У советника Гуан Ли было прескверное настроение. В пруду мерзко квакали лягушки. Из-за туч лениво выползала красная, как варёный рак, луна. Карп на тарелке остыл, вино имело привкус ослиной мочи.
«Впрочем, — поймал себя на этой мысли Гуан Ли, — откуда мне знать, какой привкус у ослиной мочи? — он поморщился от собственной неосторожности в обращении со столь деликатными понятиями и стал размышлять дальше. — Всё, всё в этом мире предопределено! Ещё вчера цвели сады... Ещё вчера мы были вместе! — пронеслась в его голове непонятная фраза. — Вместе?.. С кем вместе?»
— О, боги! — вскричал обеспокоенный Гуан Ли. — Похоже, я одержим злыми духами!..
На плите тихо посвистывал чайник. В пыльное стекло окна над занавесками был виден краешек неуютного северного неба.
— Ещё вчера цвели сады… — фальшивя, пел Пономарёв.
— Ещё вчера мы были вместе… — тихонько вторил ему из-под стола демон Ахав, хотя и незваный, но отныне постоянный Кешин квартирант.
Демон был мелковат даже по их собственным меркам, имел длинные усы и восемь лап. Случайно увидевшие демона люди приняли бы его за таракана и это было бы ошибкой. Ахав тараканом являлся только внешне, а внутренне являлся он шаманом, причём — потомственным, и не в одном своём мире, но и повсюду, куда забрасывала его судьба. Невзирая на размеры, он был достаточно силён в магии, и кроме того любил и умел учиться всяким новым штукам.
Вот и сейчас Ахав зорко наблюдал за Пономарёвым и параллельно пугал советника Гуан Ли. То, что Пономарёв и советник жили в разных слоях времени, лишь добавляло пикантности процессу обучения. Для Пономарёва советник из эпохи династии Мин был уже пятьсот лет как мёртв, для Гуан Ли же Пономарёва не существовало в принципе. Проекция одной и той же песенной фразы в мозгах двух индивидуумов, разнесённых по разновековым векторам, означала первый этап дистанционного управления. Пора было переходить ко второму этапу — объединение сознаний двух и более существ для последующего облегчённого извлечения из них знаний. Демоны планеты Индиг-Рал учиться любили, но весьма своеобразно, главным в их учёбе было банальное воровство чужих идей. В этом им не было равных во всей галактике.
На родине Ахав голодал, не физически, воздерживаться от пищи он мог довольно долго, голод был иного рода — энерго-информационный. Все информационно-энергетические потоки на Индиг-Рале давно уже находились в руках Высших Демонов. Простым гражданам — иногда даже потомственным шаманам! — доставались такие крохи, что подобного унижения Ахав вытерпеть не мог. Сколько раз в своей жизни, шустро перебирая всеми восьмью лапами, Ахав стремительно мчался туда, где, по слухам, в продажу выкидывали свежую информацию или недорогую энергию. Голод гнал его, как ураган гонит пыль по дороге. Увы, чаще всего кто-то другой уже успевал заполнить этими продуктами свой накопитель, и шаман-таракан оставался не солоно хлебавши.
И вот однажды, совершенно потеряв всяческую надежду и подумывая о самоубийстве, Ахав получил доступ к межпланетному порталу. Его дядя Ахахавий, сообщил ему на смертном одре код доступа.
Вот и пришёл, наконец, тот час, когда можно было возрадоваться. Ахав, чтобы не подавиться, решил поделиться радостной новостью со своим приятелем, ещё более несчастным существом, нежели он сам. И в один прекрасный денёк оба приятеля покинули Индиг-Рал, шагнув посредством портала на планету по имени Земля.
Из леса, в который они телепортировались, инопланетяне вышли вместе, и до городской окраины добрались вдвоём. Но здесь их пути разошлись. Каждый должен был самостоятельно искать свою удачу…
«Уфф, как сложно, оказывается, объединять чужие сознания! — подумал Ахав, когда Кеша неожиданно выскочил из-за стола и побежал в туалет. С сожалением упуская из сферы влияния и советника Гуан Ли, шаман-таракан чертыхнулся. — С первого раза не получилось. Придётся, видимо, попробовать ещё раз. Как-нибудь потом.»
С этой мыслью Ахав, воспользовавшись отлучкой Иннокентия, скользнул туда, где раздавались звуки мерно капавшей воды, и где восхитительно пахло пономарёвскими носками, вернее, одним носком, который Ахав похитил накануне, приняв кратковременно образ и подобие мелкой серой мышки. Местечко, которое шаман-таракан облюбовал для проживания, находилось под раковиной водопроводного крана у самой стены.
