Она проснулась и ощутила темноту, и тишину, и зарождающийся за стеклопакетом окна рассвет. Перекрестилась и нашарила будильник. «Осталось пол часа до звонка, буду вставать. Ой, а вчерашняя хворь прошла. Значит, надо растормошить маму. Нечего с поездкой тянуть».
Мама спала в комке тёмно-синего постельного белья. Девушка погладила её по плечу.
- Да? что? - промямлила Елена очень сонно, щуря глаза.
- Мамочка, вставай, нам надо сегодня ехать.
- Что? Куда? – вяло спросила Елена, стараясь не забыть сон. Потому что в отличии от дочери, она верила снам.
- В Тверь, ты забыла?
- Надя, дай поспать, я сегодня всю ночь не спала! – обиженно сказала Елена, и прижалась щекой к подушке.
- Какое счастье, мне бы так!
- Это почему счастье? – спросила мама, приподняв голову.
- Потому что можно всю ночь жить, думать, молиться, - мечтательно сказала Надежда.
- Я и так всё время живу. И молюсь. И думаю, - ответила Елена недоумевающе.
- Даже, когда ты смотришь телевизор?
- Да, конечно, - сказала неуверенным голосом мама.
Надежда подошла к маленькому иконостасику матери, на котором стояли иконочки, подаренные ей дочкой. Она стала молиться за маму. Елена потянулась кряхтя, села на кровати, и всунула жилистые ноги в шлёпанцы.
- Пойду, приму душ, - сказала Елена, и вышла из комнаты.
Стеклянная дверца шкафа отразила её увядающую красоту.
В шесть утра вышли из подъезда многоэтажки. Было холодно и сыро, хоть и апрель. Шли рядом. Елена думала, глядя на дочь: «Надя у меня, конечно, на религии повёрнутая: на улице крестится, особенно перед храмами, всё время молится, слишком она в веру ушла». «Или я ещё до веры не дошла» - промелькнула мысль в голове Елены. Она взглянула ещё раз на дочь. Из-под зелёного платка виднелось желтоватое, уже не совсем молодое худое личико, обрамлённое двумя прядями светлых волос. Большие карие глаза живо блестели, на покатых плечах висела куртка. Две ножки-спички торчали из-под серой юбки. Надежда перебирала чётки. Их ей когда-то подарил уже почивший старец из лавры.
На Ленинградском вокзале в эту рань была толпа. Потоки людей циркулировали от поездов к метро и обратно, они вливались друг в друга, становясь непроходимой сетью. Елена и Надежда купили билеты. Вдруг Надежда ощутила, что кто-то тормошит её за плечо. Она обернулась, и увидела… свои чётки! Незнакомый мужчина протягивал их ей через плечо.
- Спаси Господи!.. – восхищённо сказала Надежда.
- Пожалуйста, - сухо ответил мужчина и слился с толпой.
«Я чуть не потеряла чётки старца… Боженька, благодарю Тебя, что нашлись, благодарю!» Слёзы счастья потекли по щекам. В сердце разлилась благодарность Христу.
Прибыв в Тверь, первом делом пошли в храм, построенный недавно на вокзальной площади. Это был огромный собор белого цвета, чтоб его достигнуть, нужно было пройти кордон таксистов, горячо желающих кого-нибудь куда-нибудь подвезти.
Народа в храме не было. Надежда осмотрелась, подошла к Распятию, и стала искренне, горячо молиться на коленях Господу, благодарить за всё-за всё, каяться, и молиться за ближних. Она шептала свои просьбы, а слёзы горячо текли по щекам. Девушка поцеловала несколько раз ножки Спасителя на Распятии, прижалась на секунду к ним щекой и порывисто встала. Она обернулась и вдруг увидела, что вокруг неё стоят несколько женщин и мужчин, молча, замерев, мужчина улыбается, а одна из женщин вытирает глаза. Надежда смутилась и быстро вышла из храма. Мама, стоявшая около церковного прилавка, оглянулась и пошла за ней.
Свежий ветер обдул их лица, и сорвал бейсболку с головы Елены. Она подняла её с асфальта и снова надела.
«А, может, я им примером была в молитве?» - приняла девушка тщеславный помысел. Они с мамой шли по залитой солнцем потеплевшей Твери. Маленькие облупленные дома пестрели рекламными вывесками, и по всему пространству плескалось солнце. Всю дорогу Надежда боролась с помыслом. Противоречила ему, но он нападал ещё хуже. Надя ощутила своё духовное бессилье, смирилась и стала каяться.
Сделав дела с оформлением на дочку дома под Тверью, Елена позвонила тёте Эмме – дальней родственнице, очень старенькой, и сказала, что они с Надеждой идут к ней в гости.
Тут Надя повернулась и быстро зашагала в сторону Пятёрочки. Елена побежала её догонять.
- Кисуль, зачем нам в магазин? – спросила мама, поравнявшись с Надеждой, и заглядывая ей в лицо.
- Я по телефону обещала тёте Эмме, что мы купим продукты, и я приготовлю еду.
- Да? – спросила ошарашенно Елена.
- Да, - спокойно ответила дочь.
