«Но в час, когда Байкал прорвет массив Шаманских скал,
С лица Земли Иркутск сотрет освобожденный вал».
Александр Шип.
Приезжий, по виду не местный, очень рослый и крепкий, чугунным монолитом встал на причале, разглядывая небольшие суда, стоящие у пирса. Это были больше буксиры да малые рыболовные сейнеры, которые покачивались на волне, и шоркали бортами с навешанными на них кранцами о бетонные стены причала. Вдоль реки Ангары тянулись жилые дома и складские помещения, бочарный цех с небольшой лесопилкой, приличная, но давно нуждающаяся в ремонте верфь, на которой здесь когда-то собирали байкальские ледоколы, и даже гордость лучших британских судостроителей - огромный пароход-паром. Небольшой поселок Лиственничное, запросто именуемый Листвянкой, упирался в крутые скалы, за которыми начинался Байкал. Напротив Листвянки на противоположном берегу Ангары были горы, поросшие лесом, и имеющие нежилой вид, но за ними скрывался порт Байкал, через который во времена строительства Транссибирской магистрали прошла богатая красивыми тоннелями Кругобайкальская железная дорога, позже почти заброшенная.
Листвянку, конечно, нельзя сравнивать с большими морскими портами, имеющими свою акваторию, карантинные причалы, доки и пирсы, волнорезы и бухты, куда заходят океанские лайнеры, и где круглосуточно кипит своя особая шумная и оживленная жизнь. Это всего лишь небольшой поселок у подножья скал, в самом устье реки. Навигация на Байкале короткая, и прекращается в начале ноября, а в июне по озеру ещё носит льды. Но и здесь бывали годы, когда поселок становился многолюдным, на верфи строили и собирали по частям привезенные сюда из далеких стран и городов необычные судна, двигатели и паровые машины, а недостающие детали и элементы выполняли на заводах Иркутска.
Наиболее крупными кораблями, собранными на верфи в Листвянке были ледокол-паром «Байкал», ледокол «Сибирь» и более поздний пароход «Комсомолец». Были на Байкале и суда-лесовозы, и небольшие теплоходы, собранные на судостроительном заводе в Верхнеудинске - Улан-Удэ, или привезенные на озеро издалека. Порт приписки большинства судов Байкальской флотилии с момента постройки КБЖД находился не здесь, а на противоположном берегу реки Ангары на станции, известной как порт Байкал.
Здесь ещё помнили, ходившие по Байкалу несуразные дощатые барки, похожие на современные контейнеровозы, но сделанные наспех, на одну-две навигации для перевозки омулевых бочек, имевших громадные размеры, и небольшие промысловые суда, вначале парусные, а потом дымившие трубами паровых машин. Листвянка - село рыбаков, промысловиков и охотников. Выше в горах идет тропа к отрезанной от дорог деревне Большие Коты, где еще лежит на реке остов драги, на которой промывали на отмелях Байкала и в местных реках золотой песок. Золотая лихорадка в тайге близ Иркутска началась раньше, чем в Забайкалье, где одно время, как грибы после дождя, росли золотые прииски. Работали здесь во времена Сталина и зеки, и местное население.
Позже в Листвянке настроили отели для туристов, появились новые научно- исследовательские суда Лимнологического института, и небольшие прогулочные судна для иностранцев, которые с некоторых пор начали активно посещать Советский Союз и смотреть его достопримечательности.
На этом озере в Гражданскую войну шли настоящие морские сражения, по его льду шли с беженцами отступающие колонны войск генерала Каппеля и 3-й Барнаульский стрелковый полк. Тут убили в старину по приказу монгольского князя русских послов, ехавших по наказу царя в Китай, здесь дважды проезжал в ссылку и назад к своему смертному костру в Пустозерске мятежный протопоп Аввакум, случались сильные землетрясения, а в годы расцвета и оживления торговли везли привязанных к баркасам живых осетров в Иркутск – прямо к столу градоначальников и купцов. На месте Листвянки тогда ещё шумел на ветру лиственничный лес, и высились скалы, а в ручье, бегущем с гор, умелые мужички мыли золото старательским лотком. Барки и шхуны купцов зимовали в сельце Никольское чуть дальше по реке Ангара. Там и ожидал с семьей своей участи неистовый протопоп Аввакум, одним из первых описавших Байкал, и все, кто ходил на судах по Байкалу и Ангаре почитали местную церковь Святого Николы – покровителя моряков. Никольское сохранилось, но там давно нет зимней стоянки, и сельцо утратило свое значение, как и порт Байкал, когда на скалистом южном берегу Байкала пробили новые тоннели, и пароход-паром, перевозивший целые поезда, как и весь отрезок КБЖД, стал не нужен.
Теперь об Ангаре слагали новые песни, романтические, зовущие советскую молодежь покорять тайгу и строить новые города и заводы. Их исполняли по радио популярные певцы, и газеты пестрели заметками о новых великих стройках. Кончались 50-е годы бурного XX века.
******
Утренний туман над рекой развеял свежий ветер с Байкала. Рослый мужик на берегу поднял ворот бушлата, и глубже натянул на лоб черную морскую фуражку. Взгляд приезжего задержался на горной гряде противоположного берега, идущего вдоль реки Ангара. В Иркутске он уже видел подробные карты этого горного массива, и знал, что ещё сравнительно недавно по геологическим меркам, 60 тысяч лет назад, тут произошли большие катаклизмы, Ангара стала большой рекой, и под водой исчез целый горный хребет. Именно из-за этого горного хребта, именуемого в документах Приморским, он - военный строитель, водолаз-подрывник, и приехал сюда, и теперь ожидал катер, чтобы осмотреть фронт предстоящих работ. Фамилию приезжий носил старинную, как у мастера, сработавшего Царь-пушку, и погон с недавних пор уже не носил, числясь в военных ведомствах вольнонаемным бригадиром портовых строителей-водолазов.
Когда-то его звали на Байкал – служить инструктором для подготовки военных водолазов. Вода в озере холодная, сходная по своей температуре с водой морей Северного Ледовитого океана, и кого-то из начальства осенило устроить школу на Байкале – поближе к большим городам и железной дороге. Шло строительство новых объектов оборонной промышленности, стоянок для атомных подводных лодок, скрытых в шхерах и скалистых бухтах Севера, и на Байкале тогда побывать так и не удалось. Разве что проездом, глядя на узкую южную оконечность озера из окна вагона. Теперь, вот, тут предстоит много работы, но что-то не нравилось ему всё это новое строительство, в результате которого исчезнут десятки сел и деревень, давно обжитые людьми места с пашнями, покосами, лугами и бесконечной тайгой.
Опытный и очень уверенный в себе, бригадир Чохов на этот раз был недоволен этой интересной командировкой, оторвавшей его от строительства очередной военно-морской базы на Севере. В этой местности нередко бывали землетрясения, и не было никакой гарантии, что старый седой дед Байкал, уже не раз, устраивающий глобальные катастрофы, не повторит очередной номер, при котором целые участки суши исчезают под водой, реки текут вспять и меняют свое русло, и появляются новые острова, заливы и реки. Стабильности нет. Как всякий кадровый военный, Чохов уважал порядок и стабильность.
Сейчас предстоящая работа по уничтожению целого горного подводного массива, включая священный у бурят Шаман-камень, казалась ему чистой авантюрой. Это тебе не подводные скалы рвать на Балтике и архипелагах Земли Франца-Иосифа. Байкал – явление уникальное, и хотя ему несколько миллиона лет, он не всегда был таким, как сейчас. Прежде, чем приехать сюда, Чохов пролистал материалы, касающиеся геологического строения и состава пород этой местности. На сейсмическую активность в районе озера он не обратил внимания, но его всегда интересовали данные о напластовании осадочных пород древних морей, вытолкнутых подвижкой земной коры на базальтовые и гранитные основания. Рассматривая пласты мрамора, мела или известняка, он каждый раз поражался тому, сколько для этого понадобилось лет, куда и когда исчезли моря, в которых много лет обитали обладатели известковых и хитиновых панцирей и раковин, миллионы которых образовали в течение целой эры напрессованные пласты известняка, мела и мрамора. Даже обычный обломок обкатанного волнами балтийского янтаря, в котором застряла чешуйка ископаемой рыбы или кусок каменного угля с отпечатавшимся на нем рисунком древнего папоротника говорили Чохову о многом, и вызывали живой интерес. Мрамор и известняк с меловыми отложениями часто встречаются в горах, а ведь некогда они были на дне моря. Какие силы подняли эти отложения, сохранив слои, и не перемешав всё в бурую кучу? И куда исчезли потом эти теплые моря, скатившиеся с новых гор вниз?
