Кузнец

Елена Болдырева-Хоменко
На берегу изумительного Лазоревого моря жил Кузнец. Не все было радужным в жизни Кузнеца. Были взлеты, были падения. И каждое падение оставляло свой след в душе и на теле.  И любил он каждый вечер и каждое утро выходить на берег Лазоревого моря. В шорохе волн слышались ему древние напевы. Кузнец и сам любил создавать музыку.  Выходил он иногда к морю с гитарой, и серебром струн вязал невидимое тонкое кружево, будто надеясь достичь белоснежного лика Луны. Его мягкие, порой неуклюжие руки на удивление точно и нежно касались струн, заставляя их звучать то звонко, то трепетно и нежно. Неземные чувства рождались под звуки серебряных струн и приникали в каждую клеточку израненного тела Кузнеца и тех, кто становился невольным слушателем.

И случилось так, что во время одного рассвета Луна была особенно большой. Она покоилась в розово-голубом небе, будто боясь шелохнуться и порвать кружевную нить музыки Кузнеца.

- Ну что молчишь, моя внимательная слушательница! – обратился к ней Кузнец. – Все молчишь! – Кузнец протянул руку к Луне, будто желая коснуться ее бархатной пятнистой поверхности. И вдруг кончиками пальцев он ощутил теплое мягкое дрожание живого существа. Луна робко опустилась на Землю, уступив место Солнцу. Этот день до заката ей захотелось провести в обществе этого временами угрюмого, временами задумчиво улыбающегося человека. Кузнец, онемев от удивления, пригласил Луну присесть в тени Апельсинового Дерева, что произрастало на берегу Лазоревого моря.
 
- Позволь спросить тебя, Кузнец! – сказала Луна.
- Ну что ж, изволь. О чем же ты хочешь знать? – откликнулся Кузнец.
- Ты извлекаешь волшебные звуки из этого инструмента. И эти звуки меня наполняют радостью. Я чувствую вкус жизни. Научи меня это делать.
- Что ж, Луна, это просто: ты берешь в руки инструмент, а твои пальцы сами перебирают струны, которые подчиняются твоим внутренним душевным порывам. На, держи! – Кузнец вложил в тонкие теплые руки Луны свою гитару.

Луна дернула струны и такая тоска потекла из этой музыки. Тень набежала на лицо Кузнеца и слезы сами потекли из его лазоревых глаз.
- Луна, остановись! Твоя музыка…. Она разбивает сердце и останавливает дыхание.
- Но ведь я вкладываю в музыку то, что чувствую внутри!
- Что ж, наверно, я не очень точно тебе объяснил: прежде, чем вкладывать в звуки то, что чувствуешь и ощущаешь внутри, нужно пройти через взлеты и падения. Каждый из них оставит на твоем теле и в твоей душе свои следы. Я вижу следы падений на твоем теле. А были ли у тебя взлеты?
- Нет, - грустно отвечала Луна.

Кузнец взял из рук поникшей Луны гитару. Задумался. А затем его мягкие нежные руки начали перебирать струны. И звуки вязали кружево жизни, в которой есть и взлеты и падения, оставляющие в душе и на теле свои следы. И эти следы  переплелись со следами, когда-то оставленными на теле и в душе Луны.  Лик Луны преобразился. Потускневший было свет Луны засиял ярче, чем прежде. И вместе с тем в этом свете появилась мягкость, которая как бальзам древних богов пролилась на израненные  душу и тело Кузнеца. Звуки серебряных струн все быстрее плели волшебное кружево. Открытая улыбка озарила лицо Кузнеца.

Луна удивленно посмотрела на Кузнеца:
- Я  поняла! Каждый может быть Кузнецом и вязать свое серебряное кружево… Я поняла-а-а-а-а! – Эхо донесло отголоски лунного света и добавило еще немного счастья в душу Кузнеца. 

Стемнело. Кузнец  не спеша  поднялся, отряхнул еще теплые песчинки со своего обновленного тела. Уже лежа в кровати, он скользил взглядом по лунной дорожке, и вновь и вновь внутренняя гармония омывала его тело и душу.
Вот такая история случилась давным-давно на берегу изумительного Лазоревого моря.