СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ! (роман-хроника в 4-х частях).
Часть третья: СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ!
12. НА КАНИКУЛАХ ДОМА
После курорта оставалось еще много каникулярного времени и я поехал домой, в Ермак.
Дома я не был год, но как все изменилось: изба показалась мне убогой, приплюснутой к земле, видимо, потому, что в городе я привык к высоким домам, двор обветшал, калитка узка как щель, куча навоза посередине двора издавала острый запах, от которого даже в носу покалывало.
Обстановка в избе была крайне бедной.
Мать постарела и похудела.
Отец раньше казался мне высоким и сильным, теперь был по плечо мне и как-то усох, сморщился.
Одни сестренки росли и цвели, как полевые цветы. Однако они отвыкли от меня и смотрели настороженно, недоверчиво.
Король - вот кто остался неизменным, он узнал меня за целую версту, упал к ногам, катался на спине и повизгивал от радости. Даже кот замурлыкал и потерся об меня усатой головой.
Отец стал еще более угрюмым и молчаливым, он курил цигарка за цигаркой и, устало прикрыв глаза, как будто дремал. Я спросил:
- Давно в колхоз вступил?
- Еще зимой, - тихо ответил он.
- Чем занимаешься в нем?
- Работаю, как и все.
- Это понятно... А где лучше? Вернее - где выгодней?
Он передернул плечами, раздумывая как бы попонятливей ответить и, стряхнув пепел с цигарки, сказал:
- Оно где и какая работа. Ежели меня заставят двор подметать, оно видно, что я подмел его, и как подмел - чисто, али нет. А ежели нас заставят воду переливать из одной лужи в другую, это я к примеру говорю, да нас будет три человека, так оно не видно будет, кто как работал - сколько черпаков сделал я и сколько ты, и сколько в одной луже убавилось воды, и сколько в другой прибавилось...
Он протянул мне кисет, думая что я курю, но мать позвала его зачем-то на улицу и он ушел. Потом мать рассказывала:
- Ему, отцу-то нашему, не шибко глянется в колхозе. Он же не привычен гамузом работать. И опять же к рыбалке своей присох. А тут разве считаются с этим? Вона что наш председатель ответил ему: "Ты, Орлов, и позабудь про рыбалку. Нам надобно, главное, землю пахать и хлеб сеять. А не рыбалкой развлекаться". Так прямо и сказал: "Не рыбалкой развлекаться". Вот отец после этого совсем молчуном сделался. Молчит и молчит. Иной раз я, грешница, посмеюсь ему: "Василий, у тебя, случаем, не отсох язык?" Он только глазами поведет, махнет рукой и отвернется.
Желая как-то смягчить положение, однажды я спросил отца:
- Может мне поговорить с председателем?
Он махнул рукой и безнадежно сказал:
- Не стоит, сынок... Плетью обуха не перешибешь.
Дома я прожил месяц и за все время только один раз сходил в Народный дом. Молодежи в селе почти не осталось. Раньше, как только вечер, на селе то в одном краю, то в другом всплеснут мелодичные переборы гармоники и звонкие девичьи голоса, а теперь - тишина, только собаки с подвывом всю ночь взлаивают.
Из знакомых почти никого не осталось. Бывший председатель сельского Совета Федор Телепнев, после создания колхоза в селе, в организации которого он принимал активное участие, на другой год уехал учиться, кончать рабфак. Мой приемник по комсомолу, Миша Крыченков, тоже уехал. Учительницы повыходили замуж. Заведующий школой Федор Яковлевич перевелся на Урал, поближе к родне. Один только Гриппак по-прежнему работал счетоводом в потребкооперации.
Со мной учились Василий Сорокин, Петр Омельченко и Забугин Иван, они еще в двадцать шестом году сразу уехали из села и учились где-то в совпартшколах. Когда я уже собирался возвращаться с каникул на учебу, в Ермак приехал за матерью Иван Забугин, это был серьезный и малоразговорчивый парень. Он нравился мне тем, что никогда не рисовался и говорил только правду.
Иван поведал мне очень грустную историю, а точнее говорить - даже две истории.
Петр Омельченко, с которым я когда-то выпускал школьную стенгазету, после окончания совпартшколы пошел работать сотрудником уездной газеты, где-то на Алтае. Однажды по заданию редакции он поехал в глухой уголок освещать ход коллективизации и там был убит кулаками.
Второй товарищ, Василий Сорокин, был избран председателем одного крупного профсоюза. Как-то поздно вечером он возвращался с собрания, на него напала группа хулиганов, он был вооружен, отстреливался, однако получил тяжелое ранение от бандитов и умер в больнице.
Так два моих товарища погибли преждевременно.
Знакомой девушки, с кем бы я мог проводить время, у меня не было и я под конец каникул заскучал, так заскучал, что не помогали длительные прогулки ни на луга, ни в лес, ни походы на рыбалку. А тут еще снова пошла кровь из носу, видимо, лето было жаркое и я перегревался.
Я поспешил в Омск. Приехал, а у нас полным ходом идет ремонт общежития, торопятся сдать к началу учебного года. Комендант задумался, куда меня девать?
- Пойдешь во второе общежитие, на улице Либкнехта? Это совсем недалеко. По Любинскому проспекту спустишься под горку и налево один квартал.
Я согласился, каменный двухэтажный дом, бывший купеческий особняк, выглядел вполне прилично. В нем тоже был недавно ремонт пахло известью и краской. Мне понравилась комната на втором этаже. Пришел Павел Бабкин и мы с ним заняли кровати рядом.
*****
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2019/04/20/1123