(продолжение, часть третья http://proza.ru/2019/02/28/1847)
Самолет набрал высоту, и Катя почувствовала, как изменилась атмосфера в салоне. Те, кто боялся полетов , ненадолго расслабились, благополучно пережив взлет.
Катя любила летать. Она бывала и в дальних странах, до которых нужно было добираться с пересадками в крупных международных аэропортах, и, конечно же, в Европе. Однако долгие путешествия нравились Кате больше, потому что давали возможность полнее раствориться в окружающей обстановке, став одной из многих, пассажиром, доверившим свою судьбу другим людям. В обычной жизни Катя постоянно ощущала ответственность за благополучие своих клиентов. Однако стоило ей пройти паспортный контроль, покидая Москву, как теперь уже она во всем полагалась на сотрудников наземных служб и авиалиний. Порой Катя отправлялась в путь одна, как в этот раз, порой – со спутником, и тогда, случалось, успокаивала бледных от тревоги мужчин, плохо переносивших полеты. В глубине души Катя считала, хотя и держала сове мнение при себе, что страх полетов как раз и объяснялся неумением довериться профессионалам.
Катя немного опустила спинку своего кресла и закрыла глаза. Она хотела спокойно обдумать две свои недавние встречи.
За день до вылета , в понедельник, Катя наконец-то увиделась с Петром.
Он позвонил ей утром и прямо спросил:
- Примешь меня, Катя? Можем встретиться в кафе, но хочу к тебе. В тишину и покой.
- Приезжай. К девяти буду дома, - ответила Катя и чуть вздохнула.
То, что Петр хотел увидеться с верной подругой именно в первый день рабочей недели, означало, к сожалению, лишь одно - выходные у него выдались тяжелые. Или семья, или любовница, подумала Катя. Сложные деловые вопросы Петр обсуждал с Катей по пятницам, подводя итог рабочих будней, так уж у них сложилось за годы дружбы.
Катины выходные дни прошли спокойно. В субботу, ближе к полудню, она приехала в офис, после позднего обеда отправилась в спортивный клуб и пробыла там несколько часов, наслаждаясь то влажным теплом римской парной, то прохладой бассейна – так Катя любила делать после силовой тренировки, когда у нее находилось свободное время. Большую часть воскресенья Катя провела в салоне красоты. Окрашивание волос, стрижка, маникюр, расслабляющий массаж тела – она заранее записалась на целительные процедуры, ненадолго приносящие современным деловым женщинам иллюзию счастья, необходимую, но обреченную развеяться за несколько часов.
За дни, прошедшие с последнего разговора Кати с Егором, она два раза мельком видела его в клубе. Егор казался полностью погруженным в себя, и его внутренняя сила была так велика, что никто не решался приблизиться к загадочному мастеру тай-цзы, укрытому осязаемой тишиной, словно броней. Катя не поняла, видел ли Егор ее, видел ли он кого-нибудь или ненадолго возвращался в мир людей только на занятиях.
История завершена, говорила себе Катя, только я могу поставить в ней точку. Да, я сказала Егору, что хочу дождаться его возвращения из созданного им самим монастыря , но я могу ждать только так – убедив себе, что продолжения не последует.
В первый день после не желавшего уходить из ее памяти разговора Катя несколько раз украдкой плакала, в машине и в своем кабинете, не столько из-за расставания с Егором, сколько из-за пришедшей к ней тоски по чему-то высшему, светлому, ясному, выходившему за границы обыденности – но что это могло бы быть?! Быстрые горячие слезы приносили ей облегчение, примирение, очищая душу. Мне нужно продержаться несколько дней до вылета в Амстердам, повторяла Катя, несколько дней, и смена обстановки поможет мне трезво взглянуть на всю эту историю – прекрасную, и прекрасную именно потому, что она не стала нестоящей. Я недолго побыла героиней сказки, теперь же начинается прозаическая жизнь.
В субботу, выйдя вечером из спортивного клуба, Катя заехала в примеченный ею чайный магазинчик и купила себе китайский заварочный чайничек и крохотные чашечки. Там же она выбрала зеленый чай, благоухавший цветами, и резную деревянную лопаточку для пересыпания чаинок из пакетика в чайник. Юноша-продавец, щеголявший в затейливой шапочке, посоветовал Кате купить и горелку:
- Попробуйте кипятить воду на живом огне, чай раскроется намного полнее! Можно и газовую горелку для туристов, и спиртовую – что вам удобнее.
Ближе к ночи, дома, сделав глоток свежезаваренного чая, Катя неожиданно для себя неистово, в голос, разрыдалась, и те обжигающие слезы стали последними – больше она не плакала.
К вечеру понедельника Катя решила, что ей стало легче. И в самом деле, казалось, все в ее жизни оставалось прежним. Она все также работала, к ней все также собирался приехать Петр. Отец также рассеянно слушал сухие отчеты дочери, пребывая в своих мыслях, мать также, как и всегда, о дочери не вспоминала. Пора выбирать, куда отправиться на майские праздники, сказала себе Катя по дороге домой из офиса, к моим услугам вся планета. Уж не улететь ли за тридевять земель в Патагонию, например?! Жаль, я не могу позволить себе уйти в кругосветное плавание, тихо рассмеялась она, но как сильно мне хотелось бы плыть и плыть, лишь ненадолго сходя на берег той или иной страны, того или иного континента, раствориться в воде, Солнце и ветре, стать никем, забыть о возрасте, обязательствах, забыть о Егоре. Но я не хочу забывать его, продолжила Катя, я хочу забыть не о нем, а о том, что я поверила в возможность любви – этот призрак мне следует изгнать из памяти.
В таком философском настроении Катя заехала в супермаркет и купила готовые салаты, себе – с креветками, Петру – с индейкой. В кондитерском отделе она задержалась у нарядной витрины с пирожными и тортами, решая, не побаловать ли себя сладким. Но разве не так человек начинал исподволь утрачивать волю к жизни – позволяя себе то, что еще вчера считал недопустимым?! Пожалей себя один раз, и не остановишься. Сначала – пирожное, потом ты пропустишь субботнюю тренировку, чуть позднее решишь, что лишний вес – вовсе не лишний, и ты выглядишь моложе, прибавив пять килограммов, и не успеешь оглянуться, как из зеркала на тебя посмотрит тетенька средних лет с заметным макияжем и тщательно уложенной прической. Катя решительно вернулась в отдел фруктов и выбрала два ведерка с нарезанными ананасами. Петя наверняка привезет пиццу, подумала она, бутылка белого вина с утра охлаждается в холодильнике. Есть сыр и хлебцы – достаточно для позднего ужина на скорую руку.
