Евгений Львович МАРКОВ
МЕЖДУ КАЗАНЬЮ И НИЖНИМ
(Глава из книги "Россия в Средней Азии. Очерки путешествия по Закавказью, Туркмении, Бухаре, Самаркандской, Ташкентской и Ферганской областям, Каспийскому морю и Волге" в 2-х томах и 6-ти частях. Часть VI. Домой по Волге. СПб., 1901 г.)
Накупив в Казани татарских сафьянных изделий и свежей икры, которая продается здесь всего по 1 р. 20 коп. за фунт, вместо обычных 3 руб., возвратились мы на свой пароход.
Волга у Казани делает очень крутой перелом: от Нижнего до Казани она течет с запада на восток, от Казани до Ставрополя-Самарского, или до Самарской Луки, прямо на юг.
Казань стоит на самом колене этого прямого угла, как вообще все сколько-нибудь значительные Волжские города непременно отмечают собою резкий поворот волжского русла.
Теперь нам остается проехать последнее плёсо Волги, чтобы окончить в Нижнем свое безмятежное и комфортабельное речное путешествие и перебраться в шумливые вагоны железной дороги.
Это Казанско-Нижегородское плёсо - одно из самых красивейших и несомненно самое оживленное из всех пройденных нами звеньев Волги. На этом былом рубеже Московского и Казанского царства сосредоточилась в течение веков торговля России с Заволжскою и Камскою Азией, с низовьями Волги, с Каспием... Можно сказать, что от Казани до Нижнего - все берега Волги - одна сплошная хлебная и лесная ярмарка. Здесь Казань, здесь Лысково, здесь Макарьев, предок Нижегородской ярмарки, здесь сам Нижний-Новгород. Целый ряд сел правого берега смело может спорить с любыми уездными городами, и каждое из них развило какую-нибудь своеобразную отрасль торговли.
Большой Сибирский тракт из Москвы на Владимир и Нижний шел в течение нескольких веков этими самыми береговыми городами и селеньями, через Лысково, Васильсурск, Чебоксары и Свияжск. Хотя этот сухопутный тракт потерял свое прежнее значение со времени проведения железных дорог и открытия пароходства по Волге и Каме, но тем не менее в свое время он тоже содействовал благосостоянию этой местности.
Торговое движение Казанского плёса много усиливается еще и оттого, что в него несет свои воды на сравнительно тесном пространстве целая сеть речных притоков, и с правой, и с левой стороны. Не считая уже Камы, которая впадает в ближайшем соседстве от этого плёса и оказывает поэтому громадное влияние на его торговлю, в самое плёсо впадают такие большие реки, как Сура, протекающая 600 верст, Ветлуга длиною в 700 верст, Свияга и множество других; а с западного конца своего плёсо это подкрепляется у Нижнего водами Оки и всего ее громадного бассейна, с которым может непосредственно сообщаться.
К тому же почти все реки, вливающиеся в это плёсо, протекая большею частью, как Ветлуга, Керженец, Рудка и другие, по лесным местностям, и потому богатые водою, сплавляют в огромном количестве из глуши лесов драгоценные сами по себе, но в продаже очень дешевые лесные материалы, в обмен на которые требуют хлеба и всяких промышленных изделий для своих бесхлебных местностей. Но береговые городки и селенья этого плёса вместе с торговым значением имеют еще и историческое. Почти все они - памятники той знаменательной эпохи борьбы Москвы с Казанью, Руси с татарщиной, которая увенчалась покорением трех татарских царств. Все они возникли в XVI столетии, при Иване Грозном или отце его, как передовые редуты надвигавшейся на Азию русской силы. Как торговля их была в свое время внешнею, пограничною торговлей, так и укрепления их были некогда порубежными укреплениями, стоявшими на грани земли вражеской, хотя и тому, и другому теперь верится с таким трудом! Оттого-то все эти Свияжски, Чебоксары, Козьмодемьянски смотрят до сих пор глухими уголками старинной Москвы, оттого-то в них так выразителен до сих пор их православный характер, и не столько, кажется, видно домов и магазинов, сколько церковных глав и крестов...
