веселее и досуг интереснее, в вузы и колледжи подальше от дома, и выходили замуж за более обеспеченных интересных иногородних парней.
Большинство женщин, занятых в торговле, одевались совсем неплохо, но безвкусно, а то и совсем не обращали внимания на свою одежду, одевая, что придется, имели пышные формы, а то и совершенно бесформенную фигуру, и пили пиво из горлышка, прогуливаясь при этом по улицам с детской коляской. Большинство из них курили, любили поспать, ели жирное и сладкое, мечтали не о Париже, а о Таиланде и иномарке, игнорировали спорт и диеты, совершенно не следили за своими фигурами и здоровьем, порой ругались, как грузчики, а то и выпивали среди подруг, не хуже сапожников. Некоторые их них окончили колледж или местный филиал института по совершенно ненужной им специальности, но писали с ошибками, были вульгарны, и особого интереса у мужиков не вызывали. Впрочем, вполне взаимно. Вот так.
Существовало в городе ещё несколько типажей местных женщин. Совсем молодых и свежих, но тоже несущих на себе налет провинциальности. Немало было женщин более старше возрастом, доброжелательных, хороших мам и жен, вполне интеллигентных, с нужными всем профессиями, но с низкооплачиваемыми должностями. С соответствующим отсюда статусом жизни. Чего им выглядеть привлекательно, быть яркими и веселыми, если задавили кредиты, дорогие продукты, дети и ЖКХ? Женщин надо холить и лелеять. А не делать такими забитыми серыми мышками, вечно серьезными и озабоченными. Для этого надо обеспечить мужчин-добытчиков хорошей работой, а не сокращать армию и не закрывать предприятия.
О прочих типажах лучше умолчать. Если рассказывать о молодящихся женщинах бальзаковского возраста и старше, зимой медленно гуляющих по гололеду тротуара в своих дорогих шубах, с букетом болезней, полнеющих, то придется рассказывать и о легкомысленных девицах в ярких куртках, спортсменках, и прочих разновидностях, включая бомжих и девиц легкого поведения. А там уже и до обсуждения мужских подвидов недалеко. Наш рассказ о красавице в сером городе, а не об эмансипации женщин и деградации сильного пола, который так низко пал, что некоторые молодые особи даже теперь не бреются, поскольку у них и борода-то не у всех растет, и они инфантильны. Спросишь молодого парня, кем он собирается быть после окончания школы, получишь ответ, что менеджером. Торговать с базы пивом в банках или пластиковых бутылках, развозя товар с утра по магазинам, и собирая для начальства выручку и отчетные бумажки, или сидеть в тепле, торгуя мобильниками и разной, там, дешевой заморской дрянью. Нет, чтобы стать летчиком, штурманом дальнего плавания, офицером или геологом. Измельчали наши парни, измельчали. Потерянное поколение…
Далеко не везде дело обстояло так, как в этом городе. Стоит приехать в краевой центр, в котором, бывает, сделаешь все дела раньше других коллег, и ждешь их в служебной машине, разглядывая прохожих, и попивая чаек из термоса. Так вот, в глаза бросается обилие симпатичных женщин, куда лучше одетых, и вообще выглядящих иначе. Более довольные жизнью женщины.
Наоборот, в каком-нибудь провинциальном городке можно увидеть вообще серое население, давно плюнувших на то, как они выглядят. Как-то я долго соображал на одной крупной узловой станции, почему тут население выглядит бомжевато, пока не вспомнил, что кроме станции там имеется большой спиртзавод и ликероводочный комбинат, а рядом в тайге находится немало лагерей с соответствующим контингентом.
Короче, мы опять отвлеклись от темы. Это отвлечение не для красного словца, а чтобы вы въехали в обстановку провинциального промышленного города, бедного на красивых людей.
Дело в том, что для этого городка такие женщины, как эта, впорхнувшая на остановке в трамвай, вообще не характерны. В течение года встретишь на улицах две-три ярких женщины, и долго выворачиваешь потом шею ей вслед, удивляясь, как такую фемину занесло в эту дыру. Яркая, красивая и веселая женщина, хорошо, но не броско и со вкусом одетая – большая, я вам скажу, редкость. Встречаются больше серые мышки с провинциальными деревенскими лицами, многие из которых просто не ухожены. Если их как следует приодеть, сменить макияж, сделать прическу, то многие представительницы стран Европы могут отдыхать. Но, нет – эти местные женщины вечно озабочены, не веселы, задавлены жизнью, нервно курят в подворотнях, на остановках и у офисов, и их лексика оставляет желать лучшего. Такие не могут привлекать, и на них не обращают внимания.
