Улица Остоженка (центр Москвы), коммуналка, я, ещё не пошедшая в школу, сижу на красно-белом паласе посреди нашей единственной комнаты, и смотрю на лежащую на диване маму Таню...
В юности, в Казахстане, мама лазала со своим отцом по горам, и что-то такое травматическое сделала с собственными ногами. С тех пор ноги у неё болели, и в комнате на Остоженке она часто ложилась на их с папой Серёжей диван и задирала ноги, опирая их о стену, о висящий на стене и прикрывающий дыры на обоях ковёр. Так она могла лежать примерно по полчаса-по часу.
Высокого, усатого, интеллигентного папы Серёжи не было в тот раз дома. Я была после простуды, вроде уже примерно выздоровевшая, и вдруг мама, всегда решавшая всё сама и хищно сужавшая глаза, если я с ней спорила - вдруг мама как-то закадычно спросила у меня, как вот я думаю, можем ли мы с ней уже пойти погулять или я ещё больная. - Можем, - сориентировалась я (мне надоело за время болезни сидеть в четырёх стенах). - Надо только выпить несколько аскорбинок. (Аскорбинки я любила и добавила это условие не потому, что боялась за своё здоровье, а чтобы вот ещё в плюс к прогулке и вкусных аскорбинок заполучить). Аскорбинки я получила, и мы с мамой пошли гулять - по весенним талым московским улицам - из нашего переулка вышли, потом прошли по Остоженке мимо зоомагазина, вышли к метро Кропоткинская и памятнику Дзержинскому...
Однажды мама потеряла кошелёк, и мы с ней ехали на ночном московском трамвае "зайцами". Мама в тот раз тоже, как в случае с аскорбинкой, как с подругой договорилась со мной, что сейчас мы, делать нечего, поедем "зайцами" - и мы, точно, поехали.
Ещё в другой раз мама Таня поругалась с папой Серёжей, схватила меня в охапку и потащила в Детский Мир.
-Выбирай, что тебе купить, - как-то самостоятельно и решительно сказала в Детском Мире мама Таня.
Мне очень хотелось маленькое голубое пианино, но я не думала, что мама может мне его купить - слишком дорогая игрушка. Мама, тем не менее, тут же без вопросов мне это пианино купила, и с тех пор я, сидя на Остоженке в нашей комнате посредине красно-белого паласа, монотонно и сосредоточенно на этом пианино бренчала.
Ещё у меня была большая оранжевая пластмассовая дудка с кнопками, в которую особенно сильно хотелось подудеть, когда мама днём приляжет поспать на диване. Позже, когда появился младший брат Арс и нельзя было шуметь, в дудку тоже хотелось подудеть просто невыносимо.
Однажды папа приехал на Казахстанскую дачу, где были все в сборе включая моего маленького брата Арса (Арс учился ходить и ещё не говорил, но, когда ходить получалось, заливался счастливым смехом). Папа прибыл к вечеру, небритый с дороги, все пили чай на веранде из электрического самовара с заедавшим краником; потом, когда перед ночью гуляли во дворе, папа сзади взял меня за руки, развёл мои руки на манер самолёта и начал петь:
Нам с сестрёнкой каюк, мама наша на Юг
улетела недавно...
Жизнь без мамы - не мёд, это каждый поймёт,
а с отцом - и подавно...
Воздух был прохладный и голубой, буйно цвёл громадный бабушкин розарий, и плелись плети дикого и сортового винограда.
В комнате на Остоженке, когда я на ночь ложилась спать, папа сворачивал мне из одеяла кокон, в который я забиралась и спала гораздо уютнее, чем это было бы иначе.
21-04-2019