Однако, нужно прибавить, что если православие сохранило в этих незначительных теперь городках свое историческое величие, уже мало соответствующее их современному положению, то с другой стороны и раскол наш крепко угнездился в этих же самых местностях, в Ветлужских и Керженских дебрях, пользуясь отдалением их от центров преследующей власти и недоступностью для полицейского сыска...
*
Свияжск лежит на красивой лесной возвышенности. Но он не на самой Волге, а на Воложке, который уходить довольно далеко за острова и мели правого берега; кроме того, на устье реки Свияги. Пароходы не подъезжают к нему, а публика любуется им издали. Из темно-курчавой чащи леса сначала живописно выглядывают по скатам горы белые здания и купольчики какого-то монастыря, а дальше на очень крутой горе теснятся дружною кучкой старинные пятиглавые храмы с золотыми и зелеными маковками на узеньких шейках, с затейливо вырезанными крестами. Я насчитал издали восемь церквей, из которых пять кажутся стоящими одна около другой. Очевидно, что это - церкви бывшого Кремля, поневоле тесно скученные в своей тесной ограде. В одном из монастырей Свияжска мощи св. Германа, одного из первых просветителей Казанского края. Свияжск был построен, можно сказать, мимоходом, при походе царя Ивана на Казань. Среди просторной Сурской низины возвышалась у самого устья Свияги естественная крепость - крутая лесистая гора. Вражеская Казань почти напротив нее, всего верстах в 30. Какого еще лучше стана для русской рати? Царь въезжает верхом на эту «круглую гору» вместе с сопровождавшими его воеводами, Шиг-Алеем и другими казанскими сторонниками своими, и, пораженный необыкновенными выгодами местности, говорит окружающим: «Здесь будет город христианский; стесним Казань: Бог вдаст ее нам в руки». На следующей год (1551 г.) царь посылает дьяка своего Ивана Выродкова «на Волгу в Углецкой уезд в Уматых вотчину, церквей и города рубити, и в судех с воеводами на низ вести». Целая рать с множеством воевод послана была к устью Свияги ставить новый город. Густой лес, покрывавший «круглую гору», был живо повален топорами ратников, место расчистили, обмерили, освятили, и в четыре недели был срублен «Новъград Свияжский, нареченный во Царьское имя Иваньград».
Имя это почему-то не удержалось, а Свияжск стал с тех пор опорным пунктом русских при нападениях на Казань.
В последнее время он потерял всякое значение, будучи удален от коренной Волги, но новая железная дорога, соединившая теперь Свияжск прямо с Москвой, обратила его в конечную станцию этой важной линии, откуда должно быть уста-новлено постоянное пароходное сообщение с Казанью.
Несомненно, это сильно поднимет старый городок царя Ивана.
*
Волга в этом плёсе своем далеко уже не такая многоводная, как на низу, несмотря на то, что в нее обильно подливают воды ее лесные притоки. Желтые мели то и дело просвечивают своими голыми черепами сквозь лижущую их волну. Перекаты здесь на каждом шагу. Пока они еще не особенно опасны, но недели через две-три с ними будет чистая мука для тяжело нагруженных судов. Опытный помощник капитана показывает мне в лицо каждого из этих притаившихся под водой врагов своих. Сначала Гуляевский и Макарьевский, потом Ураковский, потом Гремячский, Кинярский, потом Сумский, Фокинский, Керженецкий и наконец последние три уже недалеко от Нижнего, Собачий пророн, Телячий брод и Подновье. Пароход наш то и дело перерезает поперек Волгу, справа влево, слева вправо, обходя мели и направляясь от маяка к маяку. Тут уже без баканов обой-тись нельзя, и их красные значки частенько пестрят теперь синюю ширь Волги. По берегам сплошные села. Везде большие белые храмы, двухэтажные бревенчатые дома, ссыпки, мельницы... Вот Козловка, известная по всей Волге своею торговлей яйцами, которые миллионами идут на мыловаренные заводы Казани для приготовления знаменитого в свое время яичного казанского мыла, уже давно, впрочем, потерявшего свою былую репутацию. Вот Сундырь, бывшая вотчина митрополитов Крутицких, с винокуренным заводом, с паровою мельницей, со складами хлеба.
