Палата номер тринадцать

Инвариант
Новая палат - новые соседи. Новая камера - всегда стресс... Народу чуть меньше - я четвертый, в остальном все так же: тот же загаженный туалет, один на отделение. Курилка, бывшая ранее где запасной выход, закрыта. Все бегают курить в туалет и попасть туда вовремя стало еще труднее. Впрочем, это все еще лучшее место в отделении - там можно открыть окно и дышать свежим воздухом. Больше этого нигде не сделать.

Палата рассчитана на троих - две койки у одной стены, еще одна у другой. Вместо второй кровати раковина и крохотный холодильничек. Огрызок зеркала над раковиной. На остаток места всунули еще четвертую кровать, наполовину перекрывающую дверь в палату - не закрыть. Впрочем, оно и к лучшему - дышать и так нечем. Типично российская паническая боязнь свежего воздуха:

Испокону мы -
В зле да шёпоте,
Под иконами
В чёрной копоти

Страх перемен, всего свежего, открытого, стабильность, закрытость, герметичность - символы России

Оглядываю соседей. На "приставной" кровати плешивый мужик в очках с умным хитрым лицом. Не то еврей, не то татарин. Следом здоровый толстый голый по пояс, похожий на борца сумо. Следующая кровать пуста - значит, моя. У другой стенки малоприятный мужик в толстовке с книжкой Хэмингуэя. Интеллигент... Остальные ничего не читают, даже кроссвордов. Сумоист весь день ругается по телефону с женой - тощей застиранной блондинкой. Его постоянный мат я слышу даже несмотря на потерю слуха.

Впрочем, насчет интеллигента я погорячился. На обед зашли так: я вперед, Хэм за мной. Стою у раздачи. Повернулся поставить кружку на столик с чаем - из чайника каждый наливает себе сам. В этот момент Хэм изловчился втиснуться к раздаче передо мной. Причем, спешить в больнице некуда - весь день твой, не знаешь куда время убить, но вот же привычка, лезть всегда и везде без очереди... Впрочем, таких тут... почти все.

Подушки на моей кровати не было, нашлась у Плешивого. И я знаю почему: по его постоянному кашлю понятно - гидроторакс. Низко спать он не может - задохнется. Год назад я спал сидя... Ну, пусть тащит подушку из дома, не мои проблемы...

После столовой Хэм натягивает на голову капюшон, такой, как у парижских негров, и укладывается спать. На улице +17, в палате градусов на десять больше. Ему холодно? Или шумоизоляция?

Новый лифт ставили при мне - полгода назад. Автоматический. С дверьми на две стороны - выходы из шахты в коридор и в отделение. Но, как принято, одна дверь - в отделение - уже заблокирована. Доезжаешь до коридора и "огородами" тащишься в отделение. Ладно, еще я ходячий... через несколько дверей и порогов везут и тех, кто на колясках. Это называется "логика".

Влип как-то вечером... Вышел, шатаясь, с диализа - лифт заблокирован, дверь в коридор заперта - как в мышеловке. Отправился искать санитара с ключами...

На обед курица. Есть ее ложкой затруднительно. Пожалел, что в этот раз не взял с собой в больницу вилку - поленился. А в столовой дают только тарелку, остальную посуду надо тащить из дома. Грузная дама из соседней палаты рвет свою порцию двумя руками...

Пожаловался на резкое падение слуха. Пригласили ЛОР'а. Пришел брутальный мужик с фонариком на лбу, крайне недовольный, что пришлось куда-то тащиться. Сунул железную воронку в уши, естественно ничего не увидел, прописал капать перекись - три дня каждый час. Сестра принесла бутылочку. - А что, только ему? - спрашивает завистливый Хэм. Помогло, как мертвому припарки...

В палате ты объект манипуляций, не принадлежишь себе и ничего твоего тут нет. Болезнь превращает тебя в вещь. Даже выключатель освещения, и тот снаружи, в коридоре. Ладно, дверь без решетки. Пока?..

Из лаборатории пришла сестра с чемоданчиком - кровь на сахар. Называет фамилию. Отзываюсь "Я" раньше, чем успеваю сообразить. Почти полвека прошло, а армейские рефлексы, наверное, уже не вытравить.

В рентген-кабинете высоко поднят пол, под ним, видимо, высоковольтный кабель. Порожек довольно крутой, забираюсь с трудом, координация нарушена, с закрытыми глазами стоять не могу - падаю.

