9. Почти без ссор

Ольген Би
Как хочется сказать, что ссор у Юли и Гены не было вообще. Но нет, ссоры были. Но так редко, что запомнить их совсем не трудно.
Юлька не хотела быть очередной. Как и многие женщины хотела быть единственной. И это желание рисовало в воображении стереотипы поведения  избранника. Она, казалось, уже давно научилась отслеживать в жизни, какие бы то ни было клише и отказываться от них. Это избавляло от разочарований. Позволяло детям развиваться индивидуально, когда им не навязывают стандарты родители. Она считала, что если мужчина действительно любит женщину, то обязательно примет и ее детей. Ведь это частичка любимой. Но материнские чувства в сердце женщины требуют больше доказательств любви, позволяя нетерпению запустить в душу змею сомнения: почему же он не спешит полюбить детей? Может, он не очень-то любит их мать?
Общественное мнение, книги рисуют картинки безупречных рыцарей. Невольно хочется получить хоть бледное подобие сказочного принца.
  - Геннадий, почему ты оттолкнул от себя Димку? Ведь он так радовался, что у него теперь есть отец, что мама счастлива, наконец. – Юля старалась не ранить мужа, но все же высказать свой упрек. Хотя обида за сына могла бы вызвать ураган упреков. Она понимала, что ее детям это видеть и слышать не нужно. Понимала, что в сердце Геннадия живут его дети. Их он растил, пеленал, воспитывал. Готовил завтраки им, возил в школу, садик, на музыку. Но это было и ушло, попытки не потерять с ними связь не удались. А у Геннадия эти же мысли укрепляли монолит упрямства. Он продолжал тупо смотреть на экран телевизора, пока Юля продолжала развивать свою тему:
- Может быть, я тебе не нужна? Может, я тебя интересую только как отдушина? Тогда конечно, дети мешают. Свет загораживают, дышать полной грудью не дают! Хорошо хоть сексу не мешают: все равно у тебя на этом «фронте тихо». Может, и астма у тебя началась от нас?
Геннадий слушал этот бред с упорным молчанием. Но последняя фраза прозвучала отзвуком его сомнений. А может правда это так? С приходом   - Юльки мир изменился. Стало светлее, интереснее жить. Но пришла и астма.
- Ага, молчишь. Значит, так ты и думаешь. Хорошо же, я уйду. Сиди теперь в своей квартире и вспоминай своих детей. Да, заодно и повспоминай и любовниц своей жены. Может, к ней вернешься или привезешь сюда. А она их за собой притащит. Зато дети с тобой будут. А ей мама мешать не будет заниматься всяким непотребством.
Юлька распалилась так, что о сборе детей и вещей  речи быть не могло. От этой ситуации нужно просто бежать. Но еще больше гнала боязнь наговорить глупостей и гадостей, о которых в таких случаях стыдно потом вспоминать. Она выскочила за дверь, с силой закрыв ее за собой. Да уж, с такой силой и неотвратимостью рот закрыть рядом с раздражителем было куда труднее.
Но куда бежать? В «обозримом будущем» только лифт. Ну конечно, куда же еще? Технический этаж. Кто догадается там ее искать?
 - «Пусть думает что хочет. Пусть поищет. Лето, сбежать можно куда угодно. У матери искать не будет, скорее всего», - мысль пойти к матери отдавалась дрожью в сердце. Ни за что!
Лифт, лестница на тех. этаж, узкий вход. Преодоление препятствий немного охладило пыл. Когда ее с детьми выселяли из квартиры Геннадия, они отнесли часть вещей на этот вот чердак девятиэтажки. Вот и детский матрасик пригодился. Но сидеть или даже лежать, в одиночку, борясь с раздражением, выискивая несправедливость, упиваясь жалостью к себе, долго - невыносимо. В маленькое окошко уже светили звезды.  Юлька строила в воображении картины, как ее ищет Гена, переживает. Дети спрашивают - «где мама?» Ужин не приготовлен. А здесь слышаться какие-то голоса, шепот. Или это в голове? Да нет же, рядом. Может это соседей этажом ниже слышно? Нет, не похоже. Голосов много. Они перешептываются, удаляются, приближаются. Уже различимо ее имя, смех. А по коже у нее начинают бегать мурашки. Это чувствуется раньше, чем осознается. Она осторожно становится на колени, чтобы было больше точек опоры, а значит и скорости. (Да и во весь рост все равно здесь не встанешь.) И, не глядя, что попадает под руки и под ноги, кинулась бежать из этого убежища. Ну почему рук только две? Уши-то зажать нечем. И почему ноги такие неуклюжие?  А смех догонял, опережал. Глухо, тихо и потому страшнее обычного, живого. Неужели это не сказки, что на месте кладбища лучше ничего не строить?
