- Взгляните! Это я поймал у себя на даче!
Загорелый мужчина интеллигентного вида пенсионного возраста держал в руках чисто вымытую стеклянную баночку из-под майонеза, в которой копошился волосатый черный паук зловещего вида. Наверное, именно такой зверь собирался сожрать жениха Мухи-Цокотухи – молодого и удалого Комара в стихотворной сказочке Корнея Чуковского. Паук был размерами с добрый советский пятак, имел мохнатые ноги, мощные челюсти и несколько пар фасеточных глаз. Слава Богу, что он сотворил это создание размерами не с черепаху или слона, иначе многим обитателям Земли пришлось бы туго. Вид у этого монстра был недобрым и не местным. У нас в Сибири такие звери не водятся.
Пенсионер обратился не совсем по адресу. Тут у нас не школьный «Живой уголок», не террариум для змей, и даже не общество защиты животных. Помещение, в котором я находился, служило кабинетом отделения паразитологии городской СЭС. В 80-ые годы XX века санитарно-эпидемиологические станции ещё не носили названия городских Центров санитарно-эпидемиологического надзора, все знали их, как СЭС, и в состав противоэпидемического отдела, где я занимался особо опасными инфекциями, обязательно входило отделение паразитологии.
Два врача по совместительству работали там паразитологами, каждый на полставки, а всю основную и нудную работу по обследованию на яйца гельминтов детей дошкольных учреждений и работников общественного питания, пищевой промышленности и торговли продуктами осуществляли три немолодые лаборантки и фельдшер. Фельдшер тут именовался не иначе, как помощник врача-паразитолога, и занимались все они профилактикой заболеваний различными банальными глистами, вроде остриц и аскарид, паразитирующих в кишечнике.
Врачи занимались профилактикой малярии, клещевым энцефалитом, клещевым сыпным тифом и более редкими инвазиями, вроде широкого лентеца, и свиного и бычьего цепня, которых в народе именуют солитерами. На мой взгляд, солитер – это драгоценный камень редкого оттенка и чистоты, и называть так отвратительных паразитов просто нелепо. Изучил всю эту дрянь я неплохо, но больше увлекался малярией, которую тогда завозили в город исключительно из Афганистана и других «горячих точек», и клещевым энцефалитом.
Люди в СЭС приходят разные. Одна бабка, решив, что санитарный врач или врач-эпидемиолог – это всё же врач, начала раздеваться в кабинете, чтобы показать мне свои болячки, и стоило немалого труда убедить её, что здесь не занимаются лечением кожных заболеваний. В другой раз в мой кабинет робко вошла миловидная женщина и показала мне аптечный пузырек, в котором обычно выпускают пенициллин или ампициллин. На дне флакона копошилось что-то мелкое, но не настолько, чтобы не узнать.
- Мой муж недавно ездил в Турцию! – доверительно сообщила она мне, - На левой ноге у него открылась какая-то язва, и он утверждает, что эти насекомые лезут из этой раны! Что это, и как можно избавиться от этой гадости? – Она поставила аптечный флакончик на стол и замерла в ожидании моего ответа.
- Минутку! Я Только гляну на то, что вы принесли, в микроскоп! – И я поспешно вышел в лабораторию, где мои опытные и веселые фельдшер и лаборантки составляли эпидкарты на очередных больных клещевым сыпным тифом. Дело в том, что я понял, что за насекомых принесла эта женщина, но не знал, как ей об этом сказать. Фельдшерицы, давно уже ставшие бабушками, тоже без всякой лупы и микроскопа опознали лобковых вшей, и заулыбались.
- В Турцию, значит, муж её ездил? – подытожила одна из них, - Вот козлина! То-то у этих мандавошек такие крючья большие! Турецкие! Подхватил лобковый педикулез и парит жене мозги, что из раны лезут? У него там какой-нибудь псориаз или фурункул, а он ей очки втирает!
- Как-то неудобно ей объяснять, чем её муж в Турции занимался! – сказал я, - Просто надо объяснить, как от них избавиться. И дело с концом. А то разобьем крепкую советскую семью! Из-за пустяка. С кем не бывает, товарищи женщины? Ну, трахнул он по пьяни в Стамбуле портовую шлюху. Что теперь трагедию устраивать? Санировать надо, а не семейную свару тут устраивать!
Так и сделали. Мужика и его жену успешно санировали, и честь семьи была спасена.