Вот и город Чебоксары - столица чуваш, существовавшая еще при царстве Казанском и обращенная из села в город после взятия Казани. Чебоксары живописны так же, как и Свияжск. Широкий скат горы спускается на встречу нашему пароходу, так что весь город виден, как на высокой подставке. Это опять какая-то лавра церквей, из-за которой не видно скромных домиков города. Храмы все древние, пятиглавые, в стиле Чудова монастыря, и тоже толпятся тесною кучкой один около другого, хотя стена, их некогда опоясывавшая и державшая их, как прутья, в одной связке, давно уже не существует... Я насчитал этих церквей 6-7, но меня уверяли, что их не меньше 14. Они лепятся к самому обрыву берега, которого красные глиняные осыпи очень эффектно вырезаются на первом плане, отражаясь в волнах реки. Длиннейшие деревянные лестницы карабкаются в разных местах на эти высокие обрывы, изворачиваясь своими коленами то вправо, то влево. Внизу обычная хлебная пристань со ссыпками и конторами.
Немного подальше от города, на уступе обрыва, рощица темных елей, и среди нее окруженный каменною оградою древний монастырек; внизу на берегу ключ, осененный скромною часовенкой и около нее несколько перекосившихся тесовых келий, вероятно для ночлега приходящих сюда богомольцев. Кругом везде остатки бывшего леса, в котором прятался прежде этот маленький скит. Древняя Русь сказывается еще здесь на каждом шагу этими типическими часовенками, монастырями и городками пятиглавых храмов... И здесь, как в Казани, Иван Грозный задавил православием туземные культы всех этих чуваш, черемис и татар...
*
В 6 ; часов утра мы были под Козьмодемьянском. Он виден далеко издали на высоком обрывистом мысе правого берега. С парохода заметны хорошие большие дома, много садов, много богатых церквей. Козьмодемьянск можно назвать столицей черемис, как Чебоксары - столицей чувашей, хотя черемисы и живут большею частью на луговой стороне Волги. Козьмодемьянск - главная лесная пристань Волги. Всего в 10 верстах выше него впадает в Волгу река Ветлуга, а прямо против него - река Рудка. На этих-то речках строятся беляны и вяжутся плоты, которые потом спускаются по полой воде на Волгу. В Козьмодемьянске идет их распродажа. Здешняя лесная ярмарка, на которую съезжаются купцы со всего Поволжья, открывается 5-го мая и продолжается до 18-го июня. Мы попали как раз в самый разгар ее. Оттого-то у пристани Козьмодемьянска такое множество судов, а на берегу такие толпы народа. Многие сотни плотов из громадных бревен охватывают собою на несколько верст берега Волги, и не доезжая Козьмодемьянска, и под самым Козьмодемьянском, и особенно выше его...
На каждом плоту два огромных самодельных руля, один впереди, другой назади, и только одна крошечная конурка, наподобие собачьей, чтобы укрываться от дождя и непогоды. Впрочем, и она приносит мало пользы, потому что плот гнется и заливается волною, и от этого у рабочих ноги день и ночь в воде и постоянно поэтому босые. Вчерашняя буря так основательно потрепала эти плоты, что все рабочие заняты теперь перевязкой заново и перетягиванием расшатавшихся бревен. Задолго до Козьмодемьянска мы уже встречали совсем разбитые плоты, уносимые течением, и много плывущих одиночных бревен. Нельзя сказать, чтобы такие утлые посудины были вполне безопасны в хорошую бурю и для самих рабо¬чих, беспечно почивающих на них.
*
Много буксиров подтаскивают баржи, навязав их по четыре, по пяти на канат; везде, куда ни глянешь, мачты, дымы, трубы; два парохода с трудом подвигают вверх громадную беляну, нагруженную ободьями, лыком, дранью и всякою деревянною мелочью.
