А летний день клонился к ночи

            

   






                О СЕБЕ


 Родился 25 мая 1945 года, то есть в конце месяца, когда закончилась Великая Отечественная война. Мама принесла меня в сельский Совет для регистрации только первого июня. Этим числом меня и зарегистрировали, сделав на одну неделю моложе. Место моего рождения, село Ромодан, Бескарагайского района, Павлодарской области, республики Казахстан. После окончания средней школы поступил в Павлодарский индустриальный институт. Затем работал по распределению на Кокчетавском механическом заводе, мастером участка. После отработки вернулся в Павлодар и до выхода на пенсию работал на предприятиях Павлодарской Энергосистемы. Как лицо пострадавшее от испытаний ядерного оружия на Семипалатинском ядерном полигоне, в соответствии с законом, пенсию оформил в пятьдесят лет.
 В 2002 году переехал в Краснодарский край, где и проживаю в настоящее время.   
 Писательской деятельностью начал заниматься только в 2013 году, по совету родственников и знакомых. Пишу повести и рассказы о своей жизни и о жизни людей с которыми жил, учился и работал рядом. За этот промежуток времени написал и издал малым тиражом, в одном из Краснодарских издательств, несколько книг за свой счёт. Книги подарил знакомым и родственникам. Отзывы исключительно положительные с просьбой и дальше заниматься литературной деятельностью.
 Только сейчас, написав несколько десятков повестей и рассказов, каждый раз возвращаясь в прошлое, я понял на сколько наша жизнь была наполнена как драматичными так и смешными случаями. При написании своих литературных произведений порой сам смеюсь над ситуациями в которые попадали герои моих книг, а порой грущу вместе с ними. Грущу и о том, давно ушедшем времени.
 Благодаря хорошей памяти все события отражённые в моих произведениях не выдуманы а вполне реальны и имели место в жизни, а все герои носят свои имена.
 Издать свои книги большим тиражом и в престижном издательстве не имею финансовой возможности. С целью расширить круг своих читателей, найти спонсора или собрать необходимую сумму  для издания книг большим тиражом, если они конечно заслуживают этого, открываю свою страничку. Выношу на суд многомиллионной аудитории свои литературные произведения, жду справедливой критики. С уважением, Виктор.


                А ЛЕТНИЙ ДЕНЬ КЛОНИЛСЯ К НОЧИ
 
             

                ВИТЬКА
                рассказ
 

 Родился Витька 25 мая 1945 года в селе Ромодан, расположенном вдоль соснового бора. Село это было очень старое и состояло из переселенцев украинцев, белорусов, русских, немцев и чеченцев. Первая волна переселенцев с Украины Была во второй половине теперь уже позапрошлого столетия. Люди ехали на вольные земли. Дедушка Витьки, Шведков Тихон Фёдорович, родился в 1880 году в дороге, когда его родители перебирались с Украины в Казахстан. Дорога была долгой, ехали на волах запряжённых в повозки. В дороге и рождались и умирали.
 Немцев и чеченцев переселили принудительно в годы Великой Отечественной войны.
 Переселенцы с Украины строили свои дома особняком, чтобы соседи были тоже с Украины. Лес был рядом, поэтому строили добротные бревенчатые дома, в основном пятистенники или крестовые. Так появилась улица, которая называлась Хохлы. Улица, где селились белорусы называлась Шабры, то есть сябры-соседи. А улица где поселялись русские, почему то называлась Шамонаиха. Во время войны, когда переселили немцев и чеченцев, появились новые улицы, отдельно немецкие и отдельно чеченские.В отличии от остальных, немцы и чеченцы строили свои жилища из глины. Глины вокруг села было много, просто нужно было снять верхний слой почвы, а дальше уже была она. Копали глину не далеко от того места где строили и тут же делали саман. Для изготовления самана нужна была глина, солома и вода. Всего этого было в достатке. Если в деревянных домах полы были из досок, то в саманных мазанные, из глины. С появлением в селе немцев и чеченцев, появилась и комендатура. Немцам и чеченцам нельзя было покидать пределы села без письменного разрешения коменданта или его помощника.
 Многие жители села не вернулись с Великой Отечественной войны, а если кто и вернулся, то или ранен, или контужен. В 1943 году вернулся с фронта и Витькин отец. Он был ранен под Ленинградом и лечился в госпитале в городе Камень-Уральский. После лечения работал военруком в Ромоданской средней школе. Там же работала и мать Витьки учительницей. В 1943 году они поженились, а в 1944 году у них родилась дочь Валя. Годом позже родился Витька. Дом, в котором жила семья, стоял в Хохлах и принадлежал деду Тихону Фёдоровичу. В семье ещё была бабушка Анастасия Федуловна, мачеха Витькиной матери. Дом был старый, но ещё добротный пятистенник. Двор был большой, на нём располагались все постройки для содержания домашнего скота и домашней птицы, а так же баня и погреб. На задах находился огуречник с колодцем. Огуречник- это огород у дома, где выращивались все овощи. Дедушка работал в колхозе ночным сторожем в бригаде №4. В те годы все сельхозработы производились на волах или лошадях. В каждой бригаде, а их в селе было пять, было по несколько десятков пар быков и лошадей, а также сельхоз инвентарь, плуги, косилки, бороны, сеялки, грабли. В каждой бригаде была кузница. Ежегодно работникам школы выделяли земельные участки под бахчи. В 1949 году уродились хорошие арбузы. Бахчи работников школы находились не далеко от села, в сосновом бору, на поляне. Витьке к тому времени уже было четыре с небольшим года. 28 августа отец попросил деда Тихона привести быков с телегой завтра, часа в четыре утра, что бы до работы съездить на бахчи за арбузами. Витька услышал этот разговор и стал просить отца взять его с собой. Отец согласился. Рано утром 29 августа дедушка привёл быков с телегой. Отец разбудил Витьку, завернул его в фуфайку и посадил в телегу, предварительно постелив сено. Когда выезжали со двора, Витька ещё не спал, затем, пригревшись в фуфайке, под скрип колёс и монотонное покрикивание отца «цоб-цобе», заснул. Проснулся он уже на бахчах, когда отец переносил его из телеги под сосну. На сбор и погрузку арбузов ушёл примерно час. Загрузив телегу, отец посадил Витьку на арбузы. Проехав немного, Витька вновь уснул. Проснулся он от того, что телегу сильно трясло. Он увидел, что отец погоняет быков кнутом, которые уже и без того скакали галопом словно лошади. Витька спросил:
- Папа, ты чё так быков гонишь?
 Отец повернулся к Витьке и сказал:
- А ты посмотри, сынок, солнце на востоке встаёт и одновременно садится на западе.
 Витька посмотрел на восток, солнце поднималось над верхушками сосен. Затем он посмотрел на запад и увидел, что точно такое же солнце опускается к земле. Потом он увидел по горизонту, в том месте где опускалось солнце, вспышки, которые как бы бежали по земле. Потом он увидел образовавшееся облако, которое, как ему показалось, было похоже на бюст человека. Облако, увеличиваясь в размерах, приближалось к селу. Через некоторое время, накрыв село, оно рассеялось. Несмотря на ранний час, многие жители села наблюдали за происходящим, а некоторые даже поднялись на сараи. Буквально через пару дней жители села уже забыли о случившемся. Через много лет, будучи уже взрослым, Витька узнал, что 29 августа 1949 года на Семипалатинском ядерном полигоне был произведён первый в Советском Союзе взрыв атомной бомбы.
 В школу Витька пошёл в 1952 году, когда ему исполнилось семь лет. Школа в Ромодане находилась в центре села и размещалась в двух зданиях. Одно здание называлось большая школа. Это был когда то жилой дом богатого купца. Второе здание было меньших размеров и называлось маленькая школа. Когда то это был магазин того же купца. Оба здания были из сосняка, на высоких фундаментах и крыты железом. Судя по размерам помещений и качеству построек, купец был очень богатым человеком. Первой учительницей Витьки была Плаксина Евдокия Михайловна. Несмотря на то, что село было большое. Детей, родившихся в 1945 году было всего четверо, трое мальчиков и одна девочка. В первый класс в 1952 году пришло человек  двадцать пять. Наравне с семилетними, пришли и переростки (так их тогда называли). Это те дети, которые по различным причинам, не смогли пойти в школу со своим годом. Было так же человек десять второгодников. Это те, кто остался в первом классе на второй или третий, а порой и четвёртый год. Причин по которым дети учились в одном классе по несколько лет или не могли пойти в школу со своим годом, было много. В основном это отсутствие тёплой одежды и обуви, бедность. С начала учебного года классы были укомплектованы полностью, на улице было тепло и дети ходили в школу босяком и в лёгкой одежде. С наступлением холодов начинался отсев, а к началу зимы классы пустели. В первом классе Витька учился в первую смену, в маленькой школе. К средине сентября первоклассники уже освоились в школе, обрели новых друзей, привыкли к учительнице. На одном из       уроков стало так светло, что резало глаза. В селе не было электричества, поэтому в классе всегда не хватало света. Новую дизельную электростанцию только начали строить, ставили деревянные опоры и тянули провода. Когда осветило и яркий свет на некоторое время как бы повис в классе, учительница посмотрела в окно
и в шутку сказала:
  -  Ну вот, дети, теперь мы будем со светом. Наверное уже пробуют электричество.
 На лицах учеников ощущалась тревога, в глазах был ужас. Когда свет исчез и прошло некоторое время, раздался оглушительный грохот. Школу трясло, стены и потолок трещали, сыпалась штукатурка, стёкла окон не выдерживали и ломаясь сыпались на учеников. В школе было печное отопление, стояли круглые печки «голандки». Дверцы топки и поддувала распахнулись, в класс хлынул поток сажи, которая моментально заняла всё пространство. Уши заложило, лица у всех были в саже, сидящие у окон порезались стеклом. Началась паника, дети кричали. Кто то попытался выйти из класса, но двери заклинило. Вскоре снаружи кто то открыл дверь и вошёл директор школы. Он вместе с учительницей стал выводить детей на улицу. Во дворе школы уже были дети других классов. Когда все дети уже были выведены, к зданию школы на большой скорости подъехал «бобик». Из него, почти   
на ходу, выскочил офицер. Подбежав к директору школы он спросил:
 - У вас с детьми всё в порядке?
Директор ответил:
 - Дети все живы.
 Офицер объяснил, что это был взрыв атомной бомбы на Семипалатинском ядерном полигоне. Задача офицера была предупредить заранее население и заблаговременно вывести всех в безопасное место. По каким то причинам он не успел своевременно сделать этого. Занятия в школе в этот день отменили и дети разошлись по домам. В скором времени в селе появилось электричество и местное (колхозное) радио.
 Испытания ядерного орудия для жителей села стало делом обычным.. Взрывы производились довольно часто, как в дневное, так и в ночное время. Население о времени проведения взрыва предупреждалось заблаговременно по местному радио. Давалась короткая инструкция, что делать и как вести себя во время взрыва. Нужно было закрыть ставни окон, не топить печи, во избежание пожара выбрать из печи золу и закрыть заслонку на трубе.
   Перед взрывом нужно было выйти во двор, найти место подальше от строений, чтобы в случае разрушений не получить травму. После того как осветит, то есть дойдёт световая волна, нужно ложиться на землю лицом от взрыва, открыть рот, так меньше закладывает уши. Какой то шутник заменил все пункты инструкции одним:
 - Выйти из помещения, завернуться в простынь и ползти в сторону кладбища.
   О взрыве узнавали ещё и до объявления по радио. За некоторое время до взрыва, в небе появлялся самолёт и вырисовывал восьмёрку.
   Перед взрывом людей охватывало чувство, беспокойства. Это состояние передать очень трудно, его нужно испытать. После того как люди выходили из помещений, зная о времени проведения взрыва, минуты ожидания его тянулись долго и были настоящей пыткой. Странным было то , что о времени проведения взрыва знали только люди, но почему животные и птицы за некоторое время до того как осветит, замолкали, устанавливалась гробовая тишина. Коровы не мычали, собаки не лаяли, птицы не пели. И только спустя некоторое время после взрыва жизнь возобновлялась. В село часто приезжали солдаты на грузовых автомашинах и закупали собак. Порода и возраст значения не имели. Собака стоила три рубля. Солдаты брали собаку, давали три рубля и привязывали её на поводок в кузове. Водка в то время стоила 2 рубля 52 копейки и 2 рубля 87 копеек, поэтому желающих продать собаку было много. Как потом выяснилось, собак привали в степи к вбитому в землю колышку, на различных расстояниях от эпицентра взрыва. После взрыва, по состоянию собак, определяли его эффективность. В степи на полигоне выставляли так же различную технику, используя укрытия и без них. После взрыва и проведения экспертизы, эта техника оставалась там же. Водители солдаты снимали с неё ходовые детали и продавали  шоферам на гражданке. Естественно эти детали были радиоактивны.
 Весной 1953 года умер И,В, Сталин. Ученики пришли в школу, но перед началом занятий объявили линейку (построение). Вышел директор школы и учителя. Директор сообщил, что умер И.В. Сталин и в стране объявлен траур, поэтому занятия в школе отменяются. При этом директор школы и учителя плакали, плакали и старшеклассники. Только ученики младших классов, выйдя из школы, весело закричали:
 - Ура!!! Уроков не будет!
 Когда Витька пришёл домой, он увидел деда Тихона. Он сидел мрачный и говорил:
 - Кто же теперь будет управлять страной
 Из тех, кто в 1952 году поступил в первый класс, до четвёртого дошли человек десять. Всего же в классе было 22 ученика. В основном это были переростки от тринадцати до восемнадцати лет. Учительница была прежняя. В классе было два ученика в возрасте восемнадцати лет, казах Акимов Кабыден и немец Дисс Александр. Сидели они за одной партой. Высиживать с малышами по несколько часов в день, было им и утомительно и не интересно, поэтому они устраивали для себя различные развлечения. Однажды, в самом начале урока, Дисс поднял руку и Евдокия Михайловна спросила:
 - Александр в чём дело?
 Сашка поднялся и сказал:
Евдокия Михайловна, можно я выйду в туалет?
Перемена, Саша, только что была и нужно было сделать всё необходимое во время неё. Садись Дисс.
 Когда Евдокия Михайловна уже объясняла новый материал, руку поднял Акимов и учительница спросила его:
 - Что у тебя Акимов?
 Кабыден встал и пожаловался:
 - Евдокия Михайловна, а Дисс воздух испортил.
 Класс взорвался смехом, а учительница строго сказала:
Дисс, выйди из класса!
Евдокия Михайловна, я ведь просился в туалет, вы не пустили. Теперь я же и виноват.
 До самого звонка учительница не могла успокоить класс. Урок был сорван.
 На одном из уроков изучали народный фольклор. Тема была-загадки. Евдокия Михайловна привела для примера несколько загадок из учебника, а потом спросила:
 - Дети, а теперь, кто знает другие загадки, поднимите руки.
 Поднялся лес рук и Евдокия Михайловна стала опрашивать учеников. Когда очередь дошла до Сашки Дисс, он поднялся и сказал:
 - Чёрная манда, по печке айда. Угадайте, что это?
 Учительница покраснев, сказала:
Это не хорошая загадка, Саша.
Почему не хорошая? Вот ответ, это сковорода. Вполне приличное слово.
 И опять до самого звонка класс смеялся.

 В четвёртом классе учились ещё два ученика, которые приносили много неприятностей Евдокии Михайловне. Это был Шапошников Анатолий, по кличке «водовоз». Ему было четырнадцать лет и рос он без отца. В школу он ходил в стареньком материном пиджаке из х.б. Ткани, который был ему ниже колен. У него был друг Фурр Володя.
 Не далеко от школы находилась колхозная бригада №3. Из окон школы было хорошо видно, что делается на её дворе. Однажды ученики увидели во дворе бригады какое то оживление. На большой перемене они побежали посмотреть, что там происходит. В бригаде был бревенчатый забор. Прибежав, дети забрались на него. Не далеко от забора стоял столик. У которого суетился ветеринар Шабаршов. Он был как всегда навеселе и бесконечно шутил. Когда он улыбался, были видны коричневые от никотина зубы. Четверо здоровых мужиков подводили к нему жеребёнка и каким то определённым образом, при помощи верёвки, валили его на спину. Все четыре ноги жеребёнка мгновенно оказывались связаны. Шабаршов скальпелем что то вырезал и закончив процедуру, подходил к забору и это что то клал на столб. Сороки тут же подхватывали принесённое и с шумом отлетали в сторону. Когда Шабаршов в очередной раз положил что то на столб, Толька Шапошников спросил:
Дяденька, а вы что делаете?
Жеребят кастрирую.
 Он сделал движение, как бы желая схватить Тольку и при этом сказал:
Давай, ты будешь следующим.
 Все засмеялись. Вовка Фур взял принесённое Шабаршовым, опередив сороку, и незаметно кинул в оттопыренный карман Толькиного пиджака. В это время зазвенел звонок. Ребята со всех ног бросились бежать в школу. Запыхавшись, дети забежали в класс. Учительница была уже на месте. Она пожурила всех за опоздание и разрешила сесть на место.
А Шапошников и Фурр, подойдите ко мне.
 Евдокия Михайловна часто после большой перемены проверяла карманы курящих учеников. Иногда она находила у них в карманах окурки или табак. У Володи Фур ничего кроме рогатки в карманах не было и она разрешила ему сесть. Запустив одновременно обе руки в левый и правый карманы Толькиного пиджака, она неожиданно отпрянула и выхватила из карманов обе руки. Из правой руки на пол упало что то окровавленное. Учительница испуганно вскрикнула и выскочила из класса. Через несколько минут в класс вошёл директор школы и уборщица. Уборщица убрала всё и вытерла пол мокрой тряпкой. Директор сказал, что Евдокии Михайловне плохо и остальных уроков не будет. Он попросил учеников бесшумно выйти из школы, а Шапошникову завтра привести мать. На следующий день перед занятиями была школьная линейка, на которой зачитали приказ об отчислении из школы на одну неделю Шапошникова, за хулиганство. Чтобы Толька не отстал от класса, Евдокия Михайловна назначила ему в помощь отличника Гену Шейкина, что бы он ежедневно ходил к Тольке, передавал ему домашнее задание, объяснял новую тему, помогал делать уроки. Гена Шейкин был городским мальчиком, учился в сельской школе первый год и явно отличался от деревенских мальчишек. В первый же день посещения Толька побил отличника и его исключили из школы, теперь уже навсегда. Вскоре исключили и Фурр Володю. А с весенним призывом забрали в армию Акимова Кабыдена и Дис Александра. В день проводов Сашка Дисс пришёл в школу попрощаться. Он явно был навеселе, обнимал одноклассников и от него на километр разило домашней брагой. В середине пятидесятых годов стали выделять средства для приобретения тёплой одежды и обуви для многодетных и малообеспеченных семей. В это же время построили в Ромодане новую, типовую, бревенчатую школу.