Вот и теперь он хотел узнать, почему в незапамятные времена Ангара сумела прорвать толщу скал именно в этом месте. Что послужило этому причиной – наличие рыхлых песчаных наносов, непрочные наслоения кварцевых пластов, легко размывающихся в песок, или другие минералы, оказавшиеся не такими стойкими, как гранитные берега озера? Возможно, что здесь просто опустился участок суши, или между горных отрогов была узкая долина, в которую некогда и хлынула Ангара.
Сухие расчеты специалистов Гидростроя, подсчитавших уже весь объем работ, нежелательные явления и плюсы от уничтожения подводной гряды, надо проверить, и не сидя в кабинете, а на практике. Для этого надо предварительно изучить рельеф дна. Тридцать тысяч тонн взрывчатки… Прямо Хиросима! Такой объем аммонита взялся не с потолка, а был тщательно высчитан теми же умными головами инженеров, учитывающих и такие моменты, как взрывная волна, объемы выброшенного взрывом грунта, и объемы воды, которые хлынут в брешь. Опыта подобных подводных взрывов ещё не было нигде в мире, а людям свойственно ошибаться.
Правда, в армии и на флоте думает начальство, а твое дело исполнять. Но, если процесс пойдет не туда, как часто бывает на практике, то начнут искать стрелочника, и вместе с теоретиками будет виноват и исполнитель. Доверяй, но проверяй, вноси коррективы по ходу дела, доказывай свою правоту, пока проект ещё не утвержден окончательно, и есть время.
Масштабы ущерба – тоже не твое дело. Если инженеры утверждают, что волна от взрыва не пойдет до Иркутска, а погаснет на первом десятке километров русла, то значит, для этого у них имеются веские аргументы. Всё остальное, включая участь прибрежной зоны русла реки, которая непременно окажется под водой, тоже не стоит того, чтобы размышлять на эту тему. Задача бригады лишь убедиться в том, что осуществить объем работ и сам взрыв вполне реально, по силам, и в сжатые сроки выполнить все работы. А всё же в голову лезут мысли, что чего-то в этом проекте не учли, а если и представляют последствия, то крайне халатно.
Чаша весов «за» и «против» нового проекта долго ещё качалась туда-сюда, и противников нового проекта было намного больше. Одна за другой приезжали на Ангару разные комиссии, включавшие настоящих знатоков своего дела, маститых ученых академиков, представителей различных министерств и ведомств. Бригада морских водолазов-подрывников, набравших опыт во время прошедшей войны и на строительстве портовых сооружений, была далека от научных дебатов, и уже готовилась к обследованию подводного объекта, подлежащего уничтожению.
Впрочем, сам проект и не предусматривал полный снос скального массива, который венчал Шаман-камень. От отряда требовалось пробить в нем нечто, вроде тоннеля, а точнее – канала. Вот только бывшему старшине первой статьи бригадиру Чохову не нравилась предстоящая операция, хоть тресни. Чем больше он узнавал об озере и возможных последствиях взрыва, тем меньше ему хотелось осуществлять этот проект. Правильно говорят, что чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Ну, чего они так торопятся наполнить Байкальской водой чашу будущего нового водохранилища? От этого потопа убытков больше, чем прибыли, а уж природа пострадает, будь здоров. Лес в зоне затопления тоже ещё не вырублен, и будут потом топляки забивать турбины плотины и гнить, отравляя воду фенолом…
******
-Вы слышали, Шаман-камень на Ангаре собираются взорвать? – спрашивали друг друга инженеры-гидростроители в Иркутске и на берегах очередного Братска, города, который уже неоднократно переносили с места на место. В Восточной Сибири был бум строительства целого каскада гидроэлектростанций на реке Ангара, и это сулило строительство новых городов, крупных промышленных предприятий, и прирост населения. Рвали когда-то строители Днепровские пороги, крупные скальные массивы и крутые гранитные берега. А тут какой-то камень взбудоражил умы. Что за камень такой, с загадочным языческим именем?
Названия, связанные с легендами, этносом и местами былых и действующих мест поклонений эвенков и бурят, чрезвычайно часто встречаются в этой части Сибири. Шаманка, шаман-камень, шаман-скала, так называются ручьи, горячие источники, приметные скалы и камни, и там действительно некогда проводили свои обряды шаманы, а их потомки продолжают навещать эти святые места. Поэтому новость о возможном сносе Шаман-камня вначале никого не смутила. Может только вызвало негодование бурятских лам-буддистов. Хотя буддизм и шаманизм - две разные веры, они смешались у народов Сибири в нечто единое. Буряты приняли буддизм, как и монголы, но продолжали почитать и тех бурханов, которым молились их предки и соседние народы, среди которых преобладали эвенки-шаманисты.
В общем-то, о Шаман-камне знали только в Иркутске, и это название ничего не говорило тем же проектировщикам в далекой Москве, которые на картах рельефа дна Ангары видели Приморский хребет, где эта скала была помечена, лишь, как самая высокая точка подводного массива. Лишь те гидростроители в Иркутске, кто непосредственно знал о подводном горном хребте, скрытом под водой в истоках Ангары, ясно понимали, какие проблемы предстоит решить взрывникам. Вначале строителей удивил не сам проект мощного взрыва, а то, что он ломает целые планы на ближайшую пятилетку.
- Какой ещё Шаман-камень? – недоуменно спрашивали коллеги, - Тот, что в самом устье реки? Что это даст? Все расчеты давно сделаны, и проекты строительства Иркутской и Братской ГЭС утверждены свыше! Никто не позволит срывать теперь сроки строительства, и заново делать все расчеты и сметы. Увеличится сток воды и быстро заполнится ложе нового водохранилища? Теоретически, это так, но тогда придется менять всё, и заново писать проекты, уже рассчитанные на несколько лет. Не может быть! И стоимость работ будет иной, и сроки запуска ГЭС!
- Ну-ка дайте сюда данные по тоннажу воды! – заинтересованно говорили другие, - Это не у нас, это в Москве кому-то не терпится отхватить Госпремию, ученую степень, и проколоть очередную дырочку под орден в своем пиджаке! Хм-м-м… Интересно, интересно. Но чревато.
-Да вы что, друзья? Наш Иркутск тогда смоет к такой-то бабушке! Помнится, генералиссимус Чан-Кайши как-то приказал взорвать одну из плотин на реке Хуанхэ – для того, чтобы сдержать наступление японцев. И что? Хлынуло так, что залило плодороднейшую долину, кормившую миллионы китайцев! Потом был голод, а жертвы среди населения по самым скромным подсчетам достигли пятьсот тысяч человек! Ещё и врали вначале, что потоком смыло целую японскую армию, а о трагедии мирных жителей, которых погибло до миллиона, пытались молчать. Но шум тогда поднялся такой, что Чан-Кайши поспешил сделать заявление, будто это сделали сами японцы.
- Это ещё до Второй мировой войны было дело! – кивал собеседник, - Японцы, устроившие резню в Нанкине, и отличавшиеся по отношению к китайцам крайней жестокостью, тут же заявили, что их потери были минимальными, а вот Гоминьдан угробил сотни тысяч своих мирных жителей, все посевы и запасы провизии. Там не один город залило, а штук семь, и все эти земли были густо населены. Что тут уж говорить о нашем Иркутске? Байкальская вода смоет его до основания, и расхлебывать последствия потопа будут потом много лет! Чистой воды авантюра!