В общем, к разным, там, паукам, мы никакого отношения не имели. По той простой причине, что такие огромные представители этого типа у нас в Сибири никогда не водились. Так, есть разная мелочь, вроде тех пауков, что плетут свои паутины на ветках кустов и в углах старых темных помещений. Животное вполне полезное, и уничтожает комаров и мух. Что жрет такой гигант, я не знал. Поэтому я с интересом оглядел мохнатого монстра в баночке, и уточнил:
- Так уж и на даче? В нашем городе? Может быть, вы случайно привезли его сюда в чемодане из Мадагаскара? Затрудняюсь даже определить название этого зверя!
- Уверяю вас, что на даче! – с жаром воскликнул пенсионер, - И не у меня одного! Они там нарыли глубокие норы, попадаются в траве, иногда сильно кусают дачников, и от этого поднимается температура, место укуса сильно краснеет и опухает, да так, что потерпевшим приходится каждый раз обращаться к врачу или фельдшеру!
- Вот как? – удивился я, - И чем наши доктора это лечат?
Выяснилось, что лечение чисто симптоматическое: снимают боль, отеки, назначают тавегил или супрастин в качестве антиаллергического средства, накладывают компресс и повязку. Укушенных пока немного, и началось это год-два назад. Подобные пауки встречаются только именно на дачах кожевенного завода. На других дачных участках города их просто нет.
Когда пенсионер упомянул дачи кожевенного завода, я вспомнил этот курьезный случай, и понял, что в баночке из-под майонеза сидит, ни кто иной, как черный тарантул. Водится он там же, где обитают скорпионы – на пустынных просторах Средней Азии. Умирать от его укусов ещё никто не умирал. Кроме, разумеется, тех жертв, у кого аллергия на токсины тарантула. В целом, ничего хорошего тут нет, и дачникам надо помочь.
За год-два до визита этого пенсионера в СЭС на кожевенный завод нашего города пришел состав со шкурами крупного рогатого скота в вагонах. Из Средней Азии. В царские времена этот городок уже имел свой кожевенный завод, где вымачивали в чанах, мяли и дубили кожи и шкуры. Причем, это были шкуры местного скота – в окрестностях города в уезде многие сельчане держали коров, овец и, разумеется, лошадей. Советская власть с её коллективизацией поставила на этом крест, а тех частников, кто ещё пытался держать на своих подворьях собственную скотину, вначале просто раскулачили и сослали, а впоследствии душили налогами. Между тем, даже когда кож местной выделки из собственного сырья не стало, в эпоху правления дорогого Леонида Ильича Брежнева за городом построили новый большой кожевенный завод по последнему слову технологии этой отрасли промышленности. Хром и шевро были в моде, имели большой спрос, при кожевенном заводе построили обувную фабрику, но вот шкуры теперь шли сюда из Средней Азии. Местные совхозы и колхозы специализировались теперь только на выращивании хлеба, овощей, кормов, да один из них держал приличную птицефабрику. О том, что некогда в окрестностях города мирно паслись на лугах коровы и овцы, а Московский тракт месили обозы повозок, запряженных лошадями, уже ничто не напоминало. На местный молокозавод и комбинат по выпуску сгущенки молоко возили незнамо откуда. Должно быть, из соседних, более отсталых районов, где не было городов, и упор был на содержание буренок холмогорской породы.
Кожевенный завод, как и положено, находился за городом. Запах моченых шкур и отходов производства, напоминающий запах падали, ещё никому никогда не нравился, и от процесса того, как из задубелой шкуры под действием воды, щелочи, извести, дубящих веществ, красителей и квасцов до получения приятно пахнущего новой кожей черного хрома проходит немало времени. Увы, нынешнее поколение предпочитает синтетическую одежду и обувь, и совсем не ценит всё натуральное. Оно не отличит сафьян от шагрени, хром от шевро, вместо овчины и меха носит синтетическую дешевку, и время шикарных кожаных пальто и плащей, хромовых и яловых сапог, замшевых пиджаков и курток постепенно уходит в прошлое.
Итак, поскольку, кожевенный завод находился за городской чертой, там же для работников завода нарезали и дачные участки. Из расчета шесть соток на рыло. Пардон, на семью. Чтобы, значит, после смены не ехать рабочему человеку на автобусе до дачного общества поливать теплицу и окучивать картофель, а забежать по пути домой на дачу, проверить всходы на грядках и, отмахиваясь от комаров, походить там с садовой лейкой. А уж потом, не спеша, отправиться домой на служебном автобусе, а если опоздал, то на городском. Запахи и миазмы родного кожевенного производства, разумеется, сюда долетали, но зато от воды, куда цеха сливали свои отходы, росло на дачах всё на диво пышно и быстро. К запашку все привыкли, принюхались, зато картофель, капуста и клубника радовали глаз, и дачи свои работники кожзавода очень ценили.