                ***

 Сельчане жили, в основном, благодаря подсобному хозяйству. Сажали огороды, выращивали овощи. Если урожай был хороший, часть овощей увозили для продажи в город. Вокруг села было несколько озёр. Около озёр находились сырые огороды. Каждая семья имела сухой и сырой огород. Если лето сухое и жаркое, сухие огороды не давали урожая, тогда выручали сырые огороды. Если дожди проходили вовремя, то и сухие и сырые огороды давали хороший урожай. Если лето было дождливое, сырые огороды зачастую вымокали. Каждая семья имела корову или двух. Приплод от коровы прошлого года шёл на мясо, а приплод этого года, оставляли в зиму. В селе был колхоз «Звезда Прииртышья», маслозавод и лесничество. Зарплату деньгами получали только учителя, продавцы, работники лесхоза и маслозавода. Колхозники работали за трудодни. В конце года собирали отчётно-перевыборное собрание, на котором руководство колхоза отчитывалось перед колхозниками. На этом же собрании говорили, имеет ли колхоз доход и какой, или же он убыточен в этом году. В зависимости от дохода определяли цену трудодня. Даже при хорошем доходе оплата трудодня была мизерной, так как из дохода колхоз, в первую очередь, приобретал новую технику, семена и пополнял поголовье скота.
 На приобретение одежды, обуви а так же продуктов, таких как сахар,крупы, соль, растительное масло, приходилось продавать в городе овощи, молочные продукты, мясо. Если семья имела корову, за неё нужно было платить налог. Налог платили натурой. То есть сдавали государству определённое количество молока. Если корова давала много молока, его хватало и на нужды семьи и на сдачу налога. Если надои были маленькие, такую корову держать было не выгодно. Если корова старела, её заменяли тёлочкой из её же приплода. Не был исключением и отец Витьки. Когда появилась необходимость заменить корову, возникла проблема, кем её заменить. Последние три года в приплоде коровы были только бычки. Тогда отец решил купить тёлочку у знакомых, от хорошей коровы. Купленная тёлочка была жоркая, то есть хорошо ела, а следовательно быстро росла и набирала вес. К трём годам она выглядела раза в полтора крупнее своих сверстниц. Тёлочку назвали Зорькой. Когда подошёл срок и Зорька должна была весной отелиться, старую корову осенью закололи на мясо. Зорька отелилась в марте. Родила она очень крупного бычка. Давала она совсем мало молока и все ждали, что она раздоится. Ссылались на то, что она первотёлок, что зимой было не важное сено. Надеялись, вот пойдёт молодая трава и надои повысятся. Но пришло лето с сочными травами, а удои оставались низкими. Не повысились они и на следующий год, когда Зорька отелилась во второй раз. Держать такую корову было не выгодно. Отец решил сдать её в «Заготскот», а на вырученные деньги купить другую корову. В это время соседи Ковяровы продавали одну из своих коров. Корова отелилась в третий раз. Все годы давала много молока. Соседи нуждались в деньгах, по этому решили продать её.
 Ранней весной, когда в низинах ещё лежал снег, а под ним была вода, а на возвышенных местах уже появились проталины, на которых поднималась молодая зелёная трава, отец решил вести Зорьку в «Заготскот». Контора эта находилась в райцентре в селе Бурас, в семи километрах от Ромодана. Рано утром отец накормил Зорьку заваренными отходами с варёной картошкой, накинул на рога верёвку и вывел со двора. Витька взял прутик и стал подгонять Зорьку. Когда вышли из села, на первой же лужайке Зорька с жадностью  набросилась на молодую траву. Отец сказал:
Пусть Зорька хорошенько поест, не будем торопиться. Чем больше она съест травы, тем больше будет её вес. А каждый лишний килограмм, дополнительные деньги.
 Погода была хорошая. Солнце только поднималось настроение было отличное. Вокруг пели жаворонки, расцветали первые полевые цветочки. Отец сказал:
Вот сдадим Зорьку, рассчитаемся с соседями и, если деньги останутся, купим маме и Вале новые платья. А ты Витя, что бы
хотел?
 Витька подумал немного и вспомнил, что он всегда завидовал Тольке Ковярову, у которого были коньки «дутыши». Эти коньки купила ему старшая сестра, которая жила в городе. Коньки были вначале прикреплены к ботинкам, но зимой стояли сильные морозы и в ботинках ноги мёрзли. Тогда Толька переделал их на валенки. Крепил он их к валенкам как и все, кожаными ремнями.
Пап, купи мне коньки «дутыши», как у Тольки Ковярова.
Хорошо, сынок, если денег хватит, обязательно куплю.
 Отец никогда не обманывал, поэтому Витька верил ему. Спустя некоторое время двинулись дальше. Отец уже стал выбирать лужайки побольше, где трава погуще и выше. Останавливались и Зорька с жадностью объедала новые участки. Глядя на Зорьку, Витька думал, что если будет много денег, отец купит ему ещё и шахматы. Отец научил Витьку играть в них, но своих шахмат у него не было. Шахматы были у друга, у Витьки Свердлова, который был на два года моложе, а его отец работал директором автобазы.
Папа, если Зорька вытянет ещё больше, купишь мне шахматы?
Хорошо сынок, куплю.
 Пока дошли до Бураса, Витька вспомнил, что ему неплохо было бы иметь ещё и кепочку «москвичку» с маленьким козырьком, а так же фонарик «жучок», который был только у Витьки Свердлова. Отец обещал, что если денег хватит, обязательно всё это купит. Не заметно подошли к Бурасу. «Заготскот» находился на окраине райцентра. Не далеко перед селом был колодец, рядом с которым стояла колода. На журавле колодца постоянно висело ведро, здесь поили скот.
Давай, Витя, ещё и попоим Зорьку, вот вес и ещё прибавится.
 Отец зачерпнул из колодца воду, вытащил ведро и вылил в колоду. Зорька выпила воду, посмотрела на хозяина и замычала. Отец достал ещё ведро воды и Зорька, выпив половину, отошла от колоды.
 От колоды отошли метров пятнадцать, когда Зорька остановилась, задрала хвост, расставила задние ноги и стала оправляться по лёгкому. Вылилось из неё, казалось намного больше, чем она выпила. Отец посмотрел на Витьку и сказал:
По моему, это был твой фонарик «жучок».
 Настроение у Витьки постепенно падало. Когда прошли ещё метров десять, Зорька вдруг опять остановилась, проделала все подготовительные операции и начала выкладывать лепёхи. Отец только успевал комментировать:
Вот упала кепочка «москвичка», а вот и шахматы.
 Кода упала последняя лепёха, отец сказал:
Ну вот и коньки «дутыши», точно такие как у Тольки Ковярова.
 Настроение у Витьки упало совсем, хоть и пели жаворонки, и ярко светило солнышко, и цвели цветочки. Он надолго замолчал.
 Зорьку оформили быстро. Отец получил расчёт, поговорил с заготовителем и сходил в магазин. Принёс он бутылку водки и круг копчёной колбасы. Половину он отломил и дал Витьке. Прямо во дворе, в тенёчке, они распили водку и отец с сыном отправились в обратный путь. Отец был навеселе и старался шутить. А у Витьки настроение было  хуже некуда. Отец, видя это, сказал:                -  Не   горюй, сынок, ведь насчёт покупок для тебя я пошутил. Во  первых, не так уж мало денег мы получили за Зорьку, а во вторых, в  прошлом году был хороший урожай картошки и у нас ещё не открыта яма. Вот откроем яму, увезём картошку в Семипалатинск и продадим.       
  Когда был хороший урожай картошки, её засыпали в подполье для еды, для длительного хранения и на семена в погреб, который находился во дворе. Там же хранили морковь, свеклу и все соления в бочках-капусту, огурцы, помидоры, грузди. Если картошки было очень много, во дворе копали яму, с учётом промерзания грунта, укладывали дно ямы сухой соломой, на неё засыпали картошку. Сверху картошку укрывали соломой и засыпали землёй. Весной яму открывали и выбирали картошку. Картошка из ямы была такая свежая, как будто она только что с огорода и не лежала зиму в яме. Витька два раза ездил с отцом в Семипалатинск продавать картошку и один раз мясо. Рядом с базаром жила Мирониха. У неё был большой двухэтажный дом. Все Ромоданские, приезжающие торговать на базар, останавливались у Миронихи. У неё был большой двор. Во дворе было несколько тележек и тачек. За оплату Мирониха давала их  для перевозки товара на базар. Торговать мясом обычно приезжали на один день. Если привозили картошку, то на два, три дня.
 Однажды, в средине ноября, отец заколол свинью и они с Витькой поехали продавать мясо в Семипалатинск. Остановились у Миронихи. Мяса на базаре было много, но и покупателей достаточно. Торговля шла бойко. Рядом торговал мужчина, судя по акценту немец. Покупатели подходили один за другим. Одни перебрасывали нарезанные куски мяса справа налево, Другие подходили и перебрасывали их слева на право. Отец сердился, когда перекинув мясо, уходили ничего не взяв. Витька обратил внимание на одну женщину. Её привезли на базар на машине. Женщина была одета в богатую шубу, на её голове была отделанная мехом шляпка, на ногах дорогие боты. Лицо её было ярко накрашено. Женщина не брала в руки вилку, а просила продавца поднять и показать тот или иной кусок мяса. Она прошла вдоль мясных рядов в одну сторону, затем вернулась назад. У всех продавцов она неизменно спрашивала:
А у вас случайно не хряк? 
 Все естественно отвечали «нет»
 Наконец женщина подошла в очередной раз к соседу немцу и спросила:
А у вас случайно не хряк?
 Немец заметно засуетился и скороговоркой ответил:
Нет, нет, как вы могли подумать?
 Женщина купила у него мясо, сопровождающий её мужчина взял пакет и они пошли к машине. Когда машина уехала, немец, задумчиво глядя ей вслед, промолвил:
Что искал, то и нашёл.
 Мясо отец распродал рано, но машина в сторону Ромодана шла только на следующий день, по этому остались ночевать у Миронихи. Вечером отец купил колбасы, накормил Витьку, а сам посидел с Ромоданскими мужиками. После ужина отец предложил Витьке выйти на улицу. Они вышли и стояли против дома Миронихи. Мимо проходил местный житель, мужчина средних лет. В руках он нёс охапку свежей древесной стружки. Стружка была ослепительно белой, а аромат от неё распространился на всю улицу. Мужчина знал, что у Миронихи останавливаются приехавшие торговать из деревень и решил подшутить над сельчанами. Подойдя ближе, он поздоровался и поинтересовался:
Вы наверное из деревни и знаете все деревенские мудрости?
 Отец ответил:
Да, мы из деревни.
Тогда скажите мне, пожалуйста, будет ли корова есть вот эту стружку?
 При этом мужчина поднял стружку выше, ближе к лицу отца. Отец офицер-фронтовик, прошедший две войны и не привыкший лезть за словом в карман, спокойно ответил:
Обязательно будет, купите ей только зелёные очки.
 Мужчина потоптался на месте и, не зная что сказать, пошёл дальше.
 Отец выполнил своё обещание, продав картошку из ямы, он купил Витьке фонарик, кепку и шахматы. Не купил он только коньки «дутыши», так как не нашёл их. Вместо них он сделал Витьке своими руками самокат.




                ***

 В Хохлах у Витьки было несколько друзей, с которыми он постоянно общался. Все они жили не далеко. Самым близким был сын директора автобазы Свердлов Витька. Они жили напротив. На этой же улице, но чуть дальше, жила семья Кузиных. У деда Ивана и бабы Маруси был сын и три дочери. Старшая дочь жила в Семипалатинске с сыном Генкой. Генка часто приезжал к своему дедушке с бабушкой и Витька дружил с ним. Генка был каким то странным. У него была кличка Крыса, из за выступающих верхних зубов-резцов. Когда Генка что то говорил, его глаза округлялись, говорил он взахлёб, как будто сообщал что то важное, при этом он ещё и заикался. Витьке нравилось дружить с Генкой, так как он был вполне дружелюбный и безобидный, а дефект речи у него, как говорил дед Иван, из за того, что в раннем детстве он чего то испугался. Дед Иван был со всеми добрый и ласковый, особенно с детьми. Баба Маруся была очень полная и почти не ходила, так как у неё сильно болели ноги. Поэтому всю работу по дому и по хозяйству делал дед Иван. Ходил он быстро, почти бегал. Когда ему кто то встречался, взрослый или ребёнок, улыбался ещё издали и всегда здоровался первым. Дед Иван сам доил коров, готовил пищу, мыл полы, ухаживал за домашними животными и птицей, выполнял все работы в огороде. Кроме этого, дед Ивн работал ещё и в колхозе. Он безотказно шёл работать то дояром на ферму, до бригадным поваром, то сторожем на бахчи. В этом году колхозные бахчи находились вдоль соснового бора, километрах в трёх от села. Охранял бахчи дед Иван. У него было две лошади, здоровый карий жеребец, на котором дед Иван косил и сгребал сено вокруг бахчей. Жеребец был спокойный и ленивый. Передвигался он только шагом и не действовали на него ни мат ни кнут. Вторая была поджарая, очень резвая гнедая кобылица. Когда то она участвовала в бегах и занимала призовые места. Звали кобылицу Зиночка. Прокатиться верхом на Зиночке галопом, да ещё с ветерком, было мечтой каждого деревенского мальчишки. Недостатком Зиночки был её норовистый характер, не каждому она позволяла сесть на себя, она кусалась и лягалась. Как то, в один из вечеров, дед Иван привёз на лошадях воз сена. Он распряг лошадей, напоил их и сказал Генке:
Гена, приведи завтра часам к одиннадцати лошадей на бахчи. Сам дед Иван ушёл на бахчи пешком. На бахчах у него был шалаш, в котором он спал и скрывался от непогоды. Рядом был стол и печка под навесом.               
  Одной и слабостей Витьки были лошади. Он ни когда не упускал возможности прокатиться верхом, Хотя его мама запрещала ему даже подходить к лошадям.
 На следующий день Витька, со своим другом Витькой Свердловым, пришли к Генке рано утром. Генка встретил друзей и, вытаращив глаза, заикаясь, сказал:
Давайте поедем на бахчи раньше, что бы дольше покататься верхом. Ты, Витя поедешь на Карьке, а я на Зиночке.
Нет Гена, так не честно. Давай тогда ехать на Зиночке по очереди. Кто поедит первым, определим жребием.
 Витька Свердлов на поездку верхом не претендовал. Бросили жребий, ехать на Зиночке первым выпало Витьке. Условились, где будут меняться лошадьми. Витька ослабил уздечку, вставил удила в рот Зиночке, подвёл её к толстому бревну и, с него вскочил на лошадь. Зиночка вела себя спокойно. Она с места пошла в галоп. Сердце у Витьки зашлось, оно колотилось часто, часто, душа пела. Было ощущение какой то лёгкости. Зиночка скакала так плавно, что казалось, под Витькой нет лошади, а он просто летит над землёй. Выскочив за село, Витька придержал лошадь и проехал какое то расстояние рысцой. Затем он вновь перевёл Зиночку на галоп и проскакал вдоль огородов до леса, проехал вдоль леса и поскакал степью в сторону села. Подъехав к месту где условились меняться лошадьми, Витька увидел шагающего не спеша Карьку, на котором важно восседал Генка. Витька Свердлов бежал сбоку, забегая то справа, то слева. Подъехав, Генка спрыгнул с Карьки, передав поводья Витьке Свердлову. Витька спрыгнул с Зиночки, подвёл её ближе. Генка уверенно подошёл к Зиночке с правой стороны, взялся руками за спину лошади, согнул правую ногу в колене, приготовился запрыгнуть на Зиночку. Витька наклонился, взял его за правую ногу ниже колена и приподнял. В это время Зиночка резко повернула голову в сторону Витьки, пытаясь укусить его за плечо. Ей явно не хотелось менять всадника. Витька отшатнулся, выпуская Генкину ногу. Зиночка как то резко развернулась и, в это время Витька почувствовал удар, как ему показалось по заднице. Он улетел в куст резуна, который рос у дороги. Поднимаясь, он почувствовал резкую боль в левой руке. Он глянул на руку и увидел, что нижняя кость вышла из локтевого сустава и торчала под кожей, в стороне от него. Вгорячах, он ударил по торчащей части и кость встала на место. Витька сел на задницу. Голов а кружилась, невыносимая боль пронизывала всё тело, его бил озноб. Сил не было что бы встать на ноги. Друзья смотрели на Витьку с жалостью. Собравшись с силами он сказал:
Гена, тебя дед Иван ждёт. Ты на Зиночку больше не садись. Веди лошадей в поводу, а мы с Витей пойдём домой.
 Генка взял лошадей и повёл их в сторону бахчей. Витька Свердлов присел около друга и участливо спросил:
Сильно больно?
Сильно.
 Они посидели ещё несколько минут. Витьку бросило в жар. Он учился во вторую смену и, чтобы не опоздать в школу, нужно было идти домой, успеть умыться, переодеться и поесть. Опираясь на правую руку, Витька встал. Невыносимая боль вновь пронзила всё тело, левая рука висела плетью. Превозмогая боль, он дошёл до кучь навоза против четвёртой бригады и сел на одну из них. Силы опять покинули Витьку. Озноб сменялся жаром. Витька Свердлов суетился около друга и надоедал с расспросами. Витьку это раздражало, ему хотелось побыть одному, собраться с мыслями. Чтобы не обидеть друга, он сказал:
Ты, Витя, иди домой без меня, а я немного посижу и пойду домой сам. Только ты на меня не обижайся, что я тебя прогоняю.
Когда Витька Свердлов уже уходил, Витька попросил его:
Витя, ты ни кому не говори, что меня ударила лошадь. Если кто спросит, скажи, что мы играли в вашем дворе и я упал с бани.
 Витька пообещав молчать, ушёл. Когда Витька почувствовал, что может встать, он поднялся и поплёлся в сторону дома. По дороге домой он ещё несколько раз садился отдыхать. Боль не проходила. Витьке хотелось, что бы мама ни чего не заметила. Он вспомнил как года четыре назад играл на задах возле прицепного комбайна «Сталинец». Комбайн ремонтировал дядя Андрей Семиряков. Он делал что то на верху комбайна. Было жарко и Витька сел на песок в тени комбайна. Играя, он нагребал песок себе на ноги. Вдруг, перед лицом что то промелькнуло и Витька почувствовал резкую боль в левой ноге, выше щиколотки. Он вытащил ноги из под песка, заполз под днище комбайна. Витька увидел, что на куче песка, которую он нагребал на ноги, лежит металлический блин. Это был противовес от жатки комбайна. Их одевают на консоль сзади жатки, чтобы режущая часть находилась на весу. Когда регулируют жатку, на консоль их надевают несколько. Витька понял, что дядя Андрей не видит его и сбрасывает блины, что бы вешать их на жатку. Витька осмотрел левую ногу и увидел, что там где чувствовалась сильная боль, была ссадина. Осмотревшись, и чтобы быть не замеченным дядей Андреем, Витька вылез из под комбайна и ползком добрался до кучи дров, спрятался за неё. Встать на левую ногу он не мог. В тот раз всё обошлось хорошо для Витьки. Нога правда болела больше месяца. Маме он сказал, что просто ушиб ногу. Витька надеялся, что и в этот раз всё обойдётся. Вспомнил Витька и такой случай, который произошёл с ним совсем не так давно. На кисти правой руки у Витьки появились бородавки. Вначале одна, маленькая, потом их появилось несколько, и они быстро увеличивались в размерах. Через некоторое время бородавки покрыли всю тыловую часть кисти правой руки. Родители Витьки обращались и в лечебные заведения и к народной медицине. Бородавки уже появились и на кисти левой руки. Все попытки избавиться от них не давали результата. Витька расковыривал бородавки и прижигал их солнечными лучами через лупу и просто нагретым до красна гвоздём, мазал их ляписным карандашом. Витька стеснялся и прятал руки в карманы брюк. И вот однажды дед Тихон, когда дома они оставались вдвоём, сказал:
Витька, ты сходи к Дерр Ваньке и попроси его, что бы он отрезал несколько волосков из хвоста лошади.
 Семья Дерр жила на задах, почти рядом, и у них была лошадь. Витька быстро добежал до них и уже через несколько минут передавал деду принесённые волосы. Дед выбрал одну волосинку, сделал на ней петлю и положил рядом на стол. Затем он повернул Витьку к себе спиной зажал его между колен, попросил положить правую руку на его колено, бородавками вверх. Витька выполнил указания деда. Затем он набросил петлю на самую большую бородавку, которая появилась на руке первой, сказал Витьке:
Не смотри!
 Затем он начал затягивать петлю. Волос равномерно врезался со всех сторон в бородавку. Витька упорно смотрел на весь процесс и, хотя было больно, он не кричал и не дёргался. Когда петля затянулась и бородавка отскочила, на её месте Витька вначале увидел белое пятно, Внутри которого множество мелких сосудов наполнялись кровью. Дед взял заранее приготовленную тряпку, которую он достал из под печи, где хранилась кухонная утварь- кочерга, ухваты, сковородники и перевязал ею окровавленную кисть правой руки. Вскоре пришла Витькина мама. Увидев окровавленную, грязную тряпку на руке сына и зная своего отца, она как то сразу всё поняла. С укором глядя на деда, она сказала:
Тятя, вы же уже пожилой человек, а поступаете как ребёнок.
 Дед, покряхтев немного, вышел на улицу. Мать развязала грязную тряпку, промыла руку чистой водой с марганцовкой и перевязала её чистой, белой тряпочкой. Дня через два, Витька заметил, что все появившиеся бородавки на левой руке исчезли. А ещё через пару дней, когда развязали правую руку, с удивлением и радостью увидел, что ни одной бородавки на кисти правой руки нет и, только на месте срезанной, была видна заживающая ранка.
 Ни в одном из этих случаев Витька не плакал. Он мог заплакать от обиды или вообще без причины, но только не от боли.
 Посидев последний раз на крылечке, Витька, набравшись храбрости, вошёл в дом. Мама мыла пол в прихожей. Посмотрев на сына, она сказала:
Витя, тебе скоро в школу, мой руки, обедай, переодевайся и иди.
Мама , у меня голова что то разболелась.
 Ну, время ещё не много есть, полежи минут двадцать на кровати, я как раз пол домою и покормлю тебя
 Двадцать минут пролетели быстро. Мама домыла пол и понесла ведро грязной воды, что бы вылить на улице. Витька поднялся, подошёл к рукомойнику, с трудом и болью помыл руки и сел за стол. Мама налила чай, поставила сахар, кисешку со сметаной и нарезала хлеб.. Витька насыпал сахар в чай и размешал. Правой рукой он взял хлеб, обмакнул его в сметану, откусил. Затем он положил хлеб на стол и правой же рукой взял стакан с чаем. Отхлебнув, поставил его на стол.. Мать заметив, что Витька делает всё одной правой рукой, сказала:
Витя, почему ты кушаешь одной рукой? Покажи мне левую руку, что с ней?
Да ничего, я могу есть и двумя руками.
Правой рукой он взял левую выше запястья и поднял её. Пальцы левой руки не гнулись. Он всё таки взял ею кусок хлеба и понёс к кисешке со сметаной. Хлеб выпал из бесчувственных пальцев левой руки прямо в сметану. Подошла мама и строго спросила:
Витя, что у тебя с рукой?
Да мы с Витькой Свердловым играли у них во дворе и я, упав с бани, ушиб левую руку. 
 Мама осмотрела руку, которая уже опухла и сказала:
В школу ты сегодня не пойдёшь, доедай и ложись в кровать. Завтра поедим с тобой в Бурас, в районную больницу.
 На следующий день Витька с мамой вышли из дома и направились по улице в сторону райцентра. До Бураса было семь километров пути. Машин через село ходило очень мало, поймать попутку было почти не реально. Когда они подходили к выезду из села, услышали гул мотора. Оглянувшись, они увидели, что  вдалеке, из за поворота от маслозавода, медленно выворачивает машина. Они стали ждать. Машина двигалась медленно, а когда она стала подъезжать, Витька определил, «студебеккер» или, как её ещё называли, «американка». Машина была с роспуском и загружена лесом. Лес лежал в металлических стойках, стянутых цепями. Мама подняла руку. Машина подъехав, остановилась. Боковины моторного отсека были открыты, от двигателя пышело жаром. В кабине, кроме водителя, было ещё двое, видимо грузчики. Мама спросила у водителя:
Вы не возьмёте нас до Бураса?
У меня в кабине места нет, если хотите, полезайте на лес.
 От площадки кузова до верха было не меньше двух метров. Мама, подсадив Витьку, что бы он одной ногой встал на площадку кузова и правой рукой держался за цепь, поднялась и встала рядом. Затем она, одной рукой держась за цепь, другой поднимала Витьку выше. Витька правой рукой перебираясь по цепи, забрался на верх. Мама влезла следом. Когда они уселись, водитель спросил:
Вам в Бурасе где остановить?
В центре, у больницы.
Машина медленно тронулась с места. Когда ехали по ровной дороге, было хорошо, даже комфортно, обдувал свежий ветерок и был прекрасный обзор. Но если одно колесо автомобиля попадало даже в не глубокую ямку, верх груза, где сидели Витька с мамой, отклонялся на значительное расстояние. Так как ямы то слева, то справа попадали постоянно, то пассажиров мотало из стороны в сторону как маятник. Мама, обхватив Витьку, двумя руками держалась за цепь. Машина ехала медленно и на дорогу ушло минут сорок. Когда доехали до больницы и водитель остановил машину, мама с большим трудом оторвала руки от цепи. С невероятным трудом спустились на землю. Руки отекли, ноги тряслись от напряжения и подгибались в коленях. Постояв минут двадцать и придя в себя, мать с сыном двинулись к больнице. В больнице какой то молодой доктор, осмотрев Витькину левую руку, сказал:
В больнице вам вряд ли чем помогут, я дам вам адрес, по которому живёт бабушка и вы обратитесь к ней.
 Бабушка жила по этой же улице. Минут через двадцать подошли к маленькой избушке. Хозяйка была дома и встретила пришедших во дворе. Это была старая , худенькая бабушка не большого роста и с добрыми глазами. Она, осмотрев Витькину руку, сказала:
Потерпи, миленький.
 Когда она ощупывала и гладила руку, было даже приятно, от бабушкиных рук исходило тепло и боль куда то исчезала. Только один раз было больно во всей руке, когда она неожиданно резко дёрнула за неё. Смазав руки какой то мазью, бабушка втирала её в больную руку. Закончив процедуру, бабушка молча сняла белый платок с маминой головы и подвязала им согнутую в локте левую руку к шее. Платок охватывал руку так, что она находилась в полном покое. От оплаты бабушка категорически отказалась. А когда уходили сказала:
Немного потерпи, миленький, скоро всё заживёт.
 Когда, поблагодарив бабушку, вышли на улицу, мама сказала:
Пойдём, Витя, к автобазе. Там кто ни будь да будет ехать в Ромодан
 До автобазы дошли быстро. Рядом с выездом из автобазы стояло несколько полуторок. Полуторка, это отечественный грузовой автомобиль того времени, грузоподъёмностью полторы тонны. Мама увидела знакомого водителя и спросила:
Вы не едите в Ромодан?
 Водитель ответил:
Сейчас отмечу путёвку и поеду, но в кабине у меня занято Можно садиться в кузов.
 Забрались в кузов и устроились на лавочке возле кабины. В это время из ворот автобазы вышел директор, Степан Семёнович, отец Витьки Свердлова. Увидев соседей, он поздоровался и спросил:
А ты что, Зина, приезжала в Бурас?
Да вот Витю привозила в больницу.
А мне мой Витька вчера говорил, что вашего Витю ударила лошадь.
 Витька не знал куда деваться от стыда, краска залила его лицо, он боялся посмотреть на маму. Он знал, что она не будет ругать его, тем более бить, но лучше бы она его ударила, чем испытывать её взгляд. Мама ни чего не сказала. Когда подъезжали к дому, Витька прижался к маме и сказал:
Мама, прости, что я тебя обманул, просто я не хотел тебя расстраивать.
 Мама обняла сына и прижав его к себе, сказала:
Я не обижаюсь на тебя, сынок, но прошу, больше ни когда и ни кого не обманывай. Ведь любой обман рано или поздно раскроется и будет ещё хуже.
 В школу Витька не ходил неделю. Боль в руке постепенно уходила. Другу своему он ничего не сказал, он видел, что Витька Свердлов и так переживает.
 Прошёл почти год. Случай с Зиночкой забылся. Витьку, как и всех деревенских мальчишек, тянуло к лошадям. В Ромодане организовали бригаду по изготовлению кирпича-сырца. Не далеко от села копали глину, закладывали её в специальную мешалку, которую вращали при помощи лошади. В глину добавляли ещё воду в определённой пропорции. Так как лошадь ходила по кругу, её после каждого замеса выпрягали и прогуливали не далеко от мешалки. В то время когда мешалку освобождали и загружали новыми компонентами, мальчишки катались на лошади. Они установили очередь и после каждого замеса, на лошадь садился очередной всадник. Катался и Витька Свердлов. И вот однажды лошадь под ним чего то испугалась, шарахнулась в сторону и понесла. Витька упал с лошади и при падении содрал кожу на локте правой руки. Витька подбежал к плачущему другу и помог ему встать. Через несколько минут Витька успокоился. Когда шли домой Витька попросил:
Вить, ты не говори моей бабушке, что я упал с лошади.
А что мы ей скажем? Ведь она обязательно спросит, откуда у тебя ссадина на руке.
 Когда шли кататься на лошади, то проходя мимо Ляпуновых видели, что у них выставлено окно и из него летят кирпичи. Ляпуновы выкидывали старую печь.
Витя давай скажем, что когда мы проходили мимо Ляпуновых, то один кирпич прилетел мне в руку.
 Витька подумал и сказал:
Нет, Витя, наверное этот вариант не пойдёт. Я ведь знаю твою бабу Саньку. Она сразу побежит к Ляпуновым и закатит такой скандал, что не поздоровится ни кому.
Да не побежит она ни куда. Ладно, я сам скажу. Только ты, если кто спросит, подтверди.
 Друзья разошлись по домам. Вскоре Витька услышал крики со стороны Ляпуновых. Кричала бабка Санька. Она хватала кирпичи из кучи и бросала их через выставленное окно во внутрь. Собрались соседи, вышли Ляпуновы и кое как успокоили бабку Саньку. Ляпуновы говорили, что они постоянно наблюдали, что бы ни кто не проходил мимо и не могли ни кого ударить. Вернувшись домой, бабка Санька выпорола внука прутом и он признался в содеянном. А мальчишкам в очередной раз запретили подходить к лошадям.
 Витька часто вспоминал Генку Кузина и всё ждал, когда он приедет к своему деду Ивану. Однажды проходя мимо Кузиных, Витька увидел сидящего на лавочке деда Ивана и подошёл к нему. Когда они поздоровались, Витька спросил:
Деда Ваня, а почему так долго не приезжает Генка?
 Дед Иван погладил Витьку по голове и сказал:
Гена не приедет больше ни когда
А почему, деда Ваня?
Нет больше Генки, утонул Генка в Иртыше, купался и утонул.
 По щекам деда текли слёзы. Постояв ещё немного, Витька не спеша пошёл домой.