- Типичная авантюра! – соглашались специалисты, - Посудите сами: водохранилища и так зальют самые плодородные земли по берегам Ангары. Те, что уже давно освоены. Леса, луга, поля… А тут ещё такой потоп, что строящаяся Иркутская ГЭС просто не сдержит подобный напор. Её просто скроет потоком воды. А кто автор проекта взрыва Шаман-камня? Не знаем такого… Выскочка, из столичных НИИ. Решил прогнуться, обещая ускорить процесс освоения Ангары! На Госпремию метит, шельма! Хорошо бы ознакомиться с его доводами и расчетами.
- Это дает возможность намного быстрее заполнить Братское водохранилище, и ввести в действие раньше срока все турбины Братской ГЭС. Однозначно. Всё равно авантюра! Как регулировать сток воды прикажете? Да и уровень воды в Байкале резко понизится. Вместо ожидаемого подъёма! Как только пустят Иркутскую ГЭС, на низменных берегах, например в Баргузинском заливе, по проекту ожидается подтопление. А тут наоборот – Байкал обмелеет, и появятся новые острова.
- Не только острова! Пропадут все нерестилища рыбы! Нет, батенька, этот проект не утвердят. У нас любят грандиозные планы! То «Мёртвую» железную дорогу на Севере строим, то подводный тоннель на Сахалин, то канал Обь-Енисей! Хватит с нас и Беломорского канала! Он себя ещё и не окупил, а шуму сколько было? Зарубят этот проект на корню, хотя в Кремле опять репу почешут, и решат, что советским людям всё по плечу! Но не те времена, и минусов тут куда больше.
******
В бригаде Чохова над тем, что произойдет с Байкалом, Иркутском и Ангарой после столь колоссального взрыва, головы никто не ломал. Народ был тертый, всё больше водолазы-взрывники, бывшие фронтовики, которые указания начальства привыкли не обсуждать. В армии думает начальство, на "гражданке" тоже. Сам по себе, фронт работ впечатлял. Это всё равно, что большое плато на суше взрывами подчистую срыть. А тут под водой, да ещё вначале необходимо пробить несколько подводных каналов и кучу штолен. Однако вполне возможно. Было бы хорошее техническое обеспечение, вдоволь аммонита, погода и финансирование работ. Тем более, подводный массив никому, собственно, и не нужен, а русло самой реки станет более судоходным. Взрывная волна, она, конечно, понаделает бед. Но вот о возможных масштабах потопа никто не задумался. Кроме Чохова.
С берега скала казалась совсем небольшой. Не такой, как её себе представлял Чохов, взорвавший за свою жизнь немало скального грунта и гранитных массивов, по сравнению с которыми береговые морские пласты южных морей в виде ракушечника и известняка были сущей забавой. Ракушечник наломает любой и без взрывчатки. Вон сколько катакомб под иными большими городами выдолблено одними примитивными инструментами. Что Париж, что Одесса...
В Одессе после войны переселенцы из Сибири строили себе дома, выпиливая блоки ракушечника прямо под ногами - на месте будущего жилища. Пилили они обычной двуручной пилой или ножовкой, которые, правда, часто приходилось точить. В результате под домом получался идеальный сухой подвал, в котором хранили вино и разную снедь. В те времена дефицитом были цемент и шифер, были бы руки, связи и немного денег. Переселенцы переняли опыт первых коренных одесситов, но только после освобождения от фашистских и румынских оккупантов в Город - герой вошли части НКВД, и мужского населения в городе у моря поубавилось. Всё потому, что в Одессе, несмотря на героев – подпольщиков, при румынах одесситы, кроме евреев и патриотов, начиная со второго года оккупации жили, как рассудили в Москве, слишком уж неплохо, это был курорт для отдыхающих от фронта немцев, и работал не только оперный театр, но и многочисленные кафе и рестораны. Как и в Крым или в Восточную Пруссию, сюда после войны переселили немало народа из других областей России. Они то и рубили известняк, и Чохов сам как-то лазил по тамошним и керченским катакомбам.
Когда-то и Чохов мечтал вот так же осесть в хорошем приморском городке, работать в порту водолазом, и иметь домик с подвалом и виноградником. Да не пришлось – служба была такая, что носило старшину первой статьи из одного порта в другой, с южных морей на Дальний Восток и Крайний Север, а теперь, вот, довелось побывать на озере Байкал и на его единственном истоке – реке Ангаре.
Река была не его стихия, но это без разницы. Вода, она и в Африке вода, морская или речная, но пресная вода хоть не оставляет разводы соли на скафандре, брезентовой робе и всей прочей экипировке тяжелого и легкого водолаза, от которой она со временем коробится, тускнеет, покрывается налетом, и выходит из строя. Зато сама ангарская водичка - как на Севере, холодна. Хотя месяц май, и на носу лето, но где-то у Нижнеангарска и полуострова Святой Нос ещё носит тяжелые льдины, и ветер с озера порой пронизывает насквозь.
Тут, конечно, не днепровские пороги, и всё подсчитали и прикинули до тебя, но Чохов привык проверять все такие расчеты сам. Им, теоретикам, конечно виднее, но практика часто показывает иное.
Здесь, на далекой от, привычных морей, реке Ангаре, на первый взгляд с берега, и взрывать было нечего. Скала, как скала, ничем не выделявшаяся среди других гранитных скал на левом берегу, если бы она не торчала высоким рифом почти посреди реки, ближе к правому берегу. Ясный черт, что это лишь надводная часть огромного скалистого айсберга – протянувшегося подводным хребтом на сотни метров. Иркутяне утверждали, что если в ясную погоду смотреть у Шаман-камня на воду под определенным углом, то подводный скальный массив можно увидеть с лодки. Сегодня туман над Ангарой быстро разогнал ветер с Байкала, и было ясно.
Ветров тут у них хватает, и в каждой местности каждый ветер имеет свое название. Сарма, хиус, баргузин, низовик, култук, шелонник … Название зависит не только от местности, но и от характера самого ветра. Иной ветер был другом старых дощатых барок под парусами, на которых местные промышленники возили меха, рыбу, чай и китайские ткани. Другой налетает внезапно, и так, что перевернет и затопит современное судно, не считая рыбачьих "чаек" и баркасов, которые тонут в священном озере каждый год.
******
В погожий летний день Чохов на обкомовской "Победе"подъехал из Иркутска к берегу Ангары напротив Шаман-камня. Скоро от поселка Листвянка туда же подвалил небольшой катер. Бригадир поднял ворот бушлата, и прыгнул на железную палубу, не дожидаясь, пока с катера подадут сходни. Кованые сапоги глухо звякнули подковками по стальным заклепкам, и бывший старшина с удовольствием оглядел судно и даже тронул широкой ладонью надраенную медную рынду. Медь и бронза тут зеленели и тускнели не так быстро, как на море, но драить всю «медяшку» на судне тоже приходилось, а век устойчивых к окислам сплавов ещё не наступил. Как и пластика. Катер был собран в Германии, трофейный, а не сделан на местном судостроительном заводе, и Чохов подумал, что его привезли сюда в конце 40-х, когда вывозили с территории СВАГ всё, что подлежало репарации. Он перегнулся через борт и смотрел на бурун, а катер по дуге пошел к камню, ради которого он сюда и приехал.
С озера по реке тянуло холодным ветром, и белые барашки волн гнало в сторону Иркутска, откуда и пришла эта нарядная обкомовская «Победа». Кроме Чохова на ней приехали его друг и помощник Санька Вязов по прозвищу Пума, и солидный мужик - представитель Гидростроя, очень легкомысленно одетый в пижонское лёгкое пальто. Для первого ознакомления с Шаман-камнем этого состава было вполне достаточно, и из поселка Лиственничное катер пришел тоже персонально для Чохова. Как будто приехал не бывший старшина первой статьи Чохов, он же бригадир водолазов-подрывников, а какой-нибудь генерал или космонавт. Байкал хотели увидеть многие, и Иркутск давно привык к приездам известных артистов и именитых зарубежных гостей. Космонавтов, правда, ещё не водилось, да и слова такого пока в обиходе не было. Интуристов в те годы тоже было негусто, но из братских социалистических стран и стран Африки, Азии и Латинской Америки гости бывали.