Как она оказалась опять перед своей дверью - память не запечатлела. И только открывая дверь, она вспомнила о ссоре, о переживающем муже дома. Или не дома? Он же ищет её! Она тихонько, на всякий случай, вошла и сразу почувствовала запах ужина. И это окончательно успокоило ее, отогнало все страхи. Сначала ушли вдаль все странные голоса, потом все ее напрасные упреки. Последними растворились сомнения в любви мужа. Конечно, ее любовь совсем не похожа на книжную. Но и он ведь не книжный, а очень даже живой. Только где он? Она прошла по комнатам. В маленькой спят дети, а в другой мирно спал Геннадий. Он, не раздеваясь, улегся на покрывало, сладко подложив под голову руку. В душе у нее столкнулись два чувства: одно было возмущением - как же так? Он должен искать, переживать, страдать.   Другое – стыд. Стыд за свою слабость, глупость. За эгоизм. Ведь столько лет воспитывала себя, избавляясь от грязных мыслей. Кто-то воспитывает всех вокруг, даже не имея права на это. Но себя-то можно и даже нужно. И вот сама же нарушила свои принципы. Дура! А что это за глупость упрекать с сексом? Можно подумать, что ей самой это нужно. Ведь они два инвалида в этом отношении собрались. Им теперь вместе оттаивать и учиться надо. А вдруг я его обидела слишком сильно? Вот уж точно дура.
Да, второе чувство победило со значительным перевесом. Она тихонько встала и вышла на улицу. Было тихо, темно. Захотелось сделать что-то хорошее этому человеку, загладить свою вину. Так сильно захотелось, что это напоминало ожидание первого поцелуя, истому и трепет от первого нежного и робкого прикосновения любящего и любимого человека. Луна серебрила дорогу под ногами, ненавязчиво указывая путь. Цветы. Он любит дарить цветы. А если подарить ему?  Но денег-то нет, и город давно уже спит. В Юлькиной голове родилась маленькая, но криминальная мысль. Она уверенно направилась в парк к, одичавшим от перестройки, розам. Осторожно нарвала букет, не забыв убедиться, что внешний вид цветущего красного пятна на фоне заброшенных тротуаров, не пострадал. Дома решила добавить пояснения к букету и написала записку, не забыв повесить ярлык на двоих: «Дураку от дурочки». Ну, не подписываться же ей только под своей глупостью! Все поровну. Цветы поместились только в таз. Его-то она и поставила на табурет возле кровати, с запиской среди цветов. И совершенно счастливая, пошла, спать на диван в свободную комнату. Сны были добрые и спокойные. Снилось, что Гена укрывает ее и целует, говорит ласковые слова. Снилось, что он будет с ней всегда, как дыхание.  Будет носить ее на руках, готовить завтрак. И запах будет от свежего чая, булочек, любви и участия. Стоп, во сне не пахнет. И спать как-то неудобно стало.
Юлька проснулась в миг. Проснулась оттого, что Генка едва сдерживал смех, усаживая ее на стул в кухне перед чашкой чая и булочкой с маслом.  Тогда на диване должно быть и одеяло, которым он укрывал ее во сне.  Она схватилась как ошпаренная и побежала проверять: все сходится.
- Ну, дурак! – бегала по дому удивленная Юлька и причитала, на ходу вытирая слезы смеха.
- Аналогично. – Наблюдая за ее реакцией, смеялся и сам Геннадий.