Ветер, наконец, стих; Волга сравнительно успокоилась; небо прояснилось. Зеленые леса без перерыва тянутся по берегам, красиво отражаясь в затихших водах реки. Это все драгоценные дубовые леса, сберегаемые казной еще со времен Петра Великого, который даже в тот непросвещенный век выписывал для правильного устройства их ученых вальдмейстеров-немцев и издавал дpaкoнoвcкие законы для их охраны. В настоящее время это очень прибыльная статья доходов для казны, дающая ежегодно миллионы. Чуваши и русские жители пользуются этими лесами, чтобы выделывать в огромных количествах дубовую клепку для керосиновых бочек, которою снабжается Царицын, Баку и все вообще центры нефтяной торговли по Волге и Каспию.
*
А на правой стороне опять город - и опять на высоком круглом мысу, - это Васильсурск, основанный при впадении Суры в Волгу еще раньше Ивана Грозного, отцом его Василием Ивановичем. Васильсурск уже не в Казанской губернии, а в Нижегородской, хотя и на самой границе Казанской. Царь Василий, давший ему свое имя, думал создать здесь пограничный торговый центр, который отбил бы постепенно торговлю от татарской Казани. Но жизнь не пошла по указан-ному пути, а пробила свои собственные. Народ стал толпами притекать к новоустроенной обители Св. Макария на левом берегу Волги, и около монастыря возникла мало-помалу вместе с городом Макарьевым всероссийская Макарьевская ярмарка, которая только с 1817 года была переведена в Нижний-Новгород. Василь же остался до нашего времени ничтожным городком, несмотря на Суру, для которой он служит входною пристанью.
Нужно обогнуть полуостров Волги, чтобы подъехать к Василю и увидеть устье Суры. Одинокая церковь Васильсурска среди немногочисленной кучки домов совсем не подходит к тому общему типу старых Приволжских городков, который мы только что видели в Козьмодемьянске, Чебоксарах, Свияжске. Сура славится своими стерлядами, и в Васильсурске буфетчик наш обильно запасся ими, что не замедлило, конечно, сейчас же отразиться на нашем ужине. Уже вечерело, и на мачтах стали зажигать электрические фонари, к счастью, заменившие теперь керосиновые на всех пассажирских пароходах Волги, после страшной катастрофы, всем еще памятной.
Я искренно смеялся, наблюдая возню неуклюжих матросиков наших, вообще не особенно близко знакомых с физикой и электричеством, над фонариком главной мачты. Электричество с чего-то раскапризничалось и никак не хотело давать нам света. Вздергивали и сдергивали этот несчастный фонарик раз десять, тормошили его туда и сюда, он не подавался ни на что, - и не светил себе ни капельки!..
Помощник капитана, распоряжавшийся приведением его к чувству долга, стоял не на шутку смущенный среди иронических замечаний публики.
- Пошлите сюда Семенова... тот живо справит!.. - крикнул он наконец. Привели Семенова, коренастого малого с грубыми лапами и смелым взглядом.
- Нянек вам нужно! с одним фонарем не управитесь! - с презрительною укоризной сквозь зубы пробормотал он.
Он растолкал всех возившихся с фонарем, и начал сам возиться с ним уже по-своему... Но и по-своему ничего не выходило; как ни подплевывал и ни дул в него Семенов, как ни потрясывал и ни дергал его, дело его все-таки не боялось, и света в фонаре по-прежнему не оказывалось...
Сконфуженные сначала предшественники его сразу убедились, что Семенов понимает не больше их, и сами теперь начали без церемоний учить и корить его...
- Чего дергаешь? Нешто сюда? Эх ты... А еще других учишь... Да ты не эту проволоку тяни, а вон ту, левую...
Семенов некоторое время храбро отбрехивался и отталкивал тянувшиеся к фонарю непрошенные руки, но потом так все запутал, что его без разговоров отодвинули в сторону, и новые добровольцы полезли к упрямому фонарю...
В конце концов пришлось все-таки прибегнуть к огарочку, с которым в совершенстве справляется деревенская баба...