                ***

 В пятый класс Витька пошёл уже в новую школу. Школа была типовая, деревянная, с актовым залом. Но занятия проходили и в старых зданиях. К этому времени уже запустили первый искусственный спутник земли. В новой школе был так же и спортзал. Многие сельчане не вернулись с войны, поэтому рабочих рук во время проведения весенних и осенних полевых работ в колхозе не хватало. Ученики старших классов заканчивали учёбу весной раньше, с началом посевной, а начинали учёбу осенью позже, с окончанием уборочной кампании. Мальчишкам уже с двенадцати лет разрешалось работать прицепщиками, то есть на прицепных агрегатах-сенокосилках, граблях, плугах, сеялках. Витька с нетерпением ждал, когда ему исполнится двенадцать лет. Бригаду себе он уже выбрал. Эта бригада была не далеко от школы, а бригадиром в ней был пожилой уже и очень добрый мужчина, Сухарев Михаил Измайлович. Витька часто после школы забегал в бригаду и сенокосилку он себе уже выбрал. В бригаде был один сеноуборочный агрегат, состоящий из семи сенокосилок и граблей. Сенокосилки и грабли подцеплялись к сцепку, а весь агрегат к трактору ДТ-54. Трактористом был фронтовик, худощавый и очень нервный мужчина, Черняев Дмитрий. Матерился дядя Митька своеобразно, в дробину и в гробину мать. Старшим агрегата был глухонемой казах Вахит, ему было лет тридцать. На сенокосилках сидели мальчишки от двенадцати до четырнадцати лет. В пятидесятые годы в Казахстане началось освоение целинных и залежных земель. Кампания эта не обошла и Ромодан. До освоения целины около села запахивалась и засевалась не большая по площади территория и называлась она — присельная. Остальная территория предназначалась для выпаса как колхозного, так и частного скота. В степи были озёра в которых поили скот. В колхозе было несколько молочно-товарных ферм и три стада частного скота. Во время освоения целины, все земли вокруг села распахали, оставив проходы для прогона скота к месту пастбищ. Теперь гоняли скотину по проходам между полями к месту пастбища ежедневно за пять-восемь километров. Так как гумусный слой в этой местности мал, урожай получили только в первый год. Под тонким слоем плодородной земли был песок. Когда при вспашке его вывернули на верх, то даже при не большом ветре его поднимало и перемещало по степи. В степных озёрах этот песок оседал, перекрывая ключи питающие водоём. Исчезли озёра вблизи выпасов, а так же вблизи села. Раньше в этих озёрах купались и воды было много. Теперь скотина с пастбища возвращалась голодная и уставшая. Надои резко упали.
 В этот же период колхозу выделили целинные, ни кем не паханные земли на левой стороне Иртыша. Земли эти находились в непосредственной близости от Семипалатинского ядерного полигона и принадлежали ему. В первый год часть выделенной земли распахали и засеяли просом. Урожай сняли на редкость высокий, но вывозить его оказалось слишком сложно. Элеватор находился на правом берегу Иртыша, а моста не было. В непосредственной близости была одна паромная переправа. По этой причине, в последующие годы эти земли не пахались. На них организовали базу откорма молодняка. Несколько сотен молодых бычков и тёлочек находились здесь круглый год. С этой базы они прямиком отправлялись на Семипалатинский мясокомбинат. Телята быстро набирали вес, хотя пастбища там были не очень хорошие. Возможно, сказывалась на это повышенная радиация. Тогда об этом ни кто не задумывался, да и о вредном влиянии радиации ни чего не знали.
 Сюда и отправились в начале июня заготовители сена с техникой, среди которой был сеноуборочный агрегат, трактор «Универсал», подборщик с копнителем и стогометатель. Трактор «Универсал» имел впереди гладкие металлические колёса, а сзади, большие с шипами и металлическое сиденье. Стогометатель имел стрелу с захватом, которая базировалась на платформе. Платформа перемещалась на четырёх металлических колёсах. На платформе ещё размещалось металлическое сиденье и мотор «ЗИД», который приводил в движение все механизмы. Трактором, копнителем и стогометателем управлял один человек, Бекк Роман. Техника была старая, но благодаря трудолюбию Романа и бережному отношению к ней, находилась в хорошем состоянии. Роман в начале цеплял к трактору подборщик-копнитель, подбирал валки и свозил копны в одно место. Затем он подтягивал к этому месту стогометатель и из копен складывал стога.
 На заготовку сена ехала ещё повариха и несколько разнорабочих. Среди разнорабочих были два брата-близнеца, Ваня и Вася Закон. После службы в армии, они по комсомольским путёвкам приехали на целину. Ребята эти были очень весёлые и любили шутить. До приезда на целину, они ни когда не имели дела с сельским хозяйством, по этому с ними постоянно случались различные казусы. Рано утром, подцепив к тракторам всю технику, двинулись в путь. До паромной переправы через Иртыш, которая находилась в посёлке Мостик, доехали без приключений. Часов в двенадцать началась переправа техники через Иртыш. Паром от берега к берегу буксировал катер. Когда загнали на паром трактор «Универсал», его поставили так, чтобы он с него сошёл первым и затем буксировал остальную технику на высокий левый берег Иртыша. Роман трактор не глушил. Когда уже пересекли Иртыш и катер заводил паром к причалу, сидящий на «Универсале» Ваня Закон каким то образом включил скорость и трактор поехал в Иртыш. Когда он уже съехал с парома и погружался в воду, Ваня совершил невероятный трюк. Сгруппировав тело, Иван вознёсся над седеньем и, уже в воздухе, сделав сальто через спинку сиденья, плюхнулся в воду. Все наблюдавшие эту картину замерли. Трактор, достигнув дна, не заглох, он пыхтя двигался в сторону берега. Ивана сносило течением, но он уверенно грёб к берегу. Когда «Универсал» вышел из воды не далеко от причала, он не останавливаясь полез на высокий и крутой берег. Трактор дошёл примерно до средины подъёма и все ждали, что он вот, вот перевернётся и рухнет. В это время передние колёса наткнулись на что то, повернули влево и трактор, описав полукруг, въезжал в Иртыш уже с другой стороны причала. Когда трактор уже погрузился в воду на половину, сзади его догнал Роман Бекк и развернув, выехал на берег.
 Когда всё закончилось, обратили внимание на Ваню, который стоял весь мокрый, в гимнастёрке и галифе, с подогнутыми в коленях ногами и охватив руками плечи, он доказывал, что ни чего не трогал и не включал, а трактор сам тронулся и поехал в Иртыш. На левой стороне, ниже паромной переправы, стояли два небольших посёлка, Жанакуш и Будине. А выше переправы находился военный городок Чаган, или Комсомольск. Вытянули всю технику на высокий левый берег, подцепили её к тракторам и двинулись вдоль берега в сторону военного городка. Не доезжая городка свернули вправо и поехали в степь. Проехали километра четыре и упёрлись в железную дорогу. Повернули на право, поехали вдоль неё. Между железной дорогой и просёлком Витька увидел не высокий куст, как ему показалось, черёмухи. Он спрыгнул с сенокосилки и побежал к нему. это была действительно черёмуха. Она росла в глубокой яме. Из ямы торчала только её макушка. Несмотря на не подходящее для созревания черёмухи время, на её ветвях висели гроздья крупных, спелых плодов. Витька быстро нарвал их и побежал догонять агрегат. Когда по переезду переехали железную дорогу, впереди показалась заросшая травой насыпь. Не доезжая до неё метров двадцать, дядя Митька, который уже бывал в этих местах, остановил трактор. Подойдя к ребятишкам, он сказал:
Пацаны, мы только что переехали современную, военную железную дорогу. А вот эта, заросшая травой насыпь, это бывшая железная дорога Колчака. Она тянется от Омска до Семипалатинска.
 В траве, на насыпи и возле неё, валялись старые шпалы и рельсы. Дядя  Митька продолжил:
 Когда то здесь проходили боевые действия и вот эти, заросшие травой большие ямы, это воронки от снарядов.    
 Тогда то Витька и понял происхождение ямы с черёмухой.
 Дальше ехали без остановок. До откормочной базы доехали часов в семь вечера. На территории базы стоял бревенчатый дом, где жили скотники, и баня. Дальше стояли крытые сараи для зимнего содержания телят. За ними был склад сена, на котором ещё сохранились две длинные прошлогодние скирды. Правее от них был обустроен лагерь для проживания заготовителей сена. Он состоял из трёх больших шалашей, длинного стола со скамейками по бокам. И стол и скамейки крепились к вкопанным в землю столбикам. Метрах в ста от лагеря был колодец с журавлём и колодой для водопоя. Рядом находился огороженный загон для летнего содержания телят. Мальчишкам выделили один большой шалаш. Внутри него пол был застлан сеном. Поверх него лежали матрасы и наволочки, набитые сеном. К спальному месту прилагалось суконное одеяло. На следующий день приступили к работе. Траву косили по залежи, там, где раньше сеяли просо. Работали от зари до зари. Обед привозили прямо в поле. Кормили очень хорошо. Всегда было свежее мясо, так как постоянно забивали телят. Но ели не очень хорошо,  аппетита не было. Утром спросонья, в обед из за жары, а вечером от усталости. Вечером, после работы, наскоро умывшись, садились за стол, быстро поев, буквально валились спать. Утром вставали в шесть часов. Будил бригадир. Поднять утром ребятишек обычным способом было проблемно. Для быстрой побудки у дяди Мишки Сухарева было магнето от пускача трактора. Тем, на кого словесная команда и уговоры не действовали, дядя Мишка подставлял провода магнето к голой пятке и крутил его. Ложились спать в 23 часа. На заготовке сена для откормочной базы были почти месяц. Выходных не было. Один раз прошёл дождь. В этот день не работали. В этот день, после дождя, Витька сходил в степь, на геодезическую вышку, которая стояла на возвышенном месте, километрах в трёх от лагеря. На вышку вела лестница. На самом верху был настил из досок. Забравшись на вышку, Витька начал осматривать окрестность. Со всех сторон была голая степь. Только с одной стороны, в долине, километрах в пяти от вышки, был военный аэродром. После дождя воздух был прозрачный, и было отчётливо видно, как на аэродроме кипела работа. По нему двигалась различная техника перемещались люди. Самолёты не взлетали. Было видно, как к ним подъезжали машины, видимо заправщики. Пробыв на вышке около часа, Витька отправился в сторону лагеря. За время пребывания на откормочной базе было произведено три испытания атомной бомбы. Два испытания были в дневное время и одно ночью. Здесь атомный взрыв воспринимался иначе чем в Ромодане, из за близости эпицентра. Промежуток времени между световой и звуковой волной был гораздо короче. Состояние тревоги и угнетённости было ощутимее и продолжительнее. Земля тряслась сильнее.
 После окончания заготовки сена, начали собираться к переезду. Бригадир объяснил, что переезжать будем на Балапан, но по дороге нужно будет накосить сено в посёлке Мостик, где находилась не большая молочно-товарная ферма, а так же в урочище Кабань, где так же была молочная ферма. У бригадира была лошадь, молодой жеребец Карька, у которого не было одного глаза. Карька хорошо ходил запряжённый в ходок, но не позволял садиться на себя верхом. В день отъезда, когда бригадир отлучился, Ваня и Вася Закон, ни когда не ездившие на лошадях верхом и считавшие это пустяковым делом, решили доказать всем, что смогут прокатиться верхом на Карьке. Ваня дал Карьке сахар, погладил его по морде и осторожно подвёл к лавке. Поглаживая, он держал его за узду. Вася с лавки запрыгнул на Карьку. Ваня едва успел отпустить узду и увернуться. Карька сразу встал на дыбы. Вася удержалс. Карька, мотая головой, начал подбрасывать круп и задние ноги. Все присутствующие хохотали до слёз. Кто то свистнул и Карька, испугавшись, рванул в сторону, при этом сбросив седока. Вася сразу вскочил на ноги. К счастью он отделался только ссадиной на щеке да не большими ушибами. Когда позднее у Васи спрашивали:
Вася, а что это у тебя на щеке?
 Вася, улыбаясь, отвечал: 
Та тож коняка с одним оком сбросив.
 На Мостике косили траву на заливных лугах. Утром трава была мокрая от росы, косить начинали только после обеда. Иртыш был рядом. До обеда купались и ловили рыбу. В то время на Иртыше хорошо ловился чебак, жирный и крупный. Ловили его без наживки, на обманку. Отрезали от каблука кирзового сапога кусочек резинки, накалывали его на крючок удочки. Крючок был со спиленной бородкой, что бы рыба хорошо снималась. Поплавка тоже не было. Рыбачили с причала. Не успевал крючок углубиться, как рыба хватала его. На Мостике была другая повариха, тётя Домна. Весь улов отдавали ей, обедали и ехали косить сено. Вечером, после работы, ребят ожидал вкусный, из жаренных чебаков, ужин. На Мостике косили десять дней. Ещё десять дней косили на Кабани. По пути на Балапан заехали в Ромодан на двое суток. Агрегат оставили около бригады. Мальчишки, разобрав свои вещи, разошлись по домам. Дома Витьку ждали. Мама истопила баню, наготовила домашней еды. Вечером, за ужином, были расспросы. Мама перестирала и заштопала Витькину одежду. Через два дня, отдохнувшие, двинулись на Балапан. Балапан, это постоянная база бригады. На её территории находился бревенчатый дом, два барака, столовая и баня. Был ещё зерновой ток с крытым складом для зерна, домик с огородом, где жила семья сторожа. Балапан находился в тридцати километрах от Ромодана. Здесь были все посевные поля бригады. На Балапане выкосили несколько полей посевной травы, затем началась уборочная. Витька работал на копнителе прицепного комбайна «Сталинец». Должность эта называлась, подсоломщик. В обязанности подсоломщика входило, отбрасывать солому от конвейера на заднюю площадку копнителя и вовремя нажимать на педаль опрокидывателя. Столовая была большая, чистая и светлая, с обеденным залом и кухней. Кормили очень хорошо. В обеденном зале стояло радио «Родина-52», которое работало от трёх больших батарей. Увидев батареи под столом, на котором стояло радио, Витька вспомнил случай, который произошёл с ним несколько лет назад. Отец Витьки работал тогда в избе-читальне. Это как библиотека с читальным залом, только в селе. Должность отца называлась избач. В избе-читальне было радио «Родина-49», тоже на батареях. Сюда приходили вечером жители села послушать радио, почитать газеты, поиграть в шахматы и шашки. Пока батареи были новые, радио работало хорошо, но когда они старели, то при работе начинали садиться, радио начинало работать тише, а потом замолкало совсем. В этом случае его выключали и давали батареям отдохнуть. Однажды, в такой ситуации., по заявке отца, привезли новые батареи. Отец подключил их, а старые вынес в подсобку, которая находилась между читальным залом и сенями. Как то летом, мама попросила Витьку отнести обед отцу на работу. Она сложила всё в хозяйственную сумку и Витька отправился. В избе-читальне ни кого кроме отца не было. Витька отдал сумку с обедом и немного посидев, пошёл домой. Выйдя в подсобку, он увидел стоящие у стены три старые батареи от радио. У Витьки был старенький фонарик «Даймон» с плоской батарейкой. Когда батарейка садилась, он выключал фонарик, давал ей отдохнуть и затем проверял её, поднося  клеммы к языку. Если язык щипало чувствительно, значит батарейка отдохнула и ею можно пользоваться. Витька присел у батарей, взял две клеммы у одной из них и поднёс к языку. Что произошло с ним, Витька не помнит. Очнулся он лежащим на полу у батарей. Рядом ни кого не было. Витька с трудом поднялся. В голове промелькнуло:
Надо быстрее уходить, пока его ни кто не видел.
 Шатаясь, он вышел на улицу. Голова страшно болела, его тошнило. Пройдя немного по улице, он присел на лавочку. Посидев несколько минут, пошёл дальше. Не доходя до своего дома несколько дворов, ему стало совсем плохо. Он остановился у дощатого забора, его мутило, к горлу что то подкатывало. Его вырвало и стало легче. Голова болела ещё дня два, потом как то всё прошло. В Ромодан вернулись в конце сентября и начались занятия в школе. Классный руководитель, преподаватель русского языка и литературы, Шелепова Лидия Михайловна, в качестве домашнего задания, попросила написать сочинение на тему: «Как я провёл летние каникулы». Впечатлений у всех было конечно много. На следующих летних каникулах. Витька опять работал прицепщиком. Когда учился в седьмом классе, окончил курсы трактористов, которые были организованы при школе. После седьмого класса, ему дали трактор ДТ-54. К тому времени колхоз «Звезда Прииртышья» преобразовали в совхоз «Балапановский». Зарплату теперь платили ежемесячно. После трактора ДТ-54, Витька получил новый трактор Т-75 и проработал на нём до конца школы.