— Ты сделала генеральную уборку, что ли? — сказала Рита, усевшись на диван и недоумённо оглядывая знакомую комнату.
Лика, наморщив лоб, вопросительно взглянула на подругу.
— Не, ну так стало чисто у тебя, прямо. И обои как будто новые наклеены. — пояснила Рита. — Вообще другой вид!
— Нафига бы мне это надо было? — пожала плечами Лика. — Чужая квартира, а я бы тут обои клеила! Просто попылесосила вчера.
Шанти, удобно устроившийся на коленях своей хозяйки, только улыбнулся.
— Зверь какой у тебя прикольный. — внимательно взглянула на него гостья. — Улыбается, как всё равно Чеширский Кот. Породистый? Где взяла? Купила?
— Нет, — ответила Лика, — на лестничной площадке как-то, на днях, повстречались и он выразил своё желание делить со мною радости и печали. Чтобы и мне, и ему было не так одиноко в этом мире.
«Браво, хозяйка! Браворавораворавораворрррр...» — одобрительно заурчал Шанти.
— Ну, ладно. Давай рассказывай про своего Иннокентия, а то я уже вся в нетерпении! — переключилась Рита на повестку дня.
Лика задумалась, медленно поглаживая кота маленькой, с короткими аккуратными ноготками, рукой.
— Понимаешь, Ритка… он странный какой-то. Работает в непонятном учреждении и должность у него… такой вообще не бывает! — на вопросительное движение подруги Лика пояснила: — Сказочник. Он работает сказочником, представляешь? Сочиняет сказки. Это у него работа такая. Ну, вот как это может быть?
— Женатый? Кольцо на пальце есть?
— Ннет. — неуверенно произнесла Лика. Она не помнила.
— Сфотографируй его в следующий раз и на почту мне скинь. Я проверю. Я всё-таки здешняя, некоторых «маньяков» в лицо знаю.
Лика засмеялась, представив себе, как она будет снимать Кешу на камеру в фас и профиль, словно на полицейских фото.
— И напрасно смеёшься. — обиженно сказала Рита. — Лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Не похож он на маньяка. Взгляд добрый. Да и вообще… — Лика замолчала. «И вообще, он мне очень понравился», хотела она сказать, но вовремя остановилась.
……….«Скорее верблюд протиснется сквозь игольное ушко, нежели богач попадёт в рай».
Вначале Игла мысленно взбунтовалась. От обилия верблюдов, вечно снующих туда-сюда, ей было нестерпимо щекотно. Ведь Игла хоть и стальная, но по определению — женщина и, стало быть, любила ушами. А верблюд, он, во-первых, и есть верблюд, а во-вторых, клочки его шерсти, застревающие в ушке, это как минимум не гигиенично.
И однажды она решилась на бегство.
Полёт её был стремителен — 0,54 секунды и вот она, свобода! Ведь, что такое, собственно говоря, свобода? Это — полёт и отсутствие привязанности к чему бы и кому бы то ни было. Игла ощутила это в полной мере и ликовала. Но только до того момента, пока не поняла, что утеряла с приобретением свободы Путеводную Нить. От этакого открытия Игла чуть не сошла с ума. Но не будем забывать, что она была стальная, а значит, обладала «стальным характером», тем, который может противостоять и падению — полёту, и даже самой Судьбе!
В мире ежесекундно пропадают сотни иголок, от самых маленьких до огромных, которыми суровые сапожники тыкают в подмётки разнообразных обувных изделий. Хоть у сапожников не забалуешь, но всё же факт остаётся фактом, чуть зазевался — бац! — и нет иглы. От этой вопиющей несправедливости некоторые сапожных дел мастера напиваются в хлам, а также в стельку. Насколько часто находится под хмельком сапожник, столько раз он, стало быть, и терял иглу. А может, наоборот. Это происходит всегда и везде в любую погоду, невзирая и несмотря на.
Но! Во всех правилах без исключения есть исключения. Иголка имеет право как потеряться, так и найтись. И, надо вам доложить, делает это столь внезапно и стремительно, что человеческий глаз просто не успевает уследить за процессом. Тем более, если этот человеческий глаз находится под хмельком.
В древней Месопотамии, по свидетельству очевидцев, у сапожных дел мастеров было широко распространено такое страшное проклятье: «Да чтоб тебе клизму поставили с патефонными иголками на полтора ведра!»