Сам Чохов был одет по погоде. С утра он натянул местную шерстяную байкальскую тельняшку, размер которой для такого мощного торса ему с трудом подобрали, а под бушлатом был ещё и толстый вязаный свитер. Стеганые рабочие брюки и тяжелые кованые сапоги дополняли облик бригадира, специально прибывшего в Иркутск со всей командой из закрытого морского порта на Севере, где они ударно трудились на строительстве причала и волнореза. Выглядел бригадир внушительно, и было ясно, что он играет тут первую скрипку.
Лицо Чохов имел такое, что зря лучше не подходи – вполне дружелюбное, с резкими волевыми чертами, но каждый, кто видел впервые этого могучего мужика, сразу немного робел, и проникался уважением и даже почтительностью. Чохов шагал по земле уверенно, легко, и все ему удавалось. Жизнь улыбалась ему. Он всем был нужен, и всем помогал, все успевал, вот только никак не мог наладить личную жизнь, хотя жених был завидный, а возраст уже торопил. Пора было, наконец, строить дом, завести сына, и сажать деревья, и бригадир порой ощущал смутное беспокойство, что он все же что-то в этой жизни проморгал, прозевал, и тянуть дальше с этим делом не следует. Вон, сколько женщин ходит неприкаянно, поскольку природа ещё не компенсировала убыль мужиков после этой войны, которая унесла столько жизней.
Санька Пума поднялся на борт катера последним, и теперь с профессиональным интересом вглядывался в местный рельеф. Объема предстоящих работ он себе ещё не представлял, поскольку в Обком и Управление Гидростроя ходил один Чохов. Бригадир видел все расчеты, но предпочитал проверить всё вживую, и планировал в ближайшее время заново облазить в скафандре весь подводный гранитный кряж. Только он один из всей его бригады теоретически знал предстоящий гигантский размах планируемой работы, но не ощущал в себе привычного азарта и вдохновения. Предлагаемые изменения в уже утвержденном плане строительства каскада гидроэлектростанций на Ангаре казались не столько громадными по объему работ и своей значимости, сколько настоящей авантюрой проектировщиков. Ладно, вначале посмотрим, что и как, а высказать свое мнение можно позже. Сам Чохов даже не сомневался, что от него ждут в обкоме положительного решения в пользу проведения глобальных взрывных работ.
Ветер с Байкала крепчал, и поднимал белые барашки волн. И это лето? Впрочем, Чохову приходилось работать и в Арктике, но всегда думал, что в этих широтах теплее, чем, скажем, в Архангельске. На остров-скалу бригадир спрыгнул из катера первым, и сразу по-хозяйски облазил и осмотрел гранитную глыбу, прощупал камни руками, цепко замечая все трещины, ямы и неровности. Гранит был ещё тот. Волны за века не смогли обкатать его уступы. Но все основные свои секреты скала хранила под водой. Там, на глубине, течение шевелило сине-зелёные водоросли, и рассмотреть что-либо было невозможно. Тут надо не одну неделю лазить водолазам: вначале налегке в гидрокостюмах с аквалангами, затем уже в скафандрах. Эта поездка была так, обзорной, и предстояло осмотреть ещё левый берег и места ниже по течению, откуда несло холодом Байкала.
Сопровождавший Чохова товарищ из Гидростороя рассказывал, что на Шаман-камень буряты некогда возили подозреваемых в совершении преступления людей и неверных жен. Мол, на этой скале врать Боги не разрешали, иначе лгунов ждала страшная кара. Порой здесь оставляли их на ночь, веря, что если человек виновен, то за ночь умрет. Или его смоют волны.
- Вроде детектора лжи, как в фильме про шпионов? – усмехнулся Санька Пума, - Умереть тут можно только от холода! Или от страха. Хотя, чего тут, собственно бояться? Сиди, да лови со скалы рыбку! Рыбалку-то нам как-нибудь организуете? На байкальского омуля?
Чохов лишь неодобрительно хмыкнул. Не рыбачить сюда приехали. Но инженер- гидростроевец уже терпеливо объяснял Саньке, что омуля летом добывают на Байкале неводом с большой глубины. Вот зимой, на подлёдной рыбалке, другое дело. А лучше весной, когда омуль идет в заливы Малое море, Баргузинский и Чивыркуйский, а также в Посольский Сор. Вот на хариуса поездку можно и сейчас организовать. Только, вот, пока работы невпроворот.
До работы ещё, когда дело дойдет... Проект уничтожения скального массива с Шаман-камнем ещё толком не утвержден. Много времени уйдет на обследование огромной подводной основной части этой гряды. Ещё больше – на устройство минных штолен для закладки зарядов, да и на расчеты. Взрывать предстояло, ни много не мало, не только сам Шаман-камень, но и всю подводную гряду этого гранитного массива, протянувшегося в истоке Ангары почти на два километра. С этого островка объем работ, конечно, не оценить. Можно только окинуть взглядом окрестности, чтобы наглядно знать, где и как начинать. На гидрографической карте и то более ясно, как тянется массив, и как подводить к нему перпендикулярно от левого берега несколько подводных каналов. Они, эти каналы, и займут основную часть работ. Обследовать саму скальную гряду можно и в аквалангах, но с не голяком, а в гидрокостюмах, вода тут холодная. Потом бурить с понтонов в скальном массиве скважины для закладки зарядов, устанавливать помпы и гидрокомпрессоры для отсоса воды, потребуются тяжелая спецтехника и водолазное снаряжение, уйма взрывчатки.
Чохов и Пума постояли, покурили на краю камня, где его обтекали волны Ангары. Каждый думал о своем. Санька Пума ещё не представлял грандиозность взрывных работ, которые намеревались осуществить здесь, и понял только, что их привезли сюда не напрасно, а как опытных специалистов-подрывников глянуть свежим глазом на местный пейзаж. Не прогулка, конечно, а что-то вроде обзорной экскурсии по местам будущих работ.
Чохов знал несравненно больше. Бригадир даже побывал перед поездкой в Иркутск на приеме у наркома, или, как теперь называлась эта главная должность отрасли – министра, имел беседу с представителями Гидростроя и проектировщиками, но и он не был до конца уверен, что проект сноса Шаман-камня утвердят. Первоначально, никаких взрывных работ на этом участке реки не планировалось. Гидрострой был озабочен строительством грандиозной Братской ГЭС, там укладывались в сроки ввода в эксплуатацию крупнейшей в мире плотины и пуска первой гидротурбины, и срочно готовили ложе для будущего Братского моря. В жертву был принесен даже город Братск со старинным острогом, и другие населенные пункты, расположенные по реке Ангара. Сам Братской острог, неоднократно восстановленный, не поленились даже перевезти с Ангары в подмосковное Коломенское, где теперь находится музей под открытым небом, и старинные пищали смотрят жерлами стволов с холма на Москву-реку, как и было при царе Алексее Михайловиче.
*******
Идея взорвать Шаман-камень – скалу-остров у истока реки Ангары, возникла в одном из столичных проектных институтов страны, когда строительство Иркутской ГЭС уже завершалось. На очереди была Братская ГЭС, и целый каскад других ГЭС, который, по мнению энтузиастов-гидростроителей, должен был украсить красавицу Ангару гирляндами огней новых высоковольтных линий, стройными рядами могучих плотин, привольными просторами дивных рукотворных морей-водохранилищ и обеспечить энергией новые предприятия Сибири. Партия опять решила доказать всему миру серией новых грандиозных построек, что советским людям подвластна даже могучая стихия природы.
На деле, уже тогда было ясно, что искусственно созданные моря затопят лучшие земли по берегам реки, под воду уйдут не только луга, поля, населенные пункты, но и часть тайги, которую просто не успеют вырубить. Наряду со всеми благами, которые сулила электрификация Сибири, минусов было значительно больше. Вплоть до того, что девать излишки электроэнергии особенно некуда. Разве что, в Китай гнать, несмотря на значительные потери энергии. Этого не поняли даже сейчас, когда многие энергопотребляющие предприятия Сибири стоят или перестали существовать. Вслед за не особо нужной Богучанской ГЭС, когда даже Иркутская ГЭС работает не на полную мощность, продолжаются безумные планы строительства ещё двух-трёх новых гидроэлектростанций, включая конечную плотину на Стрелке – месте впадения Ангары в Енисей.
