Социологический этюд
1
Феминистки атакуют патриархальный мир. Их мощные голоса несутся над кровавой волной фемицида, перекрывая и сладкогласие клерикальных проповедей и рекламных роликов, и запредельный канцелярский бубнёж неправосудных приговоров. Пядь за пядью угнетённые женщины отвоёвывают себе свободное пространство, покидая резервации кухонь и примерочных. Процесс этот непрост, полон зигзагов и потерь, но всё же идёт. Феминизм шагает по планете, зацепляя и Россию.
Складывающейся новой реальности остро не хватает своего языка. Она более правдиво описывается с помощью феминитивов, но это ещё далеко не вся проблема. Сфера наших архетипов засорена мачизмом – и в то же время она как будто согласуется с нашей памятью.
К примеру, слово «подкаблучник» - явно не из феминистского лексикона. И всё же мало кто из нас, мужчин и женщин с некоторым социальным опытом, никогда подкаблучника не встречал_а. Почему обратное явление (покорность замужней женщины) не сочли за необычное и не снабдили столь же позорным ярлыком? Влияние патриархально-сексистской идеологии здесь очевидно. Но даже установив его, мы часто сохраняем представление о двух относительно симметричных типах отклонений от равноправия: в личных отношениях доминирует то мужчина, то женщина, то и другое плохо. Вроде бы не поспоришь, да и незачем. Но включение личных отношений в более широкий социально-психологический контекст сильно усложняет картину и совсем лишает её симметричности, - мысль не новая, но для многих по-прежнему ошеломительная. Чтобы пояснить её, поделюсь опытом наблюдения за своими знакомыми. Он касается родной активистской среды, которой кое-что из него следовало бы учесть. При описании и осмыслении ситуации не обойдёшься одними гендерными иерархиями – понадобится учесть и классовые.
Итак, возьмём некоторую гетеросексуальную супружескую пару, расцвеченную множеством достоинств. Здесь и интеллект, и умеренные гражданские доблести, и творческие поползновения. Жена и муж записаны в рядах передовых бойцов / бойчих против сексизма, гомофобии, эйджизма, фашизма, за права мигрантов и беженцев. Уверенно декларируя левые взгляды, они дорожат также своими знакомствами и связями в либерально-правозащитной среде. Когда на заре эры фаллократора мы сдвигали бокалы на их свадьбе, казалось: перед нами – соединённая надежда всех борящихся за свободу и равенство.
Супружеская пара – одна из базовых экономических единиц потребительского кеапитализма. Потребительские стандарты наших персонажей всегда были достаточно высоки. Они включают ежегодные многомесячные поездки по ряду стран Европы (реже – Азии) с культурной программой и посещением избранных ресторанов. «Что же здесь не так?» - спросит зажиточный столичный либерал. «Да нормулик!» - подтвердит консерватор. Разве что иной профсоюзник из глубинки, может быть, сохранит недоумение на лице.
А я бы и плечами пожал: раз есть у людей средства – почему не поездить?.. Отродясь я ни от кого не требовал облачаться в рубище. Но когда мой герой, указуя на своё потомственное пролетарство, стыдил библиотекаршу, заскочившую после рабочей смены в Макдак («Мы не едим в ресторанах! Мы пьём и едим на улице!»), недоумение посещало и меня.
Не стоит представлять себе жизнь наших персонажей совсем уж безоблачной. Когда к концу первого брачного десятилетия оказалось, что еженедельная езда из Москвы в Питер на выходные больше не по карману – для обоих супругов это стало шоком, пеочти катастрофой. Она обвиняла Его («Ты меня разорил!»), Он обвинял Себя… На правах друга я подсказал ему тогда, что виноват, должно быть, кризис капитализма. На том, кажется, и порешили. Заметим: ни автостопом, ни на собаках они никогда никуда не ездили, - только с цивильными билетами.
Как указывают в своих трудах Маркс, Кропоткин и ряд других теоретиков, для жизни в буржуазном государстве необходимы деньги. В нашей паре их добытчицей стала жена. Она не только добросовестно ходит на работу, - она научилась по-настоящему любить деньги, а этот дар в левой среде не даётся почти никому. Мужу она не позволяет забыть о себе как об источнике средств и может в случае серьёзной ссоры оставить его без денег на еду (так, по крайней мере, выходило прежде по его рассказам), а может – по своим соображениям – иногда и побаловать.
Предметом нашего здесь интереса будет муж. Ради оживления повествования назовём его, что ли, Селезнёвым. Жена работает, кормит их обоих, порой пишет и фоткает. Он пишет и фоткает тоже, ещё читает лекции на несколько освоенных им тем. Некоторые его тексты и лекции прежних лет неоспоримо талантливы, но неисправимо бесплатны. Это не раз смущало его жену, а следом и его. В 6-й год эры фаллократора он настойчиво советовался со мной: не уйти ли ему из леваков, тупо и бесперспективно прозябающих в своём гетто. («На эволюцию общества надеяться нечего, - сказал он мне тогда, - зато ведь можно надеяться на эволюцию п…на».) Я с ужасом отговорил его в тот момент (полагая, что спасаю его талант), о чём пожалел много позже.
Попытка Селезнёва читать платные лекции о контркультурных бунтарях провалилась с таким треском, что была вычеркнута из памяти.
Коль скоро деньги всё же добывала жена, Селезнёв употреблял себя на поиски алкоголя, а также чести и славы, особенно у девушек, - которым, как настоящий муж-жык, вёл нумерацию. Правда, двузначные её итоги казались ему слишком скромными и вызывали скорбь. Что ж делать? – он губил себя своей честностью. Всякую новую девушку он предупреждал как на духу: «Учти! моя жена – главная, и всегда так будет». Я сам склонен к полиамурии, но деление любимых людей на «главных» и «неглавных» мне, анархисту, казалось странным. Некоторым девушкам, возможно, тоже. А что ж жена?.. К полиамурии не склонная, с наступлением весеннего тепла она забирала мужа в края посеверней, где ноги девушек на улицах не столь голы. «И во всём, что движется, видит соперниц, хотя утверждает, что видит б..дей».
С алкоголем и табаком она тоже нещадно воевала. При такой диспозиции Селезнёв с трудом остался бы живым и женатым, не имей он от неё тайн. Зато в её присутствии предавался кротости, а перед её приездами из командировок драил фрагменты пола.
Вообще, Селезнёв долгое время старался держаться феминизма, каким он его понимал, и это понимание нельзя не признать оригинальным. Разъясняя несведущим девицам тезис о гендерном равенстве, он многажды признавался с улыбкой: «Я в себе самом нахожу чисто женские черты. Например, я обожаю прихорашиваться и подолгу вертеться перед зеркалом». (Феминистки, ау! Вы перед зеркалом вертитесь? А если не обожаете или не подолгу, то как же так-то?...)))
Я не собираюсь писать ни биографию Селезнёва, ни каталог несуразиц. Потому покончу с затянувшимся предисловием и перейду к сюжету, ярко высветившему не только эволюцию наших персонажей, но и социальную сущность явления, обозначенного в заглавии.
Ведь это всё только присказка, а сказка впереди…
(Продолжение: http://www.proza.ru/2019/04/30/341)