Едва Катя успела переодеться, сменив брюки и блузку на джинсы и футболку, как приехал Петр.
Она открыла ему дверь и сразу же поняла, что с Петром произошло что-то нехорошее. Бледный и осунувшийся, ее друг выглядел потерянным и бесконечно уставшим.
Очевидным усилием воли Петр улыбнулся Кате и передал ей коробку с пиццей:
- Привет, подруга. Не пугайся, ничего такого уж страшного не произошло. Переведу дух и расскажу А ты прекрасна, как всегда. Мне бы твою силу. Хотя бы немного.
Петр вздохнул и снял куртку Затем он по-стариковски, тяжело наклонился, чтобы расшнуровать ботинки, и Катя вдруг ясно увидела, каким Петр станет с возрастом. Ее пробила дрожь. Какой же стану я, быстро подумала Катя, какой я уже становлюсь, сама не замечая в себе перемен?!
На мгновение перед ее внутренним взором встал Егор, ровесник и ее, и Петра – легкий, гибкий, сильный, живущий так, как считал нужным – в своем собственном мире, по своим собственным правилам, уходящий в молчание, как в горную пещеру, если понимал, что ему нужно уединение.
- Вымою руки, чтобы ты не ругалась, – Петр мимолетно взъерошил Кате волосы, - стараюсь вести себя хорошо
Мы же – пленники условностей, быстро подумала Катя, мы следуем навязанным нам правилам игры в жизнь, и у нас не хватает мужества, чтобы спросить самих себя, хотим ли мы и дальше влачить существование в раз и навсегда определенных границах. Мы разыгрываем написанные для нас роли, но где мы сами?! Или же для прорыва в другое измерение Бытия нужно не мужество, а отчаяние, приходящее к человеку, когда ему становится нечего терять, некуда идти, кроме как к самому себе ?!
Петр вернулся в комнату и немного постоял, собираясь с мыслями.
Катя достала из холодильника бутылку вина.
- Выпьешь немного? – спросила она Петра. – Или ты за рулем?
- На такси, - Петр повернулся к ней и улыбнулся, - стал уставать от машины Вчера служил водителем у барышень. Проездили весь день, и для чего? - он чуть рассмеялся, смягчая свои слова.
«Барышнями» Петр называл жену и дочку. Катя открыла вино. Несколько лет назад она недолго ходила на курсы сомелье и научилась обращаться со специальным ножом для открывания бутылок.
- Неизменно восхищаюсь тем, как ты управляешься с этой штукой, - заметил Петр, принимая из ее руки бокал, – великий человек велик во всем.
- За каждой великой женщиной стоят великие мужчины, - рассмеялась и Катя.
- Хотел бы быть одним из них, - Петр грузно опустился в кресло, - но не дотягиваю. Как поживает астрофизик, кстати?
- Астрофизик за пределами нашей Галактики, - отозвалась Катя и сделала глоток вина.
- В смысле? – Петр внимательно посмотрел на нее и задумчиво, негромко сказал. – Испугался тебя, должно быть. Ты – удивительно настоящая женщина, Катя. Не знаю, как сказать точнее. Понимаешь? Никогда не чувствовал в тебе ни малейшей фальши. Никакого этого мерзкого манипулирования. Мужиков такое пугает. Нам нужны истерики. Отними у нас чувство вины, и мы знать не будем, что делать. А перед тобой невозможно быть виноватым. Сильный человек дает другим свободу.
Катя помолчала, обдумывая его слова. Могла ли она напугать Егора, просто будучи собой? Возможно.
- Егор занят своей личной практикой, - пояснила она Петру, - очевидно, такое бывает с мастерами тай-цзы. Он меня предупредил. Попросил его дождаться. Я только весьма приблизительно представляю, как живут такие люди. История завершилась, скорее всего.
- Нет, не завершилась, - Петр покачал головой, - иначе не предупреждал бы. Слился бы по тихому. Тебе невозможно лгать, милая. Что-то в тебе исключает саму идею лжи. С тобой можно быть только исключительно честным. Это страшно до жути. Потому что тогда нужно быть честным и с самим собой.
Катя поставила на низкий столик у дивана блюдо с пиццей и коробочки с салатами.
- Вот и расскажи, что с тобой, - она села на краешек дивана. – Вижу же, тебе плохо.
- Я стал смертным, Катя, - просто сказал Петр и взял кусочек пиццы. – Смертным. И понял, что моя жизнь конечна.
Он поймал дикий взгляд Кати и рассмеялся:
- Нет, нет, не онкология. Я еще пошумлю. Мок испытание намного проще. Мне хватило всего лишь гипертонического криза, или как там говорят, когда давление зашкаливает. Кать, но думал мне конец. Впервые было так жутко.
- Не позвонил почему? – Катя тоже взяла пиццу. – Не написал. Когда это случилось?
- Неделю назад, - Петр сделал глоток вина. – В спортивном клубе. Прибежал врач, вызвали скорую. Потом пять дней ужаса – прошел полное обследование. Всего на части разобрали. Пока ждал результаты крови на онкомаркеры, чуть с ума не сошел. А оказалось, здоров, в общем и целом. Только холестерин повышен. Отчего шарахнуло, так и не выяснили. Это-то и страшно. Пью теперь таблетки.
- Даже представить не могу, как твоя жена переволновалась, - поежилась Катя.- Родителям сказал?
- Никому не сказал, тебе первой говорю, - Петр внимательно рассматривал салат в коробочке, не глядя на Катю. – И уж тем более не сказал жене.
- Но почему?! – Катя почувствовала, как к ее глазам подступили слезы. Петр, Петя, которого она знала с молодости, один в холодных коридорах медицинского центра, в мучительном ожидании слов врача. –Откуда такое стремление к страданию в одиночестве?!
- Тебя не хотел беспокоить раньше времени, - пояснил Петр, сосредоточенно перемешивая салат. – Родителей тоже. А жене не сказал, потому что, как бы это сказать Катя, не хотел давать ей козырь против себя, что ли, - и он с веселым и жестоким вызовом посмотрел на Катю – Понимаешь? Все, что я говорю жене, может быть использовано и используется против меня. Вот и помалкиваю.