Бездумное решение о возобновлении строительства Богучанской ГЭС, заброшенное почти тридцать лет тому назад, и проекты ещё двух плотин на Ангаре обусловлены лишь тем, что для производства алюминия, давно ставшим стратегическим сырьем, требуется очень много энергии. Если СССР гордился своими успехами в выплавке стали и чугуна, и для этого требовались домны и сотни тонн угля, то алюминий сейчас, как и другие цветные металлы, больше идет на экспорт.
В других странах нет и намека на такие богатые ископаемые, и новые хозяева страны сделали из алюминия такое же сырье, как и лес, газ и нефть. И не только. За бугор идет всё ценное, что есть в стране, а россиянам взамен навяливают не всё натуральное, а лишь эрзацы, включая и зарубежные продукты питания очень сомнительного качества. Помнится, раньше в СССР продавались выполненные из натурального мрамора неуклюжие статуэтки шахтеров и балерин, мраморной плиткой, а не импортным кафелем, при желании можно было облицевать ванную комнату, а московское метро поражало иностранцев богатством оттенков мрамора, какого давно нет в Италии. Сами-то европейцы вырубили у себя весь мрамор на дворцы и статуи с колоннами ещё в античные времена.
Теперь россияне привыкли к мебели из опилок с искусственным шпоном, багет для картин покупают не из отечественного дуба, а из китайской пластмассы, вместо мрамора видят лишь мраморную крошку и упорно навяливаемый рекламой опять же искусственный строительный камень. Мрамор идет в Европу на строительство вилл, сотни тонн нефрита – на поделки в Китай, а ценные сорта древесины, включая кап, сувель и мореное дерево заморским краснодеревщикам, у которых стул из нашего мореного дуба или березы идет по цене хорошего автомобиля.
Во времена строительства Братской ГЭС никакого «Русала» и прочих частных корпораций, естественно, ещё не было. Зато были проекты великих строек, программы освоения природных богатств Сибири и строительства в ней новых городов и заводов. Слово «экология» почти не употреблялось, и даже радиация с лучевой болезнью были изучены столь слабо, что из Загорска, где изучали в закрытом городке-«шарашке» свойства радиоактивных минералов, отходы в качестве строительного материала развезли по всей столице. Точно так же особо не ломали репу и над тем, что будет с Ангарой и её берегами, даже если эта полноводная река превратится в болото. Наоборот, великие стройки, где было немало зеков, называли комсомольскими, сочиняли романтические песни о величавой красавице Ангаре, зелёном море тайги, и составы с добровольцами шли на Восток осваивать Сибирь и Дальний Восток.
Сейчас многие заводы закрыты, и даже гвозди завозим из Китая. А вот великие стройки, вроде новых плотин ГЭС, не умерли. Потому, что за алюминий платят валютой. Когда-нибудь люди снесут эти плотины ГЭС, которые, как многие считают, являются гордостью Сибири, и новое поколение бережно восстановит некогда нарушенный природный баланс. Исчезнут загаженные воды искусственных морей, восстановятся заливные луга и пашни, рыбные коски и нерестилища, а на месте уничтоженной когда-то второпях тайги в ложе водохранилищ посадят новые леса и питомники. К природе и водным ресурсам начнут относиться бережно, и никакой алюминиевый король не сможет решать, что, где, как, и кому строить.
Но тогда, в не столь далекие 50-е годы ХХ века, такие стройки не зря называли великими. Газеты трубили о запуске новых турбин, покорении Ангары, тысячи комсомольцев спешили попасть на ударные стройки, чтобы сделать сказку былью, и действительно строились новые города и предприятия, давшие работу многим местным сибирякам и приезжему люду. Этот энтузиазм не разделяли лишь некоторые скептики из числа учёных-экологов, натуралистов и гидрографов, да ещё археологи, которые так и не успели до конца обследовать древние поселения и стоянки, ушедшие под воду вместе с многочисленными красотами природы и артефактами.
Шаман-камень, где некогда бурятские шаманы совершали таинственные обряды, пробираясь к острову-скале по волнам на лодках, чиновники приговорили в далекой Москве уже тогда, когда все проектно-инженерные расчеты были закончены, внесены в план, утверждены, и очередная великая стройка была рассчитана на целую пятилетку. Идея взорвать скальный массив была смелой до безрассудности, авантюрной, дорогостоящей, но многообещающей. Одновременный слив громадной массы воды из Байкала давал возможность быстро заполнить котловину Братского водохранилища, дать в течение короткого времени огромное количество энергии, и значительно ускорить темпы строительства. Иными словами, эта идея давала возможность запустить турбины раньше, и досрочно сдать Братскую ГЭС.
Не следует думать, что всего-то надо было взорвать какую-то одиноко торчащую средь реки скалу, и дело в шляпе. Под термином Шаман-камень понимали огромный скальный массив, протянувшийся под водой на несколько километров. Он, как щитом, заслоняет сток Ангары из Байкала, и недаром гласит бурятская легенда, что это отец-Байкал в гневе запустил Шаман-камень вслед своей дочери Ангаре, убежавшей к красавцу Енисею. Нет, Байкал-отец сделал всё, чтобы она не убежала слишком быстро, и гигантская подводная каменная гряда, вершиной которой и является Шаман-камень, до сих пор сдерживает страстный порыв непокорной дочки-реки. Ангара огибает Шаман-камень двумя рукавами и устремляется дальше, на северо-запад к реке Енисей, хотя люди и ставят на пути у неё различные преграды в виде плотин и дамб. Шаман-камень сам является природной плотиной, и без него Байкал не был бы таким глубоким.
Некогда, этот скальный массив был левым берегом реки, а берега самого озера Байкал имели совершенно иные очертания. Остров Ольхон с Ушканьими и полуостровом Святой Нос островами являются остатками подводного Академического хребта, и в древности могучие природные катаклизмы обрушили берега, опустилось в страшную тектоническую трещину в земной коре дно Байкала, и горные вершины и отроги хребтов исчезли под водой.
Вначале скалистые берега озера, этакая скальная чаша, ещё вмещали потоки воды, скатывающиеся с тающих ледников, и Байкал казался бездонным. Очевидно, что значительно позже произошло смещение пластов коры, где-то берега поднялись, а где и опустились. Тогда-то и нашла Ангара новое русло, вспенившись, размыла берег, хлынула, меняя русла других рек, и стала великой большой рекой, убежав далеко к Енисею. До этого она была просто речушкой, и правы легенды, гласящие, что она убежала. Но ничего не смогла поделать с Шаман-камнем. Эта подводная горная гряда просто ушла под воду, оставив только одинокую скалу, которую Ангара обогнула, и хлынула мимо незадачливого жениха реки Иркут к красавцу Енисею.
Так что задача предстояла не из разряда легких работ. Надо было уничтожить целый древний гранитный берег. Это вам не старый фугас, оставшийся с войны ржаветь в земле, рвануть, подцепив детонатор, и отсиживаясь в тени. Предстояло пробить в толще подводного скального массива несколько подводных параллельных каналов, заложить в них десятки тысяч тонн взрывчатки, но идея провести не мыслимый по своей мощности взрыв всех зарядов сразу, сейчас совсем не кажется убедительной. По идее – одномоментный взрыв должен был вызвать нечто вроде всемирного потопа, когда огромная масса воды хлынет в освободившееся от камня пространство и, уничтожая всё на своем пути, ринется вниз по реке. Почему проектировщики решили устроить не серию мелких взрывов, а провести грандиозный единый взрыв, сейчас уже не важно. Важно, что такой проект существовал.
Гидростроители теоретически рассчитали всё, учитывая и мощность взрыва, и его последствия, количество взрывчатки, зоны затопления, уровень падения воды в озере Байкал, и прочие моменты. Воплотить безумный план, сходный с сумасшедшей будущей идеей поворота сибирских рек в Среднюю Азию для спасения Арала и хлопковых полей, могли и сами гидростроители. У них хватало специалистов с опытом подводных взрывов, особенно тогда, после отшумевшей большой войны. Но всё же пригласили особую бригаду, трудившуюся на стройках Министерства Обороны страны. Руководил бригадой подводных подрывников, как уже заметил автор, широко известный в узких кругах бывший старшина первой статьи Чохов.
