Антре!

Белова Ольга Александровна
Жанр реализм.

Случилось это в прекрасный весенний день, родительница моя была заботливой, нежной мамашей, появление на свет малыша наполнило ее огромное, четырёхкамерное сердце какой-то неизъяснимой, тягучей любовью, от которой хочется и плакать и смеяться и до того всё хорошо, что только бы не свихнуться от переполняющего тебя чувства. Первое время я был уверен, что родился котом, будущее моё мне виделась в цирке, мне часто слышалось «Антре! Антре!» и вот я уже на скользком блюде сцены, ноги мои, шатаясь, разъезжаются и все надо мной смеются, я и сам смеюсь от того, что я рыжий и веселый, ведь именно таким и должен быть клоун!


Счастливое беззаботное детство это и правда жизнь клоуна, игры, прятки, чехарда, а вокруг много солнца и зеленеет трава, не нужно быть и котом, чтобы ощутить всю эту прелесть. В хорошем семействе шалости проходят под присмотром матери, отца своего я не знал, он где-то гулял, сам по себе, потому что таким и положено быть коту, и, хотя я никогда его не видел, я был уверен, что отец мой бесшабашно красив и даже красивее матери, несмотря на её чудесные глаза и до того длинные ресницы, что родись она в другом месте, она непременно была бы божеством и ей бы поклонялись за одни только эти ресницы...


Нет матерей нежнее, чем матери котов, по утрам, усердно меня вылизывая шершавым теплым своим языком, мамаша причесывала на моей голове непослушный, кудрявый вихор, потому что нет ничего строптивее этого вихра на свете, а я, с трепетом заглядывая в её влажные медлительные глаза, неожиданно для себя подмечал мелькающие в них тени. Мог ли я понять тревогу этого всегда таящегося в них испуга?! А со всех сторон уже доносилось «Антре! Антре!» и я, нетерпеливо ступая с ноги на ногу, ждал, когда же мама меня наконец отпустит... (Мог ли я догадаться как мамаше страшно, как она боится от того, что я так быстро расту...)

Убедившись, что всё в порядке с моим внешним видом, мама, наконец, нехотя подталкивала меня на сцену, а там уже блестела холодным блеском роса и я, шатаясь на ломких ножках, выходил поначалу несмело, но постепенно ко мне, как и к всякому коту, приходила уверенность, и я все смелее скакал по лугу, выкидывая пируэты. Так у меня появились друзья, вместе резвиться веселее, под ноги нам бросали цветы, и мы их срывали с беззаботностью артистов, однако, вдоволь наигравшись я тянулся к маме, привязанность моя к ней были слишком сильна, несмотря на все мои шалости я был все ещё грудным котенком.


Ночью мы спали в большом, теплом доме – тогда нас еще не разлучили, – мне снились шальные кошачьи сны с сидящим на трубе отцом, а рядом кто-то скребся и мама говорила что это мыши. Мыши были для меня какими-то чудными заповедными животными, которые тоже для чего-то родились, хотя бы для того, чтобы мешать мне спать ночью. Мне конечно говорили, что коты должны их ловить мышей,но мы никуда не ходили, да и зачем в самом деле эти мыши, когда на поле полно зеленой травы, и взрослые коты только и делают, что жуют эту траву, а вокруг все настойчивее жужжат бабочки – некоторые животные родились будто для того, чтобы досаждать коту!


Разлука с мамой была очень болезненной, и больше для мамаши, я перенес всё стойко, просто потому что мало понимал происходящее. Меня мыли так что было щекотно, а в ухе у меня уже болталась смешная сережка, и еще было очень тесно протискиваться сквозь тесные ребра коридора, последнее что я помню – мамины глаза... Как она смотрела на меня и какие крупные слезы катились по ее шерсти, а где–то под сердцем, в глубине могучего тела билась уже новая жизнь, новые антрекоты...