В один прекрасный день прибыли на завод, как обычно, очередные вагоны со шкурами крупного рогатого скота (КРС) из Средней Азии. Но рабочие отказались их разгружать, поскольку по вагонам среди кип просоленных задубелых шкур шныряли эти самые пауки, и страшно кусались. Где-то далеко на юге эти вагоны долго пылились на запасных путях, и самки пауков не нашли лучшего места, как отложить яйца для вывода будущего потомства именно в этом самом составе. И поехали мохнатые пассажиры из знойной пустыни в Сибирь, где летом тоже бывает жарко, да так, что где-нибудь в Европе и не поверят.
Начальство завода вспомнило, что имеется некий договор с СЭС, согласно которому раз-два в месяц в цеха приезжают дезинфекторы, и травят на заводе крыс и бытовых насекомых, вроде тараканов. Во времена СССР дезинфекционные услуги и услуги стоматологов-протезистов были единственными платными медицинскими услугами в стране. Собственно, Конституцию России, где тоже сказано, что здравоохранение в стране у нас бесплатное, никто не отменял. Но сейчас количество платных медицинских услуг растет с каждым годом, зато качество этих самых услуг упало ниже плинтуса.
В общем, кто-то из руководства завода позвонил тогда в дезинфекционный отдел, и даже привез парочку особей на показ. Тоже в баночке из-под майонеза. Тогда этих пауков и отправили в краевой центр, где имелись ушлые знатоки-энтомологи, и те махом определили, что вместе со шкурами КРС в наш город прибыло полчище черных тарантулов. На ПМЖ, как позже выяснилось.
В дезинфекционном отделе тогда согласились – потравим вам тарантулов вместо тараканов. Вот только чем? Пауки и клещи, это вам не насекомые, хоть и членистоногие. У тех тельце состоит из сегментов, но пауки относятся совершенно к другому классу.
Надо сказать, что со времен Никиты Хрущева клещей в тайге и разных сельскохозяйственных вредителей на полях травили исключительно ДДТ. Потом выяснилось, что эта хрень токсична, имеет период полураспада в 40-50 лет и более, накапливается в костях и жировой ткани всех животных и человека, неблагоприятно действует на печень и нервную систему. ДДТ запретили, но вместе с вредными букашками едва не истребили пчел, стрекоз и прочих полезных насекомых.
Автор помнит, как монгольская таможня один раз завернула в наш город состав со сгущенным молоком, в котором нашли следы ДДТ. Восточнее нашего молочно-консервного комбината в стране не было подобных заводов, и во времена распада СССР сгущенка стала местной валютой и объектом бартера. Краевое начальство тогда поручило выяснить, откуда в молоке взялось ДДТ именно нашей СЭС, которая тогда уже откололась от Министерства здравоохранения, и стала называться ЦГСЭН. Ну, а мой главный врач поручил это дело мне. И я выяснил, что во времена развитого социализма ДДТ имел каждый совхоз. На складах. Потом эти склады благополучно сгнили, их снесли, и растащили тракторами и бульдозерами по окрестным лугам тех мест, где ещё сохранилось животноводство. Пасутся на лугах коровки, щиплют зеленую травку, а вместе с ней и проклятое ДДТ, которое, кстати, сыпали с «Аннушек-кукурузников» десятками тонн, выполняя задание партии по плану борьбы с сельскохозяйственными вредителями. Никуда это ДДТ не исчезло, осталось в почве, зелени, откуда и поступало в молоко, жировую и костную ткань. А мы ещё удивляемся, что муравьев и стрекоз что-то мало стало…
Да простят меня читатели за бесконечные отступления от темы рассказа, но раз уж заикнулся об ДДТ, то надо сказать и о других забытых ныне ядах. Этот самый ДДТ я обнаружил позже ещё и на складе самой СЭС. Имелся на территории нашего учреждения старый прогнивший склад, от которого несло хлоркой и ещё чем-то, с куда, более худшим ароматом. Склад собирались сносить, и надо было освободить его от всякого хлама, разобрать, и вывезти на свалку. Своих рабочих в СЭС никогда не было, и в соседней воинской части для этого у командира попросили солдат срочной службы. На складе солдаты наткнулись на месиво, состоящее из разбухших от сырости бумажных мешков хлорной извести и ДДТ. Времен Очакова и покоренья Крыма, хотя местные старожилы уверяли нас, что в начале века на месте СЭС был пруд, позже заболотившийся и ещё позже засыпанный гравием и песком, и когда-то местные гимназистки катались там зимой на коньках. Малярийные станции, учрежденные по всей стране наркомом Семашко, не сразу стали санитарно-эпидемиологическими станциями, и много раз меняли свое место. Так что мешки с ДДТ были не такими уж и древними. По обрывкам раскисших мешков с уцелевшими этикетками мы и определили, что это хлорная известь и ДДТ выпуска начала 60-х годов.