                ***


 В летние каникулы, перед выпускным десятым классом, работал Витька на гусеничном тракторе Т-75, а в августе, начал ремонтировать самоходный комбайн СК-3, на машинном дворе. В свободное от работы время встречался с друзьями в клубе. Вечерами там демонстрировали кинофильмы, а по окончанию, устраивали танцы. После танцев кучковались где ни будь, рассказывали анекдоты.
 Однажды, после демонстрации кинофильма «Шайка бритоголовых», клуб закрыли и танцев не было. Расходиться по домам не хотелось и кто то предложил пойти на веранду совхозной библиотеки. В здании библиотеки одну отдельную комнату занимал совхозный радиоузел. Оператором радиоузла был Ковяров Василий. Вася был очень подвижный, любил шутить и знал кучу анекдотов. Ребята часто собирались на веранде библиотеки послушать новые анекдоты и просто провести время. Услыхав разговоры и смех, на веранду вышел Василий. Рассказав пару анекдотов, он спросил:
А что за фильм был сегодня в клубе?
«Шайка бритоголовых».
 Ответил кто то.
А сколько человек было в шайке?
Шесть.
О, блин, и вас как раз шестеро. Давайте я вам всем побрею головы, ради хохмы.
У Василия была машинка на работе, так как он хорошо умел постригать и бритвенный прибор, так как после дежурства шёл не домой, а к девчатам.
А чё, давайте в самом деле обреем головы.
 Поддержал кто то из парней. А Вася сказал:
Я пойду всё подготовлю и когда позову, заходите по одному, места в комнате мало.
 Через некоторое время он приоткрыв дверь, весело крикнул:
Стрижом, брем, заходы!
 Первым пошёл Витька. Василий усадил его на табурет, накинул на шею и плечи чистую тряпку, что бы волос не попадал за ворот и на одежду. Быстро работая машинкой нулёвкой, снял волос с головы. Окончив стрижку, он снял тряпку, стряхнул её и вновь поместил на прежнее место. Затем он взял помазок, взбил мыльную пену и стал наносить её на стриженную голову. Быстро работая помазком и беспрерывно балагуря, он неожиданно спросил:
      -   Витёк, а ты в детстве случайно малярией не болел?
 Витька сразу почему то подумал, что Васька на голове увидел что то такое, что свидетельствовало о болезни малярией в прошлом и не было заметно из за волос. Немного подумав, он ответил:
Не Вася, не помню, да и мама мне об этом ни чего не говорила.
 Тогда Вася сказал:
Ну, если ни чего не помнишь и мама тебе об этом ни чего не говорила, тогда покажи язык.
 Витька, на полном серьёзе, вывалил язык на всю его длину. Вася, размешивая пену помазком и внимательно глядя на Витькин язык, деловито сказал:
Так, так, кажется всё ясно.
 При этом он быстрым движением нанёс пену на высунутый язык. Рядом с табуретом стояло заранее подготовленное помойное ведро, а на столе стоял графин с водой и рядом налитый стакан. Схватившись за живот, Васька хохотал, при этом показывая Витьке на ведро. Когда Витька сплюнул мыльную пену в ведро, Васька, не переставая смеяться, услужливо подал ему стакан с водой. Когда Витька несколько раз прополоскал рот и мыльная пена уже не чувствовалась на языке, он вдруг, глядя на Ваську, тоже начал хохотать. Васька подошёл к хохочущему Витьке, потряс его за плечо, при этом серьёзно произнёс:
Э, э, парень, ладно ли с тобой.
 А когда Витька перестал смеяться, испуганно сказал:
А я думал ты таво, спятил.
 Васька был среднего роста, атлетического телосложения и часто дрался.
Я же думал что ты драться полезешь, потренируюсь малёхо, а ты смеёшься сам над собой.
Да я, Вася, не над собой смеюсь. Я просто представил, что ты и со следующим сделаешь то же самое и меня прорвало.
 Теперь они смеялись уже вместе. Василий побрил Витькину голову, поставив на табурет тазик с водой, сказал:
Помой голову.
 После того, как все процедуры были окончены, Васька сказал:
Убирай после себя, уборщицы у меня нет.
 Когда Витька вышел на веранду и, глядя на очередного, засмеялся. Парни сразу спросили:
А ты чё смеёшься?
Да так, Васька анекдот новый рассказал. Да он и вам его расскажет.
 До двух часов ночи, Васька побрил всех. Ещё с полчаса смеялись на веранде все шестеро побритых и Васька.
 Несколько лет назад Витькин отец купил не большую избу в Оторвановке. Так называлось не большое поселение, оторванное от села. Между селом и Оторвановкой был пустырь. Через него ежедневно прогоняли стадо коров, на пастбище и обратно, по этому он весь был в глубоких дорожках, вытоптанных животными. Когда то Оторвановка называлась Ботовский край, так как здесь проживало несколько семей с фамилией Ботовы. После войны, мужчин в семьях Ботовых не осталось. В осиротевших пяти домах жили вдовы со своими семьями. Когда приехали чеченцы, они построили здесь из самана ещё две улочки. В Оторвановке стало две коротких, но полноценных улочки и одна, из трёх домов, смотрящих своими окнами в степь. Оторвановка была как оазис в пустыне. В противоположность селу, где практически не было деревьев, она утопала в зелени. Позднее, рядом с избушкой, отец построил деревянный пятистенник. В огороде было много малины, смородины, крыжовника и четыре дерева черёмухи. Посреди огорода, у колодца, стояла развесистая ива, а в конце огорода росли высокие тополя. Всё лето Витька спал в огороде под черёмухой. Четыре дерева срослись так, что образовали естественный шалаш. Даже в проливной дождь под черёмухой было сухо. Под черёмухой была установлена кровать, маленький столик и стул.
 Попрощавшись с друзьями, Витька отправился в сторону Оторвановки. До дома было километра три. Дорога шла мимо клуба, а потом по длинной улице. Но Витька ходил задами, между огородами и дворами была дорога до самого пустыря. У Витьки был китайский фонарик и время от времени он его включал. Внезапно он услышал какой то шум и тяжёлый топот, а потом и крик гуся. Впереди что то промелькнуло, через дорогу кто то бежал. Витька направил фонарик в сторону бегущего и включил его. От неожиданности человек так рванул, что не заметив изгороди, буквально проломил три жерди. Когда топот сапог, тяжёлое дыхание и крик гуся, перемешанный с отборными матами, удалились, Витька стал смотреть из какого двора выскочил мужчина с гусем. Присмотревшись, он определил, что это был двор дяди Саши Мар. Дядя Саша работал помощником бригадира по технической части во второй бригаде. Витька каждый день видел его, так как работал тоже в этой бригаде и ремонтировал комбайн СК-3 на дворе машино-тракторной мастерской. Бегущего Витька тоже узнал. Это был Сашка Меер. Сашка был высокий, крепкого телосложения, молодой ещё мужчина.
 Дойдя до пустыря, Витька вновь услышал топот сапог, только теперь это были резиновые сапоги большого размера, они болтались на ногах бегущего. Звук хлябающих сапог переплетался с поросячьим визгом. По звуку Витька определил, что визжали два поросёнка. Кто то бежал степью, от свинарника в сторону Оторвановки. Определил Витька так же, что бежала женщина, так как после каждого взвизгивания поросят, она материлась, а по голосу узнал соседку Островерхову Зинку.


               

ОСТРОВЕРХОВЫ

 Семья Островерховых поселилась в Оторвановке недавно. Глава семейства Серёга, служил три года в Белоруссии. Там он в конце службы и женился. Служил он в отдалённом гарнизоне и жену Зинаиду взял из затерянной в Белорусских лесах деревушки. В Ромодан Серёга приехал с женой и тёщей. Вначале он поселился в родительской избушке и поступил на работу в Бескарагайскую автобазу водителем. Родителей давно уже не было в живых и за избушкой, до его возвращения, присматривал старший брат Виктор. Серёга был не большого роста и очень худой. При росте метр шестьдесят пять, он весил всего килограмм сорок. Кличку Серёге сразу дали, Жирный. Серёга по жизни был этаким оптимистом, любил прихвастнуть и посмеяться над своими же недостатками. Когда Серёга шёл по Оторвановке в кирзовых сапогах и семейных трусах, казалось, что сапоги несут наглядное пособие из школьного кабинета анатомии. Когда Серёга с семьёй немного обжились и у них уже появились дети, жить в избушке стало тесно. Серёга за не большую цену продал родительскую избушку, добавил денег и купил хороший пятистенник в Оторвановке, у Бастриковых. Дом был угловой, торец его смотрел на пустырь, а фасад с окнами, в степь. Во дворе дома находились все хозяйственные постройки, летняя кухня и баня. К двору примыкал большой огород с плодовым садом. Со стороны улицы был высокий забор с тесовыми воротами и калиткой. Зинка работала на совхозной свиноферме
 К дому Островерховых Витька и Зинка подошли одновременно. За спиной у Зинки был мешок с поросятами. Узнав Витьку, она остановилась и отдышавшись, сказала:
А ты чё по ночам шляешься?
Я то ни чё, а вот ты с какой такой радости ночные марафоны под поросячий визг устраиваешь? К олимпиаде народов СССР готовишься?
Да я их Витя, домой покормить приношу, им совхозная еда опротивела. Их накормлю, сама пожру, да и назад унесу.
 Зинка засмеялась и нырнула в открытую калитку. Витька знал, что когда Зинка дежурила на свиноферме ночью, Всегда приносила домой одного, двух поросят для продажи. У неё даже была очередь из желающих купить поросёнка. Поросят она выбирала крепеньких, здоровых, а продавала не дорого. Витька прошёл в огород под черёмуху. Он снял рубаху и брюки, а когда стал снимать майку, она цеплялась за пеньки волос бритой головы и ни как не снималась. Немного помучавшись, он лёг спать в майке. В восемь часов Витьку разбудила мама, она принесла ему завтрак. В половине девятого за ним заехал товарищь на мотоцикле и они поехали на работу. Часов в десять к Витьке подошёл дядя Саша Мар. Поздоровавшись, он поинтересовался, всё ли есть для ремонта и какие запчасти ещё нужны. Витька, сказав что всё есть, спросил:
Дядя Саша, а у тебя сегодня ночью со двора ничего не пропало?
А ты откуда знаешь? Кто то украл старую хромую гусыню. Она была уже до того старая, что её мясо наверное, было жёсткое и не съедобное. Я её на ночь даже в сарай не загонял. А всё таки, Витька, ты откуда знаешь про гусыню?
Да я, дядя Саша, ночью шёл домой задами и видел, как из вашего двора кто то выскочил, перебежал дорогу, а в руках у него кричал гусь. Потом слышал треск жердей.
А ты, Витька, не узнал кто это был?
Нет, дядя Саша, я же испугался от неожиданности, да и темно было.
Я утром ходил, смотрел следы. Судя по размеру сапог, гусыню утащил кто то здоровый. И три жерди на огороде переломил как соломинки, да ещё и грядки вытоптал. Да ладно, пусть он этой гусыней подавится.
 Хотя Витька узнал вора, называть его дяде Саше он не хотел. И дядя Саша Мар и Сашка Меер были немцами, а немцы в селе жили дружно.
 Когда после работы Витька возвращался домой, то перейдя пустырь увидел, как Серёга Островерхов притащил из леса спиленную сосну, прямо с сучьями. Сосна была очень длинная и толстая, а сучья торчали во все стороны метра на четыре. Серёга проделывал эту операцию ежегодно. До наступления холодов Серёга притащит ещё три, четыре таких сосны. На этом, его миссия по заготовке дров заканчивается, эстафету принимает тёща. С наступлением холодов, когда возникает необходимость топить печь, тёща, а ей уже за восемьдесят, берёт тупой топор, тупую пилу и идёт в собственную лесосеку. Она отрубает и отпиливает сучья, рубит и колет их в размер, что бы помещались в печку. Набрав на топку, несёт в дом. Когда начнутся снегопады и сучья будут погружаться в снег, тёща будет обрубать то, что торчит выше снега. Когда сучья полностью погрузятся под снег, старуха берёт лопату и откапывает их. Заготавливает она дров ровно столько, сколько хватит на один день. И не дай бог лишнее полено, это уже идёт в разрез с её принципами. Однажды, Витькин отец, проходя мимо увидел, как Серёгина тёща добывает из под снега дрова, сказал:
Тетя, что же вы так мучаетесь каждый день? Скажите Серёге, пусть возьмёт «Дружбу», напилит, наколет дрова и перенесёт их в сарай. Вам ведь легче будет брать дрова из сарая в любую
погоду. А вообще, хороший хозяин, делает это осенью.               
На что старуха не задумываясь ответила:
А на що пусту работу дилать?
 Отец с досады плюнул под ноги и пошёл домой.
 Жили Островерховы своеобразно, не затрудняя себя лишними заботами, без заморочек. При не плохом достатке, питались они весьма скромно. Они покупали в магазине несколько буханок хлеба и беспрерывно молотили его за обе щеки, подсаливая и запивая водой. Имея корову, они не употребляли молоко. После отёла корову сосал телёнок, до тех пор, пока не переходил на траву. Потом, так как корову не доили, молоко усыхало, то есть исчезало. Островерховым казалось, что так должны жить все, а кто живёт не так, живёт не правильно. Серёга правда любил поесть что ни будь вкусненькое, но ему никто не готовил. Иногда он приносил к Витькиным родителям свежей рыбы или свежего мяса и просил Витькину маму сварить или пожарить. При этом он говорил:
Зина Тиховна, вы так хорошо готовите, мои так не умеют.            
 Серёга когда то учился у Витькиной мамы. Однажды, когда Серёга в очередной раз принёс рыбу, она ему сказала:
Серёжа, мне конечно не трудно приготовить, но у тебя ведь в доме две женщины, вот ты их и заставь.
Зина Тиховна, да они не хотят. Нахряпались хлеба с водой и спят.
Ну ты ведь хозяин , Серёжа.
А чё  я с ними сделаю, Зина Тиховна? С ними Гитлер ничё не мог сделать, так у него армия вон какая была. А я чё один сделаю?
 Ранней весной перед выгоном скота на пастбище, ветеринар обходит закреплённые за ним подворья и производит санитарную обработку домашних животных. В Оторвановке санитарную обработку производила ветеринар-женщина. Придя к Витькиным родителям, она сделала санобработку всем животным и попросила Витькиного отца:
Иван Осипович, Вы, пожалуйста, сходите со мной к Островерховым, помогите мне. Я уже была у них, но там дома одна бабушка.
Хорошо, давайте сходим.
 Бабушка находилась во дворе. Ветеринар спросила её:
Бабушка, а сколько у вас голов крупнорогатого скота?
Та одна ж корова, вона в стайке стоить.
 Когда открыли стайку и в полутьме разглядели корову, стоящую на метровом слое навоза, пришли в ужас. Приложив невероятные усилия, вывели её во двор, так как она не походила в двери по высоте, из за накопившегося за зиму навоза. Всю зиму ей подавали корм и воду через открытую дверь и видимо, ни разу не убирали навоз. Корова была грязная, вся в навозе.
Бабушка, как же вы допустили, что корова у вас такая грязная?
 Возмутилась ветеринар.
А шо ж её кажну субботу в бане купать?
 Ответила старуха.
 Серёга вначале работал на стареньком ЗИС-5, а когда в автобазу стали поступать ГАЗ-51 он, наравне со всеми опытными водителями, получил новую машину. Серёгу, не смотря на его отдельные выкрутасы, в автобазе уважали. Многие посмеивались над ним, а он и не пытался выглядеть шибко умным и даже подыгрывал насмешникам. В посёлке Долонь, на берегу Иртыша, находился гравийный карьер. Многие машины были заняты на перевозке гравия. Гравий возили по всему району и за его пределы круглый год, кроме уборочной кампании. Строили дороги, зерновые тока и другие объекты. Многие водители отказывались возить гравий, так как при его перевозке интенсивно разбивались деревянные кузова автомашин и они требовали постоянного ремонта. Серёга приловчился перевозить гравий не разбивая кузов. Он загружался в карьере и вёз гравий в какой нибудь отдалённый совхоз. Приезжал на центральную усадьбу и спрашивал:
В какое отделение везти гравий?
Вези во второе отделение на зерноток.
 А вы мне сделайте отметку в путёвке, чтобы не возвращаться к вам.
 Ему делали отметку, как в прочим и многим другим, только Серёга, в отличии от других, ехал не разгружаться, а прямиком домой. И так, один раз загрузившись, он возил гравий по две, три недели. Бывало , что гравий в кузове его машины даже проростала трава, тогда приходилось делать прополку. Ещё в первые года работы, Серёга встал в очередь на приобретение легкового автомобиля. Тогда тоже многие посмеивались над ним и крутили пальцем у виска, показывая на Серёгу. Со временем жизнь улучшилась, очередь на приобретение автомобилей выросла. И вот настал момент, когда на законных основаниях, согласно очереди, Сергей приобрёл автомобиль «Москвич».
 Бывали у Серёги и проколы. Однажды выписали ему пуёвку в «Райпотребсоюз». В первый же день, а это была пятница, Серёгину машину загрузили вином для Семиярского сельпо. Дело было под вечер и Серёга решил заехать домой, переночевать, а утром доставить груз по назначению. В то время, на перевозке товара в стеклянной таре, существовала норма, как бы допустимого боя, две бутылки. Если водитель доставлял груз без боя, две бутылки он забирал себе.
 Перед ужином Серёга развязал и отбросил брезентовый полог, которым был укрыт товар и, на вполне законных основаниях, взял две бутылки вина. Выпив их за ужином, ему показалось мало, да и подоспел друг и тёзка, Носик Сергей. Они нырнули под полог и достали ещё несколько бутылок. Гудели они до утра. На другой день, проспавшись, друзья начали всё с начала. И так длилось всю неделю. В автобазе и «Райпотребсоюзе» решили, что произошла поломка автомобиля и водитель где то ремонтируется. Когда уже все сроки вышли, начальник колонны, с представителем «Райпотребсоюза», поехали к Серёге домой.
 Во двор к Серёге был свободный доступ, ворота распахнуты настежь, а в тенёчке спал не вменяемый хозяин. В качестве понятых пригласили соседей, пересчитали бутылки и составили акт. Машину взяли на жёсткий сцепок и отбуксировали на территорию «Райпотребсоюза». В автобазе Серёге объявили выговор за нарушение трудовой дисциплины, а «райпотребсоюзу» он возместил  нанесённый ущерб деньгами.