Спрашиваю, ждать ли "историю". - Вы еще куда-то идете сейчас? - Нет. - Тогда не дам! Для меня, признаться загадка, отчего это "историю" так тщательно берегут от самих больных. Не дай бог, диагнозы узнают?

Сплю, обычно, крепко - не разбудить, но здесь из-за спертого воздуха, лишенного кислорода, часто просыпаюсь. В этот раз разбудило странное чувство, что с меня уползает одеяло. Буквально, ползет - как уж по руке. Приоткрываю глаза, все еще в полусне: у кровати стоит какая-то серая тень, плохо различимая в свете уличных фонарей и тащит мое одеяло на себя. Я никак не проснусь... Тень стаскивает одеяло окончательно, бросает его на пол и забирается в койку Хэма. От ночной прохлады я, наконец, просыпаюсь окончательно. Рядом никого нет. Что это было? Зачем ему мое одеяло? Узнать, какого цвета у меня трусы? Встать, взять за грудки, поднять рывком с кровати и спросить с говнюка, что он тут только что делал...

Когда-то давно... полжизни назад... на кафедре физики... Что-то не заладилось у меня с зав.лабораторией. Надо было заказать высоковольтные транзисторы - партия погорела почти вся. Мерзавец уперся... Тема стоит, делать ничего не могу. Вынужден апеллировать к зав. кафедрой. Обиженный завлаб (распускавший слухи о своем богатом уголовном прошлом), проходя мимо моего стола бросает: "- Подъе*нешь, когда я срать сяду!".

Это он зря. На беду, я холерик. То есть, грех такой за собой знаю и сдерживаюсь, но иногда "срабатывает" раньше, чем успеваю подумать... Вот и в этот раз... Я догоняю завлаба уже у стенки и припечатываю к ней. Он пытается замахнуться... перехватываю руку... и, внезапно, меня "отпускает"... Представляю тему очередного собрания: старший научный сотрудник НИЧ бьет зав.лабораторией... Поворачиваюсь и ухожу. - Хоть ты и здоровый лось, а рога тебе обломают! - слышу я в спину.

Или вот, в лифте... В высотке их два, но один, как водится, не работает. А второй никак не едет, судя по звукам где-то там наверху, что-то в него грузят... Наконец, приезжает. Внутри мужик и стопка ящиков с кафелем. Я жду, что он начнет их вытаскивать, но мужик не двигается - видать, ждет сына с улицы, я видел, как тот загружает машину. Мне надоедает ждать, я захожу в лифт и говорю: "- Поехали." "- Никуда не поеду", - злобно отвечает мужик, не двигаясь с места. Молча нажимаю кнопку своего этажа. - Мужик пытается нажать на "Стоп". Перехватываю руку и спрашиваю ласково: "- Ты что, не понял?" Мужик забивается в угол...

А сейчас... Схватить Хэма за грудки я, конечно, смогу... Но придется держаться за него, чтобы не упасть... Как это случилось, что я дошел до такого состояния?.. Вздохнув, поворачиваюсь и снова засыпаю. Сплю тревожно, но больше никто ко мне не подходил.

Сумоисту должны поставить туннельный катетер. Он напуган. Долго пристает с вопросами к врачу, потом ко мне: сколько длится операция, больно ли, надо ли раздеваться... Такой большой мальчик, смешно...

"День сурка". В начале седьмого поднимает сестра. Она-то встает в шесть, но начинает не с нашей палаты. Тычет в тебя градусником... и понеслось... кровь, завтрак, обход... в очередь на процедуры... перевязка, обед, капельница... можно немного передохнуть до ужина. Это последнее развлечение за день, не считая диализа, но тот через день. У меня третья смена. Четыре часа на диализе. Когда возвращаюсь в палату, соседи уже спят - намаялись за день, бедолаги...

Персонал не только знает тебя по имени, но и в курсе всех твоих диагнозов, анализов, деталей работы кишечника и как выглядит твоя задница - до и после инъекций.

Когда до обеда, когда после приходит сестра и устраивает шмон в холодильнике - проверяет срок годности продуктов, каждый пакет должен быть подписан и иметь бумажку с датой. Ежедневно пытаются что-то изъять и выкинуть. Над холодильником - чистая зона - висит заверенное печатью распоряжение главврача о разрешенных к передаче продуктах и сроках их хранения - где двадцать четыре часа, где тридцать шесть...