*******
Бригадир Чохов смолоду был дядечкой крупным, заметным, и хотя никогда не высовывался, сразу становился в любой кампании притягательным центром внимания, уважительного общения, и даже беспрекословного подчинения. Он обладал даром притягивать к себе людей, как некий магнит, объединять их в дружный коллектив, имел редкое природное обаяние, решал всё быстро, умеючи и со знанием дела, и сам не чурался любой работы. Его внешний вид соответствовал характеру, и любое вмешательство Чохова в возникающие вопросы решало исход дела. Даже злые урки, которых тогда часто кидали на строительство разных объектов в качестве чернорабочих, как-то линяли, и больше молчали в присутствии этого человека, как будто Чохов давил их своей мощной аурой.
На стройках того времени осужденных было немало. Эти были уже не те, кого хватали перед войной по любому доносу, предъявляя обвинения по статье в измене Родине только за общение с иностранцами или неосторожное слово. Среди послевоенных зеков преобладал не только уголовный элемент, выпущенный наркомом Берия по амнистии, и наделавший бед даже в Улан-Удэ. Столица Бурятии тогда пережила времена, сходные с сюжетом фильма "Холодное лето 53-го года", и стала промежуточной станцией для возвращавшихся с зон уголовников. Теперь среди зеков было немало бывших советских иммигрантов и военнопленных, попавших из одних лагерей в другие, а также мнимых и настоящих повстанцев, вроде бандеровцев и «лесных братьев».
Бригадир, когда на строящийся объект пригоняли очередную партию осужденных - рыть котлован или дробить породу, блатных не жаловал, и тунеядцев отсеивал. Есть шанс – работайте, не нравится работать самим, дуйте на другие великие стройки жечь тайгу на месте будущих водохранилищ, рыть руду и уголь, валить лес. Это объект оборонного значения, и харчи здесь - не лагерная баланда. Кому не нравится, отправим назад. В присутствии бригадира урки быстро тушевались, подчиняясь непонятной силе убеждения, исходившей от него. Меж собой они говорили, что Чохов – прирожденный атаман, которого короновали бы на любой зоне, да вот к уголовному миру бригадир никакого отношения не имел. Что касается самой бригады, которую он сколотил из фронтовых водолазов и взрывников-саперов, то там люди относились к нему любовно - беспрекословно, ласково именуя за глаза Батей, хотя Чохов был ещё сравнительно не старым мужиком, и даже не успел завести семью.
Чохов успел повоевать, стать лучшим специалистом своего дела, но оставался человеком, известным только в определенной узкой среде. Он брался за любую работу, когда считал её интересной, и очень неохотно бросал свою бригаду туда, куда требовало начальство, если работа не вызывала, ни интереса, ни убеждения в её значимости. Со временем, в верхах научились ценить мнение бригадира, и Чохов стал вхож в кабинеты с красными ковровыми дорожками, где отстаивал свои убеждения, внося существенные поправки в проекты и планы. По пустякам его бригаду никогда не тревожили. Он был нужен, и его люди без дела не сидели.
Санька Пума обожал своего бригадира. Он и сам был парень, хоть куда, в теле, сильный, с пружинистой легкой походкой, и этим смахивал на своего шефа, хотя фактурой был значительно мельче. Не хватало Пуме и солидности. Он оставался молод телом и духом, ребячливо озорным, хотя прошел с бригадиром Чоховым всю войну, имел два ранения и немало боевых наград, легко гнул пальцами пятаки, давно обзавелся семьей и оброс детьми. Жена Саньки всё время была беременна и сидела дома, а он мотался с бригадой с одной стройки на другую, и всё никак не мог остепениться, осесть в одном из хороших городков на постоянной работе, и воспитывать свою ребятню, которую видел лишь в перерывах между разъездами. Не хотелось бросать бригаду, сколоченную из бывалых фронтовиков – водолазов, саперов и подрывников, которые так и не расстались с взрывчаткой, взрывными шнурами, детонаторами и взрывателями, и эхо этих взрывов сопровождало их жизнь спустя долгие годы после отгремевшей войны.
Вначале в бригаде были одни лишь водолазы, портовые и из ЭПРОН. Все, как на подбор с мощной грудной клеткой, вмещавшей сильные объемные легкие, неторопливые на вид, но шустрые на деле, знающие подрывное дело, и даже неплохо знающие толк в том, что раньше умели лишь горные инженеры, да гидростроители. Но время шло, требовались новые кадры, и отряду придали звено легких водолазов, бурильщиков и профессиональных взрывников, а также обучили всю бригаду на курсах и на практике новым профессиям.
Учебные базы военных водолазов и водолазов - строителей появились в стране именно на базе ЭПРОН, созданной для подъёма затонувших кораблей, или ценностей с них. За годы своего существования водолазы ЭПРОН выполнили столько операций, что часть из них была даже засекречена НКВД, и пресса не узнала о том, что иные легендарные сокровища некоторых известных затонувших судов уже найдены, подняты со дна морского, и пополнили золотую казну страны. О ЭПРОН писали лишь тогда, когда этой организации удавалось не только поднять затонувшие во время войн корабли, но и вернуть их в строй. Зачем сообщать общественности о судах с золотом, принадлежащих иностранным державам, и погибших в море у наших берегов?
Поэтому об особо интересных подводных объектах, сходных с приключенческими романами о пиратах, кладах и затонувших сокровищах эпроновцы особо не распространялись. Сам Чохов наиболее интересным своим делом считал недавний подъем германских подводных лодок Кригсмарине новейшей серии, законсервированных и оставленных под водой в конце войны у острова Рюген в Балтийском море по приказу адмирала Дёница. Очевидно, что преемник фюрера адмирал Дёниц рассчитывал, и не без оснований, что взяв Берлин, британские и американские войска совместно с Вермахтом и Кригсмарине устроят новый поход на Москву. Именно поэтому немцы в конце 1945 года стремились сдаваться в плен британцам, которые собрали целые дивизии военнопленных в лагерях, просеяли их в поисках военных преступников, но по приказу Черчилля не спешили расформировать и отправить трудиться в тылу. Подводные лодки, спрятанные на дне у острова Рюген, были в полной боевой готовности, и в любой момент могли принять на борт обученные экипажи в аквалангах для продолжения войны. Искали их долго, обшарив все берега бывшего легендарного острова Буян, упоминаемого Пушкиным. И нашли.
******
С бригадиром Чоховым Санька дружил крепко, и не представлял себе жизни и работы без него. Это была не просто дружба. Чохов был для Саньки абсолютным авторитетом, вроде умного и бывалого старшего брата, который и в беде не бросит, и выберется из любой ситуации, и умеет и знает практически всё, за что бы, не брался. Впрочем, уважали Чохова в бригаде все. Знали его с фронта, а за годы совместной работы на стройках страны прикипели к нему ещё больше.
Чохов брался только за самую интересную, сложную и высоко оплачиваемую работу. На мелочи его бригаду никогда не кидали, да и кинуть не могли, поручая всегда только очень ответственное и очень нужное дело. И не зря грудь бригадира Чохова и после войны украшали новые награды, уже трудовые. Только не носил он их на своей широкой, выпуклой, как котел, груди. Хранил в шкатулке у матери, живущей в небольшом городке на берегу реки Волги. Заглянет иной раз в эту шкатулку, ещё бабкину, с потускневшими речными жемчугами по краю крышки, пошевелит толстым пальцем яркие медали и чуть потускневшие ордена, опять закроет. Некуда ему было их надевать. Праздники он дома почти не встречал, находясь в очередной командировке, а на торжественные собрания и в гости никогда не ходил, ссылаясь на занятость. Костюм тонкой шерсти пылился в шкафу, да и не шла гражданская одежда бригадиру, колом сидевшая на его могучем теле.
