Я и Ленин

Валерия Коренная
В своё время Ленин стойко ассоциировался в моей голове с Брежневым. Это началось после одного из спектаклей по пьесе Шатрова "Так победим", который шёл на сцене МХАТа, а мы, студенты Школы-студии МХАТ, играли там в массовых сценах. Об этом я написала когда-то в повести "Пасьянс длиною в жизнь". А сегодня, двадцать второго апреля, в день рождения вождя, история эта всплыла в памяти. О, это был лучший спектакль в моей жизни. Подозреваю, что не только в моей.

1982 год. Я, в числе 60-ти других студентов, занята в массовке спектакля. Ленина играет Сан Саныч Калягин. Постановка Олега Ефремова. В тот день мы знали, кто будет нашим сегодняшним гостем-зрителем – сам Генсек Леонид Ильич Брежнев. Актёров вызвали за три часа до начала. Здание театра оцепила конная милиция. На служебном входе стоят подчёркнуто непринужденно в казённых одинаковых костюмах, с одинаковыми оловянными лицами дюжие молодцы. Актеры предъявляют пропуска, а молодцы придирчиво сверяют фотографию с оригиналом, прежде чем пропустить в театр. К одному известному артисту, похожему на свою фотографию как две капли воды, охрана придралась. Пришлось вызывать администратора, чтобы доказать, что артист свой.

До начала спектакля – еще пара часов, а зал почти наполовину заполнен клонированными товарищами в штатском, они рассортировались по всему
пространству с промежутками метров в пять. За кулисами их больше, чем актёров. Прежде чем допустить актера на сцену, охрана требует продемонстрировать свое ненастоящее оружие (а что, если оно настоящее?) Бдительно дунув в бутафорский запаянный ствол винтовки или нагана и проверив, не спускается ли деревянный курок, охранник допускает актера на сцену. Я решила пошутить. С деревянной винтовкой в руках, подхожу к одному из проверяющих, у бедра которого торчит кожаная кобура и говорю: «А что, у вас тоже пистолет не настоящий». Охранник грозно вытаскивает блестящее оружие. Я прошу подержать его в руках, но он не даёт. Становится понятно, что шутки здесь не пройдут.

Спектакль «Так победим!» о последних днях Ленина. В левую от сцены, правительственную ложу, проводят и сажают Леонида Ильича, к тому времени уже не совсем здорового и, скорее, карикатурного. Слышит он неважно и пользуется слуховым аппаратом, который, похоже, не отрегулирован. Через несколько минут после начала спектакля, на сцене появляется Елена Проклова в роли молоденькой секретарши вождя. Вдруг, при полной тишине зала Генсек громко и справедливо замечает своему сопровождающему:

- Какая хорошенькая секретарша у Ленина.

Стало похоже, что в правительственной ложе намечался более захватывающий спектакль, чем на сцене. Так и оказалось. Леонид Ильич комментировал всё первое действие. Нам, студентам, было смешно, а кому-то – страшно. Один Народный артист не смог доиграть свою сцену и в ужасе ушел за кулисы. С лица бедного Калягина от напряжения градом стекал пот. Периодически он поворачивался спиной к залу и шептал в глубину сцены: «Я этого не выдержу, сейчас умру».

Второй акт начинался со сцены покушения на Ленина. На авансцене Сан Саныч – Ленин, а на двух кругах, вращающихся в противоположные стороны, спинами к Ленину выезжают 60 человек массовки, нас, студентов, символизирующих толпу – свидетельницу покушения на вождя. Раздается громкий звук выстрела: «Бах!». Массовка резко поворачивается лицом к Ленину. Вождь ранен. Надо заметить, что сцена эта была захватывающей и всегда игралась при напряженной тишине зала. Гремит второй выстрел. Студенты протягивают руки к раненому Ленину. Вдруг, в самый напряженный момент, в полной тишине, из правительственной ложи громко доносится испуганное «Ой!» Леонида Ильича. Телохранитель Генсека, еще громче,
чтобы тот расслышал, чётко произносит:

- Не волнуйтесь, Леонид Ильич, это в Ленина стреляют!

Что началось на сцене, передать невозможно. Все шесть десятков студентов, стоя на двух огромных кругах лицами друг к другу, в трагикомических застывших позах с протянутыми в сторону Калягина руками, начинают захлебываться от хохота. Из наших глаз льются слезы, руки и тела сотрясаются, мы не в силах сдерживать смех. А шевелиться нельзя, да и лицом надо выражать скорбь.

К концу спектакля все актеры были настолько поглощены происходящим в правительственной ложе, что уже, не стесняясь, вылезали на сцену по ходу не своего действия. Всё-таки, со сцены Генсек был лучше виден, чем из-за кулис. Публика, которая вначале не понимала, кто сегодня в гостях у МХАТа, довольно скоро сообразила и наблюдала только за реакцией Генсека, который громко спрашивал:

-Почему все смеются? ...

Имя вождя мирового пролетариата Ленина всплыло передо мной еще раз, когда мы с родителями уезжали на ПМЖ в Америку. 1990 год. В пункты обмена валюты – дикие очереди. Отъезжающие записывали на ладонях номера, как когда-то – в продовольственных магазинах. Наконец, через пару дней, наша очередь подошла. Мама, папа и я вошли в пугающий своим видом бункер с металлическими дверьми, которые за нами намертво захлопнулись. За спинами вырос солдат в камуфляжной форме с автоматом Калашникова наперевес и дулом пригласил пройти к окошечку с пуленепробиваемым стеклом. Мы подошли. Мама стала вытаскивать из кошелька положенное, скромное количество рублей, чтобы обменять их на доллары. Солдат, нацелив дуло автомата на без пяти минут иммигрантов, рявкнул:

- Поторопитесь!

По спине у меня побежали мурашки. На секунду я задумалась о целесообразности отъезда. Но вспомнила, что гражданства нас уже лишили, и поняла: отступать некуда, за спиной – автоматчики. У мамы на нервной почве затряслись руки.

В окошечке восседала необъятная кассирша с огромной копной вытравленных перекисью и взбитых, как сливки, волос. Мама, волнуясь, стала выкладывать рубли на прилавок. Валютная кассирша гавкнула:

- Лениным кверху клади!

Мама не поняла, что валютчица имеет в виду и растерялась окончательно. Денежные бумажки посыпались из рук на пол. Мы с папой наклонились, чтобы поднять их. Вдруг автоматчик гаркнул:

- Не наклоняться!

Мы, почти иммигранты, застыли в полусогнутой позе. Автоматчик дулом пошевелил бумажки на полу, затем направил cтвол автомата на спины нашей отъезжающей троицы и скомандовал еще громче:

- Поднять!

Папа собрал разлетевшиеся рубли, сунул их в окошко необъятной кассирши. Та с отвращением разложила их сама «Лениным кверху» и выдала причитающиеся доллары нашему, вконец испуганному семейству. Автоматчик проводил нас до выхода, поигрывая дулом. Как ребенок. Выйдя из бронированного бункера, мы молчали минут тридцать...
А долларов этих потом хватило на пару комплектов американского постельного белья.

© Валерия Коренная (Valeriya Korennaya)