О скупости Любкиной матери ходили легенды. Всем селом осуждали прижимистую Таисию за нескладную одежду для дочери из лавки уцененных товаров; за перелицовку своих старомодных пальто; за латанное-перелатанное постельное белье, у которого «не было хозяина». Таисия не обращала внимания на пересуды кумушек, а вот своими пододеяльниками гордилась. И впрямь, ее постельные принадлежности являли собой своеобразный изыск швейного искусства. Бязевая основа пододеяльников, расползаясь от времени и стирок, постепенно укрывалась разномастными заплатами. Со временем, малочисленное белье рачительной Таисии превращалось в веселую лубочную картинку, на которой не оставалось даже намека на палитру исходного фона. Непривычная пестрота простыней и наволочек неизменно лихорадила местных сплетниц, когда шальное разноцветье пузырилось на ветру после стирки. Через щели дощатого забора Таисии злопыхательницы высматривали, и непременно находили свежую заплату, дававшую пищу для последующих разговоров.
Устойчивый иммунитет к общественному злословию объяснялся заветной мечтой Таисии накопить миллион. Любка была приобщена к семейной тайне и раз в месяц, в день получки, с нетерпением ждала мать из сберкассы райцентра. Они вместе рассматривали последнюю запись о вкладе в священном документе и мечтали. О новом фундаменте для своей старой избушки, о гранитном памятнике на могилу Любкиного отца, о поездке к морю. Последняя позиция в плановом перечне больше всего привлекала Любку. Конечно, она видела по телевизору и море, и пальмы, и золотые пляжи. Но это впечатление было игрушечным и неосязаемым. Хотелось самой испытать блаженство и, погрузившись в теплую синеву соленых вод, неторопливо плыть. Далеко-далеко, за горизонт, туда, где небо сливается с морем. Так истово хотелось чудес, что Любка готова была терпеть и убогость одежды, и латаные пододеяльники «без хозяина», и оправданную скупость матери. А как иначе? Только копеечная бережливость может обеспечить вожделенный миллион и исполнение девичьих грез.
Фанатичная скупость Таисии поражала односельчан. В магазине она покупала только дешевые крупы, соль, муку и сахар. Остальное пропитание обеспечивала сама.
Из мяса домашней птицы варилась тушенка с ароматными травами.
В подполе не переводились бочки с квашеной капустой, мочеными яблоками, солеными огурцами да грибами.
Ржаной хлеб выпекался на собственной закваске, высекая у односельчан обильное слюноотделение от томного духа домашнего печева.
Пока хлеба подходили, успевала Таисия себе и Любке пошить ситцевые обновы на старой зингеровской машинке, полученной в приданое от матери. А в световой день, как и многие сельские бабы, Таисия горбатилась на местной швейной фабрике. Именно там она и набирала обрезки разноцветной ткани для обновления постельного белья.
Ясным летним днем, когда настойчивые ароматы жасмина и жимолости перекрыли скромную липовую нежность, Таисия отправилась в райцентр и не вернулась. Жестокая новость об узаконенном воровстве кровных накоплений опрокинула женщину на щербатый пол сберкассы, вызвав паралич. До приезда врачей одна рука Таисии продолжала цепко сжимать месячную зарплату, а в другой голубела заветная сберкнижка с обесцененным вкладом. Перед затуманенным взором женщины пронеслись горькие картины из детства, когда на их двор заявились сердитые люди в кожанках. Размахивая пистолетами, грубияны со звездами на кепках, выводили со двора ревущую скотину. Отец попытался удержать корову, но был ранен за сопротивление властям. Он хромал до самой смерти, припадая на изуродованную ногу. Вот и она, Таисия, в мирное время сподобилась стать нищенкой, одарив бессовестную вселенную кровными сбережениями. Осколок разбитых вдребезги планов, полоснул по измученному сердцу, переселив Таисию в иной мир.
Туда, где не требуются проклятые деньги.
Где нет обмана, грабежа, беззакония и подлости.
Где нет нужды бесконечно латать изношенные вещи.
Где не надо вкалывать от зари до зари, чтобы заработать копейку и уберечь ее.
Таисию похоронили рядом с мужем. Окна избы заколотили досками, птицу раздали соседям. Любка переехала жить в райцентр к безмужней сестре Таисии, прихватив с собой машинку «Зингер», разноцветные простыни и мешок с лоскутками.
- « -
Продолжая обучение в городе, Любка по вечерам осваивала швейную машинку. Приноровившись к строптивому характеру старомодного агрегата, девчушка пыталась составлять композиции из наследных лоскутов. Ситцевое разнообразие обрезков постепенно складывалось в мозаичное полотно, выявляя контуры покосившейся избушки под сенью вековой липы, трогательное изящество весенних первоцветов, важную осанку красногрудых снегирей на рябиновых ветвях. От девчачьих лоскутных картин веяло искренним откровением. Их детский примитив восхищал созвучием оттенков, а гармония непринужденных узоров придавала изделиям сказочный привкус.
Тетушка отнесла несколько Любкиных работ в художественный салон, и у юной швеи появились не только первый заработок, но и заказы. Окончание школы совпало с первой выставкой Любиного творчества в том же салоне. Самой броской и выразительной работой была композиция «Мамин сад». На огромном полотне важно пушились шапки бордовых пионов. С ними пытались соперничать фасонистые георгины. Живой изгородью смотрелись золотые шары в окружении нежного цветного горошка и низкорослых настурций. Трудно было поверить, что подобный ковер можно создать из ситцевых обрезков, идеально подогнанных по размеру и цветовому решению. Сказочное сочетание лоскутных полотен звенело, очаровывало и расслабляло. Это был особый мир искусства, пропитанный юношеской непосредственностью и искренним восторгом.
Работы юной швеи стали известны всей округе. С ростом популярности мозаичных гобеленов, расширялся и ассортимент оригинальных работ. Жилет из спирально уложенных лоскутных фрагментов поражал деликатным сочетанием женственности с безупречным исполнением. Одежда непривычного стиля стала для Любы пропуском в творческий мир прикладного искусства.
Работая не покладая рук, Люба не забывала об убогой судьбе своей матери. Таисии, рано овдовевшей, бесцеремонно обворованной государством, не дожившей добрую половину земного срока, так и не удалось осуществить своих заветных планов. Считая материнские желания святыми, Люба установила гранитные памятники на родительских могилах и обиходила родное гнездо. Для выполнения последнего пункта маминого плана Люба отправилась в Египет. Красное море не обмануло ожиданий. Теплые воды ласково приняли гостью и понесли ее вдоль коралловых рифов. Подводное царство пестрело и ликовало. Оно поражало воображение шальным сочетанием оттенков, схожим с разномастными мамиными простынями. Каждый коралловый фрагмент казался ярче предыдущего, сочнее, и привлекательнее. Стайки резвых рыбок удачно вписывались в подводную композицию, сшивая невидимой строчкой лоскуты цветового многоголосья. Магическое очарование моря, слегка приправленное светлой грустью раннего сиротства, распахивало настежь врата совершенного мира, где живут в естественном равновесии неиссякаемое вдохновение, любовь к ближнему и желанная уверенность в завтрашнем дне.