От моего дома до Арбитражного суда час. Это, если пересекать пространство королевской походкой. Потому что сегодня выяснилось, что, не выпендриваясь, можно вполне успеть за сорок минут. Я подумала об этом, пока неслась ненакрашенная, в блузке с мятыми краями, торчащими из-под пиджака, с мыслями, переброшенными радугой через океан, далекими от тематики забега. Добежав до места, я выдохнула, просунула паспорт на запись и выпалила охраннику, что колющее, режущее, стонущее и охающее отсутствует, и что целлюлита у меня тоже...нет. Охранник офигел так, что не стал даже проверять портфель. Сбив еще пару человек в коридоре, ровно в десять двадцать я приземлилась перед залом судебных заседаний номер сто десять.
В воздухе чувствовался застой. Расписанное с десяти утра электронное табло заседаний безмолвствовало. Очередь томилась, устремив взгляды в экраны мобильников. Мне даже показалось, что, возможно, сейчас с другого конца города несется другая женщина в дорогой машине с мыслями через океан…. Эту светлую непорочную историю оборвала молодая особа в длинной, черной мантии, внезапно возникшая у дверей, чтобы сообщить, что она вновь назначенная и теперь это ее зал, и что все другие заседания, указанные в табло, будут проходить где-то и когда-то, и, разумеется, в других местах. Юристы - народ бывалый. Когда новоявленная скрылась, очередь заржала, обозвав это рейдерским захватом. На вопрос великого классика «что делать?», озвученный мной, очередь вяло пожала плечами. Я ринулась в зал, пока туда не позвали никого другого, и потребовала ясности относительно своего дела, пригрозив санкциями справедливости. Вновь вступившие в должность хороши тем, что безукоризненно соблюдают регламент. Поэтому минут через пять в коридоре появилась секретарь и сообщила все интересующие подробности, благополучно перенесенные на другой день. Очередь налетела на секретаря, но меня это уже не интересовало, потому что я понеслась на второй этаж, где было следующее заседание, которое, к счастью, тоже задерживалось.
Появилось время сфокусироваться. Я пробежалась по делу.. и тут до меня холодком дошел смысл фразы, накануне брошенной вскользь коллегой Мишкой: «И таки шо? Вы не сможете без какой-то доверенности?» И свой остроумный ответ, что это дерьмо-вопрос. Теперь чудесное остроумие надо было как-то осуществлять. Я пошарила глазами по очереди. выискивая потенциального ответчика. Абсолютное большинство присутствующих было, как обычно, непроницаемо и непрошибаемо. Однако, у табло стоял юноша с пунцовыми щеками, нервно перебиравший смятые штанины, то и дело поглядывающий на часы. Я подумала, что торчащие края мятой блузки, по крайней мере, не испортят мятых штанин и рискнула подойти. Юноша действительно оказался мой. Я щедро улыбнулась и спросила не желает ли он отложиться? Он, естественно, желал, потому что на то были и другие причины, и очень теперь нервничал, что я могла запросто отбить любые его пожелания. Я еще раз улыбнулась, на этот раз обещающе, и отошла. Юноша выдохнул, перестал краснеть и перебирать, и тут же превратился в Ромео, присев к девочке в толстых очках, прикинувшейся Джульеттой. Девочки в очках - это мое все. Со временем они вырастают в особую категорию женщин в очках. Очки делают их беззащитными, застенчивыми и труднодоступными одновременно. Труднодоступные, беззащитные женщины - сигнал для мужчин, и когда еще потом выяснится, что это не так. Мне тоже как-то в школе выписали очки, с целью предупредить возможное косоглазие. Но когда я напялила их на каком-то уроке, Пашка Костромин, по которому я в тот момент высыхала, громко и членораздельно произнес: «Ооооо, у тебя еще и очки……..» Тогда-то и случился мой первый приступ остроумия. Не очень удачный, но лучше, чем ничего…Вдруг я поняла, что должна засунуть в паспорт любую доверенность, имеющуюся в наличии, ибо это лучше, чем ничего. На этом месте нас с Ромео вызвали в зал.
Судья - молодой мужчина, интеллигент в седьмом колене посмотрел на меня с интересом. Я всегда нравилась интеллигентным мужчинам. Их привлекает непредсказуемость моего темперамента, разбавляющая их интеллигентные устои крепким словцом. Слово я получила за секунду до того, как секретарь хотела что-то озвучить про доверенность. Взяв предоставленное слово, я редко оставляю аудиторию без удовлетворения. К тому же, я стала жестикулировать руками, требуя отзыв и поясняя отсутствие смысла в экспертизе без наличия оригиналов, клятвенно обещая эти самые оригиналы непременно представить в следующее заседание. Жестикулировать я тоже умею. Когда край правого глаза уловил, что уставшая разбираться секретарь, решила внести имеющуюся доверенность в протокол, я наконец-то замолчала, мысленно пообещав, что убью Мишку сразу же по возвращении. Судья, с трудом оторвав от меня взгляд, отложил заседание. Мне даже показалось, что Ромео на пару секунд позабыл свою близорукую подружку, потому что отзыв он безропотно отдал в мои жестикулирующие руки, тогда как положено было бы передать его через руки судьи. Судья улыбнулся, но промолчал. В шахматах это называется «партия».
Выйдя в коридор, я наконец-то догадалась зайти в туалет, чтобы заправить мятый край блузки в юбку, где он и должен был оказаться первоначально. Там же я накрасила оба, так и нескосившихся глаза, побрызгалась дорогущими можжевеловыми духами, не имеющими ничего общего с запахом можжевельника, и собралась было пройтись по губам помадой, когда внезапно поняла, что еще ничего не ела. Вспомнив о двух бутербродах с докторской колбасой, на ходу заброшенных в портфель, я облизала губы и зашвырнула помаду обратно в сумку - косметичку не держу, сложно. Вышла на улицу, где застала солнечный полдень, зашла в магазин за колой, раз уж сегодня все выходило по-моему. Перешла на противоположную сторону улицы, где расположился сквер с широкими, но пыльными скамейками. Бросила на сиденье вещи, вытащила аэрофлотовскую салфетку для рук, не помню почему не использованную в самолете в недавней командировке. Достала бутерброды, открыла колу, и…..«зарасти оно все ромашками», как часто пишет моя Наташка из Австралии.
Из разных окон первого этажа за мной восхищенно наблюдали два человека: девочка лет десяти и средних лет мужик в растянутой майке. Мужика я понимала, но помочь ничем не могла - мешали мысли, радугой переброшенные через океан. Зато девочке я весело подмигнула, потому что поняла, что могу. Могу за сорок минут без машины, могу ненакрашенная и в мятой блузке, могу без доверенности и даже не за деньги, могу радугу через океан, могу съесть бутерброд, стоя перед пыльной скамейкой и остатками хлеба накормить слетевшихся голубей...
Замешкавшейся голубиной хромоножке я поднесла отдельно в надежде, что может когда-нибудь накормят и меня. Хотя точно знаю, что не накормят.