Главного врача СЭС от досады даже перекосило: - Только никому не говорите, что нашли на складе ДДТ! Утилизировать его невозможно, выбросить нельзя, соберут ещё комиссию и заставят опять хранить в наглухо закрытой таре!
- И что будем с ним теперь делать? – спросили мы его, - Солдатам всё равно, они это ДДТ вместе с хлоркой покидают лопатами в самосвал, и на городскую свалку! А оттуда ДДТ непременно проникнет в грунтовые воды и в реку.
- Ну, знаете…Когда тоннами сыпали на поля, об этом не думали. Сколько тут этого ДДТ? Центнера три-четыре? Нейтрализуйте кислотой и на свалку! Куда еще?
В наше время против клещей применяли карбофос. Не тот карбофос, что ныне продают в хозяйственных магазинах в виде невинного порошка со слабой концентрацией препарата, а карбофос в бочках, концентрированный, обладающий огромной убойной силой и не менее убойным запахом. Применяли его только за месяц до начала летнего оздоровительного сезона на территориях многочисленных пионерских лагерей, ревмосанатория и туберкулезного санатория, расположенных в лесу за городом. Каждое крупное предприятие имело тогда свой детский летний лагерь, а ревматологический и туберкулезный санатории принимали своих пациентов из других регионов круглогодично.
По инструкции, травить окрестности от клещей можно было только при наличии самих клещей. Если их нет, то нечего и заливать раствором этой дряни окрестности. И обязательно за месяц до завоза детей, то есть в мае-июне. Но, у нас любят подстраховаться. Мол, случаев клещевого весенне-летнего энцефалита потому и нет, что мы мудро распорядились сделать обработку. Для профилактики. Ещё больше любят рапортовать потом в квартальных и годовых отчетах, что «за истекший сезон обработано от клещей столько-то гектаров в местах массового летнего отдыха».
Наличие самих клещей в зоне отдыха всё же проверяли. Допотопным способом - волокушей из вафельного полотнища, привязанного к бельевой веревке. Много клещей так не соберешь. Для этого надо ходить не по солнечным лужайкам в купальнике с волокушей, что напоминает пикник, а лазить в «противоэнцефалитном» костюме с капюшоном в затененных сырых местах, вроде тех, где растет черемша. Сидят там эти иксодовые клещи на травинках и ветках кустарника близ троп зверей и домашних животных, и ждут свои жертвы. Тепло человеческого тела чуют издалека, и могут передвигаться достаточно быстро. Однако способ с волокушей давно устарел, и клещей лучше собирать в норах зверей и гнездах диких птиц. С помощью специальных тампонов и тех же волокуш.
Для чего это надо? Вирусологические лаборатории краевых и областных центров потом проверяют отловленных клещей на наличие вируса клещевого весенне-летнего энцефалита. Не все клещи заражены этим вирусом, поражающим ЦНС. В Красноярском крае заражено всего 12-18 процентов от общего числа пойманных особей, и места их обитания паразитологи отмечают на картах, разбитых на квадраты.
Итак, для противоклещевой обработки местности однопроцентный раствор карбофоса из гидропультов, а чаще с помощью специального автомобиля, типа армейской дезинфекционно - душевой установки (ДДУ), щедро лился на кусты и траву вокруг лагерей и санаториев. Вот этим самым карбофосом и решили шугануть черных тарантулов, имевших наглость нелегально прибыть в город в вагонах со шкурами КРС.
