В день святой Пасхи бабуля обязательно выставляла на стол большое блюдо, на котором красовалась зелёная лужайка, обрамлённая крашенными яйцами. Всю пасхальную ночь она пекла куличи и пироги из нежнейшего дрожжевого теста, чтобы её атеистичное потомство с утра пораньше заело ими варёные яйца с разноцветным белком. Белки отливали всеми цветами радуги по причине всепроникающих свойств советских пищевых красителей.
Вопрос, откуда появляется трава, терзал меня в детстве не на шутку. Если из подсыпанного слоя земли, то ставить тарелку на стол негигиенично. Бабуля стойко защищает семью от микробов и никогда не пойдёт на такое.
А если не из земли, значит, это пасхальное чудо.
В те годы мы, советские дети, ещё ничего не знали о схождении благодатного огня в Иерусалиме. Мне лично волшебное появление травы вполне заменяло этот раскрученный аттракцион. Я заворожённо таращилась на острые стрелы молодой поросли и засыпала бабулю градом вопросов.
Отвечала она лаконично: все радости, что мы имеем, от Бога, и травушка - одно из проявлений его благодати.
Сдержанность её сейчас понятна - в те годы за пропаганду религии можно было привлечь к семье нежелательное внимание. Поэтому бабуля вела подпольную деятельность целеустремлённо, но аккуратно, малыми дозами прививая внукам и внучкам благочестие.
В моем случае, увы, из всего её наследия прижилось только знание молитвы "Отче наш" на русском языке и умение креститься слева направо под торжественную и непонятную присказку "анун Хор ев Вордво ев Хогвуйн Сэрбо, Амен!"*
Я росла, бабуля старела. Она уже не так строго соблюдала конспирацию, и я уяснила элементарный механизм выращивания зелёного чуда - семена пшеницы накрывались слоем влажной ваты и прорастали из неё свежим газончиком.
Несколько самостоятельно проведённых экспериментов раскрыли все составляющие сакрального действа, и я потеряла к нему интерес.
Эффект волшебства растаял, но тарелка продолжала появляться на столе ежегодно, до тех пор, пока бабуля была жива.
Старость постепенно отнимала её энергию и она долгими часами сидела у освещённого солнцем окна, закутавшись в изношенную шерстяную шаль. Всё, что покупалось на замену, отвергалось категорически - старая ткань помнила тех, кого она потеряла за свою долгую жизнь, и только в ней она переносилась к дорогим ей людям.
Когда бабуля ушла, мы стали готовиться к Пасхе самостоятельно, но всё было не то, не то, не то!
Трава была не такой густой, тесто - не таким воздушным, и даже краска для яиц потеряла свои наносвойства.
Так мы живём уже тридцать три года. В поисках ушедшего тепла.
От бабули не осталось даже могилы. Но до сих пор на Пасху я ощущаю вкус куличей, испеченных её руками.
И, глядя на блюдо с изумрудной травой, я, принципиально не крещённая, перекрещиваюсь слева направо и произношу заветные слова, дарующие нам надежду на победу над смертью.
"Христос аряв и мерелоц! Сурб Затик шноравор!"**
* Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, Амен!
** Христос воксрес! С днем святой Пасхи!