А иначе его не назовешь. Это Прокопий Ипатович Меньшиков – охотник промысловик в самом высоком смысле этого слова.
Друг моего отца. Редко когда они встречались, а когда был он у нас, я сидел раскрыв рот, старался не упустить ничего из его охотничьих рассказов. Особенно меня поразили два из многих.
Дело было во время войны, был он добытчиком провианта мясного для геологоразведочной партии.
Зима. Ехал на лошади с собакой сохатого взять. Карабин на плече. Взял. Пока разделывал мясо на куски, складывая их на шкуру, а тут пурга, ничего не видно. Разжечь костер трудно, решил все просто. Лошадь привязал. Завернулся в сохатинную шкуру мехом вовнутрь, да и заснул быстро, намаялся. А мороз за сорок. Выспался. Проснулся. Пурга утихла. Лежит, а повернуться не может – глаза все видят – вон лошадь на крупе снег, стоит и всхрапывает, собака тоже, что-то беспокоится.
Понял, не сможет выбраться, лежит как в коконе, руки по швам, дотянуться рукой до ножа на поясе не может, обездвижен. Замерзла кожа сохатого. Выспался, называется. Что остается делать, сообразил, свистнул собаку – домой иди, несколько раз ругал, когда возвращалась, и всегда снова и главное грозно: «Домой иди». Понимал, что дело «швах», если не уйдет.
Ушла. Часа через три привела к нему жену его Наташу, на коне и с карабином, та понять не может, что случилось. Говорит Наташа: «Ну, Прокопий, до чего лень развести костер доводит.
Второй случай, который чуть не стоил ему жизни.
Нашел берлогу. Пошевелил. Взял медведицу, расслабился. А тут второй пестун, чуть растерялся, выстрелил, взял и второго, подходит к нему, а тут третий, беда, стрелять нечем, не подумал дослать патрон в патронник карабина, третий пестун на задние лапы, видит обидчика, идет на него как человек, а сзади Прокопия лиственница, уперся спиной, медведь лапы передние почему-то на лиственницу. Хочет пастью, зубами достать, но ветки мешают. Стоит так Прокопий, как солдат на вытяжку медведем прижат, а рукой шарит, чтобы затвор перекинуть, патрон дослать.
Дослал. Нажал. Пробил медведю нижнюю челюсть и голову. Потом еще раза два в берлогу стрелял. Но это так от страха.
«Вот ведь, говорит Прокопий Ипатович, до чего самонадеянность доводит».
Когда постарел Прокопий, перестал охотиться. Завел питомник плодово-ягодный для прииска Октябрьского с помощью моего отца. Да так работал, что малиной весь прииск обеспечивал. Вывел сорт, назвали его Меньшиковский. Изюминка была в том, что ягоды не осыпались. Но как водится на вечной мерзлоте, чтобы не вымерзли, прикапывали их на зиму.
Последний раз на каникулах видел Прокопия Ипатовича верхом на лошади в козлиных теплых мехом вовнутрь чулках летом. Ноги говорит, мерзнут.
Вот таким добытчиком остался у меня в памяти – промысловик охотник Прокопий Ипатович Меньшиков.