Слово "есть" персонал не употребляет, исключительно "кушать". Переворошив холодильник, сестра подходит к моей тумбочке. - У вас там сырки были! Два плавленных сырочка я уже съел. Нынешняя пластмасса мало общего имеет с теми сырками, которые давали когда-то на сдачу с трояка к водке, но вот же, ностальгия... - Уже съел, - улыбаюсь я. - Сырки надо в холодильник ложить, - продолжает она, не слушая моего ответа.

Остывший ужин на тумбочке. Доедаю и пытаюсь немного почитать перед сном - при тусклом свете прикроватной лампы. Внезапно, вижу перед собой разъяренную морду Плешивого... Он, видать, из деревенских: в девять вечера, никого не спрашивая, гасит верхний свет и укладывается спать. Официальный отбой часом позже. Будь здоровья побольше, я бы просто пошел и включил свет снова, а так только зажигаю у себя лампу. Хочет спать - пусть спит... отец рассказывал, на фронте под бомбежкой спали.

Сам я полтора года в первом "кубрике" - так у нас звали клетушки на двенадцать коек в два яруса. Лампочка в двести ватт над тумбочкой дневального - прямо в глаза... Засыпал раньше, чем касался подушки...

- Вы спать собираетесь? - шипит Плешивый. - Нет, - кротко отвечаю я. - Люди спать легли, им свет мешает! Это он о себе - во множественном числе. Кроме него, никто больше не лег. В тусклом свете лампы у него совершенно карикатурный вид - вывернутые веки, трясущиеся губы. Сейчас видно, что это просто старый тощий татарин, странно, что я принял его за еврея. - Это мой свет, - констатирую я. - Это его свет, - эхом повторяет он за мной и убирается к себе в кровать. Но настроение уже испорчено. Дочитав страницу я гашу лампу и укладываюсь. Спать не хочу, подключаю к телефону наушники, слушаю радио...

Сумоист заставил свою тумбочку дезодорантами. Льет на себя литры одеколона. Я терпеть не могу резких запахов, не пользуюсь ничем, кроме зубной пасты и туалетного мыла. Никаких шампуней и прочей парфюмерии. Страдаю от вони...

На завтрак в кашу полагается масло. В зависимости от смены, кусочек худеет, иногда, вдвое.

Жена оставила мне пряник. Пару дней чувствовал себя плохо и не подходил к холодильнику. А сегодня проголодался. Сразу после завтрака - тарелкой овсянки. Достал пряник и задумался: целлофан развернут, кусок обломан. Продавать в таком виде, кажется, не должны, на соседей тоже не подумаешь - у них запасов в разы больше моих, свое не успевают есть... Вечером спросил у жены - оказалось, это она снимала пробу.

В предбаннике туалета, по счастью, есть умывальник и бутылка с жидким мылом. Посещение приходится начинать с того, что отмываешь сиденье унитаза.

Плешивого выписали. Вместо него заселился какой-то простуженный бугай - каждые пять минут бегает сморкаться в раковину. Смыть за собой ему в голову не приходит. Заплевано все.

Есть безошибочный тест на происхождение - посмотреть, как человек ест. Это навык формируется в детстве, в семье - и на всю жизнь. Я думаю, совместный ланч скажет о кандидате больше, чем многочасовое интервью. Юнгвальд-Хилькевич вспоминал, как напившись, Высоцкий начинал есть руками... Бугай набивает за обе щеки как хомяк...

Пробыл у нас Бугай всего два дня. Не знаю, куда делся, пришел с диализа - его койка пуста. К сожалению, за эти два дня он успел заразить всех. У нас в палате карантин: на входе мокрая тряпка с дез.раствором, всем выданы маски-намордники, в столовую заходить запрещено - еду приносят, едим за тумбочками, зато без очереди. Инсулин ставят в кровати.

Плешивый заходил к нам в палату в гости. Подстригся, красавчик... Раньше диализникам полагался обед, но после оптимизации - только компот с булочкой. Тем, кому лень ради халявного компота тащиться на третий этаж, булочку приносят прямо на диализ на первом. Но Плешивый, видно, не из ленивых.

На обед опять курица. Сумоист, оглянувшись, вытирает испачканные руки салфеткой, которой накрыто контрольное блюдо.

Ура! Завтра домой.