*
Васильсурск весь в фруктовых садах. Садами же занимаются и все большие села правого берега, которые лежат выше Василя, между ним и Исадами, - Фокино, Сомовка, Бармино, Кременка и проч... Признаюсь, мне, жителю такой прославленной яблочной губернии, как Курская, пришлось не без удивления убедиться, что коренные сорта русских яблоков, чаще всего идущие в оптовую продажу и охотнее других разводимые в садах наших черноземных губерний, ведут свое происхождение с берегов Волги, из сравнительно северных губерний Казанской и Нижегородской. Село Антоновку, например, давшую свое имя всем известным озимым яблокам, мы проехали перед Казанью, уже миновав устье Камы, а Бармино, без сомнения, окрестило своим именем другой повсеместно распространенный у нас и очень любимый сорт яровых яблок Барминок, искаженных в более понятную Боровинку.
*
Мы проспали Лысково и Макарьев и проснулись уже неподалеку от Нижнего. Он виден еще издали на своей крутой горе. Не доезжая его, огромное село Бор с пятью церквами-соборами — на левом берегу, Печерский монастырь - на правом. Монастырь очень живописен, как все наши старинные монастыри, которые выбирали себе места, где было им любо, среди простора и дичи, не стесненной еще ничем. Его белые храмы, ограды и кельи ярко вырезаются на темном фоне крутой лесной горы, на полускате которой стоит он, картинно опрокинутый вместе с этими глинистыми обрывами и темнозелеными лесами в затихшие омуты Волги.
Мы очутились в целом лабиринте барж, пароходов, плотов, белян... Они застановили всю Волгу позади нас, но еще их больше впереди... Пароход наш сдерживает свои пары и потихоньку подвигается сквозь эту движущуюся тесноту, сквозь это пловучее многолюдство, среди криков, возни, звона цепей, среди снующих везде лодочек, облепивших, будто рои летних мух, стада крупной скотины, все эти пароходы, плоты и баржи.
- На пять верст, батюшка, так стоят... Волги за ними не видно! - с патриотическою гордостью объявил мне стоявший рядом на палубе нижегородский житель, который еще накануне познакомился со мной и показывал мне все замечательности Волги с таким самодовольством, как будто он был не только хозяином всех этих красивых берегов и богатых сел, но еще и сам выдумал их.
- Чего б им в Оке не становиться? Все бы проезд был свободнее, - заметил я.
- И там тоже!.. Вот посмотрите, как приедете!.. - с хвастливою улыбкой сказал нижегородец, махнув безнадежно рукой.
*
Кто не видал Нижнего-Новгорода с Волги и Киева с Днепра, тот не знает самых живописных и самых русских местностей России. Ничто не может сравниться с характерною прелестью этих картин. Я побродил достаточно по свету, видел, слава Богу, всякие города и реки, и смело скажу, что для русского сердца, для русского глаза нет радостнее вида, как зубчатые стены Нижегородского Кремля...
Высоко на горах правого берега Волги, как раз в том углу, где Ока врезается в нее своим могучим потоком, тянутся над пучинами великой реки эти зубчатые стены и башни древнего Кремля, снизу и сверху охваченные зелеными садами, а выше их, в середине их, сияют среди расчистившегося весеннего неба, своими куполами, крестами и маковками, белеют своими пятиглавыми башенками и острыми шатрами колоколен, тесно сбившиеся вместе древние нижегородские храмы, словно собравшаяся на торжественную молитву неподвижная толпа архиереев колоссального роста в своих святительских митрах.
Эти Кремлевские стены и башни то взбираются на самую кручу горы, то спускаются глубоко вниз по обрывам и уступам ее, так что даже нам отсюда они видны кое-где чуть не в темя. Древние храмы точно так же, как эти боевые твердыни, тесно насыпаны там наверху, внутри Кремлевской ограды, и высыпали за стены и под стены, слезая к самому берегу, забираясь в глубокие ложки, разделяющие крутые холмы Нижнего-Новгорода, вспалзывая на самые лбища этих холмов, и венчая их везде, где только им можно было уместиться церкви, своими весело сверкающими на утреннем солнце православными крестами.