- Но это какие-то ущербные отношения, - Катя также прямо взглянула на Петра, - прости за резкость, но в чем смысл брака, если…
- Резкость оправдана, и ты права, Катя. Отношения ущербные, потому что я ущербный. И Мила не лучше. А другую женщину мне и не вытянуть. Сил не хватит. В молодости хватило бы. Но тогда не понимал, что к чему А сейчас понимаю, а сил – нет.
Некоторое время и Петр, и Катя ели, ничего не говоря.
Затем Петр продолжил:
- И, Катя, то, что я не сказал Миле ни о приступе, ни об обследовании, дает теперь уже мне козырь против нее, – и рассмеялся. – Вот такая бухгалтерия. Потому что когда-нибудь, когда-нибудь, и такой миг наступит, я ей об этом скажу. Дескать, мучился в одиночестве, а ты и внимания не обратила на мужа, не почуяла, что он в беде.
- Достоевский , - Катя поставила на столик коробочку с салатом и потерла виски. – Достоевский.
- Согласен, - Петр подлил им вина, - бездна русской души. Пусть у тебя с твоим мастером астрофизики все по другому выстроится. Ему, кстати, придется за меня отдуваться – я, Катя, после всего этого кошмара, сейчас не боец.
Катя рассмеялась:
- Ладно, прекрасно справлюсь сама.
- Да уж, милая, с современными мужиками лучше рассчитывать на себя, так вернее, - Петр доел салат и разлил по бокалам оставшееся вино. – Поговорил с тобой, и ожил. Я же тебе говорил, что я тебя люблю?
- Говорил, – Катя допила вино и поднялась, подхватив пустое блюдо, - говорил. Дружеская любовь. Мы с тобой придумали это определение: «дружеская любовь».
- Точно. Высшая любовь. Я прилягу ненадолго, пожалуй, - и он вытянулся на диване.
Катя вымыла блюдо и два бокала. На ее маленькой кухне была, конечно же, посудомоечная машина, но Катя ни разу не пользовалась ей с самого момента расставания с Андреем. Андрей почему я о тебе не вспоминаю, подумала Катя, как ты сумел так быстро уйти из моей памяти? Мы не просто встречались, мы жили вместе, вернее, жили рядом друг с другом; ты как мог, веселил меня, увлекал то в одно яркое и шумное место, то в другое, подбивал купить какую-нибудь наимоднейшую вещь, изменив своему строгому стилю, ты хотел, чтобы я стала легкой, под стать тебе самому. Но я никогда не стану легкой, напротив, с каждым прожитым годом во мне будет прибавляться тяжесть; такая женщина, как я, никого не подпускающая к своей душе – бремя для большинства мужчин, несмотря на красоту, ум, состояние. А тот кому я готова открыться, занят собой. Егор.
Катя села рядом с Петром и он, чуть приподнявшись, положил голову ей на колени.
Катя погладила его по лбу.
- Еще, пожалуйста – попросил Петр, - приятно. Чем займешься в Амстердаме?
- Стану гулять и ничего не делать, - Катя не удержалась и осторожно подергала Петра за кончин носа. – В этих же числах там будет один мой старинный знакомый, встречусь с ним.
- Романтика? – спросил Петр.
- Нет, скорее, дела. Он будет с семьей. Никакой романтики, только проза.
- Сурово ты насчет семейных путешествий, - негромко заметил Петр.
- Я имела ввиду нашу с ним встречу, - рассмеялась Катя. – Уверена, брак может быть полон романтики, - поддела она Петра.
- О. да, романтика будней. Кать, я все еще красивый? – спросил Петр. – В смысле, я сильно сдал в последнее время? Чувствую себя старцем.
- Ты хорош, - искренне ответила Катя, - хорош, но не так, как в ранней молодости. На другой лад.
- И вот знаю, что ты лукавишь, а все равно хочется тебе верить, - Петр взял Катину руку и поднес к губам. – Знаешь, мне кажется, кризис того самого среднего возраста наступает, когда начинаешь смотреть свои фотографии двадцатилетней давности и не узнавать на них себя Потому что из того сильного молодого парня ну никак не мог получиться тот жалкий тип, которым ты стал с годами. Ты себя не потеряла, а я потерял.
- Это все стресс, - отозвалась Катя, - займись спортом, станет легче.
- Ага, тай-цзы, например, – теперь и Петр чуть уколол Катю.
-Тай-цзы – не спорт, - Катя дернула Петра за ухо . – Но можно и тай-цзы. Петя, уныние – это грех. Что угодно, только не раскисать Не жалеть себя.
- Говорю же, ты – сильная женщина, - Петр осторожно поднялся. – И, ко всему прочему, чертовски сексуальная. Я снова в строю, - он довольно посмотрел на Катю, - как насчет дружеского секса?
- Положительно, - Катя легко сняла футболку. – Очень положительно.
Петр уехал от нее ближе к часу ночи, наказав на прощание привезти ему из Амстердама голландский сыр.
- И ты там, смотри, не накурись чего, - сказал уже в дверях Петр, вновь молодой и веселый, - никаких сомнительных веществ. Разве что мороженое.
- Ты мне завидуешь, - Катя взяла Петра за плечи и подтолкнула за порог, - сам ешь мороженое, если ты такой храбрый. До свидания, уходи уже!
- Ухожу, ухожу, сыр не забудь! Бери сразу круг, чего уж там мелочиться!, - Петр бодро направился к лифту, а Катя, все еще посмеиваясь, закрыла дверь и с наслаждением потянулась.
Спать, теперь – спать; близость с Петром, конечно же, не изгнала призрак Егора, но жизнь продолжалась. Так и буду встречаться с Петей до конца жизни, подумала Катя, накрываясь легким одеялом. И только тогда ей пришла неожиданная мысль, на миг отогнавшая сон, что, хотя сама она считала свою дружбу с Петром совершенно естественной, у Егора могли быть другие взгляды на допустимую свободу отношений. Совсем другие. «Петя остается со мной», - сказала Катя вслух невидимому мастеру тай-цзы, - «Небеса могут быть сколь угодно не добры и не злы, но Петя остается со мной».
Вторая встреча произошла в «Шереметьево».