Люди тогда были суровее, ближе к природе, и умели обрабатывать не только металлы, но знали также гончарный круг, а отсюда и колесо. Тем не менее, обладая высокой культурой и грамотностью речи, тамошние сапожники имели точно такие же проблемы с иголками, как и тутошние.
Отсюда и родственность душ и преемственность традиционного уклада.
……….
Кеша смотрел на сидевшую напротив него Анжелику и ждал «приговора». Кафе «Виола» привычно уже приняло их под своё крыло. Народу было немного. На столике перед ними стояли две чашки кофе, мороженое в вазочках и пирожное на блюдце. Снаружи постепенно загорались огни в окнах домов, в уличных фонарях. Смеркалось по осеннему времени рано.
— Очень занятно. — произнесла наконец Лика и видя ожидание на лице Кеши добавила: — Надеюсь, я не должна писать на ваши литературные опусы развёрнутых рецензий? Я могу обойтись простыми словами «понравилось», «не понравилось», и тому подобное?
— Ну, конечно. — улыбнулся Иннокентий. — Вы же не экзаменатор, в конце концов. Вы очень добрый человек, Анжелика, поскольку согласились тратить своё время на выслушивание моих довольно-таки непритязательных
этюдов. Которые, кстати, отнюдь не всегда могут вам быть по сердцу.
— Нет, ну вот про Чайник мне, например, на самом деле очень понравилось! — тут же горячо заверила Лика.
«Какое удивительное у неё лицо. — думал Иннокентий. — Есть в нём что-то… что-то этакое.»
Рассмотрев хозяйку как следует, Шанти с удивлением понял, что её лицо похоже на кошачью мордашку. Широко расставленные зелёные глаза, короткий, ровный, слегка вздёрнутый носик, аккуратно очерченные губы, которые, казалось, вот-вот улыбнутся и скажут «мя-яу». Не хватало только округлённых ушей на макушке. Впрочем, их можно было мысленно легко дорисовать. И движения у Лики были по-кошачьи плавными.
Шанти, чувствуя здесь подвох, нырнул в предысторию, пролистал соответствующие страницы и вскоре убедился, что так оно и есть — в прошлой жизни Лика была кошкой! Не веря в случайные совпадения Шанти понял, что всё неспроста, и теперь готов был не только покровительствовать своей нынешней хозяйке, но вдобавок почувствовал к Лике нечто вроде самой настоящей сердечной привязанности.
Шанти, или Интик, Интеграл, как называла его Лика, разумеется, не был котом в обычном смысле этого слова. Не был он и волшебником, не очень-то любил иллюзии, хотя был вынужден постоянно ими пользоваться. Самая большая беда Шанти заключалась в том, что он являлся демоном примерно на одну треть, что на планете Индиг-Рал считалось почти преступлением. В результате, лишённый, как полукровка, едва ли не всех доступов к энергии и информации, Шанти влачил жалкое существование, и когда его собрат по несчастью шаман-таракан Ахав однажды предложил совершить бегство с планеты, кот согласился сразу. Терять было нечего.
На Земле коту понравилось. Выбравшись из конечной точки портала, которая находилась в лесу, Ахав и Шанти проникли в город, где он мгновенно почувствовал волны накатывавшей со всех сторон энергии. Здешние жители («хумансы», как называл их Ахав) совсем не жалели своих эмоций, излучая эту драгоценную энергию бесконечным потоком во все стороны света. От этого у Шанти даже случилось счастливое головокружение.
Первым делом следовало найти надёжное пристанище. Что ему и удалось после нескольких неожиданных и неприятных столкновений с обитателями города. Квартира, которую занимала Лика, кота теперь вполне устраивала, будучи доведённой им с помощью колдовских заклинаний до приемлемой кондиции. Сама девушка служила практически идеальным источником эмоциональной энергии. Информации вокруг тоже хватало с избытком.
Правда, Шанти почувствовал неладное ещё тогда, когда хозяйка вдруг дала ему прозвище Интеграл. Коту с трудом удалось сдержаться, чтобы не выдать своего удивления громким «мяу». Планета Индиг-Рал и нынешнее его имя Интеграл непонятным образом попали в резонанс и это лишило кота некоторой части волшебных сил. Но это оказалось ещё не всё! Сокращение от Интеграл — Инти звучало очень похоже на настоящее имя кота — Шанти! Это лишило несчастного полукровку ещё некоторой части его необычных возможностей.
