Трёхболтовое лето, 6

Александр Лышков
      Погружение


      На сегодняшний день наконец-то запланировано первое практическое занятие, имеющее непосредственное отношение к их специальности. Посвящено оно отработке навыков работы в трёхболтовом водолазном снаряжении. Хотя, работы – это громко сказано. Скорее, пребывания в нём. Для этого, кроме собственно снаряжения, в их «распоряжение» предоставлен участок акватории канала размером целых три на три метра, непосредственно примыкающий к корме водолазного бота. Особо не разгуляешься, да оно, в общем-то, и незачем. Глубина в месте погружения – метров шесть, видимость – от силы полметра.
 
      Теория изложена накануне, зачёты успешно сданы. Вроде бы, ничего сложного, но есть и нюансы. Прежде всего, чисто психологического характера – а, ну как, не дай бог, что-нибудь заклинит там внизу, на глубине? Главная премудрость тут – научиться правильно травить воздух из скафандра, регулируя тем самым свою плавучесть. Для этого водолазу нужна голова, причём в самом прямом смысле этого слова – ею надо периодически нажимать на шток специального клапана и по характеру бульканья вырывающихся из отверстия в шлеме пузырей оценивать эффективность выполненного технического приёма. Ну, и хорошо бы уметь адекватно трактовать команды, поступающие по сигнальному тросу. Подаются они сверху инструктором. Если трос потрясли два раза – продолжать спуск. Два раза дёрнули и один раз потрясли – двигаться налево. Голосовая связь тоже имеется, но резервную всё же знать полезно. Под водой всякое может случиться.

      Само снаряжение впечатляет своей основательностью. Сначала надевается водолазное бельё из верблюжьей шерсти. Затем – резиновый костюм. На ноги – тяжеленные бахилы, килограммов по двадцать каждая, на плечи – свинцовые грузы. Ну и венчает всё это дело круглый медный шлем с тремя окошками. Переднее – с двумя ухватами для отвинчивания. Через шлем по шлангу в скафандр подаётся самый обычный воздух. Сверху на шлеме – ручка, наподобие дверной. Назначение её пока не ясно. А трёхболтовое оно потому, что шлем крепится к медной манишке скафандра тремя здоровенными болтами.  К чему столь подробные объяснения – поймёте позже.
 
      – Больные в строю есть?
      Аксельдорф поднимет руку.
      – Что ещё там у вас?
      – Насморк.
      Для убедительности он старается говорить в нос, хотя его голос и без этого достаточно гнусав.      
      – Ну вот, только не хватает, чтобы вы мне всю воздушную арматуру слизью забили. Отставить погружение.

      Миша делает недовольный вид и отходит в сторонку. Маленькая хитрость сработала. Идущий следом за ним по списку Артюхов облачается в скафандр, медленно спускается по водолазному трапу, с трудом переставляя ноги со ступеньки на ступеньку, и погружается в мутноватую воду канала. Погружается – это громко сказано. Пока верхняя его часть продолжает оставаться на поверхности.
      Лишь через несколько минут, после ряда неудачных попыток приладиться головой к пуговице штока, ему всё-таки удаётся стравить излишки воздуха из скафандра, и медный шлем первопроходца скрывается под водой. Сигнальный трос со шлангом уходят следом за ним, навстречу им к поверхности поднимаются клубы пузырей. Наконец, из динамика раздаётся бодрый доклад Артюхова:

      – Достиг дна. Видимость нулевая.
      Руководитель спуска дергает трос три раза. Из динамика доносится бодрое – есть подниматься! И вот шлем уже снова на поверхности: скафандр заметно раздувается, и барахтающееся тело, согнутое пополам (ноги болтаются внизу, они слишком тяжелы для подъёма), подгребая руками, неуклюже подплывает к трапу. На подъём у Артюхова сил уже нет. Ещё бы: две полуторапудовые гири на ногах, лишь немногим уступающие живому весу его тела, плюс грузы на плечах. И вот тут наличие дверной ручки на шлеме становится вполне очевидным. С крана спускается крюк от лебёдки, который и цепляется за неё. Через несколько мгновений Артюхов уж стоит на палубе водолазного бота и силится открутить смотровое окошко.

      Окошко это, пожалуй, единственное из состава снаряжения, которое водолаз может самостоятельно отвинтить своими руками, не прибегая к посторонней помощи и не используя для этого дополнительные инструменты. С ним у ветеранов связано много забавных историй. Одну из них накануне рассказал им инструктор-глубоководник, объясняя тонкости конструкции трёхболтовки. Тому она стала известна от своего товарища, которому, в свою очередь, поведал о ней его английский коллега во время дружеского захода корабля королевского флота Великобритании в одну из советских военно-морских баз.