Катя вылетала дневным рейсом и, следуя давно заведенному правилу, приехала в аэропорт заранее. Она избегала спешки и суеты везде, где только представлялось возможным; ее рабочие дни были, как правило, жестко распланированы, поток дел требовал жесточайшей дисциплины и умения постоянно рассчитывать время, поэтому отдых начинался с праздного ожидания вылета: выпить кофе, пройтись по магазинам беспошлинной торговли, постоять у окна, глядя на летное поле, позволить нервному напряжению ненадолго уйти, расслабиться до сладкой зевоты, чтобы позднее, в самолете, погрузиться в приятнейшую дрему.
Катя сдала в багаж небольшой чемоданчик, оставшись на время полета с легкой сумочкой. Если ее вещи отправятся в самостоятельное путешествие отдельно от хозяйки – не беда, она купит новые. Так с ней случилось один раз в Италии; ее багаж нашелся через два дня, и к моменту торжественного появления чемодана в отеле Катя успела купить все, что ей требовалось для отдыха.
Катя рассматривала витрину с кремами для лица прикидывая, не купить ей один из них, недавно выпущенный известной маркой и суливший счастливым обладательницам изящной баночки небывалое преображение ( смелое обещание подтверждалось заоблачной, как раз для продажи в аэропорту ценой), когда услышала:
- Катя! – и чуть вздрогнула, не сразу узнав женский голосок.
Она осторожно обернулась, надеясь, что звали не ее, а другую женщину, другую Катю, которой вовсе не была нужна тишина, не нужна была анонимность , ту, чей нарядный мирок переполняло общение с приятельницами и подругами.
К Кате улыбаясь подходила Анна, бывшая жена Михаила.
С далекого январского дня, когда две женщины провели день и вечер в Петербурге, Анна разительно изменилась, и, как быстро подумала Катя, к лучшему. Короткая стрижка, сияющие глаза, нарочито мешковатая молодежная одежда: джинсы с прорехами на коленях, длинная, удобная по виду рубашка, куртка нараспашку, кроссовки, легкая холщовая сумка – продуманная элегантность супруги видного юриста осталась в прошлом.
- Я так рада тебя видеть! – рассмеялась Анна, - не помню, мы ведь перешли тогда на «ты»? Кажется, мы встречались годы назад Но что я говорю! Ты прекрасно выглядишь, для тебя эти «годы» пошли вспять. Я хотела сказать, многое изменилось, вернее, все изменилось.
- Привет! – улыбнулась Катя. – Да, по-моему, перешли на «ты» после третьего бокала. Не важно. Куда летишь?
- Сначала – в Стамбул, - Анна лучилась счастьем. – Пробудем там несколько дней. Потом – В Малайзию. Такой вот маршрут. Я ни там, ни там не была. Ездила в основном по Европе. А куда направляешься ты?
«Мы», подумала Катя, «мы». Кто же он? К кому ты ушла от Михаила девочка? Или, в духе нашего времени, это не «он», а «она»?! Кстати, мы с Анной не переходили на «ты» в Петербурге. Со мной не так-то просто перейти на «ты», и те откровения Анны – ее выбор, также, как мой – оберегать свою частную жизнь от посторонних людей.
- В Амстердам, - спокойно ответила Катя, - на несколько дней.
- Прекрасный город, - Анна словно бы ждала от Кати продолжения фразы, но та сдержанно улыбнулась, исключая дальнейшие подробности.
Катя собиралась уже вежливо пожелать Анне счастливого пути, завершая мимолетную встречу, но в этот момент у ним подошел худощавый рыжеволосый парень лет тридцати с небольшим и чуть дотронулся до Аниной руки:
- Вот ты где. Представишь меня?
Он пристально смотрел на женщин, решая, очевидно, что могло связывать их, разительно непохожих. Катю поразили его глаза, редкого василькового цвета, холодные, глубокие; в них чувствовалась жестокость, совершенно очевидно, естественная для этого человека, также, как в лучистых глазах Егора всегда жило тепло, а в Катиных, но это понял бы только очень проницательный и опытный человек - затаенная тоска по подлинной близости, по родственной душе, скрытая вызовом окружающим и готовностью дать немедленный отпор посягнувшему на ее тайну.
- Иван, это – Катя, - сказала Анна, – Катя – это Иван, я говорила тебе о нем, если помнишь.
Катя вежливо кивнула головой,, готовясь попрощаться и уйти. Иван, утраченная и вновь обретенная любовь Анны. По воле судьбы эти двое воссоединились, но надолго ли? Небеса не добры, напомнила себе Катя, не поступила бы Анна мудрее , оставшись с Михаилом? Саму Катю, несмотря на жизненный опыт, и настораживала, и в то же время притягивала жестокость в глазах Ивана, сочетавшаяся с жутким веселым любопытством – сколько душевной боли может вытерпеть человек, прежде чем обратиться в бегство от мучителя или погибнуть.? Очень плохой мальчик, мрачно подумала Катя . Но он и не стремится казаться хорошим. Прими меня, или убеги, но сразу же, потому что потом будет поздно – его девиз. Примерно так. Уйти прямо сейчас от этих вечных детей?
Однако уйти оказалось не так-то просто.
Иван, решив, очевидно, что Катя ему интересна, обаятельно улыбнулся:
- Уверен, говорила только хорошее, - и рассмеялся. – если у вас остается время до вылета, присоединяйтесь на чашку кофе.
Он, поняла Катя, относился к крайне опасным для простодушных гуманистов людям, способным легко включать и выключать свои чары, и Катино чутье, то самое, которое помогало ей виртуозно вести дела своих клиентов, ладя с самыми разными людьми, подсказало ей, что приглашение означало вызов на дуэль.
Сразимся, легко подумала Катя. К барьеру!
- Да, время есть, у довольствием, - и она улыбнулась, не позволив улыбке подняться к своим глазам, чей тяжелый взгляд сам по себе являлся оружием.
- «Шоколадница»? – чуть рассмеялся Иван и поправил свой рюкзак. – Анюта, выпьешь кофе со взбитыми сливками?
Анна вспыхнула. Она, заметила Катя, немного прибавила в весе; ей это шло и было, в конце концов, естественным – никто не мог придерживаться строгой диеты годами, но слова Ивана, очевидно, задели ее.