                БУГАЙ — ЦЕЛИТЕЛЬ


 До Ромоданского фельдшерского пункта Зинку Островерхову довёз муж, Серёга. Его, гружёная гравием машина, ночевала во дворе дома. Рано утром Серёга, в кирзовых сапогах на босу ногу, в семейных трусах и с голым торсом, залез в кузов и вырвал проросшую на гравии траву. Затем он приподнял домкратом заднее правое колесо, завёл двигатель и включил передачу. Эта процедура называлась - накруткой спидометра. Её он проделывал ежедневно. Делалось это для того, что бы километраж приписанный в путёвке, соответствовал показаниям спидометра. Раньше спидометр накручивали не заводя двигатель, но для этого нужно было снять его с машины. После того, как спидометры стали пломбировать, придумали новый способ. Была и ещё одна проблема, избавиться от лишнего бензина. Этот вопрос решался просто. Бензин сливали прямо в кювет при помощи шланга.
 Серёга умылся, оделся в летней кухне и вошёл в дом. Зинка только встала и толклась на кухне. Серёга спросил:
Ну чё, Зин, когда поедем?
Да щас, Сарога, оденусь, причашусь и поедем.
 Серёга вышел во двор. Минут через двадцать вышла Зинка. Три дня назад, её прихватил радикулит, прямо на работе. С работы домой её привёз Степан на телеге. Степан тоже жил в Оторвановке и работал на свиноферме. Он подвозил корма для свиней. Вчера Зинке полегчало и она съездила в Бурас, в районную больницу. Там ей выписали рецепт и направление в Ромоданский фельдшерский пункт. В районной аптеке она купила всё по рецепту и на попутке приехала домой. Теперь ей десять дней нужно было посещать фельдшерский пункт и делать уколы. 

 Серёга открыл дверку и помог Зинке забраться в кабину. При каждом движении Зинка стонала и материлась. Когда уже уселись и надо было ехать, Зинка вдруг вспомнила:
Сарожа, ты брось в кузов мою палку, она вона стоить в углу. Без неё я домой не дойду.
 Серёга забросил палку в кузов и они двинулись. Когда выехали со двора, Зинка сказала:
Сарожа, ты ж поезжай помагче.
 А тебе чё, за ночь тута асхвальт положили? Скажи спасибо, что машина гружёна.
 Фельдшерский пункт находился в центре села, у школы. Когда доехали, Серёга помог жене выбраться из кабины и с подножки достав палку, подал ей. Зайдя в помещение и поздоровавшись, Зинка заняла очередь.
 Минут через десять в помещение фельдшерского пункта вошёл Рыжкин Григорий Маркович. Войдя, он громко поздоровался, присутствующие ответили на приветствие, а Зинка сказала:
Здравствуй, дядя Гриша, за мной будешь.
Ну вот, Зина, Вчера в районной больнице вместе торчали, А теперь здесь будем десять дней загорать. Господи, как оно уже всё это надоело, прямо не знаю.
Григорий Маркович жил на окраине села, рядом с Оторвановкой. До пенсии он работал шофёром в автобазе. Тогда то он и заболел радикулитом. Дядя Гриша в своей болезни,  винит шоферскую работу. В любую погоду приходилось валяться под машиной устраняя неполадки. Да и кабину полуторки, а потом ЗИС-5, продувало насквозь. Григорий Маркович везде и во всём любил порядок, и в доме, и во дворе и в огороде. Любил он так же что бы во всём была ясность, каждому действию, каждому явлению, он давал объяснение. Любой свой поступок он непременно долго обдумывал, подходил к нему со всех сторон, а о своей болезни он говорил как о живом человеке:
Ты ж вот посмотри, говорил он собеседнику, уже семь лет на пенсии, а он всё, проклятый, не отпускает.
 Очередь продвигалась быстро. Вот уже и Зинка вышла. Григорий Маркович, заходя в процедурный кабинет, не оборачиваясь, сказал:
Зина, ты дождись меня, вместе всё таки веселее идти.
Хорошо, дядя Гриша.
 Когда Григорий Маркович вышел, они забрали свои палки и не спеша, забросив левые руки за спину двинулись в сторону Оторвановки. По дороге, о чём бы они не говорили, а всё сводилось опять к радткулиту.
Такого дождливого лета как в этом году, я что то и не припомню, начал дядя Гриша, травища прёт как на дрожжах. На прошлой недели пропололи огород, а сейчас хоть опять начинай. Я то не полол, жена да дети пололи. Начал было, да в спину как вступило, еле,еле оклемался. Вот после этого и поехал в районную больницу.
А меня, дядя Гриша, на работе прихватило. Мешок с отходами подняла, да с ним и упала. Вы хоть на пенсии, а мне ещё работать да работать. А таскать тяжести не будешь, кому ты нужен, выгонят, да и всё. Найдут причину.   
 Уже подходили к пустырю, а тема разговора не менялась.
Как прижмёт, думаешь, а на хрена живёшь, не живёшь, а небо коптишь, продолжил дядя Гриша. Я не знаю, поверишь ты мне или нет, но мне, честное слово, жить не хочется.
Да чтож не поверю, дядя Гриша, мне и самой из за этого радикулита, жить не хочется. Дак я еще молодая.

 До дома Островерховых оставалось метров пятьдесят, как раз
 подошли к развилке дорог. Одна дорога вела к дому Рыжкиных. Дядя Гриша уже хотел поворачивать, да остановился чтобы попрощаться с Зинкой. Неожиданно дядя Гриша увидел метрах в тридцати, пасущегося на пустыре бугая. Бугаи были в каждом стаде коров. Этот видимо отбился от своего стада и пасся один, поджидая возвращения коров с пастбища. Бугаи обычно ночевали в разных дворах, там где, как говорили в деревне, «ломалась» корова. А утром, вместе со своей коровой, хозяин отправлял его в стадо. Обычно бугаи, при своём угрожающем виде, вели себя спокойно и миролюбиво. Проявляли они агрессию тогда, когда им угрожала опасность. А именно этот бугай не любил человека с палкой, видимо ему когда то здорово досталось. А тут сразу два человека, да ещё оба с палками в руках, да ещё оба одновременно потерявшие всякий интерес к жизни. Дядя Гриша скомандовал:
Бросай палку!
 Последнее, что запомнил дядя Гриша, это налитые кровью глаза бугая. Он низко опустил голову и из подлобья смотрел на жертву. Бугай несколько раз ударил копытом передней ноги о землю. Комья с корнями травы полетели в разные стороны. Пена изо рта бугая свисала до самой земли. Наконец он протяжно взревел и стартовал в сторону обречённых. Дядя Гриша видел как бугай, набирая скорость мчался на них.
 Опомнился дядя Гриша, когда уже сидел верхом на трёхметровом дощатом заборе Островерховых. Одна его нога висела в сторону улицы, где бесновался разъярённый бугай. Передними ногами он рыл землю и время от времени бил рогами о доски забора. При этом он дико ревел. Другая нога дяди Гриши стояла на поперечине забора со стороны огорода. После того, как дядя Гриша очухался и понял, что он в безопасности, первая его мысль была:
А где же Зинка?
 Он оглянулся назад. Зинка сидела верхом на заборе позади него. Она неестественно широко вытаращенными глазами смотрела на дядю Гришу. На её лице отпечатался ужас Губы глупо улыбались и шевелились, как будто она хотела что то сказать. Дядя Гриша подмигнул Зинке и гордо сказал:
Ничего, Зинка, похоже ещё поживём!
 Зинка при этом взвизгнула и громко икнула. Прошло несколько минут, бугай уходить не собирался. Забор, от ударов его рогов, весь сотрясался. Дядя Гриша, собравшись с духом, сказал:
Ну что, Зина, давай спускаться в огород. Пока мы висим здесь, он пожалуй не уйдёт.
 Спустились в огород и через калитку вошли во двор. Дядя Гриша сел на принесённый Зинкой табурет и попросил воды. Его всего колотило, ноги тряслись, начался отходняк. Когда немного успокоились, Зинка принесла воду и ковшик. Напившись воды, дядя Гриша вдруг начал к чему то прислушиваться. Затем он согнулся, разогнулся, присел, встал. Обращаясь к порхающей по двору Зинке, он спросил:
Зин, а как у тебя спина?
 Зинка остановилась и тоже прислушалась.
Да вроде ничего.
 Она поворочала спиной и продолжила:
Боли ни какой не слышно. А как у тебя, дядя Гриша?
Да вот почему я тебя и спрашиваю, Зина. У меня такое ощущение, что радикулита и не было ни когда.
 Бугай за воротами вроде успокоился, затих.
 Дядя Гриша поднялся, подошёл к забору и заглянул в щель. Бугай спокойно пасся метрах в десяти от дома Островерховых.
Ну что, Зина, мне пора добираться домой. Пойду я наверное через огороды. Ты, Зина, тоже пока за ворота не выходи. До свидания, я пошёл.
 Григорий Маркович пересёк огород Островерховых, сделал в частоколе лаз в огород к соседям и перебрался к ним. Соседями Островерховых сзади была многодетная семья Челебей. Хозяева управлялись во дворе. Дядя Гриша поздоровался и стал объяснять, почему он выбрал дорогу домой через огороды. Рассказал он о встрече с бугаём, о том, что они пережили, что если бы бугай догнал Зинку, он бы забил её до смерти. Григорий Маркович сказал, что у них с Зинкой, после этой встречи с бугаём, совсем не чувствуется боль в спине. Ещё он сказал, что обязательно съездит в районную больницу и поговорит с врачом, может ли такое быть, что бугай без всяких медикаментов вылечил радикулит.
 В средине рассказа, жена Челебея шмыгнула со двора. А через несколько минут в соседнем дворе уже слышался её торопливый рассказ о случившемся с Григорием Марковичем и Зинкой. Рассказ её был путанным, с искажениями и добавлениями.
 А через несколько часов, уже на другом конце села, эту историю рассказывали примерно так:
Григорий Маркович с Зинкой шли с фельдшерского пункта. На пустыре, перед Оторвановкой, на них набросился бугай. Григория Марковича он ударил только один раз и сильно покалечил. А Зинку, забил до смерти. Григорий Маркович лежит теперь в районной больнице, а Зинку будут хоронить послезавтра, что жалко её, хоть она и стерва, но всё таки, мать троих детей.
 Григорий Маркович съездил в районную больницу и поговорил с врачом, который объяснил ему, что радикулит- это болезнь связанная с нервной системой. Когда бугай пощикотал нервы Григория Марковича и Зинки, радикулит и отпустил их.
               