Следующим неожиданным открытием Шанти было происхождение Лики от кошачьего племени. Возникшие в его внутреннем информационном поле резонансные напряжения грозили лишить недодемона и без того невеликих его возможностей и окончательно превратить в простого смертного. Две ночи Шанти размышлял о свалившихся на него проблемах. И решение, принятое им, оказалось потрясением даже для самого Шанти.
«Лучше стать обыкновенным котом на Земле, чем быть недоделанным демоном на Индиг-Рале!»
— Как известно даже абсолютным кретинам, бабочки внешне очень красивы. Не мудрено поэтому, что люди усыпляют их морилкой, затем прикалывают булавками к картонкам, вставляют эти картонки в рамки и очень гордятся коллекцией трупиков несчастных насекомых.
Профессор пожевал губами и схватил пальцами из чашки горсточку квашеной капусты.
— Так вот, значится… капуста! Капуста представляет собой древнейшее растение семейства крестоцветных. Она имеет большое разнообразие видов. — профессор отправил добрую порцию капустных листьев в рот и толкнул Пономарёва в бок. — Вы, батенька, совершенно не умеете пить. Между тем как питие есть веселие. Хотя, это, конечно, спорно. Питие есть повод для… для «научно хмыслей». Н-да… о чём это я, то бишь? Ах, да, о коллекциях! Так вот! — палец профессора взмыл вверх, вероятно, к тем самым сияющим вершинам мыслительного процесса, о коих в трезвом виде он, со всей присущей ему по жизни скромностью, умолчал бы.
Иннокентий открыл глаза. Вернее, один глаз, второй почему-то открываться не хотел, и Пономарёв тут же ощутил на себе всю прелесть монокулярного зрения, тем более что и очки его находились сейчас где угодно, только не на положенном им месте.
— Так вот, голубчик вы мой, — с нежностью в голосе продолжил старик, — в упомянутой мною ранее коллекции представлены многие виды бабочек, есть даже уникальные экземпляры с острова Суматра из долины… долины… впрочем, это неважно. А вот бабочки-капустницы у меня нет! Представляете себе? — внезапно бурно расхохотался профессор, словно бы невероятно удачно пошутил. — И вот отчего бы вдруг такой пердимонокль, мм? — старик, выдохнув воздух, «принял на грудь» рюмку настойки и вперил, да, именно вперил взгляд в монокулярного собеседника.
Пономарёв сейчас не мог понять столь тонких намёков и поэтому силился обрести полную картину мира посредством открытия второго глаза, но, увы, это пока не удавалось.
— Так я вам отвечу! — профессор вновь хотел поднять палец ввысь, но взгляд его зацепился за некую сущность, которая не укладывалась в теорию бабочек-трупиков и любви к семейству крестоцветных — на холодильнике сидела бледная моль и о чём-то беседовала с довольно крупным тараканом. Старик моргнул и надавил пальцем на левый глаз. Моль исчезла, таракан остался на том же месте.
— Уф... — простонал в этот момент, слегка придя в себя, Пономарёв. — Остров Суматра, Иван Борисович, это, конечно, клёво, но в доме всё-таки нужно иметь и мясные закуски.
Знаменитая настойка профессора способна была свалить с ног и не такого дилетанта, каким был Кеша. Тем более, что, продолжая находиться под впечатлением от недавней встречи с Анжеликой, он не смог правильно рассчитать своих сил и потребил под дружеским влиянием Ивана Борисовича несколько больше, чем следовало.
— «Прости ты меня, Кешенька, дуру грешную!..» — ехидно процитировал профессор фразу из кинофильма и замолчал, недоумённо уставившись туда, где ещё секунду назад находился таракан.
…Хорошо, что квартира Ивана Борисовича была расположена этажом выше, иначе, покинув её, преодолевать лестничный пролёт Иннокентию было бы куда как сложнее.
Сидя на холодильнике, в прострации, Ахав шевелил усами. То, что иногда люди его видели в ипостаси нелюбимого ими насекомого было не страшно. Страшно было другое. Его поразило количество мёртвых, засушенных бабочек в квартире профессора Обонянского. Представители Клана Бегущих, Клана Тигровой Зари, Остролистого Клана, и даже Клана Огненной Длани… Сотни погубленных ни за что ни про что существ!
Шаман склонил голову, шепча Заклинания Покоя для ушедших безвременно. Он был жутко напуган. И поклялся держаться как можно дальше от изверга профессора.