Огромный город тоже осыпает с своеобразною живописностью своими разноцветными домами, устилает своими садами эти холмы, ложки и обрывы, капризно сбегает к берегам реки, проваливается в укрытые от взора долинки, карабкается по скатам и кручам, и везде среди этих пестреющих потоков ярких крыш и разноцветных стен, высоко над ними, как бодрствующие пастыри над облегающими их стадами овец, встают опять те же золотые и белые главы церквей, те же заостренные пирамиды верхов колоколен... Церкви здесь почти все - пятиглавые соборы во вкусе Московского Успенского собора или Чудова монастыря; даже новые храмы все того же старинного народного стиля, а не бесхарактерные фантазии художника.
Этот радостный сердцу моему православно-русский вид Нижнего-Новгорода, живо воссоздающий там наверху, в ограде Кремлевских стен, характерный тип древне-московского города, кажется еще прекраснее оттого, что вместо жалких тесовых домишек былых веков, перед вами внизу, на берегу Волги, громадные постройки современной архитектуры, богатейшие торговые склады, кипучая деятельность, порядок и благоустройство крупного европейского центра.
Мы высадились на собственной пристани Кавказа и Меркурия и отправились через Нижний базар по самой бойкой Рождественской улице его в верхний город.
Нижний базар - это сплошные лавки, склады, конторы, трактиры, гостиницы. Громадный многоэтажный домище Блиновых, чуть ли не первых богачей Нижнего-Новгорода, с остроконечными вышками в русском стиле, представляет из себя целый городок своего рода. Это «пассаж», где помещаются всевозможные магазины, гостиницы, склады, конторы, центральный телеграф, биржа, всякие торговые удобства.
Блиновы и Бугровы - это две крупнейшие хлебные фирмы Нижнего-Новгорода; третью фирму, тоже на букву Б., я забыл.
Мой спутник, нижегородец, очень живописно выразился мне о них:
- Блинов, Бугров и Б. - это, батюшка, три кита, на которых вся волжская хлебная торговля стоит.
О первых двух из этих «китов» можно прибавить еще, что они стоят во главе многих важных благотворительных предприятий, не только Нижнего-Новгорода, но и всего вообще Поволжья. Так, например, в начале 80-х годов Блинов предложил в дар городу Казани 500.000 руб. на выкуп водопровода у Губонина, с тем, чтобы все жители города бесплатно получали из него воду. Бугров и Курбатов (тоже очень богатая нижегородская хлебная фирма) - прибавили с своей стороны по 50.000 руб.
К сожалению, эта великодушная, чисто царская, жертва странным образом была отклонена тогдашним городским управлением Казани, которое не нашло возможным согласиться на бесплатный отпуск воды всем жителям.
Бугров также оставил по себе добрую память учреждением в Нижнем-Новгороде ночлежного приюта на 500 человек и роскошного вдовьего дома.
Немного не доезжая Ивановских ворот, извозчик наш остановился среди какого-то запруженного народом и переполненного всякими торговыми заведениями, кипучего базарчика, в котором Рождественка перекрещивается узким переулком.
- Вот на этом на самом месте народ в старину собирался, барин, - важным тоном сообщил мне наш чичероне, указывая кнутом на перекресток. - Тут самый большой базар ихний был, толкучка по-нашему. На этом месте Кузьма Минин под присягу народ приводил, как под Москву шли... Ополченье называлось... Старого и малого, всех погнал, одних баб, да девок в городе оставил... Слыхали, небось, про Минина... Мещанин он наш был, нижегородский... из мясников... Ему в Москве мунумент поставлен против Ивана Великого и Царь-Колокола... И у нас здесь в Кремле тоже ему мунумент стоит.
Историческая площадь теперь ничем не отличается от остальной улицы, сплошных лавок, складов и магазинов, а мне кажется, было бы необходимо отметить ее каким-нибудь подходящим образом на память веков грядущим, пока еще не совсем исчезло в народе воспоминание о славных днях ее.
Мы стали подниматься в верхний город по удобному, прекрасно вымощенному въезду, который огибает кругом скат горы. Это «Зеленинский» въезд; кроме него есть несколько других въездов, тоже очень покойных и пологих, так что на гору поднимаешься, почти того не замечая.
- Тут прежде, барин, речка была, Почайна; а вот теперь упрятали ее, и не видать, какая она такая была! - с одобрительною усмешкой опять стал поучать меня извозчик, сразу сообразивший по разговору моему с женой, что мы приезжие, и в первый раз в Нижнем.