После войны с одеждой ещё многие годы было туго, и многие мужики так и носили домотканые рубахи, похожие то ли на косоворотки, то ли на гимнастерки, а штаны портнихи шили им, похожие на галифе – с сапогами носить. Конечно, с годами, да ещё имея длинный рубль, обросли взрывники приличной одеждой, но на работе так и ходили, одетые сплошь, даже не в хаки и защитного цвета полувоенную одежду, а в робы и крепко шитую форму водолазов ЭПРОН, без погон и знаков различий с шевронами. Типичный водолаз тех лет - бушлат со свитером, китель с тельняшкой, роба и тяжелые крепкие сапоги.
Обещал Чохов бригаде, что бросят они кочевую жизнь. Вот только подвернется хороший город у моря, где можно будет заниматься подводными взрывами в порту. Водолазы да взрывники нужны всегда, а на шахтах и открытых карьерах им делать нечего, только пыль глотать. Только море. И начальство в «Союзвзрывпроме Минстроя СССР» обещало ему подыскать что-нибудь подходящее и постоянное. И потому жены взрывников терпеливо ждали, когда же их мужики, наконец, уж нагуляются по белу свету, и заживут, как все нормальные люди.
Пару раз Чохову предлагали ответственную работу на богатом урановыми рудами новом промышленном объекте. Недавно открытом. Эту руду, нужную для создания атомного оружия и развития новой отрасли энергетики искали давно, ещё при наркоме Берии, начиная с 1943 года. После войны на полевые изыскания бросили сотни геологов и рабочих с поисковыми радиометрами. Урановую руду по крупицам везли из Чехии и Германии, добывали на Украине и на Урале. Крупных хороших месторождений, подобных тому, что было у Бельгии в Конго, никак не попадалось. Считали даже, что этот металл и его аналоги, вроде плутония, могут залегать только на очень большой глубине, и добыча открытым способом невозможна. Но потом воля наркома, бывшего, кстати, отличным организатором, и труд тысяч людей, включая множество зеков, работавших за пайку в урановых каменоломнях, сделали свое дело. Уран обнаружили во многих местах, и выбрали наиболее перспективные месторождения. Только не захотел Чохов ломать руду в далеких забайкальских степях, где, как рана в теле Земли, рос огромный карьер, похожий на тот, в котором в Якутии добывали алмазы. О лучевой болезни тогда знали ещё очень мало, и тут решающим фактором было то, что степь – это не море, и опыт подводных взрывов на урановом руднике не пригодится. У каждого есть мечта. У бригады такой мечтой была не только оседлость, но и интересная нужная работа, когда есть свое небольшое судно, акватория, солнце, море, и домик на берегу.
В общем, на урановое месторождение бригаду так и не занесло, а вместо этого Чохова вызвали в Москву в «Союзвзрывпром Минстроя», чтобы поручить оценить работу, аналогов которой в мировой практике взрывного дела ещё не было. По своим масштабам и объёмам, когда сразу взрывают тысячи тонн аммонита на большой площади. Речь шла о работе в Сибири, но на реке Ангара, где затеяли строить целый каскад гидроэлектростанций.
Ездить в поездах Чохов не любил. Тесно ему было в маленьких купе и узких вагонах. Его мощная фигура одна занимала целое купе, и он не умещался на спальных полках, не рассчитанных на Гулливеров и Гаргантюа. Когда он выходил курить, то занимал собой целый тамбур, а в туалет протискивался боком, нагнув голову. В Иркутск его бригаде предстояло лететь самолетом, но в Москву Чохов ездил один, поездом, и имел там разговор с главным инженером «Союзвзрывпрома» Докучаевым. Тот объяснил ему, что проект по строительству каскада ГЭС на Ангаре давно утвержден, и выполнены все расчёты по объёмам воды, необходимым для заполнения водохранилищ и ввода плотин в эксплуатацию. Но есть мнение, что процесс можно ускорить. Для этого необходимо взорвать в истоке реки Ангара мощный скальный массив. На протяжении нескольких километров, и с помощью подводного взрыва. Докучаев показал Чохову карты, схемы расчетов, и сказал, что изыскательные работы на озере Байкал и реке Ангара уже проводились другими ведомствами, ратовавшими за взрыв, и даже не согласовавшими свое мнение с мнением руководства «Ангарскгэсстроя» и начальником строительства Иркутской ГЭС.
Идею этого взрыва проталкивал с 1957 года некий главный инженер Григорович, работавший в "Гидроэнергопроекте", и его расчеты одобрили в высоких кругах. На это он, собственно, и рассчитывал - в верхах оценят ускоренный ввод ГЭС в эксплуатацию, а остальные детали дела утрясутся потом. Труд целых коллективов, работавших над более ранними проектами, и совершившими уже колоссальную работу по подготовке и освоению утвержденных на годы планов мог накрыться медным тазом, если проект Григоровича утвердят в Москве. Но там не спешили. Все изыскательные работы провели, и подсчитали, что на дне реки Ангара взрывами надо пробить семикилометровый канал с шурфами и колодцами на левом берегу, в который необходимо уложить сразу тридцать тысяч тонн аммонита. Канал должен быть высотой три метра, и около двух с половиной метров в ширину. Все остальные, кто позже побывал на месте будущих работ, включая Чохова, должны были дать свои отзывы.
У этого проекта, пока не опубликованного в средствах массовой информации, уже имелось немало противников. Речь идет о миллионах кубометров воды, которая разом ринется в образовавшуюся брешь, и уровень Байкала резко понизится. Возможно, есть иной метод подхода к этому делу. Более щадящий. Скажем, бурение скважин с закладкой в них мощной новой взрывчатки, не чета аммониту. Возможно, можно будет обойтись без подготовки канала, и по иному решить вопрос.
Ещё будет лучше, если этот проект, ставящий под угрозу существование озеро Байкал и его притоки, вообще на корню зарубят, как неперспективный, и наносящий непоправимый вред экологии и существующему пошаговому многолетнему плану строительства каскада ГЭС на Ангаре. В итоге, в Москве бригадиру водолазов-подрывников сказали:
- Короче, товарищ Чохов, будь на месте в Иркутске, оцени там сам со своей бригадой всё на месте, и выскажи нам свои соображения. До тебя там лазили тоже люди не глупые, кандидаты и доктора наук, собаку съевшие на гидростроительстве и теории подводных взрывов. Но нам надо мнение практика. Не важно, каким оно будет. Надо будет, останешься там и будешь взрывать скальный грунт на дне Ангары. Посмотришь, оценишь, ознакомишься со всеми выводами и расчетами. Все необходимые расчеты и материалы тебе дадут. Если что, подключим общественность и науку, и взорвать не дадим. Так что, дуй в Иркутск, куда уже собираются гнать вагоны с тоннами взрывчатки, и в течение мая-июня всё там осмотри, прикинь, и составь отчет о своих соображениях. Полномочия у тебя будут, прямо как у члена Академии Наук, деньги выделим, на рожон там не лезь, а вникни так, как будто от этого зависит судьба всего озера. Ну, и Байкал не забудь посмотреть. С Богом!
******
В течение недели Чохов неделю лазил на моторной лодке и на рыбацком боте в истоках реки Ангары, промеряя глубины, и сравнивая рельеф дна реки с данными карт и схем, полученных в результате изыскательных работ. Его парни сделали десяток-два погружений, используя не тяжелые скафандры, необходимые для работ на больших глубинах, а легкие водолазные костюмы, маски и акваланги с ластами. Тогда, во второй половине 50-х подобное снаряжение на Ангаре было делом почти невиданным, и за водолазами с интересом наблюдали местные жители. Стояло хорошее лето, почти без дождей и сильных ветров с Байкала, и небо было ясным, а вода холодной и прозрачной.
