РЕМЕСЛО
Есть ремесло - не засыпать ночами
И в конуре, прокуренной дотла,
Метаться зверем, пожимать плечами
И горбиться скалою у стола.
Потом сорваться. В ночь. В мороз.
Чтоб ветер
Стянул лицо. Чтоб, прошибая лбом
Упорство улиц,
здесь сейчас же встретить
Единственную нужную любовь.
А днём смеяться. И, не беспокоясь,
Всё отшвырнув, как тягостный мешок,
Легко вскочить на отходящий поезд
И радоваться шумно и смешно.
Прильнуть ночами к звёздному оконцу,
И быть несчастным от дурацких снов,
И быть счастливым просто так - от солнца
на снежных елях.
Это ремесло.
И твёрдо знать, что жизнь иначе - ересь.
Любить слова. Годами жить без слов.
Быть Моцартом. Убить в себе Сальери
И стать собой.
И это - ремесло.
1938
НОЧНОЙ ЭКСПРЕСС
Ночной экспресс бессонным оком
Проглянет хмуро и помчит,
Хлестнув струёй горящих окон
По чёрной спутанной ночи.
И задохнётся, и погонит,
Закинув голову, сопя,
Швыряя вверх и вниз вагоны,
За стыком - стыки, и опять
С досады взвоет и без счёта
Листает полустанки, стык
За стыком, стык за стыком,
к чёрту
Послав постылые посты...
Мосты ударам грудь подставят,
Чтоб на секунду прорыдать
И сгинуть в темени...
И стая
Бросает сразу провода.
И - в тучи,
и в шальном размахе
Им ужас леденит висок,
И сосны - в стороны, и в страхе,
Чтоб не попасть под колесо...
И ночь бежит в траве по пояс,
Скорей, но вот белеет мгла -
И ночь
бросается под поезд,
Когда уже изнемогла...
И как же мне, дорогою мчась с ними
Под ошалелою луной,
Не захлебнуться этим счастьем,
Апрелем, ширью и весной...
1939
*****
Не надо скидок.
Это пустяки -
Не нас уносит, это мы уносим
С собою всё,
и только на пески
Каскад тоски
обрушивает осень.
Сожмись в комок и сразу постарей,
И вырви сердце - за вороньим граем -
В тоску перекосившихся окраин,
В осеннюю усталость пустырей.
Мучительная нежность наших дней
Ударит в грудь,
застрянет в горле комом.
Мне о тебе молчать ещё трудней,
Чем расплескать тебя полузнакомым.
И память жжёт,
и я схожу с ума -
Моя любовь!
Одни, одни вокзалы,
Один туман -
и мост через туман.
Но будет день:
все встанут на носки,
Что б заглянуть в глаза нам
в одночасье.
И не понять - откуда столько счастья?
Откуда столько солнца в эту осень
Не надо скидок,
Это мы уносим
С собою всё.
А ветер - пустяки.
1939
*****
Полустудент и закадычный друг
Мальчишек, рыбаков и букинистов.
Что нужно мне?
Четвёртку табаку
Да синюю свистящую погоду,
Немного хлеба, два крючка и леску
Утрами солнце, по ночам костёр,
Да чтобы ты хоть изредка писала,
Чтоб я тебе приснился... Вот и всё.
Да нет, не всё...
Опять сегодня ночью
Я задохнусь и буду звать тебя.
Дай счастья мне! Я всем раздам его...
Но никого...
1939
*****
А если скажет нам война: "Пора" -
Отложим недописанные книги,
Махнём: "Прощайте" - гулким стенам
институтов
И поспешим
по взбудораженным дорогам,
Сменив слегка потрёпанную кепку
На шлем бойца, на кожанку пилота
И на бескозырку моряка.
1939
*****
Я сегодня весь вечер буду,
Задыхаясь в табачном дыме,
Мучиться мыслями о каких-то людях,
Умерших очень молодыми,
Которые на заре или ночью
Неожиданно и неумело
Умирали,
не дописав, неровных строчек,
Не долюбив,
не досказав,
не доделав...
1939
*****
Как лес восстановить по пням?
Где слово, чтоб поднять умерших?
Составы, стоны, суетня,
Пурга да кислый хлеб промёрзший.
Четвёртый день вагон ползёт.
Проходим сутки еле-еле.
На невысоких сопках лёд
Да раскоряченные ели.
А сверху колкий снег валит.
Ребята спят, ползёт вагон.
В печурке огонёк юлит.
Сидишь и смотришь на огонь
Ползут часы. Ползёт вагон.
Сидишь и смотришь на огонь
1939-1940
*****
Снова вижу солнечные ели я...
Мысль неуловима и странна -
За окном качается Карелия,
Белая сосновая страна.
Край мой чистый! небо твоё синее,
Ясные озёрные глаза!
Дай мне силу, дай мне слово сильное
И не требуй, чтоб вернул назад.
1939 Петрозаводск
СКРИПАЧ
Четвёртый день хлестали ливни с гор...
В таверне ни души. Дымит камин.
Напрасно дверь хозяин отворяет
И, ёжась от пронзающего ветра,
Взирает на размытую дорогу
В надежде на богатую карету.
Но даже нищих в этот день не видно...
Потом стемнело.
Камин почти угас...
Когда внезапно застучали в дверь...
Пришелец тёмен был. С него вода стекала.
Он что-то
прижал к груди, как сына,
И сказал:
"Дай мне место у огня,
Чтоб высохнуть. Немного хлеба с сыром.
Глоток вина. Ночлег на сеновале -
Вот всё, что нужно мне на этот раз."
"Ну что ж, дружок, выкладывай монету -
И мигом будет всё перед тобой."
- "уж третий день, как я последний грош
Отдал за два кусочка канифоли...
Я музыкой плачу тебе."
И из плаща достал футляр скрипичный,
А из футляра - скрипку.
- "Что музыка твоя, скажи на милость?
Тут это не ходячая монета.
За музыку твою я дать могу
Лишь запах блюд, дымящихся, из кухни."
- "Ну что ж, держи!"
И что-то в темноте швырнул.
И вот
Хозяин ясно-ясно услыхал,
Как полновесный золотой дублон
Упал на пол и покатился в угол.
За ним - другой.
Ей-богу, отродясь
Я не слыхал монеты полновесней!
И наклонился жадно,
но едва
Он золото хотел рукой нащупать -
Ещё дублон! Совсем в другом углу
Упал дублон.
Чистейший, полновеснейший дублон!
И сразу три!
Боясь со счёта сбиться,
Он слушает, но тут теряет счёт.
И, тяжело упав на четвереньки,
Ползёт и шарит золото.
. . . . . . . . . . . . . . . .
И в мире не осталось больше звуков.
Как этот золотой, тяжёлый дождь.
Звон капель полновесных золотых,
Они летят, срываются, звенят,
И катятся , и катятся дублоны!
Большие полновесные дублоны!
О, хоть один нащупать бы рукой...
Но ничего!
Скрипач смычок отвёл
Широким жестом. Как свою рапиру
Отводит победивший шевалье.
1940
При жизни стихотворения Бориса Моисеевича Смоленского не публиковались.
Учился Борис Моисеевич в Ленинграде. Готовился стать капитаном дальнего
дальнего плавания.
Учил испанский язык. Переводил Г. Лорку, о котором написал поэму.
С первых дней на фронте. Убит 16 ноября 1941 года. В бою.