Это почти как сейчас за окном. 21 апреля, а идёт густой плотный снег. Так и тут. Пишешь, не останавливаясь, каждый день, легко, не оглядываясь, сам себе удивляясь, и всё будит в тебе сюжет, тему, счастье или желание. Словно солнце светит и греет, хочется идти гулять, и в лужах солнце, и в каждом окне, и в каждом человеке. Но вот ветер переменился, густая сизая туча замазала небо, и даже кот не хочет идти гулять под снег, потому что уши отморожены. Потому что он уже на лето настроился, а опять Германия, блин, зимняя сказка.
И живёшь уже наоборот, думая, что никогда ничего не напишешь. Наваливается со всех сторон. Глаза у кота слезятся, надо лечить. Собака не гулена. Дети не руганы. Жена не люблена. Все пускаются во все тяжкие. Жена постится. Дети кидаются игрушками, а у крота нос пластмассовый, и попадает прямо в глаз, дочка кричит, а сын прямиком бежит в угол, потому что знает, что даже за нечаянное причинение вреда здоровью чего-то там по закону грозит. По пути мальчик запинается о разбросанные по полу рюкзаки (а всё потому что не руганы, во и распоясались. Разбросали вещи. окоянные) и падет носом об пол. Кровь и слезы.
Выйдешь покурить во двор. Хотя не куришь. Просто посмотреть. В себя прийти. А чего там смотреть: дрова заканчиваются, сливная яма переполнена, деревья давно пора белить, огород копать, ягоды подкармливать, яблони прививать, груши обрезать. Всё без глаз, а смотрит так, что стоять посреди сада-огорода становится неловко.
А тут еще собака подбегает и скулит, в зубах поводок, в глазах тоска смертная: «Пошли, хозяин, гулять, иначе за себя не ручаюсь, крыльцо погрызу, соседских кур передавлю, мышей под дверь натаскаю, ям на дорожках нарою». «Клещи, - говорю, - Вася пошли, вцепятся – заболеешь». «Какие клещи? - отвечает Василиса, - снег пошел, да и невелика беда, купи мне ошейник против блох, и все дела». Да и коту за одно капли для глаз надо.
Обещаю всё купить, как машина будет. А пока - нет у меня машины. Хожу пешком. Жена ездит по концертам да репетициям. То выставку открывает, то у неё конкурс, то другой, день танца и открытые уроки, концерты и народные праздники. А у меня, между прочим, тоже подготовка к отчётному концерту в колледже. И все как с ума посходили. Пары отменили, да не все. А тут еще заочники понаехали, учи их. И дипломники с курсовиками пошливают. Завуч аттестацией грозит. Режиссер требует сценарий. Да что там, все требуют сценарий на каждого по экземпляру. А у самих принтеры сломались, краска закончилась, а в других местах пять рублей за страницу. И после каждой репетиции приходится сценарий переписывать, потому что, то номера меняются, то подводки к ним нужны, то убрать половину текста нафиг. И, в результате, пропускаю занятия в интернате. А там нехило так платят. Не думаю, чтобы ребятишки там шибко расстроились. На то они и дети, чтобы не понимать, что регулярность – это всё. Почти во всём. Особенно в написании рассказов и разных прочих текстов.
А тут когда писать? Сын гуляет где-то, весна ж, потом приходит мокрый и кашляет. Хочется схватиться за ремень, но непедагогично. Дочь учит жизни: «Папа, с ногами на стуле за столом не сидят! Папа, не накладывай мне слишком много, я не съем! Папа, не дразнись! Папа, это едят вилкой! Папа, чай слишком горячий! Папа, не ворчи! Папа, ты не понимаешь, это модно!» А то еще так закатит глаза, откинется картинно на диване: «До чего же мне грустно, ах, если бы я могла сходить к Насте в гости! Ах, если бы можно было мне кушать шоколад и мороженное сколько захочу! Ах, если бы папа был таким добрым и разрешил мне посмотреть мультики!»
Тут еще друг по вацапу пишет: «Когда же ты придешь?» «Соскучился?» «Пива попить хочется» «Так попей» «Одному тратиться жалко». А скольких друзей я вообще не вижу. Уже полгода. А нет, вот один звонит: «Срочно, нужен сценарий ко дню танца, веселый, легкий, без официоза». Всё машина вдохновения встала. Шестерёнки заклинило. Долг завет. Надо, надо, надо, должен, должен, должен. И ведь так заклинило, что ни сценарий не пишется, ни один, ни рассказ, никакой, ни захудалый пирожок не печётся.