Красивая женщина, честно говоря, встречаются не часто, хотя на самом деле вовсе не большая редкость. Однако, дорогие читательницы, самой природой задумано так, что самцы более привлекательны. Ну, и само собой, те из них, кто имеют в крови повышенный тестостерон, стремятся, как можно больше оставить наследников.
В брачный период звери в лесу меняют свой серый маскировочный облик. Тех великолепных зверей, что показывают нам по телевизору, часто снимают на камеру в лучшие моменты их жизни. На деле в наших суровых лесах все звери и птицы серые, едва ли не мышиного цвета, и порой даже с легким зеленоватым маскировочным оттенком. Это вам не Африка, где можно не линять, и не улетать на лето в жаркие страны, а также не впадать в зимнюю спячку в берлогах и норах, подкармливая блох. Там и теплее, и всякие жирафы с попугаями ярче. Наши медведи и волки, олени и козы, утки и глухари – все становятся краше во время брачного периода. Но самцы несравненно ярче. Посмотрите, как они выпячивают свою могучую грудь, демонстрируют свои ветвистые шикарные рога, яркие хвосты, и дивные голоса, которыми они трубят, поют и громко чирикают, подзывая своих подруг. Самцы бьются за самку, и побеждает сильнейший, от него и будет здоровое потомство. Серенькая уточка или кроткая неяркая олениха терпеливо торчат поблизости, ожидая окончания выяснения отношений между самцами, а яркие селезни и могучие красавцы-олени так и ходят вокруг них, демонстрируя свою силу и красоту.
Наши мужички тоже не ухожены, чего уж там. И одеты они так себе, и не следят за своими морщинами, волосами и зубами, поэтому выглядят не очень авантажно. Есть, конечно, люди со вкусом, но в век автомашин они перестали носить пальто и плащи, которые мнутся, и сменили брюки, о стрелку которых, наглаженную утюгом, можно было порезаться, на мятые штаны неопределенного названия, с вечными пузырями на коленях, и повседневные джинсы. Кстати, броские мужики брутального вида или писаные красавцы в этом городке такая же редкость, как и красивая, веселая и ухоженная женщина. Какой фенотип среды обитания, таков и народ.
Попробуем вернуться к нашей красавице ещё раз. Этак мы не скоро дойдем до финала.
Женщина-красавица неожиданно впорхнула в трамвай через дверь, ослепив счастливой улыбкой парней, стоящих на площадке. Большинство остальных пассажиров сидели и стояли к ней спинами, и поэтому не заметили этот феномен природы. Трамваи на комбинат ходили регулярно, по расписанию, и народа в вагоне было далеко не битком, а часть пассажиров вышла, едва только начались номерные микрорайоны.
Парни на задней площадке, и два-три пассажира у входа, стоящие к ней лицами, видели лицо женщины лишь какие-то секунды. Она вошла, чему-то улыбаясь, и засовывая в изящную сумочку модный смартфон. Должно быть, только что с кем-то разговаривала. Заметив устремленные на неё изумленные взгляды мужчин, женщина потушила улыбку и, взявшись за поручни, отвернулась к окну. Спиной к мужикам, и почти сразу у выхода. Отвернулась она без тени досады, отнюдь не демонстративно, наверное, привыкла уже к тому, что в этом городе на неё пялят глаза, но это её не смущало и не раздражало. Просто это было не совсем приятно, хотя во взглядах этих мужчин, уставившихся на неё, как на икону, не было ничего оскорбительного. В этих взглядах было лишь одно восхищение. Возможно, даже с оттенком изумления. Но не любопытство. Ничего дурного.
Мужики молчали, слегка обалдевшие, и теперь внимательно рассматривали фигуру вошедшей элегантной и эффектной женщины с фасада, норовя увидеть хотя бы её профиль. Посмотреть было на что. Фасад был не хуже вида анфас. Или, если желаете, реверс был не хуже аверса. Несмотря на зимнюю одежду, фигуру женщины вполне можно было оценить. На высший балл. Стройные ноги, обутые в какие-то умопомрачительные сапожки, короткая импортная дубленка, по плечам которой рассыпались дивные пышные волосы, лебединая шея, яркие глаза, ослепительно белая кожа и зубы, совсем не голливудская, а просто шикарная улыбка, соболиные брови, длинные ресницы. Всё было при ней, включая высокую грудь, грациозность, яркие глаза и правильный нос, сам корпус в виде гитары, подчеркнутый приталенной дубленкой, и дивные бедра. Картина маслом, как говорил герой одного фильма. Всё вместе выглядело ярко, необычно, великолепно, притягивающим взгляды, как будто в вагон ворвалось само очарование наступающей весны.