На флоте интересовались подготовкой группы военных водолазов на Байкале для последующего использования их в условиях Севера, и гидрокостюмы, спасающие от холода, уже применялись, хотя и импортные. Но для работ на дне использовали всё же скафандры, давно проверенные временем, и очень нужные для морских работ. О создании целых подразделений, оснащенных легкими водолазными костюмами, мобильных, и хорошо обученных, только мечтали. Не худо было иметь такие отряды на флоте, но время и обстановка больше требовали именно тяжелых водолазов, способных долго работать на морском дне. Один из представителей Северного флота даже посетил дебаркадер, с которого шли погружения и, оценив мощных подвижных водолазов - подрывников, посетовал, что на флоте не хватает хорошо обученной молодежи. Мол, надо ковать молодые кадры, а некому. А вы фронтовики, и опыта работы на дне не занимать. Не хотели бы поработать год-другой в качестве инструкторов?
К подобным предложениям Чохов давно привык, но работа в «Союзвзрывпроме» его вполне устраивала. Тем более постоянно работать в условиях Севера – далеко не фонтан, и без того там часто приходится бывать в командировках. Бригаду кидают туда –сюда, поскольку нужных людей не хватает, и мотаться всем надоело. Несмотря на хорошие заработки и льготы. Пусть на глубине работают молодые. Сейчас всё быстро меняется, и инструкторов подыщут на флоте. Его парни, и так без конца проходящие медицинские осмотры, свое отслужили. Да и возраст уже не тот. В будущем его бригада будет работать на небольших глубинах, и о перегрузках и кессонной болезни думать не придется. Да и мобильность у легких водолазов выше, чем в тяжелых скафандрах, что было очень важно и на фронте. Скафандры для них тоже хорошо знакомое дело, но постоянная работа на больших глубинах с течением времени сказывается потерей реакции и физического состояния. Не говоря уже о здоровье. Холод и кессонная болезнь никого ещё здоровым не сделали. С техникой сейчас стало лучше, и появились плавкраны и более сложные машины для морского строительства, что значительно облегчит работу водолазов. Так что, закончим ещё сезон-другой, и швартуемся навсегда в хорошем южном порту. Типа Одессы.
Вот если бы армейцы или флотские предложили интересную работу за рубежом, в теплых морях! Например, на Кубе. Парни совсем не избалованы южными морями, и всю жизнь только взрывали и строили. Жаль, что нет уже такой организации, как «ЭПРОН. Интересная была работа, и подъём затонувших кораблей всегда будоражит кровь. Старинные фрегаты с казной неведомых стран и награбленными где-то сокровищами - совсем не сказка. Море хранит на дне куда больше ценностей, чем их есть на суше. Вот только поднимают сейчас ценности с затонувших судов больше за рубежом, и стоят подобные изыскания и работы очень дорого.
Подъем судов, затопленных во время войны, конечно, и сейчас продолжается. Но они - водолазы – подрывники, строители монтажных подводных работ, а там техника работы иная. Понтоны, мощные установки для отсоса ила и грунта, даже батискафы, а не гремучая ртуть и тринитротолуол с динамитом, аммонит и аммонал, всякие, там, детонаторы, а также лебедки, тросы и тали. Водолазы – диверсанты сейчас не нужны, зато строек в новых и восстанавливаемых портах в стране хватает.
В порту Байкал бригаде предоставили общежитие плавсостава, но вечерами взрывники собирались у костра. Порт был небольшим, от Ангары его отделяли крутые сопки, которые местное население называет Баранчиками. О причалы, где притулились две старые баржи, билась байкальская волна, орали чайки, между складами бродили козы. Байкальская флотилия была небольшой, и летом суда заходили сюда редко. Зато где-то у деревни Большие Коты ещё работала драга, черпая золотоносный песок прямо с отмели озера. Золота попадалось немного, и драгу собирались загнать в русло небольшой реки. Снабжение у работников прииска было отменное, они получали в обмен на золото боны, которые отоваривали на спец. складах. В порядке исключения с этих складов водолазам подбросили хороший сухой паек, и пообещали выделить, если нужно, партию зеков. Для работы на подхвате. Чохов прикинул, сколько золота добывают тут под контролем органов вольнонаемные и осужденные, и подумал, что по сравнению с Колымой это крохи.
Пили крепкий чай, закусывая наркомовской сухой колбасой и фруктовыми консервами, в пайке нашелся импортный шоколад и хороший кофе, к которому большинство россиян были не приучены, но бригада в Германии, где чай не так популярен, освоила нехитрый способ приготовления этого напитка, и теперь со знанием дела судила о качестве обжарки зерен, помола кофе, и достоинствах "Арабики" и «Мокко».
Говорили о достоинствах новых взрывчатых веществ, которых в последнее время появилось немало, вспоминали химика Нобеля, сделавшего миллионы на производстве динамита, и наших академиков, использующих нитроглицерин, нитроцеллюлозу и анилин. Чохов вспомнил, как японцы в Маньчжурии и на Тихом Океане использовали подводных подрывников, среди которых было немало смертников.
- Идет такой солдатик-камикадзе по дну реки Сунгари с миной на шесте, и воздуха у него в запасе в обрез. Только, чтобы добраться с другого берега или своего катера до нашей самоходной баржи с десантниками. Вместо свинцового груза у него просто камни в мешке к спине и ногам привязаны. Но так, чтобы не всплыть вверх ногами. Ткнет такой шестом снизу в днище – сразу взрыв. Смотреть надо было в оба, особенно по ночам. Правда, японцы к тому моменту были так деморализованы внезапным разгромом линии обороны на границе, что часто своих смертников и не использовали. Особенно после приказа микадо прекратить военные действия на суше и на море. Именно так, а не сразу капитулировали.
Многие гарнизоны в Маньчжурии получили приказ действовать по своему усмотрению, но нашим десантам в Харбине и других городах особо никто не мешал. Это на подступах от границы к Харбину сопротивление было ожесточенным. Да и погода подвела – дожди шли, дороги размыло. Обошли линии обороны через пустыню Гоби и Хинган. Сколько тогда у них взрывчатки взяли – вагонами вывозили. Или уничтожали на месте.
- Пехотинцы-смертники действовали примитивно! – вставил Санька Пума, подкладывая в костер сосновое полено, - Были там увешанные взрывчаткой смертники, которые бросались под танки. Но больше наблюдалась такая картинка: бегут навстречу танку два японца с носилками, а в них взрывчатка. Доберись с таким грузом до танка, если его прикрывает пехота! Одной автоматной очереди хватало. Вот на Тихом Океане они американцам хлопот доставили! Там у них были управляемые торпеды с экипажем до двух человек, причем некоторые из них могли покинуть торпеду после запуска, другие были тоже смертниками, и шли на таран до удара о корпус судна. Фанатики, но тоже герои. На родине их чтят, и я читал, что имена всех погибших камикадзе написаны золотом на стене в особом храме.
- Жаль, что тогда командование отменило высадку десанта на Хоккайдо! – заметил Чохов, -Не стали из-за этого с американцами конфликтовать, и двинулись на Курилы. Было бы сейчас две Японии – Северная и Южная. Как в Германии или Корее. И в Северной Японии на Хоккайдо был бы социализм! Вот так-то! Не решились. Упустили момент.
Бригадиру очень хотелось рассказать бригаде о том, что военные водолазы на Байкале на больших глубинах столкнулись с непонятными объектами и пловцами явно не земного происхождения. Их встречали не раз, но скорость трехметровых существ, похожих на людей, была поразительной. Попытка захватить один такой объект и поймать подводных существ, организованная командованием, окончилась плачевно - всех военных водолазов, участвовавших в операции, выбросило, как взрывной волной, на поверхность. В итоге - разрыв легких и сосудов, и группа погибла. Всё это тут же засекретили, и подробностей дальнейших событий не знал и сам Чохов. А расскажешь, пойдут предположения и разговоры.
Ночь на Байкале была тихой и звездной. Искры костра летели высоко к небу, и казалось, тоже становились звездами. Чуть слышно плескали волны, и где-то далеко на берегу тоже горели рыбацкие костры, мигая огоньками, словно сигналили азбукой Морзе.
Пума взял гитару, и под звездным байкальским небом раздалась лихая и блатная флотская песня, сочиненная каким-то романтиком былых времен о любви советского моряка в далеком городе Нагасаки, где в портовом кабаке он встретил свою судьбу:
- А в углу красивая японка
Что-то напевала про любовь,
Вспомнилась родимая сторонка,
Заиграла в нем морская кровь!