У Кати мелькнула мысль прийти Анне на выручку и мягко скрасить обидный для молодой женщины намек какой-нибудь легкой фразой, например: «Я и сама не отказалась бы от сладкого кофе перед полетом», но тогда Катя сразу пропустила бы первый удар Ивана в начавшемся между ними двумя поединке.
В конце концов, Анна заказала себе большую чашку капуччино, а Катя и Иван выбрали по двойному эспрессо.
- Летите отдохнуть или по делам? – миролюбиво спросил Иван Катю.
- И то, и другое, - также миролюбиво, в тон ему, ответила Катя.
После этих слов она мастерски выдержала паузу. Никаких объяснений: что за дела, нравится ли ей совмещать праздники с работой, никаких встречных вопросов.
Анна примолкла, чувствуя, судя по всему, напряжение, возникшее между ее любимым и едва знакомой ей женщиной, взрослой, умной, независимой. Катя мимолетно подумала что Анне было бы лучше не окликать ее.
- Я тоже, в общем-то, лечу и по делам, и по работе, - продолжил разговор Иван, - и путешествие, и съемки.
- Да, Анна говорила, что вы – фотограф, - улыбнулась Катя и добавила, - прекрасно, что вас объединяет творчество.
- Вы считаете фотографию творчеством? – спросил Иван. – Искусством? Или ремеслом?
Анна немного болезненно поморщилась. В глазах молодой женщины сквозь радость проступила некая тень, едва заметная, но поднявшаяся, тем не менее, из тех темных глубин ее существа, куда не проникал свет счастья. Спорный вопрос, что такое фотография – спорный вопрос для этих двоих, поняла Катя, как и другие.
- В высшем проявлении – искусством, - ответила Катя, чувствуя, что ей начала нравиться беседа с Иваном.
Затем Катя без тени улыбки, спокойно и прямо спросила него:
- Какой же фотографией занимаетесь вы?
- Зарабатываю ремеслом. Но только для того, чтобы иметь возможность творить, - Иван внимательно смотрел на Катю, - вы знаете, что вы – очень необычная женщина?
Анна заметно вздрогнула, жалея, очевидно, что подошла к Кате.
- Да, знаю, - просто ответила Катя, серьезно добавив,– мне говорят об этом необычные мужчины.
Она вспомнила Егора. Его образ на мгновение вспыхнул перед ее внутренним взором и угас. Все, что прошло – прошлое.
На столике появились чашки с кофе.
- Я думаю, что вообще не имеет смысла вести теоретические разговоры, - резко сказала Анна, - нужно снимать. Тогда и становится ясно, чем занимается человек. Творчество – внутренний процесс.
- Снимать котиков? – Иван сделал глоток эспрессо, - Ань, говоришь чепуху и повторяешь общие фразы. В человеке все – внутренний процесс. Честно. Об искусстве нужно говорить. Спорить. Это о ремесле не спорят. Потому что не о чем. Просто делают, и все, как ты говоришь. Снимем тысячу кадров, авось, найдем парочку удачных. Обработаем, и все дела. Ремесло оценивают. Искусство оценить невозможно.
- Прошу прощения, я выйду на минутку, - Анна поднялась из-за стола, добавив, очевидно для самой себя, – все в порядке.
- Дайте мне ваш номер, - быстро и глухо сказал Иван Кате, когда Анна оставила их вдвоем, - при этой девочке невозможно говорить. Катя!
Катя спокойно назвала цифры своего номера, изумляясь тому, как стремительно выиграла эту битву, во всяком случае, ее начало.
- Я есть во всех мессенджерах, - она рассмеялась, - искусство оценивают на аукционах, тем не менее. На «ты»?
Я с ним справлюсь, сказала себе Катя, Иван мне по силам. Возможно, он и есть то противоядие, необходимое, чтобы излечить меня от Егора?! Как быть с Анной? Но кто из нас до конца понимает роли, которые мы играем в судьбах друг друга?! Как просто было бы раскрасить мир наших чувств в два цвета, белый и черный, определив раз и навсегда, как следует поступать в той или иной ситуации. Однако у нас есть тени, и оттуда, из сумрачных пространств наших душ, находящихся вне власти разума, к нам приходят импульсы, становящиеся нашим выбором.
Иван улыбнулся. Его жестокие глаза потеплели.
- На «ты».
Он помолчал, решаясь на что-то важное, затем продолжил:
- Я ищу скрытый кадр. Не знаю, как сказать лучше. То, что вижу только я, Но через меня, моими глазами, увидят другие. Многие. Аня делает милые картинки. Но уверена, что создает нечто великое. Ее критерий – внешняя красота. Я не могу говорить о моем поиске при ней, не могу говорить с об этом с ней. Она меня не слышит.
Так зачем же ты к ней вернулся, подумала Катя, зачем позволил ей надеяться? Надежда – самое жестокое, что может с нами приключиться. Надежда и ожидание. Так коротают время в аду, таков удел грешников – надеяться и ждать
- Мне нужно время от времени оказываться рядом с кем-то простым, - жестоко ответил Иван на непроизнесенный Катей вопрос. – С женщиной, несложной по своему устройству. А Ане нужно страдать. Она – никто без страдания.
Тепло ушло из его глаз.
«Время от времени». Анна обречена, поняла Катя, ей отпущен недолгий миг веры в то, что Иван вернулся к ней навсегда. Настанет день когда он вновь не ответит на ее сообщение, пропустит ее телефонный звонок. Но сейчас Анна счастлива, сказала себе Катя, счастлива, даже если Иван готов в любую минуту увлечься другой, только что встреченной женщиной.
- Вполне вероятно, я – сумасшедший со своими фотографиями, - сказал Иван. – Невидимое, или видимое только мне – навязчивая идея. Пробую снимать на пленку, возможно, то, что я ищу, проступит на снимке при проявке. Чувствую, оно есть.
Катя никогда не чувствовала «солидарности» с другими женщинами; возможно, именно поэтому у нее и не было подруг, она не умела искренне поддерживать женские разговоры, ограничиваясь вежливыми фразами, если оказывалась, что случалось редко, в кругу женщин, но сейчас она поняла, что хотела задеть поглощенного собой Ивана, лишить его равновесия, пусть и на миг.
- Небеса не добры, - произнесла она вслух.
- Слышал эту фразу раньше, - Иван допил свой кофе. – Что она значит?