      Как-то во время работ на каком-то затонувшем судне один из водолазов-англичан наткнулся в его трюме на ящик с виски. Судя по этикеткам, виски был самого, что ни на есть, элитного сорта. Поднимать наверх его не хотелось – это означало бы безвозвратное расставание с найденным богатством. И даже одну бутылку спрятать было некуда – в водолазном снаряжении карманов не предусмотрено. Распорядиться бы этим добром на месте, да вот только как? И тут его осенило – в соседнем отсеке он приметил довольно приличный по размеру воздушный пузырь. Им-то и можно было воспользоваться. Прихватив бутылку, он вернулся в этот отсек и, найдя там высокий стол, взгромоздился на него. Верхняя часть тела, как он и предполагал, оказалась внутри пузыря. Полдела было сделано. Он осторожно отвинтил смотровое окошко, слегка повозился с пробкой – грубые резиновые перчатки стесняли движения пальцев – и приложился к горлышку. Виски и в самом деле оказался отменным. Он сделал пару глотков и ощутил, как приятное тепло стало растекаться по телу. Закрепив эффект ещё одним добрый глотком, он с сожалением закупорил бутылку и, оглянувшись по сторонам и не найдя более подходящего места, – не пропадать же добру – оставил её плавать на поверхности воды. Как знать, может статься, что он ещё вернётся сюда позднее. Работ здесь предстояло немало.
      
      Он уже собирался привести снаряжение в исходное состояние, как почувствовал, что окошко, которое он до этого удерживал под мышкой, вдруг выскользнуло и плюхнулось в воду. Он присел, насколько позволял ему уровень воды, и стал шарить под собой руками. Нащупать ничего не удалось. Тогда он посветил фонарем вокруг. Худшие опасения оправдались – окошка нигде не было видно. Вероятно, оно соскользнуло со стола куда-то вниз и теперь находилось вне пределов его досягаемости. Сквозь пелену эйфории до него дошло осознание трагизма своего положения. Нужно было что-то предпринимать для того, чтобы выйти на поверхность.

      Каково же было изумление обеспечивающего спуски, когда по голосовой связи ему из глубины поступило сообщение от водолаза о потере им смотрового лючка. Ведь в таком случае он не только говорить – дышать не смог бы! Спустившийся с запасным окошком спасатель обнаружил терпящего бедствие коллегу не только живым и здоровым, но и – кто бы мог такое предположить – ещё и пьяным. А ведь за час до этого он был трезв, как стёклышко – начальник спусков лично проверял каждого перед погружением. Загадка так и оставалась неразгаданной, пока однажды, во время дружеской попойки, тот сам не рассказал об этом своим приятелям.

      Артюхов справляется с окошком и, довольный выполненной задачей, приветствует товарищей. Вскоре снаряжение переходит в пользование очередного испытуемого, и он начинает также неуклюже спускаться по вертикальной лестнице в воду. Хотя, на флоте лестниц нет. По трапу. Олег не успевает разобрать, кто в скафандре. Судя по росту, кажется, Воронов. Достигнув поверхности воды, он продолжает спуск, держась за перила. И вот ступени заканчиваются, и настаёт подходящий момент погрузиться в царствие Нептуна. Но его руки упорно продолжают стискивать поручни.

      – Продолжить спуск, – командует ему инструктор и дважды трясёт трос.
      – Есть продолжить спуск, – слышится из динамиков голос, похожий на голос Воронова. Довольно примитивная, не претендующая трансляцию выступления симфонического оркестра связь изменяет его до неузнаваемости. А может, это и не Воронов вовсе?
       Его корпус немного глубже уходит в воду, на поверхности остаются только шлем и – конечно же – руки, упорно не расстающиеся с поручнями.

      – Отпустить трап!
      – Есть отпустить трап!
      Руки неохотно разжимаются, и вот медный шлем неспешно отдаляется от кормы, дрейфуя вместе с медленным течением. В окошке просматриваются чьи-то огромные глаза: раскрытые сверх меры, они тоже не позволяют идентифицировать их обладателя.  Воздух по-прежнему поступает в снаряжение. Не находя выхода, он раздувает скафандр, выталкивая водолаза из воды, и при этом слегка опрокидывает его животом вниз и спиной наружу. Как следствие, шлем тоже разворачивается окошком вниз, и в поле обзора бедолаги остаётся только мутноватая водная среда.

      – Стравить воздух из снаряжения и погрузиться, – поступает новая команда.
      – Есть стравить воздух.
      В динамике раздаётся звук шипения, который быстро стихает.

      – Воздух стравлен. Начинаю погружение.
      Между тем его спина по-прежнему продолжает возвышаться над поверхностью  упругим блестящим пузырём.
      - Продолжать травить воздух.
      – Воздух стравлен. Достиг дна, - звучит в динамике доклад горе-водолаза.
      После этих слов никто уже не в силах оставаться равнодушным. Слышится откровенный смех, звучат едкие комментарии. Инструктор, наверняка видевший на своём веку и не такое, тоже с трудом скрывает улыбку. Он подмигивает остальным и даёт подопечному команду сделать несколько шагов в сторону и попробовать оценить состояние дна. Там, где-то рядом, должна быть большая бетонная плита, добавляет он.
      – Дно ровное. Нахожусь на плите. Идти дальше не вижу смысла.
      Инструктор трижды дёргает за трос, что, как всем уже хорошо известно, означает «Начать подъём». Говорить он уже не состоянии. Цирк окончен.