Мне безумно нравятся ПРИТЧИ Джебран Халиль Джебрана,
впрочем судите сами.
Как я стал безумцем. Случилось это так.
В незапамятные времена, когда многие боги еще не родились, я очнулся от глубокого сна и увидел, что мои маски похищены -- все семь масок, которые я сам вылепил и носил в семи жизнях,-- и я, без маски, пустился бежать по людным улицам с воплем: "Воры, гнусные воры!"
Мужчины и женщины насмехались надо мной, а иные, в испуге, прятались в домах.
Когда я вбежал на рыночную площадь, один юноша, стоявший на кровле дома, воскликнул: "Глядите, глядите, безумец!" Я поднял на него взор, и солнце впервые поцеловало мое голое лицо. Впервые солнце поцеловало мое голое лицо, моя душа вспыхнула любовью к солнцу, и маски сделались лишними. И в исступлении я вскричал: "Блаженны, блаженны воры, похитившие мои маски!"
Так я стал безумцем.
В этом безумии я открыл для себя свободу и безопасность; свободу одиночества и безопасность от того, чтобы быть понятым, ибо те, кто понимает нас, порабощают в нас нечто.
Но не пристало мне слишком кичиться своей безопасностью. Даже Вору в тюрьме и тому не грозит опасность от другого вора.
ВЕЛИЧАЙШЕЕ МОРЕ
Мы с моей душой отправились искупаться в великом море. Выйдя на берег, мы решили приискать скрытый от чужих взоров уединенный уголок.
Дорогой мы встретили человека, сидевшего на сером утесе, который доставал соль из мешка и по щепотке бросал ее в море.
-- Это пессимист,-- сказала мне душа.-- Мы не станем здесь купаться. Поищем другое место.
Мы двинулись дальше и дошли до небольшой бухты, где увидели человека, стоявшего на белом утесе. В руках у него был ларец, украшенный драгоценными каменьями, из которого он доставал кусочки сахару и бросал в море.
-- Это оптимист,-- заметила душа.-- Он тоже не должен видеть нас голыми.
Мы пошли дальше и на отмели увидели человека, который подбирал дохлых рыб и бережно опускал их в воду.
-- Не будем купаться на глазах у него,-- сказала мне душа.-- Он филантроп.
И мы прошли мимо.
ЧУТЬ дальше мы увидели человека, который обводил контур своей тени на песке. Высокая волна смывала рисунок. Но он без устали продолжал свое занятие.
-- Он мистик,-- вымолвила душа.-- Оставим его. И мы шли дальше по взморью, пока не увидели человека, который, укрывшись в прибрежной пещере, собирал пену и наполнял ею алавастровую чашу.
-- Это идеалист,-- шепнула мне душа.-- Уж он-то никак не должен видеть нашей наготы!
И мы отправились дальше. Вдруг мы услышали чей-то крик: "Вот море. Вот глубокое море. Вот неоглядное могучее море!"
Когда же мы вышли к тому месту, откуда доносился голос, нашим глазам предстал человек, стоявший к морю спиною, который, приложив к уху раковину, вслушивался в ее глухой гул.
-- Пойдем дальше,-- предложила мне душа.-- Он реалист -- тот, что поворачивается спиною к целому, которого ему не объять, и пробавляется какой-нибудь частицей.
И опять нам пришлось пуститься в путь. На покрытом водорослями берегу среди скал мы приметили человека, который лежал, зарывшись в песок с головой. И тут я сказал моей душе:
-- Вот где мы можем искупаться -- уж он-то нас не увидит.
-- Нет! ни за что! -- воскликнула душа.-- Ведь он из них самый зловредный. Это же святоша.
И великая грусть легла на лицо моей души и проникла в ее голос.
-- Уйдем отсюда,-- промолвила она.-- Здесь нам все равно не найти уединенного, укромного места для купания. Я не хочу, чтобы этот ветер развевал мои золотистые волосы, чтобы струи этого воздуха коснулись моей белой груди, и не позволю солнечному свету обнажить мою святую наготу.
И мы покинули те берега и отправились на поиски Величайшего Моря.
РАСПЯТЫЙ
-- Распните меня! -- молил я людей.
-- Зачем нам брать грех на душу? -- возразили они мне.
-- Что как не распятие безумцев поможет вам возвыситься? -- сказал я.
Они вняли моим словам и распяли меня. И это дало мне покой.
И вот, когда я висел между землею и небом, они подняли головы и посмотрели на меня. И возвысились, ибо никогда прежде не подымали головы.
Вдруг из толпы раздался чей-то голос:
-- Какую вину ты хочешь искупить?
-- Ради чего приносишь себя в жертву? -- допытывался другой.
-- Не льстишь ли ты себя надеждой такой ценою приобресть мирскую славу? -- спросил третий. Тут четвертый воскликнул:
-- Смотрите-ка, он улыбается! Возможно ли, чтоб он простил такую боль? И я ответил всем им:
-- Пусть только одно останется в вашей памяти -- что я улыбался. Я не искупаю вину, не жертвую собой, не ищу славы; и мне нечего прощать. Меня томила жажда и я молил вас дать мне моей крови, чтобы напиться. Ибо что еще может утолить жажду безумца, как не его собственная кровь? Я немотствовал и просил, чтобы вы ранили меня и раны те стали мне устами. Я был в узилище ваших дней и ночей и искал врата в безмерно большие дни и ночи.
И теперь я ухожу, как ушли доселе распятые. Но не думайте, что распятие истощает наши силы. Ибо нас должны распинать все большие и большие люди между все более великими землями и великими небесами.
АСТРОНОМ
В тени храма мы с другом увидели сидевшего в одиночестве слепца.
-- Вот мудрейший человек в нашей стране,-- сказал мне друг.
Простившись с ним, я подошел к слепцу и приветствовал его. Мы разговорились и немного погодя я спросил:
-- Прости мне мой вопрос, с коих пор ты перестал видеть?
-- Я родился слепым,-- промолвил он.
-- И какую же тропу мудрости ты избрал? -- поинтересовался я.
-- Я астроном,-- ответил слепец, и, приложив руку к груди, добавил: -- Вот за этими солнцами, лунами и звездами я наблюдаю!
Джебран Халиль Джебран
Из книги "БЕЗУМЕЦ. ЕГО ПРИТЧИ И СТИХИ"