- Небеса не добры и не злы, - мягко продолжила Катя, чувствуя, как по ее позвоночнику зазмеился холодок, - они беспристрастны. Мы придумываем себе счастье, Иван, но счастье – плод нашего воображения. Мы слабы и смертны, поэтому нам нужны сказки с хорошим концом.
- Я с тобой свяжусь, как только вернусь в Москву, - Иван на секунду дотронулся до Катиной руки. – Давай встретимся . И, если позволишь, хочу снять твои глаза. У тебя взгляд карающего ангела. Но позднее.
Я – наилучшая ученица Егора, мрачно сказала себе Катя. Я, как и он, отбираю у людей иллюзию вечной жизни, не предлагая ничего в утешение. Ничего, кроме поиска ответов на вопросы Бытия и чашки чая в моей компании. Но как быстро можно сблизиться с другим человеком! Можно годами делить с мужчиной постель и ничего не знать о нем, ни разу не заглянуть в его внутренний мир, а можно сразу, с первой встречи, же войти туда, зная, что он открыл тебе все двери, что доверяет тебе, сам не понимая, как возможно быть откровенным с едва знакомой женщиной.
- Да, хорошо, - Катя кивнула головой и посмотрела на экран своего коммуникатора проверяя время. – Мне пора прогуляться по магазинам. Скоро объявят посадку.
- Куда летишь, кстати? – поинтересовался Иван.
- В Амстердам, - ответила Катя.
- Неженский город, но как раз для тебя, - рассмеялся Иван.
- Люблю Амстердам, - за столик села Анна, - давай съездим туда в начале осени? – она вопросительно посмотрела на Ивана.
- Сначала доберемся Малайзии, - сухо ответил Иван, - сейчас март, Аня.
Анна послушно умолкла. Она выглядела сонной, и у Кати мелькнуло подозрение, что, выйдя из кофейни, молодая женщина украдкой приняла таблетку или успокоительного, или антидепрессанта.
- Я волнуюсь перед перелетом, - объяснила Анна. – Раньше не боялась летать, а сейчас мне не по себе.
- Все будет в порядке, - Катя достала из сумочки кошелек. – Благополучно долетите.
- Но ты этого не знаешь, - возразила Анна. – Всегда так говорят – благополучно долетите. Но…
- Аня, тебе нужно выпить, переберемся в бар, - Иван подозвал официанта. – Катя, я за всех нас заплачу. Был очень рад познакомиться.
Он не стал говорить при Анне ни «Будем на связи», ни «Увидимся», и Катя поняла, что на их встрече, если она состоится, Анны не будет.
- Я тоже рада познакомиться, - вежливо ответила Катя.
Затем она улыбнулась Анне:
- Обязательно попробуй жареную рыбку в булочке на набережной Босфора. И мороженое в Султанахмете.
- Попробую, - Анна поежилась. – Самое страшное – взлет.
- Хотя опаснее посадка, - любезно сказал Иван.
Катя, улыбаясь, покачала головой:
- Аня, при взлете и посадке веди обратный счет. Не пробовала? Есть такая техника. Ты начинаешь считать , например, от 593, в обратном порядке, семерками. 593, 586, 579, и так далее. Мы не можем одновременно и бояться, и считать. Попробуй.
- Попробую, - Анна обняла Катю, прощаясь, - была рада тебя увидеть
Женщины не сказали друг другу, что хотели бы встретиться еще раз. Между ними встал Иван, и, неспешно возвращаясь в магазин за баночкой крема, Катя поняла, что, возобновив отношения с Иваном, Анна выбрала одиночество. Все ее душевные силы будут уходить на него, другие женщины превратятся в опасность.
Но судить других легко, напомнила себе Катя. Гораздо сложнее хотя бы попытаться понять самих себя. Что сказал бы мудрый человек, узнав о моей любви к Егору? Действительно, почему именно он?! Егор увидел во мне то, чего не видели другие, или у него хватило смелости сказать мне об очевидном?!
Катя вздохнула. На нее медленно, но неотвратимо надвигалась тяжелая, опустошающая усталость; как часто случается с очень занятыми людьми, она не чувствовала упадка сил, пока продолжала бег, но, остановившись, понимала, что переутомлена, опустошена и делами, и своими переживаниями.
Полет прошел спокойно. Катя то и дело погружалась в целительную дрему, и, едва войдя в отведенный ей номер в одной из центральных гостиниц Амстердама, опустилась на удобную кровать.
Она уже останавливалась в этом отеле и знала, что утром, выглянув в окно, увидит скользящих по воде канала белых лебедей. Отель был примечателен и тем, что примыкал к зданию старинного монастыря, ставшего частью его частью, и рестораном с одной звездой Мишлен. Теперь Кате нужно было сделать последнее усилие за день - выложить из чемоданчика вещи, сменить свитер на блузку и спуститься на легкий ужин в ото самый ресторан. Затем она намеревалась отправиться к маленькому бассейну и немного посидеть в парной.
Сидя за бокалом белого вина в ожидании некоего блюда, которое, как подозревала Катя, могло представлять собой все, что угодно, она по привычке проверила сообщения и почту на коммуникаторе. Ей никто не писал, никто не звонил. Никому нет до меня дела, невесело подумала Катя, но ведь и я сама никому не пишу и не сообщаю, что благополучно долетела до Амстердама. Мне некому позвонить, некому отправить свою фотографию; дело не в том, что я вышла из возраста, когда важно то и дело сообщать о себе приятелям – я никогда и не была легкой, открытой, искренней. Но почему?! В моей жизни не случалось трагедий. Родители, слава Богу, в полном здравии и достатке. В детстве меня не били, не унижали, не насиловали. Я процветаю. И я способна, способна на долгие отношения, иначе не дружила бы с Петром. Всегда есть кто-то, кому я интересна, это доказывает встреча с Иваном. Наверное, у меня, что говорится, тяжелый характер, а характер и есть судьба.
Катя заказала себе второй бокал вина. Ей с великой торжественностью подали заказанное блюдо. Катя осторожно попробовала кусочек рыбы. Как бы там ни было, я тоскую по любви в прекрасных интерьерах, рассмеялась она про себя, а если и топлю свою тоску в вине, то в превосходном Шабли. Егор хранит молчание. Хорошо, пусть будет так. В бассейн, и спать.