Парни, не отрывая взгляды от женщины, вначале подталкивали друг друга локтями, потом изумленно переглянулись, и кто-то из них удивленно присвистнул.
- Надо же! – сказал, наконец, один из них, отнюдь не робкого десятка, - Какая птичка залетела в наш трамвай! Не иначе, снег опять пойдет!
- Да, уж! – согласился его товарищ, - Парни, я в шоке! Ах, какая женщина! Глазам своим не верю! У нас такие не водятся!
Женщина обернулась. Парни только этого и ждали, и жадно рассматривали её, а лица у них стали ещё более восторженно изумленными. Женщина понимающе оглядела их лица, всё поняла, но и не подала и виду, что является объектом повышенного внимания. Она опять улыбнулась, и у доброй половины парней сердце упало куда-то вниз, до того незнакомка была хороша. К ней подошла толстая кондукторша в штанах и нелепой куртке, и долго стояла, отсчитывала сдачу с протянутой ей женщиной ассигнации. Красавица терпеливо ждала, изящно изогнув руку с узкой кистью, украшенной браслетом в виде двух перевитых змей, и всё это время парни смотрели на её дивный профиль во все глаза, и затаив дыхание.
Начали оборачиваться и другие пассажиры. Женщин среди них было немного. Молодые и не первой молодости, они выглядели усталыми, и одеты были скромно, но чисто. Пару раз они все тоже оглянулись на необычную пассажирку, сразу оценив её внешность, одежду, и даже браслет с пышными волосами. На женщине не было никакого головного убора, но мороз в то серое утро ослаб, иссяк за ночь, да и дело уже шло к весне. «Приезжая!» - должно быть, подумали остальные пассажирки трамвая, и сразу потеряли к ней интерес, как будто мелькнул перед ними кадр из чужой, непонятной им, и красивой жизни. Зато впереди сидящие и стоящие пассажиры мужского пола теперь выворачивали шеи к задней площадке, и красавица явно занервничала от такого навязчивого внимания мужчин всех возрастов. Она огляделась, и на лице её отразилось смутное беспокойство. Проехав всего две коротких остановки, во время которых она всё время находилась под пристальным прицелом мужских глаз, женщина решила выйти. Возможно, она и в самом деле доехала туда, куда ей было нужно.
С непроницаемым лицом она сделала два шага мимо замерших в восторге парней и встала перед выходом, ожидая, когда дверь на задней площадке откроется. И один из слегка поддатых молодых мужиков, обращаясь к друзьям, сказал нарочито громко и грубо, явно стараясь выразить свою досаду и козырнуть перед своими приятелями крутостью характера:
- Надо же, парни, а ведь кто-то с ней спит!
Он сказал несколько грубее, но мы не будем приводить тут этот текст дословно. Парень совсем не был отъявленным хамом, и поэтому даже для его дружков эта фраза показалась чересчур выразительной. Женщина резко обернулась, хотя двери трамвая уже открывались.
Несколько секунд она в упор рассматривала парней, пытаясь угадать, кто это сказал. Двое из них, оценив неудачный комплимент товарища, улыбались во весь рот. Остальным было не по себе и даже стыдно за выходку друга, но все они по-прежнему не отрывали взгляд от её чудесного лица. Лишь один, высокий и худощавый молодой мужик, пристально смотрел на неё с вызовом, и в его глазах отчетливо читались сразу и восхищение, и досада с озорством. Женщина смерила его взглядом. Наверное, она хотела сказать что-нибудь другое, более достойное, но чего там метать бисер перед свиньями!
- Да, такой же козёл, как и ты! – в тон парню, с оттенком горечи ответила она, и вышла, сразу исчезнув за новыми пассажирами, устремившимися на заднюю площадку трамвая.
Самый немолодой из пассажиров вагона, должно быть, мастер цеха, сидевший с края на крайнем от входа сиденье и наблюдавший всю сценку, зааплодировал, захлопав ладонями. И весь трамвай громко расхохотался. Над парнем.