6. И вдруг повезло

Илья Васильевич Маслов
     СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ! (роман-хроника в 4-х частях).

     Часть третья: СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ!

     6. И ВДРУГ ПОВЕЗЛО

     И вдруг повезло, когда все надежды были уже потеряны.
     Ровно через неделю, также на большой перемене, староста пришел из канцелярии и начал раздавать всем удостоверения об окончании курсов по подготовке в техникумы. Получил удостоверение и я. Я даже не верил своим глазам.
     - Славно получилось, как у драматурга Островского, - сказал Карпо. - Не было ни гроша, да вдруг алтын. В любой техникум теперь можешь поступать.

     В то время в Омске было несколько техникумов. В группе, в которой я учился, многие мечтали поступить в индустриальный. Этот техникум популярен был тем, что окончив его, можно было получить место мастера, а там недалеко и до инженера. Меня, однако, не интересовало производство, мне хотелось рисовать, рука так и тянулась к мягким, жирным и цветным карандашам, к бумаге, к красивым альбомам. У меня не дурно получались пейзажные зарисовки, животные и птицы, карикатуры на людей. И я решил после окончания курсов пойти в художественный техникум. Но одно дело желание, другое - возможность. Узнал обстановку. На одно место здесь было подано пять или шесть заявлений и требовали альбомы с рисунками, а у меня их не было. Рабфаковцы отсоветовали художественный.

     - Витя, иди лучше в агропедтехникум. Выучишься на агронома, поедешь работать в деревню, женишься и будешь жить как в сказке.
    Они, конечно, подтрунивали надо мной, но нарисованная ими картина была не далека от истины. На учителя я не хотел учиться, хотя на этом отделении в техникуме был небольшой конкурс, всего два заявления на место.
     Радости моей не было конца. Бумажку, столь дорогую и своевременную для меня, я бережно спрятал в грудной карман.

     На другой же день написал заявление и вместе с документами отнес в агропедтехникум. Меня попросили пройти медицинский осмотр. Кабинет врача находился тут же, при техникуме. Кудрявый круглоголовый доктор, уже не молодой и медлительный, с доброй улыбочкой на устах и зоркими черными глазами, попросил меня раздеться, изучающе осмотрел меня со всех сторон, посвистел легонько и покачал головой, потом попросил с закрытыми глазами и вытянутыми вперед руками пройти по одной половице, трубочкой послушал как стучит моё сердце и есть ли хрипы в легких, затем на груди сделал большой икс, подождал пока он покраснеет, сел за стол и, перебирая бумаги, спросил сколько было сделано мне операций и на какое отделение я поступаю.

     - Агрономом вы не сможете работать, - сказал он. - Занятие это связано с ходьбой и разъездами. - Пристально посмотрел на меня и мягко добавил: - При вашем состоянии здоровья милое дело быть учителем. Сиди в тепле и занимайся с детьми.
     Я уже оделся и сидел на стуле.
     - Если агрономом нельзя... Можно тогда и учителем, - согласился я.
     - Так лучше, конечно... Это более подходит для вас... Ежели согласны, тогда перепишите свое заявление, - и доктор подал мне все документы. Я тут же в коридоре на подоконнике переписал свое заявление.

     Так определилась моя будущая профессия. А вместе с нею и моя судьба.На экзаменах мне пришлось немало поволноваться. В первый список я не попал и думал, что провалился. Через два дня вывесили второй, в нем тоже не было моей фамилии. Сказали, что будет еще третий, дополнительный список - и окончательный.
Вот тут я по настоящему перепугался, значит, думал, не выдержал. Пришел и сказал брату. Было это уже перед вечером, брат и Карпо вернулись с работы. Брат даже побелел. Он заваривал чай и половину пачки просыпал, Карпо снимал рубаху через голову и она сильно затрещала, он объяснил это тем, что она старая. Он крякнул и взволнованно заходил по комнате, а брат веником собирал на полу просыпанный чай в совок.

     - Завтра я схожу и поговорю с членами приемной комиссии, - первым заговорил Карпо. - Это безобразие, такого парня не принять! Человек, можно сказать, от сохи, потомственный пролетарий. Кого же они тогда принимают?
     Брат терпеливо ждал, когда он выскажется, потом спросил:
     - У тебя все? Так вот, слушай теперь меня. И слушай внимательно. Если ты завтра пойдешь в комиссию, считай, что я тебе не друг. Ты все дело испортишь.
     - Прокопий, я тебя не узнаю! - воскликнул товарищ. - Про какое ты дело говоришь? Оно уже испорчено. Его надо поправлять! Нет, ты теперь не советчик и не указчик мне. Завтра же пойду, разнесу их в пух и прах!
     - Ну и дурак!

     Они поругались из-за меня. Ложась спать, Карпо сказал:
     - Не горюй, Виктор. Завтра все выяснится... Как у нас на Украине говорили раньше: или пан или пропал. Кроме цепей пролетариату нечего терять.
     Утром он надел свой лучший костюм и ушел.
А вечером, когда мы собрались во флигиле (теперь мы жили втроем в одной комнате), довольно посмеиваясь, Карпо сказал:

     - Прокопий, слушай меня теперь ты. Вот этот дурак, - он ткнул себя пальцем в грудь, - все таки был в техникуме и имел очень приятный разговор с председателем приемной комиссии. Знаешь, какая задушевная беседа получилась. Завтра вывесят список и в нем будет фамилия Виктора. Задержались с оценкой его работы по русскому языку. Она была написана не по теме, но отлично. Преподаватель засомневался, не сдул ли он этот отрывок у кого-нибудь из писателей. Занялся проверкой и задержал...

     Брат продолжал сердиться, но товарищ расшевелил его и он заулыбался. Чай пили с бутербродами, нарезав тонкими пластинками докторскую колбасу.
     - Интересно, что там ты не по теме написал? - спросил Карпо - Жаль, что работы не возвращают. Мы так, наверно, и не узнаем о первом твоем сочинении. Думаешь, в архивах сохранятся? Едва ли: через пару лет все уничтожат...

     *****

     Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2019/04/20/939