                А ЛЕТНИЙ ДЕНЬ КЛОНИЛСЯ К НОЧИ


 Зарплату работникам автобазы старались выдать в канун выходного дня, то есть в субботу, чтобы в воскресенье люди могли хорошо отдохнуть, а в понедельник, со свежей головой, выйти на работу.
 Зарплату за июнь давали сразу после обеда, в субботний день, в начале июля. В день получки развозка в Ромодан уходила в 19 часов, чтобы все успели поставить машины, получить зарплату и, кому нужно, сходить в магазины райцентра. Не далеко от автобазы, по этой же улице, находилась пивная. Многие работники автобазы старались быстрее закончить работу, получить зарплату и заглянуть в пивную. Пивную в народе называли не иначе, как «Ардабаевка», располагалась она в большом бревенчатом доме. Когда то в этом доме проживал председатель райисполкома Ардабаев со своей семьёй. Дом был государственный, а когда товарищ Ардабаев пошёл на повышение и переехал с семьёй в областной центр, его передали райпотребсоюзу, который давно подыскивал помещение под пивную. И вот она под народным, поэтическим названием «Ардабаевка», открылась. Доход райпотребсоюза, с открытием пивной, значительно возрос. «Ардабаевка» в особой рекламе не нуждалась, устойчивый запах пива и мочи, обеспечивали постоянную клиентуру и доход.
 «Ардабаевка» стала одной из достопримечательностей райцентра, посетить которую считали за честь все жители других сёл района. Посетив «Ардабаевку», они приезжали домой и рассказывали об этом своим односельчанам, как о событии сравнимом с посещением мавзолея.
 Вот и сегодня, не изменяя традиции, получив зарплату, дружной толпой двинулись в «Ардабаевку». По дороге многие заглянули в магазин и запаслись водкой. Атмосфера в пивной была таковой, которую можно было сравнить с растревоженным улиьм. В воздухе царил сплошной гул, разобрать слова было не возможно. В двух комнатах стояло множество стоек, вокруг которых расположились многочисленные посетители. Психически здоровому, трезвому человеку, без противогаза и наушников, длительное пребывание здесь, было исключено. Только что вошедшие в помещение «Ардабаевки» работники автобазы, среди которых было много Ромоданских, чтобы как можно быстрее пройти адаптацию, разбились на группы и, приняв на грудь по стакану водки, перешли к пиву. Когда крепкое спиртное достигло желаемой цели и тело расслабилось а язык развязался, они как бы прошли посвящение и влились в общую, царящую здесь атмосферу, и она приняла их.
 Проснулся Серёга Островерхов дома, на голом полу летней кухни. Одет он был по домашнему, в кирзовых сапогах на босу ногу и семейных трусах. Голова болела. Он вспомнил, как вчера поставил машину в автобазе, как получил зарплату и руководствуясь указанием, написанном большими буквами над окошком касы, пересчитал деньги. Тут же, зная Зинкину привычку облегчать Серёгины карманы в день получки, извлёк из пачки купюру достоинством двадцать пять рублей и положил её под стельку правого сапога. Помнил Серёга и то, как он, по пути в пивную, забежал в магазин и купил бутылку водки, как он зашёл в «Ардабаевку», как атмосфера царящая там засасывала его, как он погружался в неё и, наконец слился с ней. Дальше Серёга ничего не помнил. Вернее он пытался вспомнить и не мог. Потом он решил, раз он дома, значит всё в порядке, видимо он просто заспал события вчерашнего вечера. Серёга встал и проверил карманы пиджака и брюк. Они были пусты. Затем он снял правый сапог, приподнял стельку и извлёк двадцатипятирублёвую купюру. С купюры на него смотрел, как ему показалось с укором, Ленин. Серёге стало не по себе, ему даже стало стыдно и, он отвернулся. Преодолев минутную слабость, Серёга вновь взглянул на купюру. Теперь ему показалось, что Владимир Ильич улыбнулся и даже подмигнул ему. Серёга принял это за знамение, за указание к действию. Голова ещё болела, а во рту было сухо. Серёга вспомнил мудрую русскую поговорку, « Кто не пьёт водку, тот не знает вкуса воды». Он зачерпнул полный ковшик воды и залпом выпил её. Ему стало легче, даже голова немного успокоилась. Быстро одевшись, он отправился в центр села. Не далеко от сельсовета находился смешанный магазин «Сельпо». Открывался он поздно а закрывался рано. Рядом, в пристройке, находился маленький магазинчик, который назывался «дежурка». Открывалась «дежурка» в 7 часов утра, а закрывалась в 22 часа. Ещё проходя мимо клуба, Серёга увидел, что около «дежурки» уже толкутся люди. Среди них, он узнал работников автобазы, Генку Перчаткина, которого ещё со школьной скамьи звали Каштанка, а жена Любка, почему то называла его Чехотка. Рядом с Генкой стоял Толик Хохлов, по кличке Индюк, из за его величавой походки и внушительных размеров, горбатого носа.
 Генка, заметив Серёгу, сказал:
Гля, Толик, Жирный прибывает.               
 Когда Серёга подошёл к магазину, он уже открылся. Поздоровавшись, Серёа сказал:
Ну чё, мужики, я беру пузырь, подлечимся, а потом будем дальше мороковать, уже на свежую голову.
 Из магазина Серёга вышел с бутылкой водки и мужики, не сговариваясь, пошли в сторону черёмухового сада. Сад этот находился сразу за магазином. В саду было четыре ряда черёмухи, по десять кустов в каждом. Сад этот был здесь всегда и неизвестно, кто и когда посадил его. Весной, когда он цвёл и аромат от него распростронялся чуть ли не по всему селу, его безжалостно обламывали. Сад был не огорожен и, скотина тёрлась о деревья, повреждая их. В саду постоянно находили прибежище любители выпить. Использовали сад также с целью справить нужду. В саду было много разбросано ящиков, а на обломанных ветках, висели стаканы. Облюбовав место, друзья остановились. Генка снял с ветки стакан, а Толик достал из сетки газетный свёрток. В нём оказались прихваченные из дома хлеб, нарезанное кусочками солёное сало и несколько солёных огурчиков. Генка протёр газетой стакан, дунул в него и поставил  на стоящий на земле ящик, рядом с закуской. Серёга открыл бутылку и налив половину стакана, сказал:
Ну чё, Гена, ты старший, ты и начинай.
 Когда все выпили по первой, вдруг засуетился Толик:
А чё это мы стоим?
 Он принёс три ящика и расставил их вокруг импровизированного стола. Усевшись на ящики, закурили. Боль в голове постепенно затихала, её сменяло лёгкое головокружение. Появилось, пока скромное, но постепенно растущее, желание общения. Допив бутылку, Мужики заметно оживились, они вспомнили вчерашний поход в «Ардабаевку». Вспомнили, какое замечательное было там пиво. Оказалось, что ни кто из тромх не помнил, как оказался дома. Выкурив ещё по папиросе, Серёга предложил:
Ну чё, мужики, повторим?
Повторить то можно, только чё мы будем тута гавно нюхать? Пошли ко мне, сказал Генка, Любся моя в отъезде, я ещё дома был, когда она пошла к почте на попутку. Собралась в гости к своим старикам в Николаевку.ребятишки то мои там, на всё лето уехали. Вот и решила повидать их.
 Долго рядились, сколько взять водки. Единодушно сошлись на четырёх бутылках.
 Генкина жена, Любка Перчаткина, была бойкой женщиной и Генке частенько перепадало от неё. Работала Любка в школе техничкой. Дежурила сутки, через трое. В обязанности её входила уборка всех помещений школы, а так же подавать звонки во время занятий, с урока и на урок. В ночное время техничка выполняла функции сторожа, а в зимнее время, топила ещё и печи.
 Любка заранее купила детям гостинца, старикам подарки. Собрала она всё в хозяйственную сумку, оделась по праздничному, наказав Генке, чтобы он поливал огород, кормил кур и поросёнка, пошла к почте.
 У почты она встретила приехавшую с Николаевки соседку стариков, Болтовскую Наташку. Они разговорились. Наташка спросила:
А куда это ты Люба вырядилась, принцесса да и только!
 Да вот, собралась в Николаевку, своих повидать. Как там они?
А чё им сделается? Все живы здоровы. Тольки здря ты сёдни едешь. Ещё вчера к ним приезжал дядя Гриша  и увёз их всех на Букебай. Там у них день рождения чей то отмечают. Вернуться только завтра.
Хорошо, Наташа, Что я тебя встретила, а то бы съездила заздря. Ну да ладно, съезжу после следующего дежурства.
 Поговорили ещё немножко и Любка, сославшись на дела, заспешила домой. Генку она уже не застала дома. Переодевшись, она взяла тяпку и начала полоть картошку.
 Собрав в газету почти не тронутую закуску, Толик положил её в сетку, бросив туда же и стакан. Собрали деньги на четыре бутылки водки и отдали их Серёге. Когда Серёга уже пошёл в магазин, генка вспомнил, что дома нет хлеба. Он догнал Серёгу и дал ему деньги на две буханки. Серёга купил четыре бутылки водки, две буханки хлеба и две пачки папирос «Беломор», себе домой. Сложив всё купленное в Толикову сетку, направились в сторону дома Перчаткиных.
 Любка успела прополоть два рядочка картошки, когда со стороны улицы услышала оживлённый мужской разговор. Из нескольких пьяных голосов, она уловила голос мужа. Она положила тяпку, подошла к забору и заглянула в щель на улицу. По улице, утопая в песке и пошатываясь, шёл Генка, Серёга Жирный и Толик Хохлов. В руках Серёга нёс сетку. Любка, взяла в руки берёзовое полено и, подойдя к калитке, встала сбоку. Ничего не подозревая, Генка услужливо открыл калитку, пропуская вперёд гостей. Первым зашёл Серёга и, первый удар поленом пришёлся ему по голове. От неожиданности и боли он ломанул назад. Несмотря на свой маленький вес, он сбил с ног напиравших сзади Толика и Генку. Второй удар пришёлся по плечу мужа. Осознав случившееся, все трое быстро вскочили и мгновенно оказались на безопасном от Любки расстоянии. Любка стояла у калитки с поленом в руках. Серёга в одной руке держал сетку, другой рукой он потирал мгновенно вскочившую огромную шишку на голове, бурча себе под нос:
Вот так я подлечил голову.
Ты чё дура делаешь?
 Завопил Генка, держжась рукой за ушибленное плечо.
Я тебе сука покажу какая я дура. Придёшь домой, я тебе всю башку разможжу, это ты щас, с друзями такой храбрый.
 Генка подогнул ноги в коленях и притворно захихикав, сказал:
Хи,хи,хи, тоже мне нашлась Софья Ковалевская!
 Кто такая Софья Ковалевская, Генка не знал. Однажды он сидел в туалете и уже собирался выходить. Он оторвал от лежащей здесь книги листок. Любка приносила со школы старые, выброшенные учебники, чтобы использовать их в туалете. Мельком взглянув на оторванный листок, Генка увидел портрет. С листочка на него смотрела красивая, с волевым лицом женщина. Под портретом было написано «Софья Ковалевская». Генка произнёс вслух:
Наверное это какая то знаменитая личность.
 Он старательно помял листок, использовал его, да и выбросил в яму. Но вот лицо этой женщины, её имя и фамилия, почему то надолго застряли в его голове.
 Любка тоже не знала кто такая Софья Ковалевская и обиженная таким сравнением, запустила в обидчика полено.
 Если бы Серёга не среагировал, от содержимого сетки ничего бы не осталось. Отскочив в сторону, он испуганно сказал:
Да не дразни ты её Ген, ты же видишь, что она не нормальная. Пошли скорее от сюда, а то она нас без пойла оставит.
 Все трое, не сговариваясь, свернули в переулок и пошли по нему. Не далеко по переулку, рядом с Илюшкиными, находился заросший высоким бурьяном заброшенный двор. На этом дворе дети играли в различные военные игры. Илюшкины, ближе к своему забору, складировали привезённые из леса сосновые брёвна. Часть брёвен было распилено на чурки. Здесь и остановились друзья. Место это было очень удобное и ни откуда не просматривалось, а частокол огорода, создавал тень. Одну чурку использовали вместо стола. Положив на неё всё принесённое, взяли ещё три небольших чурки и расселись вокруг импровизированного стола. Серёга достал и открыл одну бутылку. Молча, по очереди, они выпили по половине стакана и закурили. Потерянное, казалось навсегда настроение, постепенно возвращалось. Когда Серёга наливал по второму кругу, они услышали Любкин голос:
Смотрю идут-Индюк, Жирный и моя чахотка.....
 Генка, услышав голос жены, недовольно сказал:
Ну теперь понеслась по соседям, аж фуфайка заворачивается.
 А Серёга добавил:
Скоро молва дойдёт до Оторвановки. Пока приду домой, Зинка уже будет знать, где я был и что я делал
 Выпили ещё по одной, ещё раз покурили и потянуло к общению, появилось не преодолимое желание, излить друг другу душу.
Я, Серёга, вот что у тебя хотел спросить.
 Начал Генка.
Чё то у меня последнее время с животом твориться. Пойду в туалет по большому, не будь к столу сказано, одной рукой котяхи отламываю, другой слёзы вытираю. Может ты мне чё присоветуешь.
 Серёга многозначительно хмыкнул, почесал затылок и со знанием дела, начал:
Тебе, Гена, к бабке Гасоненчихе идти надо. Она тебе приготовит снадобье, попьёшь его и как на свет народишся.
Чё то мне, Серёга, после пережитого, мало в это верится.
Гена, я тебя умоляю. Сделай как я говорю, сходи к бабке и срать ты будешь, дальше чем видеть! Я ведь, Гена, не просто так говорю, я ведь на себе испытал силу бабкиных снадобий. В прошлом году, перед ноябрьскими, попросил меня Серёга Носик помочь ему заколоть кабанчика. Дело было в воскресенье. Утром, прихватив с собой паяльную лампу и ведро бензина, пошёл к нему. С кабанчиком разделались быстро. Пока снимали сало и разделывали тушу, Серёгина жена, Валька, готовила свежину. Закончив все дела с кабанчиком, Серёга пошёл мыть руки, а я в туалет. Усевшись в туалете, я сунул беломорину в рот и начал прикуривать. Зажёг спичку, прикурил, а её бросил под себя, в яму. Очнулся я лежащим на улице, на двери туалета. Когда я заходил в туалет, то закрывался на крючок сейчас же предо мной торчал кусок прямой проволоки шестёрки. Вгорячах я вскочил на ноги, оглядываясь по сторонам, натянул штаны. Задницу невыносимо жгло. На улицу, услышав хлопок и грохот, выскочил Серёга Носик. Начали разбираться, что же произошло? Оказывается Серёга, когда убирал во дворе, то остатки бензина, больше половины ведра, вылил в туалет. Когда я бросил горящую спичку в яму, скопившиеся пары бензина взорвались, вот оно и жахнуло. Меня вместе с дверью вынесло на улицу. Летел я на двери с голой жопой, как старик Хоттабыч на ковре-самолёте. Серёга с Валькой вначале сочувствовали мне, хотя я и видел, что их так и распирает от смеха. А потом их прорвало и они уже хохотали до слёз над моим горем. Смеялся и я. Когда сели за стол, вернее они сели, а я стоял как пионер на торжественной линейке, Серёга, налив по стакану водки, сказал:
Давайте выпьем за кобанчика и за то, чтобы у Серёги всё быстрее зажило.
 У  Носика просидели до поздней ночи. Ночью я спал хорошо, так как по пьяни боли не чувствовал. А рано утром в понедельник, проснулся от невыносимой боли. Машину свою ещё в субботу загнал в автобазу, снял двигатель и отдал его мотористам в ремонт. Так что ближайшую неделю и октябрьские праздники я был свободен. К девяти часам, превозмогая боль, направился в фельдшерский пункт. Посетителей, кроме меня, не было. В процедурном кабинете нходился новый фельдшер, молодой щегол, Объяснил я ему весь юмор гонора, что да как. Помоги говорю, брат. А он посмотрел на мою задницу, покачал головой и говорит так вежливо, вроде как издевается:
Дело серьёзное. Дам вам направление в районную больницу, скорее всего Вас положат в стационар.               
 Вот тут то меня и взбесило. Ну не умеешь ты лечить, так и не берись. А вы меня мужики знаете, я ведь молчать не буду. Я ему прямо в лоб и рубанул:
  -  Не умеешь, говорю, в воде пердеть, так рыбу не пугай!
 Развернулся и прямиком к бабке Гасоненчихе. Та, слава Богу, дома была. Посмотрела она на моё обнажённое горе, молча достала какую то баночку. Ляг я на живот и стала она втирать что то в пострадавшее место. Вначале было больно, а потом становилось всё приятнее и приятнее. Втирала она мне минут десять, а потом ещё столько же просто лежал, что бы мазь впитала. Когда уходил от бабки, совсем хорошо се,бя чувствовал. Бабка мне и домой немного мази дала в баночке, так я её и не использовал. Чез двадня кожа на жопе облупилась, ну прямо как у младенца стала. Вот так меня и вылечила бабка Гасоненчиха. Так что ты Гена не сомневайся, иди к ней.
 Друзья раскрыв рты слушали рассказ Серёги. Закончив его, он налил стакан водки и подняв его произнёс:
Ну, Гена за твоё будущее исцеление.
 Когда все выпили по очередной порции, Генка потрогав ушибленное поленом и уже опухшее плечо, сказал:
Хорошо Толику, у него жены нет и некому над ним издеваться. Мать ему и жратву приготовит и постирает.
Ага, хорошо, вы мою мамку не знаете. Мне от неё, Гена, достаётся поболе, чем тебе от Любки.
 Толикова мать, Хохлова Лиза, а в девичестве Бастрикова, была женщиной крутого нрава. В детстве она частенько дралась с мальчишками. Лиза рано начала работать, таскать тяжести, поэтому фигура у неё была не складная, больше похожая на мужскую. Да и лицом Лиза не была красавицей. Когда девчата,её сверстницы одна за другой повыходили замуж, понарожали уже детей, Лиза ни с кем из парней даже не встречалась. Но вот однажды в село приехал красивый, привлекательной внешности и робкого нрава парень. Звали его Хохлов Андрей. Многие девчата бегали за ним, но он стал добиваться расположения к себе у грубой, не привлекательной Лизы. Вначале они дружили, потом полюбили друг друга и вскоре поженились. Потом родился Толик. Когда началась Великая Отечественная война, Андрея мобилизовали. Через несколько месяцев Лиза получила похоронку. С тех пор она воспитывала сына одна. Она очень любила его, но в силу своего характера, была требовательна к нему и частенько наказывала за различные проступки физически. Толик очень рано начал увлекаться женщинами и это стало основной причиной между сыном и матерью. Особенно эти разногласия обострились, когда Толику перевалило за тридцать. Мать хотела что бы у него была своя крепкая семья, дети. Она мечтала о внуках. Женщины липли на Толика, как мухи на мёд. Частенько он не ночевал дома, а иногда отсутствовал по несколько суток. Когда он приходил, мать устраивала расправу над ним с применением физической силы и тех тяжёлых предметов, которые попадали под руку. Толик убегал и, спрятавшись выжидал, когда материн гнев уляжется и она успокоится. Успокоившись, она ласково звала его и, он выходил из убежища. Мать кормила его, гладила голову и ласково называя кобелём, читала нотацию на излюбленную тему о женитьбе, о семье, о детях.
Дак ладно бы, мужики, в своём районе.
 Продолжал Толик:
Здесь меня все знают, я ж на машине по всему району мотаюсь Так нет же, недавно привожу гравий в село Топольное Алтайского края. Захожу оформлять документы, а там приёмщица молодая с оформлением тянет, глазами в меня стреляет, хихикает. Документы мне подаёт, я брать, а она руку отдёргивает. Ну, в общем, заторчал я в Топольном трое суток. Дак чё обидно, там ведь меня никто не знает, да и я повода не подавал. Как будто на бортах моей машины написано-БАБНИК.
Ты не обижайся, Толик, вмешался Серёга, это не на бортах написано, а на физиономии твоей. Витрина у тебя уж больно привлекательна для женщин. А что на витрине, то и в магазине.
Ну да ладно, приезжаю я домой, мать на дыбы. Где пропадал? Ребята с которыми ты уезжал, в тот же день вернулись. Я ей объясняю, поломался мол, вот и ремонтировался. А она говорит, знаю я, какая у тебя машина поломалась, Ох, Толька, доведёшь ты меня, я тебе эту машину ночью спящему отрублю и собакам отдам.
Серёга ещё один раз налил всем по половине стакана, закурили. Под впечатлением рассказанного, Генка обнял Толика и заплетающимся, пьяным голосом сказал:
Да, Толик, тебе не позавидуешь.
 При этих словах он смахнул со щеки накатившую, скупую мужскую слезу.
 Над недоеденной закуской летали привлечённые запахом еды мухи, рядом стояла не допитая водка. Генка Перчаткин спал сидя на чурке. Рот его был открыт. На нижней губе висела потухшая беломорина. При вдохе Генка протяжно всхрапывал, а при выдохе издавал звук, похожий на трель милицейского свистка.
 Толик Хохлов спал сидя на земле и положив голову на Генкино колено. При каждом Генкином всхрапывании, Толик вздрагивал и по собачьи повизгивал.
 Серёга, пытаясь встать на ноги, упал на четвереньки. После нескольких попыток, он встал на колени. Слетевшая с головы кепка, валялась на земле. Серёга долго ковырялся с ширинкой, он ни как не мог расстегнуть её. Когда ему похоже удалось сделать это, он запрокинул голову назад и невидящими глазами созерцая бездонный космос, мочился в собственную кепку. По его лицу бродила улыбка полного блаженства
 А летний день, клонился к ночи.





                ЛИХАЯ ЕЗДА.

 

 Серёга Носик, с которым Серёга Жирный дружил ещё с тех пор, когда тот работал в автобазе шофёром, попросил его на «Москвиче» увезти вещи сестры в Бурас. Серёга рано утром проверил машину, так как давно не ездил на ней, залил полный бак бензина, убрал мусор из салона и протёр всю машину. В восемь часов утра, как и договаривались, Серёга подъехал к Носику. За три часа перевезли все вещи сестры. За работу, она рассчиталась двумя бутылками водки. Вернувшись домой, друзья сели за стол. Валька, жена Носика, пожарила грибы с картошкой, сделала салат из овощей. На улице уже было жарко и стол организовали на веранде. С самого утра никто не ел, поэтому выпив по первой, дружно набросились на закуску. Мужчины нахваливали еду и хозяйку. Валька раскрасневшаяся от выпитого, довольно улыбалась. Выпили по второй, хозяйка добавила грибов, подрезала овощей. За выпивкой и разговорами не заметно прошло время. Когда, после очередного перекура, вновь сели за стол, Сергей Носик удивлённо заметил:
А водка то у нас кончается. Валя, позвал он жену, принеси денег на пару бутылок.   
 Валентина принеся деньги и сетку, окликнула играющего на улице сына Вовку.
Сходи, Сынок, в магазин, купи две бутылки водки и буханку хлеба.
 Когда Вовка уже уходил, поднялся Серёга Жирный:
Вовка, на ещё деньги на бутылку, садись в  «Москвич» и езжай на нём, ключи в машине.
 Вовка, взяв деньги сел в «Москвич», завёл его и уверенно выехал со двора.
 Зинка Островерхова, отдежурив ночь на свиноферме, пришла домой. Наскоро перекусив, легла спать. Проснувшись часа в два дня, она решила сходить в магазин. В магазине она купила различные крупы, подсолнечное масло и хлеб. Выйдя на улицу, она встретила знакомую, которая жила в Хохлах. Чтобы поговорить с приятельницей, она решила проводить её и вернуться домой через Хохлы. Проводив знакомую и ещё немного поболтав у её дома, Зинка пошла домой. Пройдя немного, она услышала сигнал машины сзади. Обернувшись, она увидела свою машину. Поравнявшись с ней, «Москвич» остановился. Зинка открыла дверь и села. За рулём, она увидела Вовку Носика.
Здравствуйте, тётя Зина! А дядя Серёжа у нас. Поедемте к нам, мама будет очень рада.
Нет, Вовка, я поеду домой. Ты только тронься с места и выпрыгивай, а я передвинусь по сиденью к рулю и поеду сама.      
 Зинка ещё ни когда в жизни не ездила на машине за рулём, хотя Серёга много раз предлагал ей обучиться езде. Сидя рядом с мужем, ей казалось, что управлять машиной легко. Вовка тронулся с места на первой передаче. Проехав немного. Он перешёл на вторую и для устойчивой работы двигателя, натянул подсос. Спокойно взяв сетку и открыв дверку, Вовка выпрыгнул из машины в песок. Ширина улицы в Хохлах в этом месте, была не менее ста метров. Перед прыжком, Вовка выехал на средину. Зинка перебралась за руль. По глубокому песку машину водило из стороны в сторону. От напряжения Зинка вспотела. Успокоившись, она для эксперимента, повернула руль вначале немного влево, потом вправо, машина слушалась её. И так эксперементируя, она доехала до поворота к Оторвановке. Она повернула руль вправо, машина тоже повернула вправо. Немного помотавшись в песке туда сюда, Зинка выровняла машину и поехала в сторону Оторвановки. Затем она въехала в узкую и не очень длинную улочку. Вторая улочк Оторвановки, куда свернула Зинка, тоже была короткая, но широкая и заросшая низкой и густой травой, а посредине была наезженная дорога.
 На улице из за жары ни кого не было, только чуть в сторонке от дороги, на длинной верёвке, привязанной к вбитому в землю колышку, пасся бычок. Щипая травку, он подошёл к самой дороге. Машина ехала прямо на него. От неожиданности Зинка забыла куда крутить руль. Она всем телом отклонялась в сорону отбычка, но машина упорно шла на него. Она, бросив руль, махала руками и кричала на бычка, но тот не реагировал. Зинка от страха закрыла глаза. Между тем бычок, после толчка, слегка отпрянул в сторону и взбрыкнул, подбросив задние ноги, и ударил копытами переднюю правую дверку. Когда Зинка открыла глаза и повернула голову назад, она увидела спокойно пасущегося бычка. Между тем машина приближалась к повороту на Зинкину улицу, которая состояла из трёх домов, с окнами смотрящими в степь. Когда Зинка без особого труда вывернула машину в свою улицу и посмотрела вперёд, сердце её оборвалось. От волнения, она вновь вся вспотела. Дорога на этой улице была хорошо наезжена и заглублена сантиметров на тридцать. С противоположной стороны, пересекая пустырь, в улочку въезжала запряжённая в повозку кобыла с маленьким жеребёнком. Хотя человека сидящего в повозке не было видно, Зинка знала, кобылой управлял дед Копаш.
 Когда то в Оторвановке жила семья немцев с фамилией Фельбуш. Вначале они построили себе саманную избу, а позднее обжившись, пристроили к ней деревянный пятистенник и подвели всё под одну крышу. Сам Фельбуш работал водителем в автобазе. Когда немцам разрешили уезжать, Фельбуш продал свой дом приехавшему из Казахского аула Ундрус, сыну деда Копаша. За время проживания в Оторвановке, дед так и не научился разговари вать по русски. Волосы на голове, усы и реденькая бородка были у него абсолютно белые. Старик был очень приветлив и при встрече всегда здоровался. Улыбаясь, он прикладывал руки к груди, кланялся и бормотал что то на своём языке. Однажды Зинка проходила мимо дома деда Копаша. Дед стоял на улице у калитки. Увидав Зинку, дед ещё издали начал улыбаться ей. В это время из соседнего двора выезжал на лошади, запряжённой в телегу, пьяный сосед деда Копаша, Степан. Сходу запрыгнув в телегу и стоя в полный рост, он огрел вожжами круп лошади и, махая ими над головой, дико кричал:
Пошла, стерва! Шевелись падла!               
 Лощадь рванула с места и вылетев на средину улицы, понеслась в сторону села. Возмущению деда не было предела. Он, не умея разговаривать по русски, как мог объяснял Зинке, что так обращаться с животными нельзя. При этом он крутил пальцем у виска и говорил:
Жаман Стёпка, сапсем плёхой, жаман.
 Идя домой, Зинка ещё долго слышала возмущения деда на родном языке.
 Увидев двигающуюся навстречу повозку, Зинка решила свернуть с дороги в степь, но высокая обочина не давала при каждой попытке, возвращала машину на дорогу. Наконец, на участке дороги с более низкой обочиной, ей удалось сделать это. Она подняла глаза и с удивлением и испугом обнаружила, что повозка движется навстречу ей тоже по степи, вдоль дороги. Зинка повернула руль и поехала дальше от дороги, в степь. Повозка тоже поехала в степь, дальше от дороги. Зинка видела деда Копаша, сидящего в повозке на клочке сена, со свёрнутыми калачом ногами. Расстояние между машиной и повозкой стремительно сокращалось. Лошадь, зайдя в густую, высокую траву, остановилась и начала щипать её. Дед пытаясь сдвинуть кобылу с места, подёргивал возжами и говорил:
Чюх, чюх.               
 Лошадь не двигалась. Зинка отчянно пыталась увести машину от столкновения с повозкой, она наклоняла своё тело то влево, то вправо. Когда до повозки оставалось несколько метров, Зинка, широко открытыми глазами увидела, как дед Копаш со свёрнутыми калачом ногами завис над повозкой. Затем он резко выбросил ноги вниз и уже стоя, хлестал кобылу по крупу и, размахивая вожжами над головой, неистово кричал:
Пошла стерва! Шевелись падла!
 Кобыла, не видавшая раньше от старика ни каких грубостей, от неожиданности вся напряглась и совершив скачок, понеслась в степь. До этого случая, кобыла возила старика только шагом. Жеребёнок, почувствовав удовольствие от скорости, резвился, мотая головой и крупом, он весело подбрасывал задние ноги.
 Успокоившись, Зинка обрела уверенность. Она осмотрелась и, выбрав ровный участок, развернулась, направив машину в сторону дома.
 Теперь, когда дом был рядом, её мучила одна мысль, как остановить машину. И наконец, её осенило: «Надо во что то упереться, а что бы машине не причинить большого вреда, упереться надо во что то низкое». Когда она проезжала мимо своего дома, то лучшего объекта для столкновения чем лавочка, не увидела. Лавочка из толстой доски была сделана ещё прежними хозяевами и стояла слева от калитки на толстых, врытых в землю столбах. Сделав ещё один круг по улочкам Оторвановки, Зинка, немного не доезжая до лавочки, резко повернула руль вправо и зажмурила глаза. Удара не было, был толчок. Машина упёрлась в лавочку и под звуки ломающегося дерева и скрежет металла, пробуксовав по разросшейся не высокой но густой траве, заглохла.
 Вздохнув с облегчением, Зинка вышла из машины. Ноги тряслись и плохо держали её. Взявшись за палисадник, она огляделась. На пустыре подростки играли в футбол. Среди играющих детей, Зинка узнала сыновей соседа Челебея и окликнула их. Когда дети прибежали, она объяснила им, что нужно загнать машину во двор. Один из детей сел в машину, завёл её и включил заднюю передачу. Остальные дети зашли впереди машины, приподнимали и сталкивали её с лавочки. Машина откатилась назад. Подросток вывернул руль и спокойно въехал во двор. Буфер и переднее правое крыло были помяты. Стекло правой фары вылетело при столкновении с лавочкой.