Следующий день Катя провела, наслаждаясь отдыхом. После позднего завтрака она вышла из отеля и направилась к площади Дам. . В каждом городе, где Катя бывала по несколько раз, у нее складывался любимый маршрут для долгой прогулки; так было и в Амстердаме, и теперь, усилием воли стараясь идти медленнее, чем в Москве, она шаг за шагом погружалась в мирный город, полный истории, воды и велосипедистов. Идти и идти, не останавливаясь; пусть воспоминания о Егоре, Петре, Иване исподволь, незаметно растворятся во влажном воздухе, в тихом сером дне, в воде каналов, в самом движении; дойти до зоопарка, посмотреть на обезьянок, занятых своими делишками и знать- не знающих, как далеко они от своей привычной среды обитания, затем съесть бублик с семгой в маленьком кафе, далее двинуться к музею Ван Гога и остаться там на несколько часов, подолгу оставаясь перед каждой картиной, ощущая великую грусть, но не свою, маленькую, а общую, объединяющую всех современных людей, отлученных от мироздания своей гордыней, страхами, леностью.
Вечером Катя вновь поела в ресторане при гостинице. Для жителей Амстердама, как и для большинства туристов, ужин в этом изысканном месте означал праздник, нечто особенное. Катя прекрасно это знала. Она же собиралась поесть, не больше. В ожидании очередного замысловатого блюда, смакуя очередной бокал вина, Катя спокойно отвечала на пришедшие ей поздравления с Восьмым марта Среди посланий от деловых знакомых оказалось сообщение от Ивана:
«С 8 марта, Карающий Ангел!»
Катя улыбнулась, решив ответить Ивану на следующий день.
Я хочу войти в пейзаж Ван Гога, подумала она, войти и остаться там, среди полей, под лазоревым небом. Мои дела и мои печали останутся по эту сторону холста; я же стану штрихом цвета или точкой, но гениальность окружающего меня пейзажа не даст мне почувствовать себя маленькой и незначительной. Напротив, превращение в частицу полотна, сотворенного великим художником, придаст смысл моему существованию. Но я – здесь, я не могу стать ни кем иным, кроме как самой собой.
Катя отложила коммуникатор.
Я стала привлекать странных мужчин, не из моего круга, неожиданно для себя вдруг поняла Катя. Сначала – Егор, теперь – Иван. Мои новые знакомые играют не по правилам, я не знаю, чего от них ждать, в этом и заключается проблема. Мне надо вернуться к своим, в свою стаю. Там – мое спасение от тяжелых мыслей; я словно бы забыла, что состоятельные мужчины смотрят на мир также, как и я – трезво, зная, что у всего, включая самое важное, то, чего нельзя купить за деньги, есть аналог, который как раз продается, пусть и недешево любовь можно заменить привязанностью, дружбу – легким и необременительным общением с партнерами, и так далее, и так далее. Когда же мы чувствуем душевную боль, то нашим лекарством может стать благотворительность; внутренняя пустота требует заполнения – вот и прекрасно, отправимся в ашрам для медитаций, проедемся по христианским монастырям, и не только проведем там время, созерцая бесконечность или молясь, но и поддержим святые места материальным пожертвованием. Душевная смута? Давайте создадим фонд или для борьбы с чем-нибудь ужасным, или для развития чего-нибудь прекрасного. Двинем через фонд наши средства, заодно.
Катя с улыбкой кивнула официанту.
Я хочу вернуться к своей обычной жизни, беззвучно крикнула она.
Но твоя жизнь никогда не была обычной, также беззвучно ответил Кате голос ее души. Ты хочешь вернуться к привычной жизни, но твоя привычная жизнь в высшей степени необычна. Помни, ты – дочь не только своего отца, но и своей матери. Ты унаследовала от родителей не только незаурядный, ясный ум, но и стремление к творчеству. Отрицай, сколько угодно, но мать передала тебе художественный взгляд на мир; ты росла рядом с мольбертом и красками, наблюдая, как Елизавета работала над той или иной картиной, преображая действительность или создавая на холсте свой собственный мир. Ты понимаешь отца; не настало ли время примириться и с матерью, поняв и ее?
Утром следующего дня Кате пришло сообщение от Кирилла, того самого знакомого, с которым она договорилась встретиться в Амстердаме. Он предлагал поужинать в известном рыбном ресторане. По крайней мере, отдохну от высокой кухни, улыбнулась Катя, набирая текст ответа. Первый брак Кирилла, ставший то ли бунтом, то ли бегством от чрезмерно сложных чувств к Кате, завершился разводом, второй же казался вполне счастливым, во всяком случае, со стороны. Дела Кирилла шли очень хорошо, во многом благодаря неустанным заботам Кати, никогда не позволявшей личной приязни или неприязни сказываться на работе. Они время от времени встречались в Москве, всегда на людях, в ресторанах или офисах друг друга, оставляя, как говорится, двери открытыми, давая понять не столько окружающим сколько, самим себе, что их связь давно стала приятельской, что все страсти улеглись годы и годы назад Однако Катя упорно не делала выходить ни за кого замуж, и ее свобода и раздражала, и восхищала Кирилла. Катя это знала и порой, очень мягко, позволяла себе немного подразнить бывшего возлюбленного.
До вечера Катя гуляла по Амстердаму. Она зашла в Музей судоходства, где уже бывала раньше, и вновь поразилась отваге и вере людей, пускавшихся в плавание через моря и океаны без современных средств навигации. Они покидали родную землю, зная, что, скорее всего, никогда туда не вернутся; откуда они черпали бесстрашие перед будущим, откуда брали силы для строительства фортов на далеких тропических островах, где и в наши дни западный человек остается чужаком, выживающим только в благоустроенных туристических районах?! Из музея Катя отправилась за покупками пополнив свой гардероб новыми блузками и парой брюк. По дороге в отель она съела, как и собиралась, вафлю со взбитыми сливками и решила, что несмотря на любовные переживания, в жизни выдаются радостные моменты.
В семь вечера Катя вошла в ресторан, предложенный для ужина Кириллом. Зал был полон. Катя чуть вздохнула, готовясь к семейному вечеру – родители вряд ли оставили бы сына в отеле. Сколько лет мальчику, кстати, спросила себя Катя, семь, восемь? Но навстречу Кате, из-за столика на двоих, поднялся один Кирилл.
- Привет, привет, Катя! – он легко поцеловал ее в щеку. – Я, в общем-то, уже выбрал вино. Совиньон. Не возражаешь? Хочешь на это место, на диванчик? Я так сел, чтобы увидеть тебя, сейчас пересяду.
