Унылые берега и почерневшие горные вершины, холодные потоки Алдана и неяркие солнечные лучи, голые просвечиваемые лесные массивы и рябь на воде, шум двигателя и одни и те же, уставшие, лица работающих бок о бок людей, все надоедает к окончанию недолгой, но насыщенной северо-восточной навигации. Тянет домой, к жене и детям, к маме и папе, Любимой девушке и просто к родному Усть-Майскому берегу. Радиосеансы слышатся только в одном измерении – скорее бы команда сверху заканчивать дальний и долгий поход за смыслом жизни и бытия, добыванием средств на пропитание и проживание на родной земле и воде. Надоело, ох, как достало все! Скорее бы в затон! Даже профессионал нуждается в отдыхе: активном и не очень, долгом и не совсем, желаемом и обожаемом после трудов праведных и полезных, волн высоких и нет, лесов зеленых и серых, рыбы вкусной и приевшейся, дичи шустрой и доставшей до мозга костей.
Вот и думают бедные капитаны и их помощники, мотористы и повара, их супруги и отпрыски, родители и друзья. Думают и ждут, ну, когда же долбанный начальник, сидящий в теплом кабинете, даст по радиостанции команду их теплоходу возвращаться домой, а теплоходик на подходе к родному поселку прогудит долгожданным длинным гудком свое причаливание к родному, Усть-Майскому высокому берегу. Ведь, посигналит же, не удержится, не сумеет сдержать эмоции восхищения, увидев покосившийся забор своего дома, стоявшего без мужских сильных рук все лето. Просигналит, увидев, как махает ручонками, бегущий по берегу чей-то ребенок, мечтающий стать таким же сильным и смелым капитаном, управлять быстро идущим красивым белым пароходом. Хотя, какой он белый и красивый, коли краска потемнела и обветшала, флаг потрепан и черен, словно у пиратов Карибского моря. Бедный двигатель издает натужный рокот и выкидывает клубы серо-сизо-черного дыма, говоря о своем желании скорее заглохнуть и пройти средний или капитальный ремонт, перебрав все свои металлические внутренности и поменяв центрально-поршневую группу. Корпус сам по себе скрипит, желая выморозить винто-рулевой комплекс и залатать «отощавшую» носовую часть, которая трется о покатые и краеугольные камни Алданских берегов и стирается до толщины папирусной бумаги. Руки капитана мечтают разобрать и отремонтировать бедные радиостанции «Камы-Р» и «Ангары-РБ», работавшие на военно-промышленный комплекс еще в 80-е годы прошлого столетия и переданные речным судам для эксплуатации и отслужившие на совесть и справно свой прошедший век.
А она не заканчивается и не заканчивается, течет и течет с потоком бедного Алдана, удерживая бакены и вехи на своей поверхности, выдерживая тяжесть створных и перевальных знаков по берегам и таежным перелескам, склонам крутых горных массивов и гравийных островов. Качает на осенних волнах суда и суденышки, лодки и катера, укачивая в каютах работников плавсостава, показывая им теплые и сладкие эротические сны о доме. Она продолжает поднимать их к утреннему завтраку и радиосеансу, не смотря на дождевые струи и морозный ветер, поднимая из-под пухового одеяла и гоня в остывшие за ночь рулевые рубки. Она продолжает запускать дизеля, прогревать дровяные печки и судовые водяные трубопроводы, заставляя теплый уютный воздух проникать в каюты и камбузы, жилые и бытовые помещения. Ее суть неумолима – время навигации еще не закончилось, расслабляться рановато, надо успокоить нервишки и работать дальше, помогать транзитному флоту перевозить народно-хозяйственные грузы населению Алданских улусов. Надо крутить штурвал и поворачивать судно туда, куда указывают навигационные приборы, болтающиеся на «веревочках» по кромкам судового хода бакена и вехи, стоящие на трех или четырех ногах береговые знаки и смотрят зоркие глаза его, вахтенного начальника, наблюдающего за водной гладью и всматривающегося в лоцманскую карту своего участка. Еще вкусно пахнет с камбуза, где неугомонный кок готовит вкусный обед, изгаляясь из последних сил своего воображения, чем бы накормить уставшую от всего команду, чем бы угодить грозному с виду капитану, как бы ублажить ненасытного от холода старшего его помощника. Он, капитан, правда, только с виду грозный на вахте, за штурвалом, а на самом деле просто устал и соскучился по красавице жене и очаровательной маленькой дочке, которых не видел четыре месяца и никак не дождется момента взять дочку на ручки, приласкать, поцеловать в щечку потрепать по кудрявой светлой головке, поприветствовать жену, воркующую у плиты. Ух, как бы он прижал ее, красавицу, к себе, как бы поцеловал! Так нет же, еще немного, еще чуть-чуть, совсем скоро, совсем маленько, но необходимо крутить штурвал, потому, что «Программа…» не выполнена в полном объеме, суда еще завозят уголь и дизтопливо, а коммерсы спускают с Томмота продукты питания и мебель по Великому, могучему и грозному Алдану. А ты вынь да положь им чистую и обставленную бакенами дорогу на воде. Такова, брат, твоя работа. Путеец, однако.
А бедный моторист с остервенением драит шваброй ненавистную и слегка подмерзающую по утрам, палубу, кажется, до дыр уже затер, скоро металл не выдержит и провалится в трюм, эх, скорее бы, может мыть перестанет. Надоела, жуть!
А эти проклятые кастрюльки, ну, сколько их можно скоблить после дровяной печки, сколько красного кирпича истрачено, дом бы легко из него выстроил товарищ кок. Ах, нет, посуда должна блестеть и сверкать, как котовые я… и кто это только придумал, убила бы!
А эта радиостанция, до каких пор можно слушать бедный «Маяк» и два раза в сутки голос надоевшего за навигацию старшего инженера-диспетчера по движению флота с его отчетами по топливу и маслу, работами и километрами, бакенами и створами, часами и табелями. Да кому они сдались, гребаные километры, спасу нет! Все, закрывайте навигацию, домой хотят братцы-моряки! Хотим и все тут! Осень, октябрь на дворе и на воде, затоны и курьи в мелком льду, палуба скользкая и противная, флаг мокрый и облезлый, команда уставшая и надоевшая до чертиков, каюты холодные и влажные, кок несговорчивый и сварливый. А капитан, вообще, достал, так и утопил бы в холодной Алданской воде. Даже зарплата, которую жена получает, надоела!!!! Мало и мало, хотим больше, все, домой, зима на носу.