 Домой Серёга пришёл часов в восемь вечера. Увидав помятый передок машины он, неуверенной, пьяной походкой подошёл к ней и пощупал руками вмятины. Зинка находилась во дворе, но держалась, но держалась от серёги на безопасном расстоянии. Отступив от машины метра на три, Серёга сел задницей на землю. Обхватив голову руками и со слезами на глазах, глядя на Зинку, говорил:
Ты чё, сука, с машиной наделала? Как теперь на ней ездить?
А как ты недавно, когда гуляли а лесу, задом в сосну ударился, так ни чё? Тебе можно, да?
Дак задом ты бейся сколько хочешь. А зачем ты передок разбила? Зад то не видно, а передок весь на виду.
 На глаза Серёге попала стоящая у частокола лопата. Потянувшись за ней, он продолжил:
Давай я ударю тебя лопатой по морде и по жопе, где будет виднее?
 Потеряв равновесие, Серёга упал в разросшуюся здесь траву и затих. Зинка, немного выждав, подошла к мужу, Серёга спал.
 Проснулся Серёга рано утром от ощущения холода. Одежда на нём была влажная. На траве блестела роса. Серёга поднялся, зашёл в летнюю кухню и сбросил с себя рубашку и брюки. Голова болела и страшно хотелось похмелиться. Серёга решил сходить к соседям. Он знал, что у Ивана Осиповича всегда дома была припасена водка. Сосед уже копошился во дворе.
Здравствуй, Ёсипич. А я к тебе по делу. Не помню, как вчера приехал. Сёдни глянул, передок весь разбитый. Где я мог врезаться? Ты не выручишь меня, Ёсипич? Магазин ещё закрыт, а мне позарез нужна бутылка. Ты не бойся, деньги у меня есть.
Ты же Серёга знаешь, для чего я храню водку. То комбикорм ночью подвезут, то дрова, то сено. За деньги не возьмёшь, а за водку, всегда пожалуста. Так что Серёга деньги мне не нужны. Бутылку я тебе дам, если ты сегодня же вернёшь её.
Ёсипич, побойся бога. Разве я тебя когда нибудь обманывал?
Да нет, Серёга.
Как только магазин откроется, я сразу куплю и и верну.
 Получив бутылку, Серёга отправился домой. Хорошо похмелившись, он уснул в летней кухне. Когда он проснулся, день уже был в разгаре. Ещё раз похмелившись, Серёга, подправив буфер и крыло, съездил в магазин и купил водку для себя и что бы отдать долг.
 К соседям он пришёл часа в два дня. Иван Осипович и Зинаида Тихоновна  находились во дворе.
Здравствуй, Зина Тиховна, Вот брал утром у Ёсипича бутылку, дак принёс отдать. Спасибо тебе, Ёсипич, выручил.               
 Проходившая мимо Зинка, услышав голос мужа, зашла в открытую калитку. Войдя, она поздоровалась со всеми.
 Зинаида Тихоновна спросила:
А ты откуда это, Зина?
Да вот ездила в Бурас, хотела купить ребятишкам кое что из одежды, да и заздря съездила. Магазин закрыт на ревизию. Зашла вот в «хозтовары», купила скалку да доску разделочную, рисунок на доске понравился.               
 Она открыла сумку и достала скалку и доску, а Серёга, глядя на покупку, сказал:
Во, Ёсипич, баба дура. В доме ни грамма водки, мужу похмелиться нечем, а она мебель покупает.
 Все засмеялись.
Зин, а ты не знаешь, где это я вчера врезался?
А ты чё, не помнишь? Пойдём покажу. Ты же на улице всю лавочку разворотил.
 Серёга подмигнул Ивану Осиповичу и, обняв одной рукой Зинку, направился к калитке.
 Зинаида Тихоновна. Перекрестив их вслед, тихо сказала:
Ну, слава богу, кажется всё обошлось.






                АЙБОЛИТ ШАБАРШОВ


 Ветеринарным фельдшером Шабаршов Василий начал работать сразу после войны. По направлению колхоза он окончил курсы ветеринрных фельдшеров в Семипалатинске. За Василием закрепили молочно-товарную ферму, свинарник, две колхозных бригады с быками и лошадьми, атак же примерно треть села для обслуживания частного поголовья.
 Из Шабаршова получился очень хороший Айболи. Животные, которых он лечил, всегда выздоравливали, поэтому у населения он сыскал добрую славу. А ещё Василий был безотказный. В любое время суток, по первому обращению, он брал приготовленную сумку с инструментами и медикаментами и спешил на помощь. Из за его безотказности, к нему обращались не только жители закреплённой территории, но и всего села. Любил Шабаршов шутить, подшучивать или хохмить над кем либо, при этом он сам с большим удовольствием и зарозительно смеялся над своими же шутками и хохмами и страшно обижался, правда не на долго, если над ними не смеялись другие.
 Его манера быстро говорить, проглатывая окончания слов, а так же выкрошенные на половину пеньки покрытых никотином зубов, которые при разговоре создавали шипение и свист, не давали возможности понять сказанное Шабаршовым. Когда какой либо хозяин приглашал его на лечение своего животного, он постоянно следил за лицом Василия. Работая, Шабаршов тараторил беспрерывно. Если сказав что то , Шабаршов смотрел на хозяина серьёзно, не улыбаясь, тот, не понимая сказанного, кивал головой в знак согласия. А если Шабаршов после сказанного смеялся, хозяин хохотал до слёз и взявшись за живот льстиво приговаривал:
Ну ты и даёшь, Василий Кузьмич! Вот шутник, право.               
 Но, как говорится, на ряду с хорошими качествами, был у Шабаршова  и недостаток, который правда не мешал его работе. Его ни когда нельзя было застать трезвым. Нет, он не напивался, не терял человеческого облика, не оскорблял высокого званич-Человек, просто он всегда был на веселе, на взводе, под мухой. О недостатках Василия знали все,  руководство колхоза, семья, соседи и все привыкли к этому. А вот появление Шабаршова в трезвом виде, приняли бы за аномалию. За работу в колхозе, Шабаршову Аккуратно ставили трудодни. А частный сектор расчитывался исключительно жидкой валютой-водкой, самогоном, брагой. Когда в частном секторе Василий заканчивал работу, его приглашали за стол, выставляли закуску, открывали бутылку. Василий выпивал рюмку, от силы две, закусывал и поблагодарив хозяев, выходил из за стола. Хозяева в это время закупоривали бутылку, заворачивали в газету еду и складывали всё в свободный отсек ветеринарной сумки. Шабаршов беспрерывно шутил, а хозяева, не понимая сказанного им, смеялись, боясь обидеть нужного на селе человека. Когда Шабаршов попрощавшись уходил, провожали его, а закрыв калитку, с облегчением вздыхали.
 Шабаршов, будучи человеком добрым, любил всех, и взрослых и детей, но постоянно забывал их имена. По этой причине он всех мужиков в селе называл просто кум или сват, а женщин кума или сватья. А если ему встречались дети и здоровались с ним, он трепал их  не стриженные головы и говорил:
Ну, ждраштвуй  щиштливое Шталиншкое детштво!
 Один раз в месяц Василий Кузьмич ездил в райцентр с отчётом. Здав отчёт об использованных в прошлом месяце медикаментах и предъявив расчёт на текущий месяц, он получал в районной ветеринарной аптеке всё необходимое, в том числе и спирт.
 В первых числах июня Шабаршов, получив медикаменты, возвращался домой в Ромодан. Ехал он на колхозной лошади, запряжённой в ходок. Эти лошадь и ходок были закреплены за ним с незапамятных времён. Выехав с райцентра, он остановил лошадь, выпил грамм пятьдесят спирта, закусил солёным огурцом. Ехал Шабаршов не спеша, мурлыча под нос какую то мелодию. Вскоре, слева в низине, примерно в километре от дороги, показалось заросшее камышом озеро. Озеро называлось, Телячье. Вокруг озера, плотно примыкая к камышам, находились с трёх сторон сырые огороды. Назывались они сырыми потому, что вода здесь находилась совсем близко к поверхности. Приезжая на сырые огороды, люди ни когда не брали с собой воду для питья. Углубившись лопатой в землю примерно на штык, полтора рядом с огородом, в ямке, которая называлась колодчик, открывался родник  и чистая, холодная ключевая вода мгновенно заполняла весь его объём. На сырых огородах, даже в самый засушливый год, снимали хороший урожай картошки, но если лето было дождливое, сырые огороды часто вымокали. У Василия тоже был здесь участок. Увидев вдалеке одинокого пахаря, он решил заехать и узнать, можно уже пахать, или нет. Одиноким пахарем был мужчина двухметрового роста и крепкого телосложения Большаков Роман. Закончив работу, он выпряг лошадей и пустил их пастись прямо у огорода.
 На войну Роман попал в самом начале. Воевал он в пехоте. До лета 1943 года, отвоевал он, как говорится, без единой царапины. Имел несколько наград, в том числе и медаль «За отвагу», которой он очень дорожил. В середине июня 1943 года, во время атаки, Роман был контужен и тяжело ранен. Осколочный снаряд разорвался совсем рядом и несколько осколков попало в лицо и голову. Лечился Роман в госпитале на Урале. Врачи долго боролись за его жизнь, и только благодаря богатырскому здоровью, Роман выжил. Ещё до войны, Роман на спор, приседая на корточки, подбирался под живот лошади и, положив её на плечи, поднимался в полный свой рост. Несколько шрамов на лице не обезображивали его. Просто шрам на левой щеке оттянул уголок рта вверх и создавалось такое впечатление, что Роман всё время улыбается. В результате контузии и ранения, спал он с открытыми глазами, но об этом знали только близкие, жена и дети, а верхнее веко левого глаза периодически дёргалось. Как бы подмигивая. Несмотря на свою внушительную внешность и богатырскую силу, был он человеком миролюбивым и спокойным Приехав н огород и расположившись, Роман сразу вырыл колодчик и с удовольствием напился. А сейчас, закончив работу, решил перекусить. Он расстелил фуфайку на бричке и выложил на неё с хозяйственной сумки хлеб, сало, яйца, варёную картошку и солёные огурцы в чашке. В это время и подъехал к нему Шабаршов. Он конечно узнал Романа, но напрочь забыл его имя, по этому он ещё издали закричал:
Ждорова, шват! Бог в помась! Цё, отпахалшя? Как жемлича?
Здоров, Вася, отпахался, спасибо. Да чё землица, землица ни чё. Там, ближе к озеру, метров десять ещё топко, кони вязнут, дак я это, оставил. Подсохнет, потом докопаю лопатой и досажу.
А я шмотрю ты перекушить шобралшя, дак мозе того, ш уштатку то. А то у меня ешть шпиртик то. Налью. Давай круску.               
 Роман подал кружку. Василил налил её почти до краёв.
А у тебя, Вася, другой тары нет? Водички набрать, чтобы запить
Да нет, шват. А ты шпиртик то выпей, да и жачерпни крузецькой иш колодцика. Вот и жапьес. Ну давай, ш богом!
 Роман приподнял кружку, с шумом выдохнул воздух и поднеся кружку ко рту, начал пить. Когда спирт в кружке закончился, Роман оторвал её ото рта и сдерживая дыхание, глянул на колодчик. Шабаршов стоял над ним и широко расставив ноги, мочился в него. Роман схватил чашку с солёными огурцами и двумя глотками выпил вытекший из них рассол, взял один насыщенный рассолом огурец и стал жевать его. Когда дыхание восстановилось, Шабаршов уже отъехал от огорода метров сто и мчался в сторону села. Его громкий смех разносился по степи. Роман, глядя вслед Василию, молча шевелил губами. Потом, когда Шабаршов уже скрылся, Роман поднял сжатую в кулак правую руку и погрозив в сторону скрывшегося Василия сказал:
Ну эта, как её, паразит!
 Он опустил руку, разжал кулак, посмотрел на ладонь и ещё раз сказал:
Ну паразит!
 Роман сложил еду обратно в хозяйственную сумку. Ноги его становились ватными, по всему телу растекалась приятная расслабуха. Роман взял из брички сено, бросил его под правое заднее колесо. Затем он набросил на плечи фуфайку и сел на сено, упершись спиной в колесо. Кони паслись рядом. Роман слышал, как они похрапывая жуют сочную траву, обмахивая себя длинными хвостами.
 Роман почувствовал, как его тело, окутываясь лёгкой пеленой, летит куда то в бездну. Это его душа на время сна покидала своё временное пристанище, что бы побродить по лабиринтам бесконечного множества жизненных ситуаций.




                ЛЁНЬКА


 В первый послевоенный год в колхозе «Звезда Прииртышья» был хороший урожай зерновых. На токах кипела работа. Все жители села были привлечены к работе по уборке урожая. Для перевозки зерна от комбайнов на тока и с токов на элеватор, были привлечены машины Бескарагайской автобазы, а так же прикомандированные с автобаз города Павлодара. Наодной из прикомандированных машин работал молодой парень Ищенко Леонид. Днём он возил зерно от комбайна на центральный ток, который находился на окраине села, а вечером грузился подработанным зерном и вёз его на элеватор. Демобилизовался он совсем недавно, поэтому одет был в гимнастёрку, галифе и сапоги. Леонид был красивым парнем, высокого роста, смуглый, круглолицый, с волнистыми густыми волосами на голове. Незамужние женщины и вдовы заглядывались на него.
 Работала на току и молодая женщина Суркова Татьяна. Замуж она вышла перед самой войной. Когда Николая призвали через месяц она родила сына Славку. В конце 1943 года получила Татьяна похоронку. С первых же дней Леонид обратил внимание на молодую вдову, но как то стеснялся подойти к ней. На работу Татьяна ходила с сыном Славкой, которого оставить дома было нескем. Леонид вначале подошёл к Славке, поиграл с ним, а потом стал привозить ему подарки. Однажды Леонид подвёз маму с сыном домой после работы. Так они стали общаться. С самого начала они нравились друг другу, а потом, сблизившись, полюбили друг друга. После окончания командировки, Леонид перешёл работать в Бескарагайскую автобазу. Вскоре, оформив законный брак, они стали жить одной семьёй. Дом Татьяны находился в Шамонаихе. Это был бревенчатый пятистенник, который нуждался в ремонте. С первых же дней совместной жизни, Леонид взялся за дело. После работы он занимался благоустройством дома и двора. К существующему дому, он пристроил ещё две комнаты и веранду, заменил крышу. Старые сараи перестроил, заборы заменил на новые. Со сторроны улицы он поставил забор из досок и тесовые ворота с калиткой. Срубил новую баню. Соседи и знакомые завидовали им. Лёньку всегда ставили в пример как хорошего семьянина и хозяина. Вскоре у них родился сын, которого назвали Володя, а годом позже родился Серёжа. Когда колхоз «Звезда Прииртышья» преобразовался в совхоз «Балапановский», значительно расширился машино-тракторный парк. В совхоз поступили новые автомобили ГАЗ-51. По приглашению заведующего гаражами, Лёнька перешёл работать водителем в совхоз. Дети росли и учились в школе. Вскоре призвали в армию Славика. Служил он на Дальнем востоке, да там и остался после окончания службы сверхсрочником. Затем забрали в армию Володю, а годом позже и Сергея. Володя, после службы в армии, остался в Ленинграде. Работал он в транспортной организации водителем фуры. Организация занималась перевозками грузов между странами Социалистического лагеря. Позднее, отслужив, к нему приехал Сергей и устроился работать там же. Так что все дети были устроены и родители были рады за них. Они часто писали, а иногда и навещали родителей.
 Леонид был человеком безотказным. Если кто то просил привезти сено или дрова, он всегда помогал, при этом бескорыстно. Так как Леонид в своём дворе всё сделал своими руками, его часто приглашали помочь по строительству. После работы и в выходные дни, он постоянно помогал кому то. Так как деньги за работу Леонид не брал, его постоянно после работы угощали. Вскоре Татьяна заметила, что если в какой день Леонид ни кому не помогал, вечером он сам брал бктылку и за ужином выпивал её. Татьяна думала, да ничего страшного,, мужик работает, устаёт, почему бы после работы не выпить. Но постепенно Леонид начал втягиваться в употребление спиртного. Вначале он тайком похмелялся, потом стал выпивать среди рабочего дня. Участились случаи, когда Леонид загонял машину в мастерскую, якобы на ремонт, а сам пьянствовал в это время. Вначале руководство, учитывая прошлые заслуги, закрывало глаза на его проделки, потом стали наказывать Лёньку. Объявляли ему выговоры, лишали премии, в конце концов, уволили по статье. Лишившись работы, Леонид выпивку не бросал. Первое время, побрившись и чисто одевшись, шёл он к магазину искать собутыльника. Когда деньги кончились, он стал ходить по соседям, где по старой памяти его угощали. Когда соседи, под разными предлогами, стали отказывать ему, он стал ходить по отдалённым улицам, где когда то тоже оказывал различные услуги. Всё село уже говорило, что Лёнька спился. Он перестал следить за собой, не брился, ходил в грязной одежде. Когда голова Лёньки немного прояснялась, он был противен сам себе. Он внушал себе:
Я ведь здоровый ещё мужик, мне бы продержаться немного без выпивки и всё наладится. Я всё выдержу.      
 И вот однажды утром, Лёнька ни куда не пошёл. Татьяну он попросил уходя, закрывать его снаружи, что бы он ни куда не вышел. У лёньки не было совсем сил, он не мог даже побриться. Он лежал на диване и тупо смотрел в потолок. Есть Лёнька ничего не мог, он пил только воду. Татьяна уходя утром, закрывала дверь и набрасывала навесной замок, не закрывая его на ключ, что бы соседи, в случае чего, могли открыть дверь снаружи. Для справления нужды, она оставляла ему в прихожей ведро с крышкой. Шёл третий день Лёнькиного заточения. Он стал пить сладкий чай, через силу похлебал горячий суп. Лёнька осунулся, глаза его провалились, на лице торчала плотная щетина. Татьяна как обычно набросив замок, ушла на работу.
 На улице в этот день была хорошая погода и письмоноска Дуська, незамужняя женщина лет сорока, разнеся почту вначале по большой улице, направилась в Шамонаиху. Как обычно, в Шамонаихе она разносила почту вначале по одной стороне улицы, а возвращалась уже по другой. Дойдя до дома Ищенко, Дуська вытащила из сумки приготовленную корреспонденцию, газету и два письма. Зашла через калитку во двор и подойдя к входной двери, сняла наброшенный замок и вошла в прихожую. После улицы, она вначале ничего не могла разглядеть. Положив письма и газеты на стол, Дуська подняла глаза и отпрянула. Из глубины комнаты на неё смотрело не бритое лицо. Лёнька, со спущенными штанами, сидел на ведре. В глазах его затаилось выжидание. Он надеялся что его не заметят. Некоторое время они в упор смотрели друг на друга. Наконец Дуська сообразила, что оправляться на ведро, может только ребёнок, оставшийся дома один, но не  взрослый. Подавив смущение и быстро заморгав глазами, Дуська спросила:
Мальчик, а мама твоя где?
 Лёнька, по детски скривив губы, как бы собираясь заплакать, жалобно произнёс:
А мама пррруа ушла.
 Что на детском языке означало, гулять, на улицу. Дуська попятилась назад. Выйдя, она набросила замок и на ватных ногах покинула двор. Окончательно обессилев, она рухнула на лавочку. Немного отдышавшись и придя в себя,, она пошла дальше. Когда Дуська вошла в следующий двор, её встретила хозяйка, Балацкая Зинка. Взяв почту и посмотрев на Дуську, она с удивлением спросила:
Что с тобой, Дуся? Да на тебе ведь лица нет.
 Она вынесла стакан воды и подала его Дуське. Та, Попив воды и немного успокоившись, вкратце рассказала, что с ней произошло. Этим рассказом, она запустила огромный механизм, она дала старт молве и, как говорится, сплетня пошла по деревне.
 Дуська ещё не дошла до конца улицы по одной стороне, а молва уже шла по другой, в обратном направлении. Она поворачивала в переулочки, вливалась в другие улицы, заглядывала в различные организации и подразделения совхоза, обретая всё новые и новые подробности и, наконец, уже в окончательном варианте, охватила всё село. А выглядела она примерно так:
Дуська, письмоноска разносила почту. В Шамонаихе, в доме Ищенко, на неё набросился Лёнька. Со спущенными штанами, он одел ей на голову помойное ведро и зверски износиловал. Дуська уже написала на него заявление в сельсовет, а её саму, в тяжёлом состоянии, увезли в районную больницу. Лёнька же, заперся в доме и занял круговую оборону.
 Татьяна Ищенкко, выбрав на работе свободное время, заглянула в смешанный магазин, где работала её подруга Колбина Тамара. В магазине никого из покупателей не было и женщины спокойно беседовали. Вдруг Тамара, прервав беседу и глядя в открытую дверь, сказала:
Смотри, куда это наша депутатша несётся? Хотя бы мимо проскочила, а то опять матов наслушаемся.
 Со стороны Шамонаихи, размахивая руками и что то крича, бежала Гайша. В селе её все считали не нормальной. Жила она в Шамонаихе с глухонемым братом Вахитом и сыном Колдыбаем. Казашка по национальности, то есть мусульманка, она работала на свиноферме. Рот у Гайши никогда не закрывался, она постоянно тараторила всякую ерунду, вплетая в свою речь отборные маты. Люди, увидя Гайшу, ещё из далека, ныряли куда ни будь, что бы не выслушивать её бессвязные речи и маты. Её не многочисленные соотечественники казахи, давно махнули на неё рукой. Перед последними выборами в местный Совет депутатов трудящихся из района пришло указание,что одним кандидатом в депутаты должна быть женщина казашка, рабочая. Такая в Ромодане была всего одна, Гайша. Когда работники свинофермы на своём рабочем собрании выдвинули  кандидатом в депутаты  уважаемого всеми человека, заведующего фермой Свердлова Александра, кандидатура его была отклонена сверху. На повторном собрании, под нажимом руководства совхоза, единогласно проголосовали за кандидатуру Гайши.
 Ворвавшись в магазин подобно ветру, Гайша вместо приветствия, выплеснула все имеющиеся в её лексиконе маты и,Глядя на Татьяну, заявила:
А ты чё в рабочее время лясы точишь, вместо того что бы за своим мужем пьянщиком присматривать? Он письмоноску Дуську снасильничал и сидит теперь дома, кобель!
 Татьяна, не дослушав Гайшу, побежала домой. Зайдя в дом она увидела на столе лежащие письма и газету, спокойно спящего на диване мужа. Письма были от детей и, она успокоившись, стала читать их.
 Прошла ещё одна неделя, Лёнька заметно посвежел. Он теперь каждый день брился. Татьяна перестирала и перегладила всю его одежду. Лёнька по прежнему ни куда из дома не выходил. О переменах в их семье пока никто не знал.
 И вот однажды, в выходной день, Лёнька попросил жену сварить борщ с курицей, а сам затопил баню. Помывшись и попарившись в бане, Лёнька за ужином съел почти весь борщ. В понедельник Лёнька встал рано утром. Умывшись и побрившись, он позавтракал. Надев наглаженную рубаху и костюм, Лёнька вышел на улицу. Немногочисленные прохожие, увидав трезвого Лёньку, останавливались и смотрели на него с нескрываемым интересом. Лёнька здороваясь, спокойно проходил мимо. Дойдя до машинного двора, Лёнька подошёл к двери кабинета заведующего гаражом и открыл её. Степан Гаврилович Стрелков был на месте. Они поздоровались за руки и Стрелков предложил стул. Немного побеседовав и узнав цель Лёнькиного прихода, Стрелков сказал:
Машину я тебе пока не дам. Почему? Ты знаешь сам. А вот помощником машиниста в ремонтную бригаду возьму.
Спасибо, Гаврилыч!
 Так Лёнька начал свою новую трудовую биографию.
 Однажды, в воскресный день Стрелков, проходя мимо машинного двора, заметил приоткрытую дверь мастерской. Зайдя в мастерскую, он  увидел сидящего на низком стульчике Лёньку, моющего в корыте с соляркой детали двигателя. Поздоровавшись с Лёнькой, Гаврилыч сказал:
Мальчик, а мама твоя где?
 Расплывшись в улыбке, Лёнька ответил:
А мама пррруа ушла.
 И они оба весело рассмеялись.


