Апрельское солнечное утро.
Я в своём доме, пусть он старый, немодный, с обстановкой восьмидесятых годов, но он родной.
Почти тридцать лет вместе, сначала с мужем и детьми. А последние десять лет одна.
Наезжает дочка, чтобы вспомнить своё детство, когда она загребала сено с нами на покосах, как пасла девочкой с отцом норовистых коров, бегала за ними по кустам с вицей, как сидели мы у костров за чаем из задымленного котелка, как вкусно пахло смородовым листом.
Я вернулась.
Подышала городским воздухом и хватит. Там засыпала под шквалы и рокоты машин, идущих по окружному шоссе. Они накатывали и затихали.
Оделась нарядно, по- городскому, чтобы показать, что не загубил меня город, а стала я сильнее.
Пошла не по грязной, расквашенной лесовозами дороге, а через свой огород по ослепительному до боли в глазах снегу.
ЗдЫнок держал крепко. А я смотрела только под ноги, на крупинчатый в льдинках снег синего цвета. У него есть такое свойство: впитывать и отражать цвет алой зари, синего неба и серых туч.
Воздух не пахнет бензином или соляркой.
Его можно пить, как целебный нектар. Сегодня он холодноватый, пахнет свежестью ледяных полей и весенними ветрами.
Шла по моей тропке наугад. Она была там, под толщей спрессованного снега. Там таились её травинки, будущие одуванчики, сиреневые пушистые медуницы, розовые метели кипрея. Всё было там, под моими ногами и затаилось до поры до времени. Земля впитывала талую воду и копила тепло...
А вчера на дороге, почти у машины, выхаживал большой тетерев. Он раскрыл веером хвост, медленно передвигался по галечнику, склёвывая мелкие камушки. Всем своим видом показывал, что он тут хозяин.А мы приехали и уедем. Нехотя низко пролетел над машиной, мелькнув пестрядью нижних перьев.
А вот из-под этого почерневшего стожка, что у тропинки, в августе выскочил на меня ночевальщик серый с длинными лапами и ушами. Ночью он тут прятался от волка или лисы.
Я сегодня зайду на почту и в сельмаг. Знаю, что там мало товара, как всегда. Такова здесь жизнь. Крохотный домик Почты России продувается на семи ветрах.
Первой навстречу мне шла Лидия.
- Вот вы приехали, и веселее стало!
И разговоры обязательно. Это ритуал. Разговоры о тех, кого уже нет и не будет, о прожитой жизни.
А в магазине на скромной витрине вижу бумагу с фамилиями. Конечно, я её подпишу. Петиция к местным властям, чтобы не рубили святые боры.
Все знают, что боры защитили вместе с речкой Тавенгу от литовских банд. И по негласному закону из поколения в поколение здесь никогда не рубили сосны.
Но на следующий день и вода не пошла в колонках. Насос перегорел. Ситуация аварийная. Надо вызывать бригаду из района. Хорошо, что у меня в запасе несколько вёдер воды. Я растянула их на неделю. А потом заволновалась. Баню не истопишь, не постираешь. А как другие?
Колодцы состарились, и рухнули срубы, когда появились колонки. Сейчас сделать колодец мне не под силу. Обойдётся больше ста тысяч. Что с пенсии построишь? Ничего. Тот колодец, который в прошлом году сделали от администрации, сухой. В нём нет воды. А истрачено сто пятьдесят тысяч.
Отговорка одна. Конец месяца. Надо было отчитаться за деньги.
На седьмой день воды тоже не было.
И я пошла к Избушке на курьих ножках. Не смейтесь.
Сколько ходила я мимо неё, а не знала Тайну.
Так, стоит и стоит рухлядь какая-то сто годовалая, пока приезжий человек не выкосил к ней травушку-муравушку, не сделал ступеньки от дороги. А другие приезжие уж на тракторе проломили тропу широкую, повырубали ольховник ядрёной.
И оказалось, что за ветхими её дверями, что с натугой и скрипом открылись,бьёт студёный ключ.
На нём без днища поставлен огромный деревянный щан. В этом щане вода ледяная. В ней то и охлаждали тавенжане вологодское масло, сделанное с особым секретом, который они никому не выдавали. Хотели у них иностранцы выпытать секрет или выкупить. Но никто не выдал. А всё дело в том, что знали вологодцы, до какой температуры надо нагревать сливки, чтобы появился миндальный вкус у масла.
Потом из Москвы прилетал вертолёт. И масло увозили чуть ли не в Кремль. Правда ли это?
Но живы ещё те ребятишки, которые видели вертолёт и, заслышав шум его пропеллера, выбегали из школы на площадку, где он приземлялся. Потом смотрели ему вслед и долго махали ладошками. Он улетал с коробками масла в большой и главный город Советского Союза.
Правда, ребятишки эти - уже старики и старушки. Вот Лидия, например, помнит. Она мне об этом и рассказывала.
И я пошла на седьмой день на поклон к Избушке на курьих ножках.
Кто-то на тракторе проехал. Широкий след остался. Ветка ольхи хотела меня остановить, но я осторожно отвела её в сторону.
Дверь распахнута. Перешагнула через высокий порог. Пришлось встать на колени, чтобы зачерпнуть в бидон чистой холодной воды. Глазиха что-то наговоривала мне весёлым звонким голосом.
Поставлю ка я чайник с ключевой водой.
Может, через неделю всё же сменят насос, и появится опять вода в кране, хоть на пару часов, хоть через день.
Спасибо тебе, Избушка, что сберегла ты ключ заветный!
фото автора