Всё купили и шли переулками, неся в руках тонкие пакеты с тяжёлой снедью.
Вот и дом тёти Эммы. Они поднялись по тёмному приземистому коридору старой «брежневки», и позвонили в потёртую дверь.
- Надо же, тот же звонок, как в детстве… - мечтательно сказала Надежда.
Ждали долго. Но вот, щёлкнул замок, открылась дверь, и… Надежда бросилась на шею двоюродной бабушке, перегибаясь через её тележку для хожденья.
- Бабушка! – только и могла сказать Надя.
- Надюша, Лена, молодцы, что пришли! Я-то думала, никого из ближайшей родни не осталось! – сказала Эмилия, перекладывая своё полное измождённое тело с тележки на костыли.
- Ну, что вы, тётя Эмма, - смущённо пробормотала Елена.
- Бабушка, можно, я вам креветки сварю, и сделаю салат из печени трески с огурцом?
- Ой, я таких деликатесов уже сто лет не едала! – сказала тётя Эмма, преувеличив, так как ей было всего девяносто.
Надежда засыпала тётю Эмму предложеньями о помощи: подмести пол, протереть картины и фарфоровые статуэтки, постирать вещи, вымыть унитаз. И бабушка, конечно, не отказывалась. Но сначала Надя устроила пир. А когда девушка стала помогать тёте Эмме надеть на неё тёплые тапочки – тётя Эмма расплакалась. И Надя расплакалась, сев возле кресла у ног Эмилии, на таком родном, знакомом с раннего детства ковре. Да, ничего не изменилось в этом доме, всё было как в прошлом, как тогда, когда они с бабушкой Ирой ходили в гости к тёте Эмме.
Стали вспоминать бабушку Иру, растившую в детстве Надежду, вспомнили и дядю Костю – мужа тёти Эммы.
- Баба Ира была Ангелом во плоти, - вздохнув, сказала Надя.
- А я на неё всё-таки один раз рассердилась, - заговорщицки сказала тётя Эмма.
- Расскажите! – попросила Надя с любопытством.
- Было так: у меня в Протасово умер сосед. Я пообещала его дочери, что мы с Костей утром тело его в Тверь отвезём. Просыпаюсь, а Кости нет. Искала, ждала до вечера. Потом пошла к Ире, смотрю – Костя пьяный под кустом смородины валяется. Тормошу его – не может встать. Перепил. Я тут Ире задала жару, чтоб брата не спаивала. А чтоб умершего отвезти – пришлось машину нанять.
Надежда молчала.
- Надь, ты мне скажи: вот, Костя мне каждую ночь снится. Во сне он куда-то всё уходит и уходит, а я за ним бегу.
- Это он вас просит помолиться за него, - уверенно сказала Надя. Она как раз вчера об этом в книге проповедей прочла.
Бабушка Эмма замялась, ведь она не умела молиться, и не хотела, и в Бога особенно-то не верила. Но мужа ей стало жалко – не хорошо, видно, ему на том свете, раз просит молитв.
Надежда почувствовала, что бабушка скорбит, и обняла её.
- Значит, у меня есть ещё родня, - сказала Эмма, с усилием сдерживая слёзы.
- Ой, мы же на последний поезд опаздываем! – заволновалась Елена, посмотрев на настенные часы.
- Бабушка, мы побежали! – сказала Надя, и сунула ноги в ботинки.
- Я вам даже ничего не подарила, - извиняясь, сказала Эмилия.
- Вы подарили мне любовь, ваши тёплые, добрые глаза, ваши слёзы это – самый ценный подарок! Я правильно дверь открываю? - прибавила Надя, крутя замок.
Мама с дочерью вышли из подъезда. Ночь была чистой, прозрачной, душистой, одним словом – тверской. Бледно горели фонари, в конце улицы, выходящей на вокзал, виднелся храм. Мягко отблескивали его золотые купола.
- Кисуль, смотри, а трамвайных рельсов уже нету, - сказала Елена.
- Да, и я сегодня ни одного трамвая не видела… - вспомнила девушка.
- Это – не рельсы? – спросила Елена, вглядываясь в землю.
- Это какие-то их ржавые обломки, - ответила Надя, нагнувшись над местом рельс.
- Мама, как хорошо, что я в шестнадцать лет переехала к тебе из Твери! – вдруг горячо сказала девушка.
- Почему?
- Потому что в четырнадцать лет я мечтала стать водителем трамвая.
- Как?! – спросила Елена, усмехнувшись от удивления.
- Для меня это было романтикой, я представляла себе, что весенним солнечным утром веду трамвай по моей любимой Твери. Потом – выхожу из передней двери и перевожу руками рельсы… Свежесть, запах растаявшего недавно снега, птицы поют… И я, конечно, стала бы водителем трамвая. И дожила бы до сегодняшнего дня – до дня, когда трамваев больше нет. Когда лежат на месте рельс – их заржавелые куски. Как кости умерших людей… или умерших надежд моего детства. Мне было бы это очень тяжело.
Елена и Надежда молча перекрестились на храм. Храм тоже молчал. Он безмолвно говорил о Боге. Надежда вздохнула, и сказала маме:
- Ну, всё. Пошли на перрон.
17.04.2019г.