                ЛЕТНИЙ ДЕНЬ В ХОХЛАХ




В начале июля, в безоблачный день, когда солнце уже миновало зенит и полуденный зной постепенно спадал, за воротами дома Шуклиной Василисы сидели на лавочке три женщины.  Все они жили в Хохлах и были соседками. Островерхова Капитолина, высокая и крепкая женщина, мужа похоронила совсем недавно. Трое сыновей и одна дочь были уже взрослые и имея свои семьи, жили отдельно. С Капитолиной жила самая младшая дочь Валя. Тайкало Татьяна жила с младшим сыном Володькой, а старший Василий был женат и жил отдельно. Василий во всём помогал матери. Василиса жила одна. Два её сына были женаты и жили отдельно. Женщины вели непринуждённую беседу и щелкали семечки.
В этом году погода, слава богу, балует нас, говорила Капитолина, и дождички прошли вовремя. Недавно была на огороде, землица как пух. Картошка поднялась, правда и травища прёт, не успеваем полоть.
Да, погода в этом году хорошая, потдержала Василиса. А ты, Капка. Проходила мимо Лазуткиных, не заметила, кто там в траве за палисадником лежит?
Как не заметила? Заметила. Степан Щербаков пьяный валяется. Опять запил мужик, и чё ему не хватает?
С жиру бесится, вмешалась Тайкалиха, другие семьи на картошке перебиваются, а эти с жиру бесятся.               
 Степан Щербаков работал главным бухгалтером колхоза. Ещё до войны его, тогда ещё молодого парня колхоз направил на курсы бухгалтеров. Закончив их, Степан стал работать бухгалтером, а потом и главным бухгалтером колхоза. Вернувшись с войны, он вновь занял эту должность. За Степаном водился грешок, два, три раза в год. С ним случались запои. Которые продолжались от недели до месяца. В бухгалтерских делах колхоза, благодаря Степану. Всегда был полный порядок. Поэтому на его художества закрывали глаза. Председатели колхоза менялись ежегодно, а главным бухгалтером при них, бессменно был Щербаков Степан.
 В это время, к спящему в траве Степану, подбежал рыжий вислоухий кобель Гошки Слюсарева. Он никогда не сидел на цепи и, так как его дома не кормили, целыми днями шлялся по Хохлам. Кобель с опакой огляделся по сторонам и, подойдя ближе, нчал обнюхиватьстепана со всех сторон, при этом он мотал головой и фыркал. Подойдя к ногам Степана, кобель поднял заднюю ногу и помочился на начищенные кремом сапоги. Затем он ещё раз обнюхал их, помотал головой и  фыркнув, побежал по своим собачьим делам.
 Татьяна Тайкало редко встречалась со своими соседками, так как в свободное от домашней работы время шила. У неё была швейная машинка и она обшивала всех желающих.
Ты, Капитолина, у Лазуткиных то бываешь?
Бываю, мы же вечерами у них в карты играем.
Говорят у них с армии Сашка вернулся?
Вернулся, да и не один. Привёз он с собой молодую жену. Теперь наверное и в карты не поиграем.
Ну а ты то жену видела? Говорят красивая, городская?
Да, видела. Правду говорят, и красивая и одета по городскому.
 Женщины немного помолчали, как бы пережёвывая сказанное Капитлиной.
Говоришь городская?               
 Первой заговорила Василиса.
А чем же она отличается от наших, Ромоданских?
Да тот же навоз, только из далека привёз.
 Спокойно ответила Капитолина. Женщины теперь уже на долго замолчали. Они, словно выполняя срочную работу, монотонно бросали семечки в рот, периодически отряхивая передники.
 Внезапно Капитолина нарушила молчание:
Гляньте то, бабы, кто это там по улице несётся как оглашённый? 
 Все одновременно посмотрели в сторону быстро идущей по улице женщины.
Да это же Хавронья Лоскутова.
 Первой узнала идущую Капитолина.
Давненько её не было видно.
Лоскутова Хавронья жила в семье старшей дочери, в Кривошлыковском переулке. Дочка и глухонемой зять работали в колхозе. Вся работа по дому, огород, домашнее хозяйство, дети и приготовление пищи лежало на Хавронье, по этому она редко появлялась на людях. Это была женщина не высокого роста и очень подвижная. На вид ей было лет шестьдесят. Разговаривала Хавронья как ребёнок, тоненьким голоском и не выговаривая некоторые буквы. Ещё издали, Хавронья пролепетала:
Здлавствуйте, бабоньки. Ая вот выблалась кое как из дому. Думаю, пойду узнаю, цё новенького в делевне.
Да что то тебя, Хавронья, давненько видно не было?
Да я зе у младсенькой у доценьки в Алматах была, как свинья Ябляк наелась. Вот доценька кофтоцьку и платоцек подалила.
 На Хавронье была новая, красивая кофта и белый платок.
И домой всем подалки пливезла.
 Продолжала Хавронья.
И сталсенькой доценьке и зятю и деткам. И яблоцков пливезла и сама как свинья наелась.
Дак, а им то в Алмату чё ни будь увезла?
 Спросила Василиса.
Да уз не с пустыми луценьками поехала, и сальца солёненького килограм десять, и маслеца топлёненького голсоцек и яицек сотенку. Цють луценьки не отвалились. Спасибо тут зять пловодил, а там длугой встлетил. Ну ладно заболталась я с вами, побегу дальсе.
 Распрощавшись с женщинами, она помчалась дальше. Ей хотелось встретить как можно больше людей и поделиться с ними своим, так редко выпадающем в её жизни, счастьем. В это время с задней улицы, по переулку, выезжала пароконная повозка, гружённая сеном. Рядом с повозкой, периодически подёргивая вожжи и понукая лошадей, шёл Юрьев Игнат, мужчина среднего роста, лет сорока. Семья Юрьевых приехала в Ромодан из центральной России в средине пятидесятых годов, когда началось освоение целины. Приехал Игнат с женой Антониной, тёщей и сыном Толиком. Уже в Ромодане у них родилась дочь Светлана. Вся семья разговаривала окая и на распев. Игнат вначале купил маленький, ветхий домик. Теперь на его месте, благодаря Игнату, красовался новенький, рубленный пятистенник.
 Игнат открыл ворота и въехал во двор. Повозку он подогнал к отгороженному сеннику и стал распрягать лошадей. Во дворе царил порядок. Баня и сараи были недавно выстроены. Игнат поил лошадей у колодца. К нему подбежала Светка и поприжимавшись к отцу, побежала к повозке с сеном. Ухватившись двумя руками за верёвку, крепящую бастрик и, упираясь ногами в сено, она карабкалась на воз сена.
 Женщины с доброй завистью смотрели на ухоженный двор. А     Тайкалиха сказала:
Молодец Игнат. И на работе его хвалят и дома у него порядок.
Да, повезло Антонине с мужем. Не пьёт, не курит, не мужик а золото.   
 В это время на крыльце дома появилась Антонина с помойным ведром в руках.
 - Игнаат, я там баньку истопила-то, закончишь с сеном, искупайся-то.
 - Да притомился я чтой-то, прилягу то. Толик придёт то, потом займёмся с сеном.
 - Не мудрено и притомиться то, с четырёх часов на ноженьках то.
 Антонина выплеснула помои из ведра и только тогда, увидев Светку карабкающуюся на воз с сеном, закричала:
 - Светка, ты куда лезешь то? Мондень то раздярёшь!
 Светка повернула голову, тряхнула кудряшками и, продолжая карабкаться, весело ответила:
 - Не раздяру, мама!
 Игнат отвёл лошадей в денник и закрыл ворота. Женщины, словно по команде, встали и отряхнув передники, засобирались домой.
 - Скоро коровы придут, надо ещё в огуречнике побрызгать, ужин приготовить.
 Сказала Василиса и все дружно направились в сторону своих домов.
 Закончился ещё один летний день в Хохлах.


                ДЕД ВАСИЛИЙ И ГАВРИК
 

 Против маслозавода там, где большая улица делая поворот, переходила в Хохлы, находилось здание почты. Здесь всегда было многолюдно. Машины, проезжающие Ромодан в любом направлении, не могли миновать почту. Поэтому, ожидать попутку, приходили именно сюда. Здесь всегда, с раннего утра и до позднего вечера, ожидающие стояли не большими кучками в разных местах, в зависимости от того куда нужно уехать. В один из июньских дней, когда солнце ещё было высоко и стояла не выносимая жара, все желающие уехать, не зависимо от направления, собрались с теневой стороны здания почты. Заслышав гул мотора, люди выглядывали из за угла что бы узнать, не в его ли направлении едет машина. В тени от здания почты, на не большом расстоянии друг от друга стояло несколько не больших кучек людей. Три группы женщин, стоящих не далеко друг от друга и беспрерывно балаболящих каждая на свою тему, создавали сплошной гвалт. Две группы мужчин молча курили в стороне, редко перебрасываясь словами. Ещё несколько человек стояли отдельно, не примыкая ни к одной из групп. Тут же в тени стоял человек, которому ехать было абсолютно некуда. Это был старик лет семидесяти, а звали его дед Василий. Рядом с дедом стоял молодой ишачок. Дед приходил сюда почти ежедневно, так как только здесь он мог встретить свежих людей, которых мог бы удивить способностями своего питмца. Жители села уже давно знали наизусть весь репертуар этой парочки и относились к нему равнодушно.
 Василий Смирнов появился в Ромодане в двадцатые годы. С молодой женой Ефросиньй и двумя сыновьями погодками, приехал он с Семиречья. Василий был очень подвижный и разговорчивый. За это в селе его прозвали «шебутной». Ефросинья, в тличии от мужа, была спокойной и рассудительной женщиной. Сыновья Андрей и Степан, характером и внешностью, пошли в мать. Когда началась война, сыновей мобилизовали в один день. С фронта они успели написать всего то по одному письму. Вначале похоронка пришла на Степана, а двумя месяцами позже и на Андрея. Первая, свалила Ефросинью, а вторая добила окончательно. Оставшись без семьи, Василий ни как не мог привыкнуть к одиночеству. Из некогда большого хозяйства, он оставил только десяток кур да петуха. Огород он урезал на половину, а на оставшемся участке сажал все овощи и картофель. Соседи уважали деда и делились с ним молоком и другими продуктами. Многие одинокие женщины, предлагали ему сойтись для совместного проживания, но Василий деликатно отказывался приводить в дом новую хозяйку, ссылаясь на свой якобы скверный, неуживчивый характер. Однажды дед Василий сидел на лавочке, когда около его дома остановились две машины. Водители вышли из машин и подойдя к деду попросили водички. Дед сходил во двор и вынес ведро воды с ковшиком. Напившись холодной, из колодца воды, водители присели рядом с дедом. Они рассказали, что едут из далека, с юга, что дорогой они из жалости подобрали маленького ишачка, мать которого, по всей вероятности, сбила машина. Водители уже предлагали ишачка жителям других деревень, но все от него отказываются. Если они его сейчас ни куда не пристроят, в дороге он погибнет. Один водитель сходил к машине и привёл совсем маленького, слабенького ишачка. Животное жалобно  посмотрело в глаза деда и доверчиво уткнулось в его колено. Дед ласково погладил ишачка и, не задумываясь сказал:
 - Оставляйте его мне, вдвоём мы обязательно выживем.
 Дед Василий быстро выходил ишачка. По началу дед поил его молочком, заваривал зерновые отходы и картошку. Ишачок быстро рос, становился резвым и игривым. Он ни на шаг не не отставал от деда, который практически заменил ему мать. Однажды у магазина ребятишки окружили деда с ишачком. Они гладили животное и ласкали его. Один мальчик, лет семи, спросил деда:
 - А как его зовут?
 Дед подумал немного и в свою очередь спросил:
 - А тебя как зовут?
 - Меня то, Гавриил. А мама называет меня, Гаврик.
 - Вот видишь, вы оказывается тёзки, он тоже Гаврик.
 С этих пор у ишачка появилось имя. Гаврик очень быстро стал реагировать на него. Вообще, дед Василий обнаружил в нём очень способного ученика. Гаврик схватывал всё на лету. Вначале, как бы в шутку, а потом и специально, дед начал обучать его различным трюкам. Дед говорил:
 - Гаврик, отгони от деда мух.
 Гаврик поворачивался к деду задом и махал перед ним хвостом.
 - Гаврик проси прощение.
 Такое указание дед давал, если Гаврик набедокурит. Тогда Гаврик вставал на согнутые в коленях передние ноги и несколько раз опускал голову до самой земли, при этом когда поднимал её, скалил зубы и кричал:
 - Иа, иа.
 Гаврику нравилось такое занятие, по этому он часто, то ведро перевернёт с водой, то зерно рассыпет, при этом ожидая команды, смотрит деду в глаза Вообще, с появлением Гаврика, жизнь старика резко изменилась Он почувствовал интерес к жизни, понял, что он кому то ещё нужен. Глаза деда заметно засветились, он стал как и прежде подвижным и разговорчивым. Когда в репертуаре Гаврика набралось уже около десяти номеров, дед начал демонстрировать их вначале соседям, потом у магазина, на зерновом току, у мастерской, короче там, где было людно. Когда интерес к их выступлениям у сельчан пропал, дед с Гавриком стали приходить к почте, где всегда были люди из соседних деревень.
 Подойдя ближе к ожидающим попутку, дед поздоровавшись, сказал:
 - Гаврик, поздоровайся.
 Гаврик поднял голову вверх и трижды прокричал:
 - Иа,иа,иа.
 Затем он наклонил голову до самой земли и постояв так несколько секунд, поднял её. Все вокруг засмеялись.
 - Ну ка Гаврик, подставь мне ухо, я что то спрошу у тебя по секрету.
 Гаврик склонил голову на бок, подставляя деду правое ухо. Дед, нарочить громко произнёс в подставленное ухо:
 - А правда ли, что у тебя большой член?
 Гаврик постоял несколько секунд с повёрнутой на бок головой, как бы задумавшись, а потом в знак согласия, начал кивать ею. Мужики дружно заржали. Женщины отошли дальше от деда. Только одна, молодая женщина громко хихикнула и, тут же смутившись, прикрыла рот рукой. А когда женщины осуждающе посмотрели на неё, она разведя руки и приподняв плечи, обиженно сказала:
 - А чё я такого сделала?
 Дед погладил Гаврика и вновь на ухо сказал:
 - А ты, Гаврик, случайно не врёшь? А ну покажи людям, а то они сомневаются.
 Гаврик окинул всех присутствующих взглядом, напрягся и выдвинул свои достоинства почти до земли. Мужики вновь заржали. Видимо забывшись, та же молодая женщина вновь громко хихикнула и, все вокруг вновь засмеялись, но уже над ней.
 Дед, погладив Гаврика, сказал:
 - Молодец! Не соврал. Значит правду гласит народная мудрость-Сколько волка не корми, а у ишака всё равно хрен больше.
 Переждав смех, дед продолжил:
 - А давай, Гаврик, с тобой меняться?
 Гаврик с обидой посмотрел на деда и в знак своего несогласия, замотал головой.
 Толпа уже смеялась не останавливаясь. Одна, стоявшая в стороне, видимо Николаевская женщина, вдруг сказала:
 - Шёл бы ты дед своей дорогой. Не надоело тебе ещё похабничать?
 Дед посмотрел на женщину и обиженно сказал:
 - Я то при чём? Это он похабничает. Ну ка, Гаврик. Извинись перед гражданкой.
 И дед показал рукой на женщину. Гаврик, повернувшись всем телом к ней, встал на согнутые в коленях передние ноги, несколько раз наклонил голову до самой земли и прокричал:
 - Иа, иа.
 Затем он поднялся. Все смеялись, а дед обращаясь к женщине, сказал:
 - А вот отгадай загадку: - Спереди по блату, сзади кто хотит, молодым с разбегу, старикам пока стоит. Отгадаешь, мы с Гавриком сразу уйдём. Не отгадаешь, будем долго ещё похабничать. Правда, Гаврик?
 Гаврик, в знак согласия, закивал головой.
 В это время со стороны Хохлов послышался гул мотора. Все повернули головы в ту сторону. Минут через пять с той стороны показалось облако пыли, а ещё через несколько минут появилась подпрыгивающая на выбоинах и гремящая бортами полуторка. Из за сильно разбитой дороги двигалась она очень медленно и, казалось была создана только для того, чтобы производить пыль и грохот. Не доезжая до перекрёстка, водитель высунул в окно согнутую в локте руку, подавая сигнал, что машина повернёт направо. Все Николаевские засуетились. Свернув в переулок, машина остановилась. Молодой водитель, отВкрыв дверку и встав на подножку, обратился к женщине, которая так и не успела отгадать дедову загадку:
 - Анна Петровна, здравствуйте. А вы откуда? Вы домой едите?
 - Здравствуй, Ванюша. Да вот была в РАЙОНО, по школьным делам, а теперь домой добираюсь.
 - Ну тогда садитесь в кабину. А остальных прошу в кузов, я сейчас закреплю лавки.
 Иван прямо с подножки ловко запрыгнул в кузов и закрепил к бортам автомобиля две лавки, специальными крючками. С некоторого времени запретили во время езды стоять в кузове и сидеть на бортах. Поэтому на двух боковых бортах бортах автомобиля. Белой краской было написано, «В кузове не стоять, на бортах не сидеть». Дед Василий, обращаясь к сидящей в кабине женщине, сказал:
 - Вот тебе и отгадка- Спереди по блату, значит в кабину. Сзади, кто хотит.
 Дед показал на кузов, в котором уже находилось несколько человек.
 - Молодым с разбегу, старикам пока стоит.
 И дед показал, как молодые, уже успевшие запрыгнуть в кузов, тащат туда же пожилую женщину.
 Наконец, когда все уселись водитель, внимательно осмотрев пассажиров, сказал:
Ну, поехали.
 Машина дважды чхнула, выстрелив из выхлопной трубы клубы чёрного дыма, тронулась с места. Подпрыгивая и гремя бортами, она медленно удалялась. Отъехав метров двадцать, она вдруг подпрыгнула особенно высоко и оторвавшись от лавок, пассажиры громко крикнули:
 - Оох!
 И приземляясь на лавки весело рассмеялись. Неожиданно кто то из них запел «Катюшу» и все сидящие в кузове дружно подхватили её. Дед снял с ног башмаки и глядя слезящимися глазами вслед удаляющейся полуторки, не известно к чему сказал:
 - Вот она жизнь то.
 Еще немного постояв дед, обращаясь к другу, сказал:
 - Ну вот и всё, концерт окончен. Пошли домой, Гаврик.
 Утопая по щиколотку в раскалённом за день песке, по большой улице, в сторону своего дома двигались два отчаявшихся было, но подарившие друг другу импульс к жизни существа, человек и животное