- Вон видите, где дамба каменная, - там, отец мой еще помнит, речка Почайна бежала, овражище страшный был, а теперь все вчистую засыпали, базар вон внизу завели...
Я невольно при этом вспомнил основателя Нижнего-Новгорода князя Юрия Всеволодовича, который пленился горным берегом устья Оки, именно потому, что он напомнил ему живописные днепровские берега стольного родного Киева, и чтобы еще больше усилить это сходство, назвал Почайной бежавшую у горы речку, в подражание Киевской Почайне, и Печерским монастырем основанный им здесь монастырь. А вот потомки его тратят труды и деньги свои и изощряют свою инженерную изобретательность, чтобы спрятать куда-нибудь в подводные трубы эту историческую Почайну XIII века, мешающую цивилизованной городской жизни высокоумного XIX столетия, и на месте ее разбивают площадь для толкучего рынка.
Мы остановились на Верхнем Базаре, среди Благовещенской площади. Это главный центр и главная красота верхнего города; от нее расходятся лучами несколько лучших улиц города. Тут старинный Благовещенский собор, тут старая церковь Алексея митрополита, тут театр, городская дума, окружный суд, гостинный двор, гимназия, семинария и много больших и красивых домов.
Благовещенский собор небольших размеров, но прекрасного стиля; в нем сохранились очень древние образа еще от времен первых князей Нижегородских. В маленькой церковочке, стоящей с ним рядом и построенной на том месте, где св. митрополит Московский Алексей отдыхал на своем обратном пути из Орды, уже не осталось внутри ничего исторического.
Гораздо более интересного в этом отношении увидели мы в Кремлевских соборах. У нас не было достаточно времени, чтобы ознакомиться с торговою деятельностью и общественною жизнью Нижнего-Новгорода, и мы решились поэтому ограничиться осмотром его исторических памятников. Но в старых русских городах исторические памятники сосредоточены почти исключительно в их храмах, да стенах и башнях Кремлевских.
Нижегородский Кремль - рядом с Благовещенскою площадью, и мы въехали в него через самую древнюю из всех его башен - Дмитриевскую, построенную еще в татарскую эпоху суздальским князем Дмитрием Константиновичем. Остальной Кремль уже постройка не XIV, а начала XVI века, и притом не суздальских, а уже московских князей (именно Василия Ивановича), всегдашних соперников суздальских, успевших к этому времени присоединить к своему быстро разраставшемуся княжеству и Нижегородский уезд.
В Кремле сразу бросаются в глаза два противоположные друг другу исторические пласта. С одной стороны, тесная кучка многоглавых храмов XIV и XVII столетий, характерный уголок древней Руси, наподобие того во всей Руси славного уголка Кремля Московского, где толпятся вокруг Ивана Великого Успенский, Архангельский, Благовещенский соборы, Чудов монастырь и другие знаменитые храмы Москвы. С другой стороны - широкий простор военного плаца, казенный порядок, строй и однообразие новейшей, более практической эпохи, столь же характерного в своем роде царствования императора Николая. Николай Павлович совсем пересоздал Нижний-Новгород, затратив миллионы на его украшение и удобство. Почти все, что есть теперь хорошего и удобного во внешнем устройстве Нижнего, обязано тому времени; его прекрасные спуски, его сады, бульвары, дамбы, все лучшие казенные и частные здания города - все это возникло тогда.
Но это же самое стремление императора Николая, любившего во всем порядок и правильность, вымело из Кремля множество старых построек, его загромождавших, и невольно придало этому гнезду старины совсем не свойственный ему вид новой военной крепости, приспособленной к парадам войск, к пребыванию всяких управлений и штабов... Теперь здесь простор и чистота. Огромное здание Аракчеевского корпуса, переведенного сюда из села Грузина, Новгородской губернии, огромное здание бывшего арсенала, губернаторский дом, когда-то считавшийся «дворцом», гауптвахта, присутственные места и между ними широкие плацы, чистенькие бульвары.
Текст к новой публикации подготовила М.А. Бирюкова.