Но не этот смех и веселое чаепитие было последствием ссоры. И не тазик с розами. Причина ссоры вспоминается редко. Чаще вспоминаются последствия. У этой ссоры последствия очень даже вспоминались.
Вечером заглянула в гости сестра Юли. Она удивилась, что Геннадий дарит уже не просто букеты, а такие вот букетища. Но, выслушав рассказ старшей сестры, задумалась. Она не раз жаловалась Юльке, что муж, когда приходит с работы, то молча ужинает, молча смотрит телевизор и молча ложится спать. А ночью, когда она ложится рядом, и того хуже – просто лезет в трусы!
- Ты что же в них спишь? Год всего замужем и возмущаешься? Непорядок! – попробовала отшутиться Юля.
- Что ты глупости говоришь? Причем здесь это? Я вообще говорю, что он не поговорит, не спросит, как я живу, чем интересуюсь. Мне голову на плечо положить хочется, а не «этого самого». Я же не просто женщина, я же человек.
- Да, сестренка, если бы мама тебе не помогала с ребенком, не готовила для вас двоих взрослых, не стирала пеленки, тебе было бы не до разговоров. Ведь ко мне можешь прибежать и малыша ведь есть с кем оставить. А мужа ты себе красивого искала и нашла. Знала ведь, что он в жизни только одну книжку прочитал про Чапая, кажется?
- Хорошо тебе рассуждать, тебе есть с кем поговорить. А мне что же, к тебе бегать? Да еще упреки выслушивать вместо поддержки.
Этого сестра уже стерпеть просто не могла и  ушла.
В гости к родителям Юля зашла примерно через месяц, проведать отца. Ему там жилось не сладко, только он об этом старался не думать. Её сразу с порога встретил тяжелый запах цветов. Это ж, сколько их надо чтоб так…? В квартире цветов оказалось не просто много, а очень много: заняты были все вазы, в ведрах стояли гладиолусы. В мисках, в бутылках, в стаканах. Юлька обомлела. Не было в их семье учителей, не было и первого сентября, не было ни у кого юбилея. Значит похороны. Отец мрачнее тучи. Точно. Но спросить она не решалась прямо. Выдавила только «Кто?» 
- Арина, сестричка твоя.
Отец догадался, о чем подумала «старшенькая» и поспешил успокоить:
- Нет, нет, не думай. Это твоя сестра мужу дарит. Как ночь где-то проведет, так и дарит.
- Это столько…? А он что же?
- Что он? Ужинает после работы, купает сына и спать ложится.
- И что же, не скандалит, не спрашивает, где была?
- Нет. Только я бы ей…Ремня в детстве не знала, а жаль. Сначала думали она у тебя, но она «под хмельком» утром возвращается и с цветами. Явно не от вас.
- А деньги на цветы откуда?
- Так муж ведь на машину зарабатывает и дома складывает, оттуда и деньги.
- Он что же, так цветы любить начал, что денег не жалко?
- С чего бы? Он не так воспитан. Они ему как песок в глаза – куда ни глянь, везде следы ее подвигов.
Юля поняла, что сестренка ищет, у кого на плече ее голова поместится. И не понимает, что те, другие, тоже мужчины и тоже хотят ее как женщину, но только на один раз. Но если молодой муж не хочет жене цветы дарить, то ему–то они на что?  Учиться у Юльки было можно, но применять уроки небезопасно. А то, что она скопировала опыт старшей сестры, наверное, просто знак ее гороскопа так влияет: Обезьяна.
Позже Юля узнала, что соседи видели, как она «голосует» на дороге вечером, как из машин выходит утром. Узнала, что приезжала младшенькая к двоюродной сестре ночью с веселой компанией. Это как «погрешу, покаюсь и по-новой можно грешить». Но в семье атеистов церковные таинства не применяются. Опыт старшей сестры не помог. Или просто цветов оказалось мало? А может быть, просто младшенькая не знала поговорку: «что хорошо для русского, то для немца – смерть»? Но, так или иначе, терпенья ее мужа надолго не хватило. Оставалось надеяться, что сестра приобрела жизненный опыт.