Тоска. Волнение и тоска. Ощущение безысходности, бега по кругу, и тоска. Бессонница, давление, и тоска. Вот, казалось бы, ночь, всё равно не спишь, никто ж не мешает, садись и пиши. Нет, мысли кажутся ничтожными, вторичными, вялыми, тухлыми, сюжет высосан из пальца, героя хочется убить самому и побыстренькому закопать.
А утром будто с похмелья. Одно желание спать, спать. Но держишься силой воли. Дотягиваешь до вечера. И тут сваливается решение домашней работы, школа она каждый день, кроме воскресенья, и до каникул как до луны пешком.
Ах да, я же ещё забыл сказать, что жена сломала руку и месяц ходила с гипсом. И пришлось мыть посуду, резать лук и прочие овощи под чутким руководством. Ну это так, это ж в радость (ага, верьте!), и житейские мелочи. И да, когда в постели хочется поцеловать и обнять человека с гипсом, а он тебе тыдыщ гипсовой рукой по спине, вы потом полчаса ржёте, как ненормальные, и сразу спать, потому что прошлая ночь бессонная была, смотри выше.
И как ни садишься за комп всё выходит или тест для студентов, или белиберда, вроде:
всё принимаю близко к сердцу,
а грудь так женскую вдвойне…
и озадаченный сидишь, таращишься на внутренний экран сознания, выискивая: откуда в тебе живёт такая пошлятина? Спираешь всё на семь лет тесного общения с кавээнщиками.
Ждешь субботу и воскресенья, как манну небесную. Но нет, в субботу заочники, а в воскресенье репетиция в театре. Сидим, ждём режиссёра. Тыкаешь в экран смартфона тратя драгоценное/бесценное время, просто нутром ощущая, как твоя галактика Млечный путь вот-вот (через 5 млрд лет) будет поглощена галактикой Туманность Андромеды. Переживаешь. И тут натыкаешься на фантастику, «лучший роман последних лет» и всё такое, как всегда. Лю Цысинь «Задача трёх тел». И всё, и пропал окончательно, поглощен текстом, как чёрной дырой, без надежды оторваться.
Репетиция пролетает незаметно, потому что спешишь к прочтению. Дома милостиво разрешаешь детям смотреть телек, жене пойти к подруге, потому как тебя ждёт книга. Человечество на краю гибели, хунвейбины, трисолярис, диаграмма Герцшпрунга-Рассела, минус 459 по Фаренгейту, софоны, Отвернувшиеся, звездные битвы, мать моя! Хочешь в свободную минуту написать рассказ, но руки не поднимаются, вернее, поднимаются только для того, чтобы открыть заветные страницы.
И опять. Собака не гулена. Дети не руганы. Жена не люблена. Только ты уже не просто мучаешься совестью, тебе еще и, одновременно, приятно, потому что кайф от книги неимоверный, как в детстве. Это не реклама, это беда моя.
И уже концерт прошел, уже сценарий ко дню танца написан, дети накормлены, обуты и одеты, в школу/гулять/в библиотеку/на тренировку отправлены. Суп варится, коты сидят на тебе и вокруг, а ты летишь вместе с кораблём «Естественный отбор» к чертям собачьим, то есть в созвездие Гончих Псов. И не остановиться, потому что Лю Цысинь плодовитый, собака, написал уже продолжение «Тёмный лес». Из этого леса уже не выбраться. Жена уже смотрит подозрительно, ей уже и гипс давно сняли, а ты оторваться от экрана не можешь, потому как интересно же, как там у них у потомков в 22 веке всё сложится. И не спишь, читаешь всю ночь, а день снова держишься на безумной силе воли.
А когда книга заканчивается, испытываешь ломку. Жизнь блекнет. Всё что написал никуда не годится. И вообще, ни тебе опасностей, ни звёздных путешествий вокруг. Впасть бы в гибернацию, да совесть не позволяет.
Постепенно отходишь. Робкие попытки подарить жене цветы, сходить на концерт к дочери в музыкальную школу. Заглянул в дневник к сыну, а там одни пятёрки с четвёрками. Ни фига себе! Ну, всё дорогие друзья, сейчас я продолжу творить для вас и для себя. Но нет, тут гром среди ясного неба, Лю Цысинь написал продолжение, оказывается. Называется «Вечная жизнь смерти». Ну не гад ли?!
© Сергей Решетнев