17. Встать, суд идёт!

Илья Васильевич Маслов
     СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ! (роман-хроника в 4-х частях).

     Часть третья: СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ!

     17. ВСТАТЬ, СУД  ИДЁТ!

     Не успел я забыть впечатление первого удара, как последовал второй, не менее неприятный, чем первый: я оказался на скамье подсудимого и вместе со мной Павел Бабкин. Я можно оказать попал по недомыслию начальства, а он за недисциплинированность. Бабкин поступил на курсы по подготовке в вузы и почти совсем забросил занятие в техникуме. Его несколько раз предупреждали о плохой посещаемости, но он не исправлялся, потом узнали, что он учится на курсах - и исключили из техникума.

     Как-то пришел в общежитие комендант и опросил:
     - Когда будем выселяться?
     - Как тепло настанет, - ответил Бабкин.
     - А ежели завтра?
     - Никак нет. Для вас особняк еще не выстроили.
     - А ежели я помогу вам с помощью милиционера?
     - Ничего не выйдет! Мы знаем законы. До мая месяца вы нас не имеете права выселить. А после первого мая мы сами уйдем.
     - Подумаешь, какие птицы.

     Спустя несколько дней комендант снова пришел.
     - Вы еще живете? - удивился он. - Завтра оформляю дело.
     - Хоть бы два! - дерзко ответил Бабкин.
     Я незаметно толкнул его локтем в бок: утихомирься, мол, а то в самом деле подадут в суд. Так оно и вышло, ровно через неделю мы получили повестки явиться в суд.
     Я уже работал на прядильной фабрике статистиком, Бабкин тоже работал и учился на курсах по подготовке в вузы.
     - Ты пойдешь?
     - А почему - не пойти? - на вопрос ответил вопросом. - Интересно послушать, что будут говорить. Я был у юриста, он сказал: зимой никто не имеет права выселять.

     Мы пришли ровно в девять, а нас вызывали к десяти. Сторожиха перед нами открыла дверь и мы первыми вошли в коридор. Здание было деревянное, одноэтажное, коридор узкий и негде было сесть. Чувствовалось тепло и пахло вымытыми полами. Вскоре пришла девушка-секретарь, мы сдали ей повестки, она велела ждать. Мы стояли в коридоре, у окна, когда нас позвали в тесный низкий зал, заставленный рядами венских стульев. Кроме нас никого не было в зале. На возвышенности стоял стол, покрытый кумачом, за ним три стула с высокими спинками - для судей, по сторонам - трибуны, одна для защитника, другая для обвинителя; обе, также как судейский стол, обтянуты красным.
    
     В зал вошла девушка, забиравшая у нас повестки, и хотя нас было только двое и мы не успели еще сесть, она громким голосом сказала:
     - Встать, суд идет!
     Вошли судьи, пожилой лысый мужчина и за ним две женщины. Мужчина сел за стол в центре, на стул с самой высокой спинкой, женщины по бокам. Мы стояли. Мужчина осмотрел нас с головы до ног и раскрыл  тощую папку с бумагами. Толстые пальцы его, поросшие сверху черными волосами, медленно перебирали бумаги в папке. Он объявил, что слушается гражданское дело по удовлетворению претензии техникума к таким-то гражданам и деловито спросил:
     - Признаете себя виновными или нет?
     - Да, признаем, - ответили мы.

     Я тут же вспомнил заседание бюро горкома комсомола, там задали мне точно такой же вопрос и обвинили, что я виноват. Тут повторялось тоже самое и это насторожило меня.
     - Но, гражданин судья, выслушайте нас и поймите правильно, - просительно заговорил Бабкин. - Дело в том, что в данный момент мы не можем освободить общежитие. Мы искали частную квартиру, ищем ее и сейчас ежедневно, но не можем найти. И как только найдем - сразу освободим. А сейчас они не имеют права выбрасывать нас на улицу. Нет такого закона...
    
     Судья прервал его:
     - Вот вы хорошо знаете советские законы, а сами, извиняюсь, нарушаете их.
     - Гражданин судья, мы ни капельки не нарушаем советские законы. Будь это летом, мы бы враз покинули общежитие.
     Женщины чуть заметно улыбались, а мужчина, насупив брови, строго молчал. Потом он посовещался с женщинами и объявил:
     - Суд предупреждает вас, что через две недели вы должны освободить общежитие, в противном случае к вам будут приняты административные меры. Вы поняли решение суда?
     - Поняли.

     Когда мы вышли на улицу, Павел Бабкин захохотал.
     - Дудки! До мая месяца никуда они нас не выселят. Нет такого закона. На испуг берут. После первого мая мы сами уйдем. Юрист мне все разъяснил.
     Он хохотал, а мне было не до смеху. Я работал и мне надо было устраиваться с жильем. К Самоновым мне идти не хотелось, знакомых никого не было, идти по дворам и искать угол - такая перспектива меня не прельщала.
    

     Павел Бабкин не совсем честно поступил, сказав судье, что мы ищем квартиру, квартиру мы не искали. Я не привык обманывать и Павел мне этим не нравился, но в данном случае ложь его пришлась очень кстати.

     Меня приняли на работу временно, пока штатный статистик болел, выйдет он на работу, мне нужно будет снова искать место. Работа мне была не по душе, я считал себя бездельником. Когда я поступал, меня не проинструктировали по-деловому, предшественника своего я в глаза не видел, в бухгалтерии сказали: ежедневно будете собирать сведения по цехам о выработке, о рабочей силе, мастера знают, какие сведения, и будут перед вами отчитываться.

     Но мастера не отчитывались передо мной, а требовать я еще не умел, да собственно не знал, что именно требовать. Формы учета и отчетности мне не оставили. Притом, мой стол словно в насмешку, поставили на лестничной площадке при восхождении на второй этаж, на виду у всего народа, всякий, кто шел на второй этаж - проходил мимо меня, иные даже задевали мой стол. Как можно было работать в такой обстановке?

     Я сидел за столом и писал стихи, делая вид, что занят служебными делами. Правда, ходил и в цеха, но старался не задерживаться там долго, мне не нравился оглушающий шум веретен и пыль, стоявшая туманом, пыль эта пахла жареным постным маслом. Я остерегался подходить к шумящим прядильным машинам и смотрел на них издали. Производство меня не волновало, я смотрел на работающие станки и машины, а писал стихи совсем о другом - о полях, лесах, птицах, о солнце и воздухе, припоминались картины из сельской жизни.

     Несколько стихотворений я послал в сибирский журнал, два из них были приняты, но пока они ждали своей очереди на опубликование - журнал закрыли.
     Примерно, через месяц меня позвали в бухгалтерию и сказали:
     - Вернулся старый статистик. В понедельник он приступает к работе. Приходите за расчетом.

     *****

     Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2019/04/20/1220