- Привет! Оставайся на диванчике, – рассмеялась Катя, - мне удобнее на стуле. Совиньон – чудесно. – Затем она осторожно добавила, - твои подойдут позже?
- Мы с тобой будем вдвоем, - Кирилл чуть нахмурился, - у меня свободный вечер.
Затем он добавил, и шутя, и говоря серьезно:
- Учусь у тебя мастерству свободной жизни, Катя.
Катя взяла поданное ей меню и ответила:
- Не уверена, что свободная жизнь – мастерство. Скорее, врожденное качество. Я всегда была такой, сколько себя помню. Не взять ли нам плато морепродуктов, для начала?
- Согласен, - Кирилл чуть поднял руку, подзывая официанта. – И насчет плато, и насчет врожденной свободы. Невозможно представить тебя не свободной.
И все же я несвободна, мельком подумала Катя. Егор отнял у меня свободу, я завишу от него, даже убеждая себя, что та история , наша с ним история, не только завершилась, но и разыгрывалась лишь в моем воображении. Я жду, я – пленница чувств, как бы нелепо и вульгарно это ни звучало.
Под первый бокал вина шел разговор о делах и общих деловых знакомых Кирилла и Кати. Подали блюдо морепродуктов, Катя с наслаждением вдохнула аромат холодного моря. Никакой высокой кухни, с удовлетворением сказала себе она, дары моря и земли, рыба, моллюски и вино.
Она с таким удовольствием съела креветку, что Кирилл улыбнулся:
- Люблю смотреть, как ты ешь. – всегда с удовольствием.
- Я просто ем не так часто, - Катя улыбнулась, но насторожилась – тон Кирилла показался ей чрезмерно личным. Флирт?! Скрытый сексуальный подтекст? Вряд ли. Я себе льщу, подумала Катя, я не могу нравиться всем мужчинам, с которыми встречаюсь. Так не бывает. И тут же добавила: «Но именно это и происходит. Мне не нужен никто, кроме Егора, я же , по иронии судьбы, нужна всем, кроме него».
На некоторое время за столиком воцарилось сосредоточенное молчание – двое уставших москвичей, не торопясь, смаковали креветки и моллюски. Катя исподволь приглядывалась к Кириллу. С годами он становится привлекательнее, сказала себе Катя, опыт и состояние ему к лицу. Светло-карие, чуть в зелень, глаза Кирилла излучали властность. В этом они с Катей и были схожи, эта черта в характерах обоих и осложняла их романтические отношения годы назад. С той поры ни он, ни она не стали мягче; жизнь не ломала их, это они подминали обстоятельства под себя, идя от цели к цели, от одного достижения к другому. Но Катя, в отличие от Кирилла, как оба они давно поняли, обладала неизмеримо большей внутренней свободой. Кирилл всегда стремился соответствовать и ожиданиям окружающих, и своим собственным представлениям о том, как следовало жить состоятельному и амбициозному мужчине. Городская квартира, загородный дом, автомобили, его облик и, конечно же, отношения в семье должны были отвечать строгим требованиям Кирилла. Только так, никак иначе. В мире Кати существовали полутени; мужское чутье подсказывало Кириллу, что в романтической связи эта женщина могла поступить непредсказуемо и для него, и для других, следуя логике своей души, не рассудка.
Я бы пропала с Кириллом, подумала Катя, меня бы не стало, я превратилась бы даже не в его половину – в его тень. Счастье, что у меня достало мудрости понять это во времена нашего романа и уйти.
Они неторопливо продолжали ужин. За первой бутылкой белого вина последовала вторая, разговор шел то о делах, то о путешествиях, то о недвижимости – Кирилл собирался купить летний дом в Италии. Катя начала скучать. Если это – моя стая, сказала себе она, я не хочу туда возвращаться. И не могу вернуться; никто из этих мужчин, хороших, в общем-то, не чуждых некоторой вечной тоске по ускользающему смыслу жизни, образованных, целеустремленных, никто из них никогда не сказал бы, что между их прошлым и будущим пролег континент, что пепел их воспоминаний развеян над быстрыми холодными реками, потому что только так они смогли выжить и идти дальше. На миг Катю охватила острая, до сердечной боли, тоска по Егору, его голосу, лучистым глазам, по его небесному танцу форм тай-цзы.
Она на несколько минут отлучилась в дамскую комнату и перевела там дух, жалким усилием воли принуждая себя держаться спокойно и не омрачать вечер с Кириллом воспоминаниями о Егоре.
Когда она вернулась, Кирилл, очевидно, решивший, что сделал глоток необходимой ему свободы и готов вернуться к жене и сыну, с улыбкой предложил Кате вызвать такси до ее отеля:
- Пора прощаться, как не жаль, Катя. Чудесный вечер. Спасибо, что нашла время прийти.
Кирилл знал, что Катя не могла отклонить его приглашение без уважительной причины – она помогала ему вести дела, он был ее важным клиентом. Катя уловила прозвучавшую в голосе Кирилла нотку превосходства, которую не осознал он сам. О, да пошел ты, подумала Катя, святоша на «Бентли».
- Я пройдусь, - лучезарно улыбнулась она, - вечер продолжается. Пятница. Своди сына в Морской музей. Созвонимся в Москве.
Да выйди ты уже замуж, раздражено подумал Кирилл, стань обычной, перестань будоражить меня своей независимостью, невозможная, недостижимая женщина с мрачными глазами колдуньи! Ты – вызов мне, Катя, я все еще не могу с тобой расстаться, потому что все еще не могу тебя понять.
Однако при прощании у дверей ресторана оба они успокоились и нежно расцеловались, поздравляя, каждый себя, с тем, что их любовная связь благополучно завершилась.
Кирилл предпочел уехать на такси, Катя неторопливо двинулась к своему отелю. Ей оставался еще один день в Амстердаме, затем было пора возвращаться в Москву. И нужно было купить сыр Пете, и выбрать небольшие подарки секретарям в офисе, и ответить Ивану. Нужно было сжечь прошлое, но оставить прах немилосердного чувства к Егору себе и хранить его у сердца, как бы больно это ни было, потому что поступить иначе означало бы потерю себя.
Через день Катя вылетела из уютного, сонного Амстердама в Москву, в неизвестность.
( часть пятая и последняя http://proza.ru/2019/06/25/435 )