Я опять отвлекусь, но для пользы дела, сказав, что позже в стране запретили и карбофос. Заводы по его производству в 90-е годы закрыли, и нечем стало протравливать посевное зерно. С ног сбились снабженцы мелькомбинатов и посевных станций, не зная, как теперь бороться с зерновыми вредителями, но в те годы при наличии денег достать можно было, практически, всё. Невзирая на запреты. Криминал расцветал махровым цветом, и где-нибудь на рынке в Одессе или Ростове без труда можно было купить автомат Калашникова или многозарядный карабин производства США. Карбофос на просторы СНГ проник из Европы под торговым названием «Фуфанол». В красивых ярких баллонах и более мелкой фасовке. Как всё просто. Запретили что-то, надо просто сменить название.
У нас в дезинфекционном отделе в лаборатории работала одна тетка с дипломом ветеринара. В качестве лаборанта. Она изготовливала приманки от крыс и выдавала всем дезинфекторам инсектициды, взвешивая их на закаканных ржавых весах с чашками и гирьками. Должно быть, главврач, принимая её на работу, решил, что ветеринария вполне близка к борьбе с грызунами и насекомыми. Так вот, к ней часто обращались разные знакомые, начальство и просто граждане, когда яды и отравы с готовыми приманками, имеющиеся в продаже, не помогали. У неё всегда можно было разжиться препаратами мощной убойной силы, которых в свободной продаже никак быть не могло.
В самом деле – разве можно запускать в свободную продажу такие яды от крыс, как фосфид цинка или ратиндан? Ещё кто-нибудь отравит вместо крысы свою тёщу. В тех порошках и протравленном зерне, что имеются в продаже, чаще присутствуют слабенький зоокумарин от серых мышек, или что-нибудь более солидное, под названием «Крысид». Кстати, если кто-то задумает убийство, то пусть знает, что яд жертве надо сожрать из расчета несколько граммов на килограмм веса, что не реально для отравления человека. Конечно, бывают люди, очень чувствительные к ядам, и даже небольшое количество ратиндана способно вызвать у них сильное внутреннее кровотечение. Вот только нашей полиции не составит труда выяснить, откуда взялся ратиндан, и как он попал в пищу или воду. Существуют и более сильные яды от грызунов, название которых я приводить не буду – ещё обвинят в пропаганде методов терроризма. При их употреблении грызуны гибнут не от внутреннего кровотечения, а из костной ткани в кровь активно вымывается кальций, кровеносные сосуды становятся хрупкими и ломкими, и гибель животного в конечном итоге происходит тоже за счет кровотечения, но по другой схеме.
Мой сосед по подъезду, некий майор пожарной охраны, чудак и холостяк, купил где-то на распродаже недорого мягкую мебель, бывшую в употреблении. С клопами. Клопов в нашем новом доме пока не водилось. Он достал меня просьбами принести ему немного карбофоса. Никакой другой препарат этих кровососов не брал. Я мудро советовал ему просто заехать к нам в учреждение, где лаборантка дезотдела не откажет ему в порции яда. Там и надо то граммов 30-50 на ведро извести. Обои в квартире придется содрать, на ведро извести шарахнуть данное количество карбофоса, и полученной смесью побелить потолок и стены жилища, а раствором промыть мебель и плинтуса. После этого в квартире неделю не рекомендуется жить. Нечем дышать. Но эффект от такой обработки гарантирован. Прочие яды клопов не берут.
И тут нашему учреждению понадобилась печать и подпись этого майора. Позарез. Пришлось идти к лаборантке и изложить ей просьбу пожарного. Ветеринарша понятливо кивнула, но баночки с притертой крышкой у нее не нашлось, и она взяла хрупкую пробирку. Сотни этих списанных устаревшего образца пробирок и чашек Петри пылились в деревянных ящиках на том же складе при лаборатории дезинфекционного отдела.
Столитровая бочка с кабофосом была пуста, а открывать зубилом новую бочку ради одной пробирки не хотелось. Лаборантка на секунду задумалась, и предложила мне взять вместо карбофоса трихлорметафос. Этот препарат запретили раньше карбофоса, но позже ДДТ. Ничего не знаю в природе, что пахло бы так отвратительно. Никакие железы хорька, скунса или вонь того же карбофоса с ним не сравнятся. Жуткий, ни с чем несравнимый запах, способный вызвать быстрое головокружение, тошноту, рвоту и головную боль. Адское изобретение прошлых лет.
- А что, он клопов тоже бьет? – неуверенно спросил я лаборантку, припоминая, что эту дрянь тоже использовали когда-то, поливая слабеньким раствором помойки и места обитания клещей.
- А как же? Ещё как! Его и меньше надо, чем карбофоса! – Лаборантка попросила меня выйти, надела на лицо респиратор, натянула на руки резиновые перчатки, и храбро полезла черпаком в бочку, на которой с трудом отвинтила небольшую круглую крышку-заглушку. Через несколько минут я уже ехал в городском автобусе домой. Пробирка с вонючим трихлорметафосом, трижды завернутая в целлофановые пакеты, покоилась на дне обычного пластикового пакета, и запах яда совершенно не ощущался.
На следующей остановке в автобус ввалилось немыслимое количество дачников и студентов политехникума. Наступил «час пик», и я попал в его самый разгар. Стояло жаркое лето, в автобусе было тесно и душно, со всех сторон меня сдавили потные тела в футболках и платьях. В общем, кто ездил в общественном транспорте, тот знает. Моя правая рука с пакетом и злополучной пробиркой оказалась зажата среди этих потных горячих тел, я пожалел о том, что заранее не запасся флаконом из толстого стекла с притертой крышкой, и почувствовал неминуемый скорый крах всей этой затеи. Кто-то стал отчаянно проталкиваться к выходу, толпа сжалась, и я услышал слабый хруст раздавленной пробирки с трихлорметафосом. Как раз автобус распахнул свои двери на очередной остановке, я разжал пальцы, выпуская пакет, и стал тоже энергично пробираться к выходу.
Едва ступив на землю, я услышал дикий крик. Орал весь автобус. От вони, от ужаса и удушья. Никто ничего не понимал. Жуткий, ни с чем не сравнимый запах не давал дышать, и в считанные минуты автобус опустел. Последним, отчаянно ругаясь, выскочил водитель, и все шарахнулись от автобуса, как от чумы. При такой давке от пакета с пробиркой явно не осталось и следа. Затоптали. Ну, а если кто из пассажиров и влип ногой в вязкую жидкость, прикрытую несколькими слоями целлофана, то дома потом отмоет обувь, ведь препарат вполне растворим.
Чувствуя себя виноватым перед пассажирами автобуса, я при встрече с майором-пожарным честно рассказал ему о неудавшейся транспортировке пробирки, и что из этого вышло. Этот бравый служака понял только, что препарат бесподобен, а случай в автобусе его только насмешил. Он и в самом деле заехал к нам позже за карбофосом, но просил не его, а именно трихлорметафос. Должно быть, майор полагал, что чем хуже препарат пахнет, тем он лучше.
Вот теперь мы подходим к финалу той истории, когда в город прибыли тарантулы. В СЭС решили травить их адской смесью карбофоса и трихлометафоса, а чтобы дезинфектора не дышали и не пропахли этой дрянью, использовали спецавтомашину. Смесь «бульдога с носорогом» применили однопроцентную, этого должно было хватить. В крайнем случае можно было применить и 3-х процентный состав препарата, не больше.
Однако черные тарантулы оказались куда расторопнее и мобильнее иксодовых клещей. Когда струя раствора крепких инсектицидов ударила по кипам шкур КРС, шустрые тарантулы не стали ждать исхода и задирать вверх лапки. Они мигом покинули вагоны со шкурами и устремились осваивать новые территории. После пыльных и затхлых вагонов близлежащие дачи кожевенного завода пришлись им по душе. Они нарыли там нор, и вопреки мнению дачников, выжили в первую зиму. Зима была теплой, снежной, но не морозной, что редкость для этих мест, где в Рождество и на Крещенье в городе лопаются трубы теплотрасс, и пар клубами валит в морозное белесое сибирское небо.
- Ну, ладно! – уверенно говорили следующим летом дачники, - Второй зимы эти твари не вынесут! Куда им справится с нашими сибирскими морозами! Привыкли там у себя в Средней Азии на солнышке жариться! Это им не пустыня Кара-Кум, и не Ферганская долина!
Неизвестно, чем на дачах питались эти хищники, но работники кожевенного завода летом то и дело натыкались на своих участках на их норы, идущие наклонно на неопределенную глубину. Тарантулы подросли, и порой были с воробья величиной. Очевидно, те, что были размером с пятак вывелись в вагонах и просто не успели подрасти. То-то и яда у них было ещё немного.
Охотились на черных тарантулов на дачах, как на сусликов. Выльют в норку трехлитровую банку или ведро воды, а как мохнатый пришелец выскочит оттуда, бьют его плашмя лопатой. И всё же, когда я, спустя лет десять, рассказывал об этом завозе одному из местных жителей, он ответил:
- Они так и не вымерзли! Адаптировались у нас! То и дело встречаются на бывших дачах того же кожевенного завода. И ни одна отрава их не берет!